Черное солнце красной пустыни

      В зале царил полумрак, чадили курильницы. В густом, тяжелом воздухе плыли белесые ароматы плюмерии, сандала и мирры, размеренно раскачивались трещотки, гудел барабан, отдавая ритм по полу, пульсируя в теле биением сердца.       Усталый взгляд провожал хрупких девушек с тонкими талиями, что плавно взмывали ладонями к Отцу-небу, трепеща цветными лентами, закрепленными на запястьях. Они исполняли заключительный танец праздника, и совсем скоро гости и хозяева смогут разойтись по своим покоям.       Развалившись на подушках, Северус лениво оглядел цветное море своих подданных. По правую руку П-образного стола расположились генералы и наместники: мудрые стратеги и отважные воители; по левую — приближенные министры и ученые: прозорливые мужи и свет нации. За их спинами, как и полагается тем, кого предписано защищать, сидели наложницы и наложники во главе с законными женами.       Лица мужчин все еще бледные, изможденные, но все же лучше, чем несколько дней назад — не прошло и трех восходов, как армия во главе с императором Северусом Августом Принцем вернулась домой к своим семьям.       За плечом раздался едва слышимый перезвон ножных браслетов. Северус чутко повел ухом.       — Владыка, — обратился к нему мягкий голос, — позволь поздравить тебя с победой и преподнести подарок.       Почтительно касаясь лбом пола и вытянув руки вперед, рядом с ложей на коленях сидел Авгия — фаворит, что когда-то должен был стать отдохновением очей и отрадой сердца. В распахнутых к небу ладонях лежал одноручный меч.       Загадочно мерцали изумруды в пламени ажурных ламп, змеилось тонкое золото по ножнам. Северус смотрел на копну каштановых волос и думал, что давно уже не помнит, каковы они на ощупь. Да и не хочет вспоминать. При взгляде на выученную покорность на душе стало совсем тоскливо, но не принять подарок он не мог.       Отвергнутое подношение означало, что место в сердце императора снова свободно, и побороться за него может любой или любая из тех, кто пройдет жесткий отбор. Однако глупец тот, кто считал, что право находиться в Драконьем городе является победой, ведь самое трудное начиналось после него, когда движимые амбициями юноши и девушки вступали в борьбу за расположение правителя.       Тихая война за место под солнцем зачастую была не менее жестокой, чем открытый бой в чистом поле. Весь путь к вершине напоминал хождение по натянутому канату, а после победителю еще предстояло удержаться, ведь, как известно, чем выше заберешься — тем больнее падать. Высота поистине была запредельной. Не удивительно, что успеха добивался не самый искренний, но самый изворотливый и умный, тот или та, кто смог без сомнений отринуть благодетели, чтобы безжалостно прошагать по чужим головам.       Возможно, если бы не пятьдесят три перечеркнутых имени, напротив которых дотошный архивариус заботливо вписал обстоятельства смертей, то Северус до сих пор видел бы в Авгие одного из самых прекрасных мужчин, что ему доводилось встречать.       Император принял подарок и кивнул ему, отпуская. Ни один мускул не дрогнул на идеальном лице, не выдал ни торжества, ни радости своего обладателя. Застыв, оно превратилось в приветливую маску за годы, проведенные в Драконьем городе, а было их немало: с момента восхождения Авгия прошло столько зим, что уже просто неприлично. Зато для гаранта мира — далеко не предел, и пока между и повелителем и его фиктивным фаворитом жива давняя договоренность, все у последнего будет хорошо.       Ритм барабанов замедлился: стал медовым, тягучим и энергичным одновременно. Заинтересованно приподнявшись на локте, боком Северус прижался к подушкам плотнее — вибрации длинно отдались в тело, прошлись внутри, оставив после себя тлеющее напряжение. Над столами пролилось, потекло спокойным, но сильным ручьем многоголосье. Ему вторила скрипка.       Оглядев шуршащую просторными одеждами, тихо переговаривующуюся залу, Северус поймал недовольный взгляд старика Пиреса. Советник сидел совсем недалеко, и наверняка стал свидетелем сцены преподнесения подарка.       Насколько сильно старый эльф хотел видеть свою младшую внучку, если и не в качестве жены, так фаворитки повелителя, знали все: от самого императора до последнего троглодита. Будь старик чуть менее полезен и предан империи, то давно отправился бы на заслуженный отдых, а так все развлекал своего владыку встопорщенными усами и надутыми в возмущении щеками.       Ухмылка надежно спряталась за кубком, и Северус чуть качнул головой, показывая Пиресу, что сейчас для выяснения отношений нет ни времени, ни места.       Музыка стихла. Цветное море справа зашуршало громче, заволновалось, и вскоре из него, вынырнул Люциус Малфой, один из генералов и наместник Принца в Белом пределе. Соратник и друг, который не дал Северусу погибнуть от рубящего удара палаша в одной из стычек с кошколюдами, остановив острое лезвие своим телом.       Неспешно повернувшись к монарху и уважительно склонив голову, Малфой поднял кубок с вином:       — Позволь произнести тост, владыка.       Выражая крайнюю степень признания, Северус встал с подушек, наполнил свой кубок вином до краев. Цветное море последовало его примеру.       — Говори, Люциус.       Свободной ладонью наместник по широкой дуге обвел залу, будто хотел объять всех присутствующих в ней.       Каждое его слово, произнесенное четко, с расстановкой, звучало веско:       — Три восхода прошло с тех пор, как мы вернулись домой, к своим матерям, женам, дочерям и сестрам. Мы вернулись с победой, присоединили к великой Восточной империи новые земли, богатые земли, что позволят нашим детям выжить в суровом мире, в котором мы боремся за каждый новый день. Много наших отцов, друзей, братьев… — заминка звучала так, будто Люциусу было невероятно трудно произнести следующие слова, — и сыновей осталось на западе. Но мы справились.       Он снова сделал паузу, явно собираясь с силами. Сидящая за спиной Люциуса прекрасная Тена опустила глаза на свои судорожно сцепленные пальцы. Три зимы назад они потеряли своего маленького первенца — полуденный жар и ночной холод красной пустыни не щадил никого: ни молодых, ни старых, ни людей, ни эльфов.       Северусу очень хотелось оказаться рядом с другом, положить руку на плечо, поддержать, но он не посмел прервать его речь, и остался на месте.       — Мы справились ради нашего общего будущего. Мы покорили Западное королевство, и совсем скоро наша жизнь изменится в лучшую сторону. Теперь у нас будет вода. У нас будет плодородная почва, которой не желали делиться с нами соседи.       Отблески волшебного огня в специальных чашах высвечивали поджатые губы с горестными складками в уголках, нахмуренные брови; сосредоточенные и решительные лица.       Здесь не было тех, кто никогда не терпел поражений в неравной битве со стихией.       Здесь нет никого, кто не потерял в кровопролитных войнах кого-то близкого.       Тяжелый взгляд наместника обвел цветное море:       — Они не хотели по-хорошему. Что ж… — Малфой вдруг кровожадно ухмыльнулся и решительно припечатал: — Пустынные эльфы пришли и взяли, что им нужно, силой.       Цветное море одобрительно загудело, заволновалось, подняло кубки выше, выказывая одобрение.       — И все это стало возможным только благодаря тому, кто объединил воюющие царства под одним знаменем. Да, когда-то и я был невежественен. Я не понимал, какая сила скрыта в единстве, я сидел в Белой провинции как дракон на своем золоте — без смысла и цели. Я был слеп, но ты, владыка, открыл мне глаза. Сегодня я пью в твою честь!       Он поднес кубок к губам и залпом осушил его. Рисовое вино было крепким, пить его быстро было практически невозможно, но Северус, не поморщившись ни на секунду, ответил Люциусу тем же. По телу сразу расплылась пряное тепло.       Выдохнув, он покосился влево. Не привыкшие к подобному ученые спешно запивали терпкость вина водой, пытаясь при этом соблюсти приличия и удержать лицо. Впрочем, без особого успеха. Выглядело это до того потешно, что он не стал сдерживать смешок, а глянув вправо, увидел, как прячут ухмылки военные.       Простое и человеческое напомнило им, ради чего, а вернее, ради кого они сражались, и не важно, сидят они за спинами или за одним столом.       Однако достоинство света нации нужно было спасать, и с сожалением проглотив веселье, Северус обратился к Малфою:       — Спасибо тебе, мой дорогой друг. И ты, и все вы знаете, что в одиночку мне не удалось бы добиться ничего… в первую очередь Восточная империя должна благодарить вас.       Он потянулся к кувшину, но, заметив ужас, прокатившийся по левому флангу, передумал и вместо ответного тоста выразил уважение иначе:       — Присядь рядом, Люциус, и выпей со мной, — сделав приглашающий жест рукой, Северус опустился обратно на подушки.       Хорошее завершение праздника. Зашелестели одежды присаживающихся вельмож.       Малфой благодарно поклонился, но выходить из-за стола не спешил. Удивленно Северус наблюдал за тем, как он поднимает руки, медленно хлопает в ладоши три раза, подавая какой-то знак, и довольно блестит глазами.       Уж очень хорошо Северусу было знакомо конкретно это выражение породистого лица, и чем хитрее и самодовольнее выглядел Люциус — тем фееричнее было то, что он приготовил. Это могло быть что угодно: от хвоста ифрита до детеныша плюющейся ядом виверны с северных болот.       Последний, кстати, значительно вырос за время отсутствия Принца, вот только соображения у животины от этого не прибавилось. Она по-прежнему воспринимала императора кем-то навроде мамы-виверны и не подпускала к себе никого, кроме него. При дворе говорили, что без хозяина она совсем загрустила, но стоило ему переступить порог дворца, как она спикировала ему под ноги крылатым теленком и полезла ласкаться.       От воспоминаний о сочащихся ядом зубах в непосредственной близости от лица, Северус передернулся и незаметно выдохнул. Впечатления были те еще.       — Прежде чем я присоединюсь к тебе, владыка, позволь сказать: сегодня я приготовил для тебя особенный подарок…       Началось. С каждым произнесенным словом Малфой становился все довольнее и довольнее, а Северус беспокоился все больше и больше, чуя во всем этом грандиозный подвох.       — Прошу, прими его как знак моей преданности и символ того, что объединение земель завешено.       Люциус кивнул музыкантам, и те сразу возобновили тягучий ритм, а сам неспешно направился к императорской ложе.       ♫ Danheim — Folkvangr ♫       — Боюсь представить, чем ты снова решил меня «порадовать», — сходу заявил Северус, стоило только ему присесть рядом с ним на подушки.       Длинное ухо дернулось, звеня золотыми кольцами. Насмешливо покосившись, Малфой ответил:       — О, поверь, мой дорогой друг… ты точно не будешь разочарован.       Досадливо цыкнув, Принц протянул ему наполненный кубок:       — Не скажешь?       — Сам увидишь, — тонко улыбнулся Люциус. Забрав вино, он устроился полулежа и поинтересовался вскользь, будто между прочим: — Гаремные распорядители все еще воют?       Закатив глаза, Северус кивнул и собрался спросить, ему-то откуда это известно, но не успел — Малфой дернул подбородком в сторону центра залы и прошептал:       — Началось! Смотри.       Плавно звеня браслетами, следуя неспешному такту барабанов, в помещение вплыла фигура, с ног до головы покрытая черным плащом. Отпив вина, Северус заинтересованно подался вперед. Острые уши дернулись, выдавая любопытство.       За плечом раздался смешок, но сейчас было не до него — Принц смотрел на текучие движения под постепенно ускоряющуюся музыку, и силился угадать, кого ему подарил Люциус.       Очевидно, за плотной тканью прятался мужчина — для женщины слишком уж высокий рост, слишком широки плечи. Да и для послушников храма Аши, кстати, тоже — их всегда можно было узнать по изящному, до определенного возраста, конечно, сложению. Таким же до звона тонким когда-то был и Авгий.       Принц бегло глянул назад — Малфой блестел и сочился удовольствием, будто выкупанный в виноградном масле. Неизвестно, как он догадался, по какой причине император ни разу не заглянул в свой гарем, но факт оставался фактом: угодить невозможный пройдоха смог. Более того, попал в яблочко. Отсалютовав ему кубком, Северус вернулся к представлению.       Движения и ритм неуловимо отличались от того, что он привык традиционно видеть на праздниках. Судя по всему, не одному ему не терпелось узнать, кого же привел в Драконий город Люциус: женщины и юноши, военные и гражданские — даже слуги — неотрывно наблюдали за набирающим обороты танцем.       Неожиданно к барабанам подключились скрипка и волынка. Северус замер в узнавании. Перед внутренним взором вспыхнули картины, окрашенные в огонь и багрянец, в ушах раздался лязг клинков, засвистели стрелы…       Где-то на фоне задвигалось, зашуршало взволнованно правое крыло — те, кто был там, на плодородной земле, напоенной кровью, накормленной телами защитников и захватчиков, тоже узнали звучание.       Северус резко обернулся на Малфоя и столкнулся с внимательным взглядом на серьезном лице. Поджав губы, наместник медленно покачал головой, призывая императора не яриться раньше времени, поспешив с выводами.       Подданные внимательно наблюдали за императорской ложей, готовые в любой момент наброситься на того, кто посмел привести в Драконий город недавнего врага. Усилием воли Принц заставил мышцы лица расслабиться, и цветное море успокоилось, затихло.       Все же на западе больше нет королевства — ныне там новая провинция империи. Не стоит об этом забывать. Но видят боги, будь на месте Малфоя кто-то другой, его голова уже катилась бы по каменному полу, звеня золотыми серьгами! Слишком мало времени прошло, чтобы забылись обиды и потери, отказ королевы кошколюдов помочь соседям и звериная ярость противника.       Глубокий вдох. Медленный выдох. Следует признать, неизвестный знал свое дело так хорошо, что даже без оружия знаменитый танец когтей и клинков выглядел очень эффектно. Можно было побиться об заклад: летает, едва касаясь босыми ступнями пола, перед ними не просто зверолюд, но дворянин, проходивший обучение у лучших фехтовальщиков запада.       Дворяне же, к слову, и привели Западное королевство к краху, хоть сыновья королевы, на диво талантливые полководец и политик, изо всех сил пытались спасти ситуацию. Возвышение не по заслугам, а по крови еще никого до добра не доводило.       Отстраненно отметив, что движениям фигуры не хватает некой завершенности, Северус задумчиво оперся подбородком на костяшки пальцев и довольно оглядел левый фланг: все политики и ученые занимали свои места исключительно по заслугам, а не по происхождению.       — Не о том думаешь, владыка, — раздался над ухом негромкий голос Люциуса. Северус недовольно повел плечом. — Хотя бы раз, хотя бы сегодня, когда мы четко знаем, что все закончилось, расслабься уже, наконец, Северус Август ифритов ты Принц, и насладись моим подарком! Я зря, что ли, договаривался за него с этими их дурными… кошкодевами? А потом тащил через всю империю да так, чтоб ты не заметил? Отмывал, пусть и не своими руками? А потом, троглодит тебя дери, заставлял жрать, чтоб он смог сплясать тебе дворфов танец элитных дворфовых клинков? И вот это делал лично!       В ответ на отповедь Северус ошарашенно воззрился на друга и совершенно упустил момент, когда фигура остановилась. Чуткий слух уловил, как прошелестела ткань, а затем зала взорвалась единым пораженным вздохом. Барабаны перешли на знакомый, родной ритм.       Нахмурившись, император обернулся… и замер, жалея как никогда, что не вняв совету Люциуса, постоянно отвлекался на свои рассуждения вместо того, чтобы следить за каждым взмахом рук, жадно впитывать каждый хищный шаг.       В центре залы стоял тот, кого он восхищенно ненавидел не меньше восьми лун, а в разговоре именовал не иначе как «удачливая камышовая псина», хотя уж кем-кем, а псиной, и тем более, кем-то камышовым, тот отродясь не был. Если уж совсем честно, то он являлся одним из немногих разумных, кого Северус Принц действительно уважал.       Сегодня вместо серебряных знаков отличия на нем блестели золотые пластины наложника. Он беспокойно переступал с ноги на ногу, стараясь делать это незаметно, но его то и дело предавали ножные браслеты, мелодично звенящие при каждом движении.       Выглядел кошколюд так, будто с секунды на секунду на него обрушится дождь из эльфийских стрел: круглые бархатные уши прижаты к голове, а сам того и гляди оскалится, показывая острые клыки. Точь-в-точь как перед упругим прыжком, который завершится рубящим ударом остро заточенного палаша.       Собственно, этим кошколюды и отличались от остальных разумных: ушами, хвостами да клыками. Еще подушечками на вполне эльфийских ступнях, звериной силой и некоторыми повадками. В остальном же — эльфы эльфами.       Приподняв бровь, Северус медленно перевел взгляд ниже. Черный гладкий хвост, тяжелый даже на вид, обвил ногу, неудачно прижав полупрозрачные шальвары таким образом, что теперь любой желающий мог убедиться, насколько население Западного королевства походит на эльфов и людей. Те, кто побывал на в Западном королевстве, уже давно знали, а вот для придворных стало новостью, что вопреки слухам, никаких шипов в причинном месте у кошколюдов нет.       Видимо, заметив, куда именно смотрит главный — до недавнего времени — противник, старший сын поверженной королевы весь как-то сжался, совсем по-кошачьи. Его рука дернулась к паху, прикрыться, но он тут же опомнился и быстро спрятал ее за спиной. Упрямо задрав подбородок и тряхнув черными кудрями, он гордо расправил плечи и встретил чужое любопытство с поистине королевским достоинством.       Отметив свежую татуировку внизу оголенного живота — символ принадлежности императору, Северус на кошачью браваду лишь хмыкнул. Сзади должна быть такая же, и смотрится она там, должно быть, изумительно.       Сказать, что он был доволен — не сказать ничего. Однако принцем Сириус из династии Черных леопардов от этого быть не переставал.       — Второе лицо Западной провинции? — не разжимая челюстей спросил Северус. — Люциус, ифрит тебя жги, ты серьезно?       — А то, — расплылся в пьяной улыбке тот и отсалютовал ему кубком. — К тому же, не первое же… у них там… ик! Ой, прости, владыка… все же по-другому. Этот, как его, матроно… матерь…       — Матриархат, — процедил Принц и, поманив к себе одного из гаремных распорядителей, снова обратился к Люциусу: — И вот что мне теперь с ним делать прикажешь, а?       — Как это что? — совершенно искренне удивился Малфой. — Валить и…       Вскинув раскрытую ладонь в останавливающем жесте, для верности Северус поспешил его перебить:       — Я понял! Ну ты удружил, конечно…       — На то я тебе и друг! — совершенно не аристократично заржал Люциус и, завалившись на подушки, пролил на себя вино. Повозившись, он устроился поудобнее и проворчал: — А если серьезно, не такая это для них потеря… черных леопардов на западе достаточно и без него, а трон ему не светит, даром что старший. И уж точно он — не самая высокая цена за справедливость при сборе подати.       С налогами в империи строго: за махинации можно было лишиться не только руки, но и головы, в особо примечательных случаях. Вот так, будучи прекрасно осведомленным о привычках чиновников Западного королевства, Малфой за меру воздуха выменял старшего принца и влиятельного военного, убив тем самым сразу двух песчаных бесов: пополнил гарем государя и снизил риск поднятия восстания в захваченных землях.       — Вот пройдоха! — восхищенно выдохнул Северус, наблюдая как он сворачивается клубком и явно собирается спать.       Досеменивший, наконец, распорядитель застал своего правителя с обреченно прикрытым ладонью лицом.       — Чего угодно владыке? — блеснув глазами, поклонился он.       Северус вздохнул и принялся отдавать распоряжения:       — Меч — в сокровищницу. Праздник — свернуть. Левое крыло — проводить домой, правое — разместить в гостевых покоях.       Задумавшись на секунду, он глянул на свое небольшое, по императорским меркам, семейство:       — Гарем — по кроватям, всем спать. Малфоя…       Забавно причмокивая во сне губами, гений дипломатии крепко прижимал пустой кубок к груди.       — Сдать жене, устроить в лучших гостевых апартаментах. Кота, — мельком глянув на одинокую фигуру, застывшую в центре залы, Северус поднялся, — ко мне в кабинет.       В спину долетело робкое:       — Повелитель?       — Ну что? — обернулся Северус.       — Точно в кабинет? Быть может… в спальню? — взгляд у распорядителя был заискивающим, если не умоляющим.       В который раз за вечер император задрал бровь. Слуга бухнулся на колени и вытянул вперед руки ладонями вверх:       — Простите, владыка, простите недостойного Мира…       Северус поморщился:       — Да хватит уже, поднимись… пол холодный, ну куда тебе с твоим ревматизмом, не мальчик уже… — и тут же возмутился: — Что вы пристали ко мне со своим гаремом? Сколько можно?       Мир поджал губы. Глянув вдруг несвойственно строго, он подошел к Северусу и поманил его рукой к себе, вынуждая наклониться:       — Хорошо, что вы спросили, владыка, — быстро зашептал старый эльф на ухо, — сам бы я не решился, — Северус напрягся, а Мир продолжал: — Что хотите делайте со мной, хоть казните, но я помню, что было еще при деде вашем, Адриане…       — Я прекрасно помню, что было, Мир, — так же шепотом ответил Принц.       Если кратко, то царь Адриан усердно, даже слишком, исполнял предписания предков о частоте посещения гарема, что привело к рождению двадцати трех сыновей от наложниц — неслыханное число отпрысков для правящей династии. Дочерей было еще больше, а законный наследник — один.       Все бы ничего, если бы в один прекрасный момент в светлую голову Андриана не пришла замечательная, по его мнению, идея: разделить царство на уезды и поставить во главе каждого по сыну. Чтобы никого не обидеть, обделив отцовским вниманием, так сказать.       Раздача земель царевичам стала первой причиной, по которой правление Пирия, его единственного сына от законной жены, закончилось трагедией.       Второй причиной послужило то, что будучи уже царем, сам Пирий, в отличие от своего отца, наоборот, так и не зачал ни одного ребенка. Меж тем, время шло, он старел, здоровье подводило его все чаще, но он продолжал сидеть на троне, отказываясь назвать имя преемника.       Опасаясь междоусобиц, вельможи роптали, упрекали царя в самодурстве, но он никого не слушал. Тогда амбициозный сын генеральской дочки и третьей наложницы царя Адриана по совместительству, не растерялся и решил действовать. Заручившись поддержкой семьи, а значит, и армии, Август устроил государственный переворот и захватил власть в стране.       Северус в то время был совсем еще зеленым эльфенком, но участие в историческом восхождении отца на престол принимал самое что ни есть непосредственное.       И опять: все бы хорошо, да только Август тоже находился на закате жизни, как и его брат, и вскоре отправился к праотцам следом за ним. Своему сыну он оставил заботу о стране на пороге гражданской войны и закон, согласно которому количество женщин в гареме теперь ограничивалось тремя, включая жену, а юношей из послушников Аши можно было принимать в семью официально. Большего он сделать, к сожалению — или к счастью — не успел.       Северус взошел на трон. Поначалу Принцы из новообразовавшихся ветвей рассчитывали на то, что молодой правитель не справится с управлением, но в Драконьем городе все еще оставались по-настоящему преданные стране вельможи. Они-то и помогли ему удержать власть.       Так и не дождавшись его провала, Принцы решили поднять восстание, но момент был упущен. Кроме того, благодаря происхождению отца, Северус был не только сыном узурпатора, но и внуком генеральской дочки… в общем, и по сей день он каждый рассвет просил у богов прощения за приказ, после которого от династии Принцев снова осталась только одна ветвь, единственным представителем которой был он сам.       — Да, я знаю, что вы знаете. А рассказать вам, чем именно Принцы прогневили богов? — прошептал Мир.       Северус бегло оглядел залу: гости откровенно клевали носами, даже на переступающего с ноги на ногу Блэка никто не глазел с любопытством. Похотливо разве что.       С удивлением император понял, что недоволен этим несколько больше, чем следовало, а значит… решение принято, и говорить тут не о чем. О промашке предков он догадывался и без распорядителя.       — Так, Мир, кота — в спальню. Завтра расскажешь.       Прислужник просиял:       — Да, да, владыка, слушаюсь! — и на радостях с такой прытью припустил исполнять поручение, что подумалось: а не надуман ли его старческий ревматизм?..       Северус отступил в тень коридора, наблюдая. Подбежав к кошколюду, Мир жестами начал что-то ему втолковывать, и даже отсюда было видно, как Блэк сбледнул, однако, кивнул, яростно раздувая ноздри. Слуга и новый наложник направились к боковому выходу, ведущему в сторону купален.       Татуировка на крестце, и впрямь, смотрелась просто изумительно.       Совершенно не к месту представилось вдруг, как хорошо, должно быть, ощущается в ладони гладкий мех роскошного хвоста, приглашающе отведенного в сторону, пока тот, кому он принадлежит шипит от удовольствия, ругаясь на чужом языке; изгибает спину крутым полумесяцем, стремясь быть ближе; как искажается красивое лицо на самом пике.       Картинка вышла настолько живой и правдоподобной, что аж в горле пересохло. Это что-то да значило, определенно — в последний раз подобное случалось, когда Северус выходил из поры своей юности, достаточно много весен тому назад.       Бесшумно покинув празднество, он направился в сторону императорских горячих источников, с кристальной ясностью понимая, что сегодня ночью, как минимум, двум обитателям Драконьего города абсолютно точно не будет холодно.

***

      Покои встретили Северуса тишиной и привычным сладковатым запахом благовоний. В интимном полумраке гостиной не было слышно ни шороха, ни дыхания, ни звона украшений, но тем не менее, чужое присутствие ощущалось явственно, всей кожей.       Долго не задерживаясь, Принц распахнул ажурные створки спальни. Черная тень слетела с кресла, мелодично зазвенели золотые браслеты. Один удар сердца, и Блэк сидит на полу, подобрав под себя ноги и сложив руки на коленях: так, как должно наложнику ожидать своего мужа.       Вот только в исполнении старшего принца выглядела она, честно говоря, неправдоподобно до крайности.       Мягко приближаясь к нему, Северус отмечал все: и упрямо стиснутые челюсти, и сжатые кулаки, и прижатые по бокам бархатные уши. Последнее, конечно, неудивительно: наверняка, думает, что здесь его собрались мучать, как случается с животными, попавшими в руки к жестоким детям. Вот только император уже давно не ребенок, да и в детстве тяги к садизму не проявлял.       На самом деле, он сам еще толком не понимал, с какой стороны подступиться к своему «подарку», но одно он знал точно: наживать себе врага в собственном доме в его планы не входит. Это не последователь Аши, которого учат подчиняться мужу едва ли не с рождения.       — Поднимись, — тщательно выверяя тон, негромко попросил — не велел — Северус, глядя на Блэка сверху вниз.       Кошколюд вскинул лицо, удивленно расширив глаза.       Император и раньше знал, что они у него серые, но разглядеть как следует поразительно светлую радужку довелось лишь сейчас. Очень необычно было наблюдать такой оттенок здесь, в землях красных песков.       Черные уши любопытно встали торчком, Блэк чуть склонил голову на бок.       С такого ракурса смотрелся он просто чудо как хорошо. Однако, поговаривают, что с членом во рту беседовать бывает крайне затруднительно, а без знакомства тут никак не обойтись. Северус сложил руки на груди, выжидающе уставившись на Блэка. Дважды повторять не пришлось.       Смотрел Сириус все еще настороженно, но хоть уши к бокам больше не прижимал, почуяв, видимо, что ему ничего не угрожает и что говорить с ним собираются на равных.       — Я тебя чуть не убить, — сразу сказал он на ломаном имперском, глядя без вызова или злобы, но прямо и открыто.       По всей видимости, он решил на берегу расставить все точки на новой странице своей жизни. Снова переступив с ноги на ногу, он зазвенел браслетами, и что-то здесь определенно было не так.       Северус нахмурился, наблюдая за его перетаптываниями, и отстраненно ответил:       — Я помню. Люциус спас меня, — Сириус кивнул, подтверждая. — Это была война, принц Блэк, — заглянув в светлые глаза, Северус добавил с нажимом, четко и медленно проговаривая каждое слово: — Надеюсь, ты понимаешь, что она закончена. Я больше не хочу войны. Я не хочу войны в своем доме. Ты… понимаешь меня?       Кошколюд свел брови, заложив руки за спину и беззвучно проговаривая за ним ключевые слова. Стоял он близко, очень. Настолько, что можно уловить теплое дыхание и колебания воздуха от движения ступней, а чтобы коснуться, даже руку протягивать не нужно было.       Подушечки пальцев защекотало предвкушение гладкой кожи под ними. От рук и выше по плечам, к голове, медленно, но верно поползла тяжелая истома, и Северус глубоко вдохнул сгустившийся воздух.       Легче не стало — от Блэка пахло виноградным маслом. Едва-едва, но запах был теплый, ореховый, громко заявляющий чувствительному обонянию эльфа, что в запасах из прикроватной тумбочки сегодня необходимости нет.       — Да, — наконец сказал Блэк, разобравшись с трудностями перевода, — я понимать ты.       Он пожал плечами:       — Я не хотеть война. Я знать мы проиграть. Хм-м… я говорить memé помощь… так? Sheshé. Memé сказать я «война». Я идти война.       — Я знаю, — выдохнул Северус, благодаря богов за свою черную радужку, надежно скрывающую такие вещи как расширенные зрачки. — Что с твоими ногами?       Если Сириус и удивился, то виду не подал:       — Эти… как? Забыть. Sheshé дома Люциус говорить нужно мягкий лапа. Sheshé делать мягкий лапа. Как все, — и сразу же отступил, почуяв чужую ярость.       Уши снова прижались к голове, хвост заметался по полу. Он настороженно вглядывался в лицо императора. Пальцы его рук напряглись, изогнулись, и с ужасом Принц осознал, что когти из подушечек больше не выдвигаются. Душу обожгла злая горечь за чужое унижение.       Наверное, поэтому вышло несколько грубее, чем он планировал:       — Сядь, — махнул рукой в сторону кровати Северус и бросил, уже выходя из комнаты: — Сейчас вернусь.       Конечно, Люциуса можно было понять: подарить он решил своему другу не кого-то, а кошколюда, опасного и без стали в портупее. И все же ифрит его жги, это ведь генерал Блэк! Гениальный стратег, известный детально спланированной удачей и выверенной храбростью, граничащей с безрассудством. Честный до глупости и благородный до зубовного скрежета.       Уж если кому-то из кошколюдов и доверять, то ему. Потому что если Блэк сказал — значит сделал, и если обещался не вредить императору, то угрозы с его стороны, действительно, можно не ждать. Проверено лично в тактически патовых ситуациях.       Когда Северус вернулся, Блэк сидел как велено: на кровати. Оперевшись на нее одной рукой, он смотрел в окно на черную бархатную ночь с круглолицей луной.       Невольно Принц засмотрелся на четкий породистый профиль, на крутой изгиб ресниц. Хотелось и сослать Люциуса куда подальше, и отсыпать ему золота по весу за такой подарок — в равной степени.       Видимо, в своих размышлениях Сириус ушел довольно далеко, потому что повернулся он только когда император присел перед ним на пол и тронул за руку, обращая на себя внимание. Он повел носом, улавливая новый запах, и любопытно глянул на открытую баночку.       — О-о, я знать. Хороший лекарство.       Северус кивнул. Он не стал ничего спрашивать — и так понятно, что все это время Сириусу было очень и очень больно. Как Блэк умудрился достойно танцевать на празднике и вовсе уму не постижимо — вероятно, на чистом упрямстве.       Он просто потянул его ногу к себе, не видя бровей, удивленно взметнувшихся вверх. Судорожный выдох при виде стесанных до крови кошачьих подушечек сдержать не удалось.       Зачерпнув побольше драгоценной мертвой мази, он начал осторожно втирать ее в раненые ступни. Снадобье полностью оправдывало и свое название, и соответствующую стоимость — новая кожа появлялась прямо на глазах.       Сверху послышался вздох, полный такого облегчения, что будь Северус помоложе, то точно покраснел бы. Кстати… кажется, не так давно он задавался вопросом о том, как бы подступиться.       Вскоре вторая ступня была исцелена, но Северус, уповая на то, что кошколюды похожи на эльфов и в этом, не спешил выпускать ее из рук и принялся разминать, мягко надавливая на чувствительные точки. Как выяснилось, он не прогадал: кое-кто явно наслаждался происходящим, а судя по то и дело сжимающимся на покрывале пальцам — даже очень.       Момент наполнился странной, тягучей магией. Пальцы скользнули выше, под браслеты, щекотно обвели выпирающие косточки щиколоток.       Блэк дернулся, смешно фыркнул и глянул вниз. Луна светила прямо на него, еще больше выбеливая кожу, а радужка теперь казалась серебряной.       Не отпуская его взгляда, Северус оперся ладонями о разведенные колени в полупрозрачных шальварах, и подтянулся выше, к его лицу. Длинные уши трепетали, тихо звеня золотом.       — Shefecráfsi, — выдохнул Блэк, зачарованно глядя ему в глаза.       Его теплые пальцы коснулись щеки, погладили невесомо, скользнули в волосы.       Северус прикрыл веки, наслаждаясь лаской, а в следующий момент почувствовал, как мягкие губы легко коснулись уголка его рта. Улыбнувшись, он чуть повернул голову, и нашел поцелуй, терпкий как рисовое вино и сладкий как виноград Западной провинции.       Быть с Блэком — не равно быть с наложником из числа послушников Аши. Совершенно. Это Северус понял быстро, сразу после того как обнаружил себя сидящим на его коленях.       Подумать только, совсем недавно, глядя на преклоненного Авгия, он размышлял, как ему осточертела выученная покорность и показное отсутствие характера, а не прошло и пары часов, и он убедился в этом на практике.       Мягкие кудри в ладонях переливались как черное золото, всем собой император чувствовал крепкие объятья. На шее цвели жадные поцелуи, скользил по коже влажный язык. Одежда ощущалась просто преступно лишней, и Северус без сожалений содрал расписной халат со своих плеч и, яростно звеня серьгами, отбросил его на пол.       Кажется, он хлестнул Блэка по лицу своими длинными волосами, потому что тот опять зафыркал, зажмурился, а когда открыл глаза, то буквально утопил своего мужа в расплавленном восхищении.       Медленно и легко-легко, Сириус провел шелковыми пальцами путь от мочки уха и по шее, меж ключиц и по ребрам, по напряженному животу. Коснулся головки давно налитого члена, заставив Северуса шипяще выдохнуть. Розовый язык прошелся по влажным красным губам.       Сомневаясь, будто думал, что ему действительно откажут:       — Поцелуй? — полуспросил Блэк, по-кошачьи наклонив голову и внимательно наблюдая.       Конечно, не откажут.       Обхватив его лицо, Северус склонился к нему. Чужая ладонь сжала блестящий от смазки член правильно, полновесно, заскользила неспешно. Ощущения прошили яркие, острые. В низ живота камнем упала тяжесть, и Северус выдохнул в распахнутые губы — почти простонал, и проник языком в этот жаркий алчущий рот, дурея от встретившей его мягкости.       Плавно и гладко качнув бедрами в ласкающую руку, он повторил свое движение языком, нашел пальцами твердые соски. Сжал, перекатил в подушечках. Выпил судорожный беззвучный всхлип и продолжил нежно, сладко трахать такой отзывчивый рот и такую правильную ладонь.       Судя по реакции, Блэк мог бы кончить только от этого. Однако какой бы привлекательной ни была эта затея, как бы ни было трудно отлипнуть от него, планы у императора все же были другие. Он аккуратно отстранился и взглянул на своего любовника.       Взгляд у Сириуса был совсем расплавленный. Аккуратно сжав запястье на своем члене, Северус остановил его, а другой обнял раскаленную щеку.       Ластясь, Блэк наклонил голову, прижался сильнее. За его спиной по покрывалу метался тяжелый хвост.       — Хочу тебя, — просто сказал Северус.       Блэк просто ему кивнул и подался назад, утягивая за собой.       Все случилось немного не так, как представлялось — лучше, потому что стянув полупрозрачные шальвары, Принц не позволил ему перевернуться на живот. Отчего-то, погружаясь в подготовленное специально для него тело, плыть в серебре и ловить губами заполошные вздохи казалось сейчас жизненно важным.       В воздухе разлился пряный аромат орехов. Мир дрожал и плавился, звенели золотые браслеты на скрещенных на пояснице щиколотках. Блэк задыхался под ним и что-то шипел на своем: не то ругался, не то хвалил — не разобрать. Меж напряженных бедер скользил, щекоча чувствительную кожу, тяжелый леопардовый хвост, обвивая талию, притягивал ближе, еще плотнее, вынуждал двигаться быстрее.       Северус ему не подчинялся, скользя по виноградному маслу лаконично и плавно, вел их обоих к вершине так, как пообещал в поцелуе.       Было нечто особенное, волшебное, в том, чтобы чувствовать всей кожей сильное тело, знать, что в нем нет ни меры выученной покорности, и несмотря ни на что ощущать под собой биение этой яростной жизни. Было так хорошо, что хотелось остаться в этом моменте навечно. Жаль, что невозможно.       Выпрямившись на коленях, Северус обхватил ладонью скользкий от смазки член и поддал бедрами всерьез, заставив Сириуса тихо взвыть.       Жадно впитал, как он захлебывается воздухом, пачкая его руку и свой живот, и только после отпустил себя.       Позднее, стерев с них обоих следы недавней общей страсти и устроившись рядом, Северус убрал с сонного лица черные кудри и ласково провел пальцами по круглому бархатному уху. Блэк уткнулся носом ему в шею и замурчал. Под эту теплую, уютную песню мысленно Принц дал себе обещание: не позволить гаремной жизни уничтожить этого прекрасного мужчину под боком.       Под веками вспыхнуло откровение от Солнечного бога: черное солнце взошло над красной пустыней, забрало себе нестерпимый жар, и расцвели на мертвой земле зеленые берега.       Утром в императорские покои заглянул распорядитель. Он хотел увести нового наложника в гарем, но наткнулся на строгий взгляд императора и, тихо прикрыв за собой ажурную дверь, отправился восвояси.       Теперь никто не смеет нарушить тишину утра на самой вершине. Вход туда воспрещен до тех пор, пока не перестанет мурлыкать во сне леопардовый кот, возлюбленный императора, на долгие годы нареченный черным солнцем красной пустыни.       До самого конца.       А после сытые и счастливые, такие разные дети их общих народов будут играть среди очередных зеленых всходов, и не страшны будут им ни холод пустынной ночи, ни жар опаляющего дня.