Октябрьские сказки

Покалывающие волшебной пыльцой объятия в золотых лучах клонящегося к закату солнца, светящего сквозь высокие темные кроны. И жгучие, пьянящие молодым вином поцелуи, пронизанные прохладными серебряными нитями лунного света. Пыльца сладка на вкус, но жжет губы, точно острый перец. Въедается в кожу золотыми крапинками, точно веснушки. Говорят, веснушки – это поцелуи солнца. Пыльца – поцелуи феи. Она говорит, он теперь не принадлежит ни одному из миров. Он плохо понимает, что это значит –только знает наверняка, что теперь принадлежит ей. Безраздельно. Чем бы это ни кончилось. Летят года. Вот минула юность. Не успел оглянуться, как и молодость клонится к закату. Всё неохотней открывается колдовской Лес, всё дольше водит его свивающимися в кольцо дорогами, всё чаще глубокие овраги да змеиные гнёзда на пути. Всё трудней найти её. Страшно. Не сгинуть в Лесу. Её оставить – страшно. «Если любишь». В ладонь ложится сияющий мягким золотом живой цветок. Пыльца жжет всё больней. Лес вышвыривает его грубым пинком, точно нашкодившего щенка. Здесь, в смертном мире, цветок обжигает до волдырей, но он ни на миг не выпускает из рук её дара. В голове эхом звучит: «Если любишь». Он знает, что должен сделать. Он знает, что хочет сделать. Холодный нож – серебряный, железо губит любые чары – почти не дрожит в руке. Не дрожит в ней после и горячее кровоточащее сердце, когда он заменяет его жгучим цветком. Мир людей становится иным – чужим. Еда – безвкусной. Сон – ненужным. Сам он – другим, и в то же время – куда больше собой, чем был когда-либо. Но Лес больше не впускает. Он ждет на опушке каждый вечер, пока золотое солнце не скроется за пылающим кровью горизонтом, пока серебряный месяц не опустится за белые горы. Цветок в груди увядает, не чувствуя волшебства вокруг. Руки из холодных становятся ледяными, не отогреваясь даже у очага. Он продолжает приходить. И продолжает ждать, медленно, смиренно угасая. Она выходит к нему лишь на Самайн – в обличье простой смертной девушки. Только огненные почти до алого волосы едва заметно сияют волшебной пыльцой, ведь магию водой не смоешь. Да слегка переливается, подрагивая, точно воздух над дорóгой в знойный день, жемчужно-синий ореол вокруг человеческой одежды, будто ее только что соткали из лесного тумана. Она улыбается. Губы измазаны в земляничном соке – в Лесу круглый год спеет земляника. «Любишь». «Люблю». И он преподносит ей доказательство: подрагивающее живое сердце на раскрытых ладонях. Она принимает его дар – и Лес принимает их.