Чегичхаги и волчок

Честно говоря, Ин-хо надеялся, что Ги-хун выберет волчок, а ему достанется чегичхаги. Набивать ногами он мог — что угодно, вне зависимости от формы и веса, а вот в волчок играть не умел. Но зато видел, как играют другие, а ведь это же почти одно и то же, верно? — Я выберу чегичхаги, — сказал Ги-хун, сидя к нему близко-близко и глядя на него с ожиданием. Видимо, 456 тоже не умел играть в волчок. Но он был такой милый, когда доверчиво заглядывал ему в глаза, что сказать «нет, это я выбираю чегичхаги» Ин-хо просто не мог. — Хорошо, тогда я сыграю в волчок, — кивнул он, слегка улыбаясь, и добавил про себя «впервые в жизни». Вообще он был здесь просто для того, чтобы поиграть с Ги-хуном, только и всего, а вот во что именно — его особенно не интересовало. Он не думал, что может не справиться. Да и вообще, сложно сказать, о чем Ин-хо тогда думал, когда все его внимание сосредоточилось на 456-м и свет клином сошёлся на этой тощей долговязой фигуре, которую про себя Ин-хо как-то постепенно стал называть «элегантной», «тонкой», «грациозной» и, наконец «невыносимо соблазнительной»… Жаль только, что, знай он раньше о намерении Ги-хуна вернуться в игру, то придумал бы для них что-нибудь более романтичное. Что-нибудь вроде «мертвеца», где он мог бы, отыскав, хорошенько пощупать Ги-хуна, «пытаясь догадаться, кто же это мог быть», потом отпустить, «не догадавшись» и снова нагнать и повторить все с самого начала… Или в «прятки наоборот», где у него появился бы повод затащить его куда-нибудь в уголок и хорошенько… — Я уверен, ты классно играешь в волчок, — вдруг ни с того ни с сего похлопал ему по плечу Ги-хун, и Ин-хо обернулся, чтобы с ужасом увидеть в этих милых карих глазах отсутствие всякой уверенности. — Не волнуйся, я был чемпионом в классе, — заверил его 001 и сжал с чувством тонкую руку 456-го, прижав ее для чего-то к центру своей груди, — поверь, Ги-хун, я не подведу. Тот тогда расслабился и улыбнулся. И слегка покраснел. Румянец ярко выступил на его скулах, вновь напоминая, насколько чувствительная и тонкая кожа его лица. Почему-то Ин-хо это казалось ужасно милым. Уже после испытания, где Ин-хо впервые за игру осознал, что его ложь может иметь серьезные последствия, и ему было стыдно перед Ги-хуном, что он так подвёл его доверие, тот тяжело вздохнул, виновато взглянул на него и сказал, что на самом деле это он должен был играть в волчок, что в него он как раз умеет, а в чегичхаги у него, на самом деле, никогда не получалось выбить больше четырех раз. — Просто ты так легко расправился с теми отморозками, что я подумал, что тоже смогу… Ну хотя бы в чегичхаги, — после чего Ги-хун изогнул брови и растянул неуверенную улыбку. Ин-хо с полминуты только смотрел на него, не говоря ни слова и не меняясь в лице, а затем вдруг безудержно рассмеялся. Они хотели произвести друг на друга впечатление и чуть не умерли в процессе! Когда Ин-хо, прерываясь на хохот, признался, что сам никогда в волчок не играл, Ги-хун тоже прыснул со смеху. Это была хорошая разрядка после огромного стресса, в котором они искупались до соленого пота на футболках. — Все, больше никакого бахвальства и вранья между нами, — сказал Ги-хун, поднимая в знак примирения ладонь. — Никакого бахвальства, — повторил с улыбкой Ин-хо и мягко соединил вместе их ладони. Ги-хун по-доброму — как было у него в привычке — улыбнулся его ожидающим чего-то глазам и затем без всякого предполагаемого в этой ситуации смущения отнял от руки Ин-хо свою руку. — Ладно, только ни слова Чонг Бэ, иначе мне не жить, — подмигнул он сокоманднику и, весело кивнув ему, направился к лестнице, намереваясь нагнать своего закадычного приятеля и обсудить игру с ним, до того, как они всей командой вновь соберутся и обсудят её ещё раз, но уже в более причесанных выражениях.