Метаморфозы. Никарагуа

      Едва проснувшись и еще не открыв глаза, первым делом страдающий от похмелья Альбус потянулся на другую сторону кровати в поисках знакомого тепла… но нашарил только холодные простыни. С бессильным разочарованием ладонь упала на примятые подушки. Желудок сжало от нехорошего предчувствия.       Скольких артефактов он сегодня не досчитается? Одного или сразу двух?       Проклиная себя за преступную халатность, за неуместно проявленное вдруг доверие…       Геллерт, как показалось Альбусу, изменился, изменился настолько сильно, что теперь слабо напоминал себя прежнего. И так хотелось ему доверять — просто до дрожи за израненным сердцем, до спертого дыхания, до рвущей подреберье нежности.       …он открыл глаза — видит Мерлин, это последнее, чего ему хотелось — и обнаружил Метаморфозы перед своим носом.       На месте не было только маховика, но даже так масштаб трагедии был достоин эпопеи.       Что будет делать Гриндевальд, завладев поистине уникальными возможностями, думать решительно не хотелось. Хотелось глупо надеяться на то, что, подойдя к столу, Дамблдор найдет рядом с пышными круассанами… записку, к примеру?       Но нет. И где теперь прикажете искать этого невыносимо своевольного и неуловимого волшебника?       Не сказать, что Альбус не предвидел подобного исхода. Тем не менее, на душе сразу стало как-то… муторно? Неприятно? Горько?       Обидно.       Как там говорят? Век живи — век учись? Альбуса, вот, не учат ни жизнь, ни опыт, ни Безвременье.       «Это меня-то в Пророке будущего назовут величайшим манипулятором магической Британии? — горько подумал Дамблдор. — Пока я только и делаю, что переигрываю сам себя».       Министерские, конечно, с ним не согласились бы, однако, это не отменяло того факта, что сегодня ночью Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор невероятно облажался.       Настроение испортилось окончательно. По-хорошему стоило дойти до Ньюта и взять у него антипохмельное, но Альбус не был бы Альбусом, если бы отказался от возможности посамоедствовать, и вернулся в кровать.       Подложив под щеку ладонь и свернувшись в компактный, насколько ему позволял рост, клубок, теперь он лежал на боку и без особого смысла пялился на зелень, жадно пьющую солнечные лучи. Белые барашки неторопливо плыли по пастельно-синему, нереальному небу, а Дамблдор думал, что в принципе, ничего другого от Гриндевальда ожидать не стоило. Разозлившись на себя еще больше, он стиснул зубы и прикрыл лицо рукой.       Заварил же кашу, герой-любовник хренов! Вот и думай теперь, как разгрести последствия как можно скорее.       Он полежал еще пару секунд, и, наконец, что-то для себя определив, решительно поднялся на ноги. Пострадать можно и потом, а сейчас — дела… однако он все еще был слегка пьян, и мир не преминул покачнуться.       Продолжая клясть себя на чем свет стоит — подумать только, Гриндевальд его просто напоил, а он и не заметил! — Дамблдор переждал дурноту и направился в импровизированную ванную. Появление перед своим учеником в неприглядном виде тянуло на моветон.       Взглянув на себя в зеркало, Альбус понял, что принял правильное решение, и принялся старательно приводить себя в порядок. В ватной голове тяжело перекатывались мысли и вопросы, главным образом сосредоточенные вокруг возможного местонахождения Гриндевальда.       Можно было, конечно, подождать, когда он воспользуется порт-ключом, который Дамблдор додумался передать ему через Ньюта, но этого могло не произойти и до второго пришествия. Видимо, снова придется просить Скамандера об одолжении.       Поливая намыленные волосы водой от невербального Агуаменти, Альбус который раз подивился тому, как они успели перехватить Геллерта из-под носа авроров. Еще бы пара секунд, и, возможно, его уже не было бы среди живых. Или здоровых.       Вообще, очень странно… сдалась ему эта башня, ну в самом деле!       Раздраженно цыкнув на чужую неосмотрительность, Дамблдор высушил волосы и, удовлетворившись своим внешним видом, отправился одеваться. Ощущение чистоты радовало, а вот некоторые нестыковки покоя не давали. Облачившись в привычный костюм (жаль только пиджака, оставленного в другом мире, но да ладно — найдет новый), он не задумываясь проверил круассан и кофе на наличие магического воздействия и уселся за стол.       Если хорошенько подумать (без всяких отвлекающих факторов в виде полуголых темных волшебников, сверкающих на него глазами с блядским вызовом и озорством), не так шло абсолютно все, еще до встречи у озера. С того самого момента, как Альбус увидел Гриндевальда, а точнее, то, с каким выражением лица он смотрел на стену водопадов на горизонте. Наверняка, он не думал, а может, и вовсе позабыл о том, что у них, вообще-то, назначена встреча, а Дамблдор разглядывал его и понимал, что влюбляется заново.       Примерно так же, как и на ошеломляющие пейзажи, Геллерт весь день, а затем и первую половину вечера смотрел на него.       В какой-то момент Альбус даже засомневался, что перед ним действительно Гриндевальд, но по всплеску магии за ужином, убедился что это именно он. От того еще удивительнее было наблюдать его ревность к Скамандеру. Можно было бы списать это на количество выпитого, однако, даже в вечера, посвященные уничтожению винных запасов мисс Бэгшот, Геллерт не позволял себе терять контроль над эмоциями. А тогда он, на минуточку, был моложе на четырнадцать лет.       Да и гнев его… в нем, в особенности, было что-то странное: будто таился в сердцевине синего пламени давно отболевший, но сильный надлом. Такой, какой случается, если человек, которого любишь очень сильно, сделал вдруг так больно, что даже не верится, и при первой же возможности проехался по с трудом зажившему еще раз.       Позднее, когда слова уже было не остановить, Альбус очень пожалел, что заикнулся о выгоде от продолжения войны и извращении идеи Общего блага… но и сам он очень разозлился, услышав домыслы насчет природы его отношений с Ньютоном. Он хотел задеть побольнее, и, судя по всему, справился с этой задачей на превосходно: Геллерт даже щиты не поставил от стеклянного крошева, в которое превратились бокалы — так был зол и оскорблен. Словно Альбус не факт озвучил, а в душу ему плюнул. Хотя не так давно именно Гриндевальд, давая интервью французской Правде, заявил, что магам давно пора узреть, на что способны маглы.       Он обещал, что это произойдет в ближайшее время, и не помогут никакие переговоры в Лондоне, так как ни он, ни волшебники Альянса не позволят миру случиться.       Поморщившись, Альбус закинул в рот последний кусочек круассана и отпил кофе. Слова, записанные за Гриндевальдом под конец интервью, вспомнились практически дословно: «Не смотря ни на что, вы должны помнить о нашей общей благой цели. Цели, оправдывающей любые средства. Ведь всем волшебникам пора открыть глаза и забрать, наконец, у маглов то, что принадлежит нам по праву».       Вот и что Альбус должен был подумать о его путешествии в Эдирне?       Конечно же, он решил, что Геллерт отправился в Турцию устраивать провокацию — или Мерлин знает, что еще могло входить в его планы — для срыва мирных переговоров.       А удивление, мелькнувшее в разноцветных глазах, когда Альбус дал ему отпор в их словесной баталии? Можно подумать, для него это в новинку.       Если уж и было что-то, действительно, новеньким, так это то, что он согласился лечь под Альбуса с видом изнывающего от страсти человека, а не так, будто делает ему вселенское одолжение. Потом еще поддерживал, когда было трудно и неловко говорить.       Речи нет, это все было лучше, чем когда-либо до, но… неужели за годы, пока они не виделись, он стал настоль виртуозным актером? Или дело в том, что Альбус попросту не смог его переиграть?       Вряд ли.       В то, что он за столь короткий срок успел настолько сильно измениться в лучшую сторону, верилось слабо. Интервью вышло в конце октября, когда в Лондоне началась мирная конференция, Геллерт был в Эдирне в ноябре, а сейчас январь — прошло не больше трех месяцев. Однако это абсолютно точно он. Опять же: его магию Альбус узнал бы не только из тысяч — из миллионов. Такое не забывается.       Было похоже, скорее, на то, что…       Чашка с кофе замерла на полпути до рта, Альбус поперхнулся воздухом.       Нет. Не-ет, точно нет. Это не может быть правдой.       …Гриндевальда будто подменили.       «Возможно, ментальное воздействие?» — со слабой надеждой подумал Альбус. Впрочем, он прекрасно понимал, что это нечто из разряда фантастики — таких окклюментов, как они с Гриндевальдом, поди найди еще.       После своего путешествия между мирами и встречи со Смертью, Дамблдор, хоть и не хотел, но был склонен поверить именно в подмену, нежели во что-либо другое.       Однако если это так, зачем ей это? И куда делся, в таком случае, настоящий Геллерт?       Любовь всей его жизни.       «Это просто ни в какие ворота!» — думал Альбус, спешно пряча Метаморфозы в пространственный карман и выметаясь из пещеры.       Через двадцать минут он уже стучался в чемодан и пытался отдышаться. Тяжелый тропический воздух застревал в горле, оседая во рту и в носу тяжелым запахом цветов.       Вскоре крышка распахнулась, и снизу вверх на него воззрился Ньют:       — Профессор Дамблдор? Доброго дня…       — Здравствуй, Ньютон, — о Мерлин, перебивать, вне всяких сомнений, плохая привычка, однако, Альбус очень торопился, — давно ушел герр Гриндевальд?       Скамандер моргнул, но сориентировался быстро:       — Часов… восемь назад, — и нырнул обратно в чемодан.       Оставалось только последовать за ним.       Внизу он уже гремел чем-то на полках, а когда Дамблдор спустился, то протянул ему фиал с антипохмельным зельем — это непередаваемое зловоние Альбус узнал бы и за милю.       Не задавая лишних вопросов, он махом осушил снадобье, и во рту сразу разлился такой привкус, будто он пожевал грязную дворовую кошку. Не то чтобы он был уверен в своем сравнении наверняка, но перекосило знатно.       — Понимаю, пойло отвратительное, — сказал Скамандер, наблюдая за его кривляниями. Он забрал пустую склянку и, повернувшись обратно к полкам, добавил, не давая вставить и слова: — Сегодня мне пришел свежий Пророк. Думаю, вам будет интересно взглянуть.       Да, возможно, позже. Сейчас не до газет.       — Он сказал, куда отправился? Или когда вернется?       — Нет, он ничего не говорил, — обернувшись, Скамандер подхватил со стола выпуск Ежедневного Пророка и протянул Альбусу.       Тот на автомате забрал его. Развернул.       — Так… а порт-ключ? Он взял его? — и опустил глаза на сероватые страницы из дешевой тонкой бумаги.       — Да, он забрал…       Но Альбус его не слышал. Дыхание сперло.       С разворота газеты на него смотрел… он сам, улыбаясь мягко, даже застенчиво.       И в этом не было бы ничего необычного, если бы за последние две недели Дамблдор хоть раз появился в заснеженном Хогвартсе, на фоне которого стоял на колдофото, а не безвылазно сидел в Центральной Америке.       Когда сошла первая оторопь, в голову пришла единственно здравая мысль: кто-то выдает себя за него. Однако любому уважающему себя магу известно заклинание для уничтожения идентичности своих элементов, будь то волосы, ногти, кровь, слюна, а Альбус не просто так уже несколько лет кряду слыл одним из сильнейших и умнейших магов современности.       Был только один человек, который в последние дни находился настолько близко, что мог бы украсть у него что-нибудь для оборотного.       Строчки расплывались перед глазами. Заранее опасаясь написанного, Альбус все же заставил себя прочесть то, что было написано мелким шрифтом.

НОВЫЕ ПОБЕДЫ ВЕЛИКОГО УМА

      Не успели отгреметь последние хлопки оваций, предназначенные нашей национальной гордости, профессору Альбусу Дамблдору, как его новая статья взрывает магический мир!       Вчера Дамблдор презентовал широкой общественности решение проблемы магического вязания, а именно, запутанности двух спиц.       Что… вчера? Но вчера они оба были здесь.       Разумеется, дело не только рукоделии, но…       В чем там еще было дело, Альбус не знал и знать не хотел. Постепенно до замершего разума начало доходить леденящее осознание.       Воздух сгустился еще больше. Ребра сдавило.       На периферии восприятия что-то завибрировало точно натянутая гитарная струна. Полки начали мелко дрожать, заставляя стоящие на них склянки стукаться боками. Накренив голову набок, Ньютон обеспокоенно нахмурился и сжал губы, глядя на своего учителя.       Застыв будто мушка в янтаре, Дамблдор все смотрел на свое и одновременно такое чужое лицо, не в силах отвернуться или хотя бы разжать пальцы, и казалось ему, что воздуха во всем мире больше не осталось.       Ни молекулы. Ни атома.       Пространство преломилось.       В мгновение ока Ньют подлетел к Альбусу и сжал его ладони в своих.       — Дышите, профессор… — звуки доносились как через вату.       Дамблдор замотал головой, показывая, что не может, никак.       — Так, давайте вместе, — несмотря на свою испуганную бледность, Скамандер заговорил мягко, успокаивающе: — Главное, смотрите на меня. Выдох… выдох. Вдох… и выдох. Все хорошо, мистер Дамблдор, все хорошо. Просто дышите… дышите. Мистер Гриндевальд оставил здесь свой редингот, он обязательно за ним вернется. Вдох. Выдох. Во-от так…       «Ах, если бы проблема заключалась только в Гриндевальде!» — мысленно воскликнул Альбус, следуя за Ньютоном к табурету.       Сознание отстраненно отмечало темные осколки на полу. Что-то все-таки разбилось, и оставалось только надеяться, что в содержимом не было ничего особенно ценного, теперь утраченного безвозвратно.       Кроме того, произошедшее пугало просто до чертиков — такого с ним ранее никогда не случалось. Дамблдор никогда бы не подумал, что когда-нибудь настанет в жизни такой момент, когда Скамандеру придется успокаивать его так же, как он периодически делал, когда Ньют еще учился в школе. Он пообещал себе обдумать это чуть позже.       Медленно-медленно звон струны сошел на нет.       Усадив Дамблдора на стул, Ньют выдохнул, утирая со лба мелкие бисеринки пота:       — Уф… это было опасно, — трансфигурировав из писчего пера стакан, и, наполнив его водой, он протянул его Альбусу: — Выпейте, вам сейчас надо. Достать успокаивающего?       Тот блекло кивнул. С первой полосы на него продолжал лучисто смотреть здешний Дамблдор, и взгляд его был чуждым, совсем не таким, какой Альбус привык видеть в зеркале или на колдофото. А ведь если подумать, то все в этом мире для него чужое. Да и сам он для этой ветки — инородная материя.       Отпив врученный бальзам, Альбус прочистил горло:       — Ты… ты знал?       Скамандер присел на табурет напротив. Его взгляд сделался осторожным, возможно, даже сочувствующим, однако, в случае с ним, ни в чем нельзя было быть уверенным.       Он отрицательно покачал головой:       — Нет, сэр. Я ничего не понял, когда мы встретились… — он замялся, подбирая слова, — впервые. Да, наверное, так, — Альбус понимающе хмыкнул. — А потом… ну, знаете, — он неопределимо мотнул головой, — не до того было. Да и в целом, не скажешь, что я силен в тонкостях.       Разговор с Ньютом необъяснимо успокаивал, и Дамблдор начал понемногу приходить в себя.       — Какой сейчас год? Месяц?       — Здесь, у нас, 23 января 1913. В Европе уже двадцать четвертое.       Что ж… время совпадает, и то хлеб.       А что спросить еще, он не знал — все понятно и так: это не Геллерт не тот, не тем оказался Альбус. Смерть обманула, пообещав вернуть его домой, а Ньютон вряд ли знает ответы на действительно интересующие его вопросы.       Хотя, если уж представилась такая возможность, наверное, стоило прояснить еще один момент. Не просто же так здешний Геллерт так разительно отличается от того, родного.       — У тебя есть газеты… где есть интервью с Гриндевальдом?       В чемодане воцарилась гробовая тишина.       Когда Скамандер разомкнул губы и набрал в легкие воздух для ответа, Дамблдор уже знал, что не услышит ничего хорошего. Так оно и вышло:       — Тут такое дело, сэр… у мистера Гриндевальда не берут интервью. За ним охотятся.       Вот это номер.       — Что же он такого натворил? — задумчиво протянул Дамблдор. — А как он, возглавляя оппозиционную партию, ведет политическую деятельность? Пока ни одно его преступление доказать не удалось… даже то, с маглами. Наверняка и тут было нечто похожее…       Зашелестели страницы, повинуясь воле магии. Ну где-то же должны быть упоминания? В его мире о Геллерте писали каждый день.       — Сэр, — тихо позвал его Ньют.       Альбус поднял на него глаза. Парень был совсем бледен, и веснушки на его лице теперь были видны особенно отчетливо.       — У нас нет партий. Нет оппозиции. Деятельность Альянса — это подполье, исключительно. У них никто не берет интервью… это ничем хорошим не заканчивается, — к концу фразы он совсем стушевался, а у Дамблдора отвисла челюсть.       Неужто между их мирами настолько большая разница?       Не помог даже успокаивающий бальзам, тепло перекатывающийся в желудке. Это же просто… немыслимо! Как свободолюбивые волшебники могли позволить сотворить с собой подобное?       А быть может, Альбус все еще спит? Он ущипнул себя за руку, но ничего не изменилось, просто стало больно. Выходит, сегодня ночью они с Геллертом разговаривали, находясь в совершенно разных контекстах. Цель, конечно, у него благая, однако, что здесь, что там, основа их разногласий все же была одинаковой: оправданность насилия; новый мир, построенный на человеческих костях; режим, в котором Гриндевальд, а с ним и все волшебники имеют право не только на свободу, но и на жестокость.       От нового озарения легче не становилось. Понимание контекста не давало ответа на вопрос, как же вернуться домой, и проблема была актуальна как никогда… нет-нет, уже второй раз за январь.       Дамблдор жалел уже не только о том, что, не иначе как ослепнув от успеха, воспользовался адским устройством, открыв тем самым ящик Пандоры, но и о том, что в принципе его создал. Полчаса назад затея с маховиком полностью оправдывала себя, пусть и пришлось заплатить непомерно высокую цену, пусть Смерть и внесла свои коррективы в изначальные планы… но сейчас Альбус как никогда чувствовал себя обманутым.       Как известно, благими намерениями выложена дорога в ад.       Все пути с недавнего времени вели туда.       Он надолго задумался. Очевидно, что переместиться туда, куда ему нужно, просто так не получится. Раз не придумали такого способа до Альбуса, он мог, конечно, попытаться стать первопроходцем, однако, гарантии, что он не потратит на это всю свою жизнь, отсутствовали.       Поиск Даров Смерти тоже отпадал — она ясно дала понять, что не придет. Даже если с Метаморфозами их будет собрано не три, а четыре штуки…       Кроме того, неизвестно еще, произойдет ли рассинхрон во временных линиях между этим и родным мирами. Очень может быть, что время не на его стороне, и помочь разобраться с потенциальной проблемой могла только та, кто способна в мгновение ока вернуть его домой небрежным взмахом руки.       По всему выходило, что Дамблдору, так или иначе, нужно встретиться со Смертью. А для этого ему нужен маховик.       …и кстати, о Дарах. Вернее, о том, кто с ними связан самым что ни на есть непосредственным образом.       Намерения здешнего Гриндевальда со счетов сбрасывать тоже не стоило. Вполне вероятно, что их планы не совпадают, и когда — не если — у Альбуса получится выследить его вновь, то он может просто не захотеть возвращать ему устройство, с него станется.       Что делать в таком случае? Применять силу?              Не факт, разумеется, что в сложившихся обстоятельствах Кровная клятва между ними работает по-прежнему…       Точно вихрь осенних листьев взметнулись в сознании осязаемые картинки.       Жаркий взгляд, брошенный искоса, в полной уверенности, что никто ничего не замечает. Теплое дыхание, согревшее ухо и усмешка на один уголок губ — только Альбусу. Летящие перед подушечками пальцев мурашки и сеть тонких шрамов под ладонями, почти незаметных на молочной коже — Дамблдору больно на них смотреть, но он ни за что не отвернется. Тихие стоны, срывающиеся с губ судорожно, на выдохе, и Геллерт кусает подушку. Его мышцы напряжены до предела, бедра трясутся, внутри он сжимается… и после целует в центр ладони, а кажется, что достает губами до самого сердца.       «Моя любовь» — сказал ему Альбус и, сам того не желая, солгал незнакомцу.       …но сражаться с ним желания не было. От слова совсем.       Если не получится вернуть маховик по-хорошему, то можно попробовать его своровать. Или сделать новый. Вот только его сердцевина… о, после увиденного в Безвременье у Дамблдора появились все основания полагать, что двум таким устройствам лучше не существовать в пределах одной реальности.       Украсть — и то будет лучше.       Было еще два варианта, как устроить себе свидание со Смертью, но думать о них, откровенно, не хотелось. Лезть в Метаморфозы после приключений в будущем представлялось чем-то сродни самоубийству, если не чем похуже. Пугало так точно одинаково.       Кто знает, в чем еще обманула его Смерть? От маховика хотя бы понятно, чего ожидать.       Однако других идей, как и гарантий успеха предприятия, не было (возможно, пока), и он отложил Метаморфозы и второй вариант в долгий ящик на случай, если не останется другого выбора, а ничего получше придумать не выйдет.       А все потому что на кой ему эта реальность, если в ней нет того, из-за кого это все затевалось? Если сам Альбус здесь лишний?       Второе, пожалуй, ранило сильнее.       Что ж… по крайней мере, ближайшие планы теперь предельно ясны: отыскать Гриндевальда, а дальше будет видно, как следует поступить. Еще для начала все же следует немного ознакомиться с миром, где ему волей случая придется задержаться на неопределенный срок.       То, что возможно…       И только возможно.       …ему хотелось…       Нет, это просто необходимость.       …увидеть здешнего Геллерта еще хотя бы раз…       Метаморфозы — это terra incognita. Неизвестно, чего о них ожидать.       …он предпочел в этом уравнении не учитывать.       Альбус поднял глаза на настороженно глядящего на него Ньюта:       — У нас должны были быть порт-ключи в Лондон… — и улыбнулся самой мягкой из своего арсенала улыбок, — и, Ньют, я должен попросить тебя об одном одолжении. Боюсь, мой мальчик, с этим справиться сможешь только ты. Ты же не откажешь в помощи… человеку в большой беде?       Тихонько вздохнув, Скамандер кивнул, приняв вид до невозможности печального, обреченного на вечные муки человека, однако, Альбусу было отлично видно, как азартно блестят его глаза, а один уголок губ подрагивает, выдавая его нетерпение.       Ну, хоть что-то в этом мире неизменно. Все-таки он хорошо знал своего ученика, так похожего на Ариану Дамблдор.       С удивлением он отметил, что мысль о сестре не вызывает чувство всепоглощающей вины — лишь светлую грусть, осевшую теплом за сердцем.       Глубоко вдохнув больше не тяжелый — легкий, ароматный воздух Никарагуа, Альбус озвучил Ньюту свой новый-старый заказ:       — Геллерт Гриндевальд, Ньют. Поймай для меня Геллерта Гриндевальда.