Чёрный Ангел

      — Ты — что?       Если до этого я пребывал в какой-то прострации и выпалил это под давлением эмоций, то сейчас до меня внезапно дошёл смысл сказанного. Никакого облегчения, как следовало ожидать, я не почувствовал — вместо него меня охватил ужас. Внезапно захотелось расхохотаться, но я собрал остатки своей воли в кулак и сдержался.       Да, не при таких обстоятельствах я собирался ему это сообщить...       Может, ещё не поздно перевести всё в шутку? Действительно засмеяться и сказать что-то вроде: «ты что, реально мне поверил?»       Нет, не пойдёт. Корвин же не идиот и наверняка поймёт, что даже я не мог так пошутить.       — Что ты сказал? Повтори, пожалуйста.       Я посмотрел на брата, и ко мне неожиданно вернулась злость, которая, собственно, и заставила меня выложить ему всё подчистую. Ужас от осознания этого вытеснил её, но ненадолго.       — Ничего, — буркнул я и отступил на шаг, — забудь, что сейчас было.       Корвин нахмурился и подозрительно посмотрел на меня:       — Ты же...       — Я же сказал — ничего, — я сделал ещё один шаг назад, выставив вперёд руку, словно это могло удержать его от высказывания своей мысли.       А может, я не хотел, чтобы он ко мне приближался. Хотя непонятно, с чего бы ему это делать, особенно сейчас...       — Вздор это всё, — добавил я и уже развернулся, чтобы выйти, но тут неожиданно вспомнил, зачем я вообще сюда заявился.       — А хотя постой, — я широкими шагами подошёл обратно к Корвину и протянул ему руку: — Отдай мне мои ключи.       Конечно, в моей жизни была парочка моментов, когда Корвин меня пугал или даже заставлял видеть в нём угрозу. Но я ещё никогда не боялся его так, как теперь.       Брат вскинул брови, потом вытащил ключи из кармана и вернул мне.       Я поспешно забрал их, чтобы он не успел заметить, каких усилий мне стоило стоять с протянутой рукой и скрывать её дрожь; и, даже не сказав «спасибо», вышел.       Когда я доковылял до своей комнаты, то обнаружил, что возле неё по-прежнему стоял Жерар и курил трубку.       — Ну что, высаживать дверь? — невозмутимо спросил он, увидев меня.       «О, чёрт, только не ты», — чуть не выпалил я в ответ, потому что сейчас мне уж точно не хотелось ни с кем разговаривать.       — Не надо, — бросил я и продемонстрировал ему ключи: — Нашёл уже.       Брат вскинул брови:       — И где они были?       — Выронил в коридоре, — соврал я и подошёл к двери.       — Что сейчас будешь делать?       Я пожал плечами и вздохнул:       — Искать камеру, наверное. А что?       Я сам удивился тому, как мне удалось вспомнить то, о чём я ему раннее солгал. И это при том, что сейчас я практически ни о чём не мог думать.       — Тебе помочь? — не отставал Жерар.       Ну вот что он прицепился? Не видит, что человеку плохо?       — Слушай, а ты не мог бы перестать предлагать мне свою помощь? Это, знаешь, выглядит странно. Как будто тебе что-то от меня нужно и ты пытаешься расположить меня к себе. Даже отталкивает, вот серьёзно.       Всё это я говорил, одновременно с этим пытаясь отпереть дверь. Но у меня до сих пор дрожали руки, поэтому даже такое простое действие мне пока не удавалось.       — Я тебя не понимаю, — нахмурился он.       — Ведёшь себя навязчиво, вот что, — мне наконец удалось отпереть комнату, и я, переступив порог, обернулся: — Спасибо, что пытаешься помочь, но мне это к чёрту не сдалось. Поэтому перестань.       С этими словами я захлопнул дверь и запер её на ключ. Сделал я это не только для собственного спокойствия — хотя спокойствием тут и не пахло, — но и чтобы никто не обнаружил труп, который, разумеется, был всё ещё здесь.       Я открыл окно, потому что долгое присутствие этого парня уже начинало губительно влиять на атмосферу в комнате. Потом развернул стул так, чтобы не видеть покойника, и, сев на него, уставился в стену. И стоило мне это сделать, как я повторно осознал весь ужас своего положения.       О боже.       Что я наделал?       Что я наделал?!       Эта мысль даже заставила меня на секунду вскочить со стула, но я тут же заставил себя сесть обратно. Что я вообще хотел сейчас сделать? Поскакать обратно к Корвину у убедить его, что всё это неправда? Он не поверит мне, да и вряд ли я смогу придумать убедительную историю. Просто выставлю себя на посмешище, вот и всё.       Да и что я мог бы сказать? Что пошутил? Хотел посмотреть, поверит он в это или нет? Сказал просто так, не подумав? Это даже сейчас звучало как бред. Такие слова нельзя сказать, «не подумав».       Я попытался вспомнить, как выглядело выражение лица брата в момент моего признания, но я был настолько сосредоточен на своём страхе, что не обратил на это внимания.       Я встал со стула и принялся ходить по комнате, пару раз чуть не споткнувшись о покойника.       Нет, так не должно было быть.       Конечно, мне всё равно рано или поздно пришлось бы сказать ему об этом, но не так, не когда я был расстроен и зол. Сейчас это было сказано не потому, что я хотел этого, а просто потому что у меня «накипело». А я уже понял, что всё сказанное и сделанное на эмоциях ни к чему хорошему не приводит.       Стоило мне об этом подумать, как раздался стук в дверь. Я тут же подскочил и резко обернулся, потому что догадывался, кто сюда пришёл и зачем. Да и даже если это не тот, о ком я думаю, мне всё равно не хотелось, чтобы меня обнаружили в таком состоянии. Ещё и с мертвецом в одной комнате.       — Вон! — бросил я, не сильно надеясь, что это поможет.       Оно и не помогло.       — Рэндом, давай поговорим, а? Это, знаешь, не дело — сначала говорить такие вещи, а потом убегать, поджав хвост.       Я вздохнул про себя и ничего не ответил, потому что он был прав. По сути, все мои последующие действия — бегство, запирание двери, все эти переживания — тоже были продиктованы эмоциями. Корвин же, наоборот, был поразительно спокоен — по крайней мере, мне так казалось по его голосу.       — Ты меня вообще слышишь?       — Да, — буркнул я.       — Может, хотя бы дашь мне зайти? — осведомился он. — Говорить через закрытую дверь ужасно неудобно. Чуть ли не кричать приходится.       Не знаю, почему, но его слова немного меня успокоили. Я подумал, что пора бы в самом деле заканчивать этот цирк, и, ещё раз вздохнув, подошёл к двери и распахнул её.       При виде меня Корвин едва заметно вскинул брови, как будто не ожидал, что я выполню его просьбу. Но за исключением этого, я не заметил на его лице никаких эмоций. По крайней мере, по нему не казалось, что я ему отвратителен или ненавистен — если так и было, то он умело это скрывал.       Да и чего я боюсь, в самом деле? Если он пришёл меня отшить или высказать всё, что обо мне думает, то он в любом случае найдёт способ это сделать. Прятаться от него в такой ситуации просто бессмысленно.       — Ну, заходи, — проронил я и шагнул в сторону.       Брат зашёл в комнату и закрыл за собой дверь, после чего я снова запер её.       Не зная, что делать, я молча прислонился к стене и сунул руки в карманы, потому что они снова дрожали, а это Корвин уж точно не должен был видеть.       — Этот бедолага всё ещё здесь? — поинтересовался он, кивнув на валяющийся посреди комнаты труп.       Я пожал плечами:       — А куда он, по-твоему, должен был деться? Ты сказал, чтобы я оставил его в этой комнате, я это сделал.       Я был благодарен ему за то, что он начал разговор, потому что сам я не смог бы это сделать. Возможно, мы бы так и продолжили стоять в паре метров друг от друга и молчать, если бы он не заговорил. Правда, если бы он говорил на какие-то отвлечённые темы, это было бы ещё хуже. Поэтому я сказал:       — Слушай, если ты пришёл, чтобы на мне сорваться или сказать, как ты меня теперь ненавидишь, лучше сделай это сразу.       Корвин посмотрел на меня, и я, внезапно испугавшись, что он сейчас и впрямь сорвётся, тут же быстро продолжил:       — Да-да, я знаю, что это всё прозвучало безумно, и... — я вспомнил свои недавние мысли, — так быть не должно, и вообще я сначала всячески отмахивался от мыслей об этом, но...       — Погоди, — перебил он. — То есть всё, что ты сказал до этого — правда?       — Смотря о чём ты. Я там много чего наговорил, — через силу усмехнулся я. — Но если ты про... — я понял, что не в состоянии сказать «признание в любви», — последний пункт, то да, правда.       Хотя остальное тоже не было ложью, пусть оно и было сказано в порыве эмоций.       — Если что, я ничего от тебя не требую, так что... — мне понадобилось сделать над собой усилие, чтобы закончить предложение: — можем просто об этом забыть и не возвращаться к этой теме, если, конечно, ты не против. Ну, или если ты и впрямь меня ненавидишь, то... что ж, ладно, я предполагал что-то подобное.       У Корвина сделался такой вид, словно он собрался что-то сказать, и, чтобы не дать ему этого сделать, я добавил:       — Наверное, ты сейчас считаешь, что я псих. Не могу тебя винить, потому что мне и самому так кажется.       Я мрачно усмехнулся и, выбрав точку на ковре у себя под ногами, уставился на неё, чтобы не смотреть на брата. Если бы я мог, я бы сказал что-нибудь ещё, но я не знал, что тут можно добавить.       — Нет, это не так, — проронил Корвин.       Поскольку я нарочно смотрел в пол, то не видел его лица, но зато мог хорошо рассмотреть его сапоги.       — Либо мы оба психи.       Я нахмурился, не совсем понимая, что он имеет в виду.       — Это ещё в каком смысле?       Сапоги Корвина направились к окну, но потом он резко развернулся и прошагал в мою сторону, остановившись прямо напротив. Мне пришлось взглянуть ему в лицо, потому что всё время смотреть себе под ноги принцу Эмбера как-то не к лицу. Да и когда кто-то стоит напротив и пристально смотрит на тебя, пялиться в пол становится уже как-то совсем невежливо.       Но стоило мне посмотреть на него, как он нахмурился и сам отошёл к какой-то стене, после чего стал там что-то разглядывать — я не видел, что это было.       — Ты что там делаешь? — спросил я и тут же подумал, что мог бы этого и не говорить.       Корвин обернулся. Я увидел, что брови у него нахмурены, и невольно подумал, что теперь мне крышка. Сейчас он подумает и наконец-то скажет, что я ему отвратителен и что вообще лучше бы он меня не знал после этого. Или ещё что-то похожее.       Но сказал он совсем не то, чего я ожидал:       — Можешь секундочку помолчать? Я собираюсь с силами, чтобы признаться тебе в любви, понятно? У меня в таких делах не слишком большой опыт.       Его слова повергли меня в такой шок, что я даже отошёл от стены и ошарашенно уставился на него.       Мне же это послышалось, да?       — Что-что?       — Я влюблён в тебя, — сказал Корвин и серьёзно посмотрел на меня.       Не послышалось.       Чёрт, что?!       — Правда? — спросил я, одновременно с этим впиваясь ногтями в ладонь, чтобы проверить, не сплю ли я.       — Да, правда! — он наконец улыбнулся, и эта улыбка мгновенно освободила меня от всех навязчивых мыслей, которые всё это время и не давали мне спокойно жить. — И я понимаю, о чём ты, — продолжил он. — Если честно, сперва я даже не воспринимал это всерьёз, и вообще ты мне казался несколько... наглым и безответственным, и в какие-то моменты я вёл себя с тобой просто ужасно.       — Да уж, заметно, что ты нечасто объясняешься кому-то в любви, — не удержавшись, ехидно заметил я.       — Но вместе с этим ты невероятно смелый, и остроумный, и... у тебя потрясающая улыбка, — добавил брат, взглянув на меня. — Но что хуже всего, когда ты оказываешься где-то поблизости, я каждый раз теряю рассудок и мне только и хочется, что дотронуться до тебя и поцеловать...       Я улыбнулся и, подойдя ближе, убрал с его лица прядь волос:       — Да, это действительно плохо.       Корвин улыбнулся в ответ, но улыбка продержалась на его лице всего пару секунд, после чего он снова стал серьёзным:       — Знаешь, я ведь чуть тебе не признался, когда ты впервые пришёл туда, в подземелье, — неожиданно произнёс он.       Я гладил его по щеке, не в силах убрать руку. Не сейчас, по крайней мере.       — Да? — я попытался вспомнить, что Корвин мне говорил, когда я навещал его в тюремной камере, но пока мог вспомнить только его прикосновение к своему лицу. Похоже, оно отпечаталось в моей памяти так сильно, что вытеснило все остальные детали.       — По крайней мере, я хотел это сделать, но ты довольно быстро ушёл, так что... — он пожал плечами.       — Понятно, — пробормотал я, припоминая, что и сам почти проболтался ему о своих чувствах во время того нашего разговора:       «Я люблю тебя за то, что ты Корвин, а не за то, как ты выглядишь».       Конечно, я так и не сказал этого, но суть моих мыслей была примерно такой. А сейчас говорить это было бы странно — Корвин-то уже давно не в тюрьме, да и с его зрением всё в порядке.       Я посмотрел ему в лицо, чтобы снова в этом убедиться, и неожиданно для себя самого сказал:       — Меня до сих пор иногда холодный пот прошибает, когда я вспоминаю, что с тобой там сделали.       — Меня тоже, — Корвин повернул голову к окну, и мне пришлось убрать пальцы с его лица. — Слушай, а вот когда я только появился дома и вызвал тебя по Карте, и ты хотел мне что-то рассказать, но я тебя перебил... — он прищурился, — ты это хотел сказать?       Я немного удивился его резкой смене темы, но тут же нашёл этому разумное объяснение: наверняка пережить тот кошмар с ослеплением было непросто, и, вероятно, для него это всё ещё больная тема.       — Да, но тогда я тоже особо не соображал, что говорю, — отозвался я и ухмыльнулся: — Я был так... рад, что ты наконец появился и что с тобой всё нормально, и мне просто хотелось вывалить на тебя всё, что было у меня на уме. Но тебе срочно надо было к этой... — я пощёлкал пальцами, пытаясь вспомнить имя той девушки, — как её? Дора?       — Дара.       — А, точно. Дара, — я нахмурился, невольно ощутив раздражение от того, что упомянул её в разговоре.       Зачем я вообще заговорил о ней? Можно же было изложить свою мысль и без этого...       Я не знал, почему, но эта девушка была мне неприятна, пусть даже я и не был с ней знаком. Пока что я мог списать это только на интуицию, потому что объективных причин не любить её у меня не было.       И причин любить её — тоже...       Спокойно. Корвин не стал бы принимать моё признание, если бы у него были какие-то чувства ещё и к ней. Если они и были, значит, их уже нет, и нечего об этом думать.       — Ты говорил, что вы общались, — тут же промолвил я, как будто мои действия существовали отдельно от мыслей.       Проклятье, да что мне неймётся?!       — Да, говорил, — подтвердил Корвин. — А что, у тебя есть какие-то соображения?       — Ну, она сказала, что Эмбер будет разрушен, — мне хотелось зацепиться за какую-то деталь, такую, чтобы можно было узнать что-нибудь про неё и при этом не выглядеть озабоченным.       Точнее, меня интересовала не сама Дара, а одна конкретная вещь.       — Ты случайно не знаешь, она не была какой-нибудь ясновидящей? — поинтересовался я. — Или может, у неё наоборот проблемы с башкой были?       Правда, на Лабиринте она выглядела достаточно самоуверенной. Но с другой стороны, безумцы тоже зачастую бывают самоуверенны.       Я почему-то вспомнил, как Корвин выскочил из машины и кинулся на Джулиана, можно сказать, без всего, когда мы с ним только приехали в Эмбер. И я-то ведь тогда тоже назвал его сумасшедшим, даже если это было далеко от правды.       «Да нет, это-то здесь при чём?» — возмутился мой мозг, и я не стал развивать эту мысль. С Корвином-то уж точно всё в порядке, пусть он иногда и ведёт себя странно или излишне смело.       — Ясновидящей она не была, — откликнулся брат. — И с головой у неё всё нормально... по крайней мере, мне так казалось, сейчас я уже не особо уверен, — он усмехнулся. — А что?       — Просто хочу понять, можно ли воспринимать её слова всерьёз. Да и... — я нахмурился, — как она вообще к тебе относилась?       Корвин озадаченно посмотрел на меня, и я подумал, что возможно, спросил это слишком прямо.       — Я к тому, что это вообще было? Какая-то угроза? Или она наоборот пыталась тебя... не знаю, предостеречь?       — На предостережение это было не похоже. Скорее на констатацию факта. Но она не так уж и много мне о себе рассказывала, — произнёс он. — Почему ты вообще спрашиваешь об этом?       Я пожал плечами, не зная, что на это сказать, потому что настоящая причина моего интереса была довольно мелочной. Но эта необходимость отпала сама собой, потому что я вдруг ощутил на себе попытку вызова. Вместе с этой попыткой на меня нашла сильная головная боль — как будто мне в мозг со всей силы вогнали раскалённую иглу. Что-то похожее я чувствовал, когда мы с Корвином несколько лет назад ехали в Эмбер и я перегрузил свой мозг Отражениями.       Наверное, это отразилось на моём лице, потому что Корвин нахмурился и взял меня за плечи, словно испугавшись, что я потеряю равновесие:       — Эй, ты чего?       — Всё... нормально, — с усилием произнёс я и отошёл к окну, чтобы опереться на подоконник. — Корвин, меня, кажется, вызывают. Я должен ответить, пусть даже на секундочку, потому что этот кто-то очень хочет со мной поговорить.       Я натянуто улыбнулся ему и, повернувшись к окну, принял контакт.       — Рэндом, ты можешь говорить? — спросила Льювилла, лицо которой тут же появилось передо мной.       Я заметил, что её волосы были сильно растрёпаны, а платье порвано в некоторых местах — она выглядела так, словно на неё только что кто-то напал. И, даже учитывая моё двойственное отношение к ней, я невольно спросил:       — Ты в порядке?       Она отвела глаза и скрестила руки на груди, словно мой вопрос вызвал у неё раздражение:       — Нет. Именно поэтому я и связалась с тобой. В Рэмбе уже два дня происходит нечто очень странное.       — А точнее?       — На нас нападают какие-то странные отродья. Они чем-то похожи на людей, но гораздо сильнее них. Наши солдаты пытались с ними бороться, но их ничего не берёт — даже если отрубить им головы, они всё равно продолжают жить... создаётся впечатление, что они уже мертвы, но по какой-то причине способны передвигаться. У вас, наверху, есть что-то похожее?       Я покачал головой, поражённый её словами:       — Нет. В смысле, да, на нас тоже нападали непонятные твари, но мы расправились с ними несколько дней назад. И тех, о ком ты говоришь, мы точно не видели.       Сестра кивнула и, заметно помрачнев, сказала:       — Леди Мойра исчезла.       А вот это уже очень интересно.       — Исчезла? Ты имеешь в виду... — я оборвал фразу, чтобы не говорить «умерла». Мне было всё равно, жива эта ведьма или нет, но вот чувства Льювиллы стоило бы пощадить. Тем более когда она в таком состоянии.       — Мы не знаем, жива она или нет. Её пытаются найти, но пока безуспешно.       — Ясненько, — пробормотал я. — А кто всем заправляет в её отсутствие?       — Я, — буднично ответила та.       Я вскинул брови:       — Ого. Поздравляю.       Сестра бросила на меня неожиданно яростный взгляд, и я тут же исправился:       — В смысле... мне чертовски жаль. Но я понятия не имею, где она, если, конечно, ты об этом хотела меня спросить.       Вообще я надеялся, что она так и останется там, куда делась — она этого уж точно заслужила. Но Льювилле я этого не сказал. Меня и без того удивила её реакция на моё поздравление — до этого я никогда не видел, чтобы у неё было такое лицо.       Или может, это проявлялась её настоящая сущность? Может, она наконец перестала считать нужным носить передо мной свою маску (если она вообще у неё была)? В таком случае я даже не знал, стоит ли радоваться этому.       — Сколько у вас потерь? — спросил я, просто чтобы посмотреть, в каком тоне она мне ответит.       Сестра вздохнула и прикрыла рукой порванный рукав платья, как будто только сейчас обратила внимание на свой внешний вид.       — Недавно я отправила к лестнице отряд из пятиста тысяч человек, который должен был охранять её. Из них выжили единицы, а существа, которых они должны были сдержать, проникли в город. Сейчас его усиленно патрулируют наши... — она на секунду опустила глаза, словно ей стало неловко, — кхм... мои люди. Я отдала приказ жителям не выходить из домов, но и это не всегда помогает.       — Звучит хреново, — признал я. — И что ты думаешь делать?       — Я ничего не знаю о них, Рэндом. Сейчас одна часть моих людей сдерживает натиск и охраняет город, а другая занимается поисками леди Мойры... я пытаюсь навести о них справки, но во всех книгах, которые я прочитала, об этих существах нет ни единого слова.       — То есть ты не знаешь, что делать? — неожиданно осведомился Корвин. Всё это время он стоял чуть поодаль от меня, но теперь тоже подошёл к окну.       Льювилла перевела на него взгляд и недобро прищурилась:       — Я делаю всё, что могу. И я не с тобой сейчас разговариваю.       Брат вскинул брови и скрестил руки на груди:       — Зато я разговариваю с тобой, поэтому будь добра, ответь на вопрос.       — Я уже тебе ответила, поэтому будь добр, — она сделала упор на этих словах, — отойди и не мешай мне разговаривать. Как видишь, вызвала я не тебя, поэтому в твоих советах не нуждаюсь. Или тебе везде нужно свои знания проявить? Хочешь показать, что ты умный и всегда знаешь, что делать?       — Сбавь-ка тон, пожалуйста, мне как-то обидно, когда ты так со мной разговариваешь.       — Я сбавлю тон только тогда, когда сама посчитаю нужным.       — А вот это уже совсем неприятно. Между прочим, если бы не твоя хамская манера общения, я бы уже давно отошёл от тебя.       Она повторила его жест и скрестила руки на груди:       — Если тебе не нравится мой тон, почему ты ещё здесь? Я не заставляю тебя со мной общаться.       — Ага, а потом ты скажешь что-нибудь Рэндому в точно таком же тоне, — внезапно заявил Корвин и положил руку на моё плечо. — Мне-то ничего, а вот он может и разозлиться. Тебе оно надо?       — И что ты от меня хочешь? Чтобы я сейчас бросилась перед тобой на колени? Этого я делать не стану.       Корвин поморщился и убрал руку (я мысленно понадеялся, что эта его гримаса относилась не ко мне):       — И не надо, я просто прошу тебя не грубить. Это что, так много?       — Ты не просишь, ты приказываешь.       — Чёрт, да перестаньте! — не выдержав, оборвал их я и хмуро посмотрел сначала на сестру, потом на брата. — Я не знаю, что у вас там происходит, и мне, в общем-то, наплевать, но можете выяснить свои отношения когда-нибудь потом? Желательно, не при таких обстоятельствах и без моего присутствия.       Лицо Льювиллы приняло какое-то усталое и слегка оскорблённое выражение. Она выпрямилась и, опустив руки, отвела взгляд куда-то в сторону. Корвин несколько секунд изучал её, но потом всё же произнёс:       — Ладно, извини, сестра.       Она посмотрела на него так, словно он своим извинением нанёс ей ещё одно оскорбление, а потом обернулась ко мне и как ни в чём не бывало продолжила:       — Сегодня с десяток этих тварей проникли в замок. Они убили стражников, которые стояли у ворот, а потом загрызли несколько фрейлин. Некоторые из них остались живы, но...       — Подожди, — перебил я её, холодея от подступающей мысли. — А что с Виалой?       — С какой Виалой?       — С фрейлиной Мойры. Такая невысокая, брюнетка. Где-то на голову меня ниже, — торопливо объяснил я. — Она была моей женой... какое-то время.       Льювилла по-прежнему с непониманием смотрела на меня.       — Мойра сказала, что Рэндом должен жениться на ней и остаться в Рэмбе на год, и что иначе она казнит его, — снова вставил Корвин и пристально посмотрел на неё: — Припоминаешь?       Я взял брата за руку, чтобы хоть как-то выразить свою благодарность за то, что он вмешался. Мне гораздо больше хотелось его обнять, но сейчас об этом и речи быть не могло.       Корвин не поменялся в лице и даже не отвёл взгляда от лица сестры, но ободряюще сжал мою руку.       Льювилла хмуро посмотрела на него, и, как будто не придумав, к чему ещё ей придраться, сказала:       — Леди Мойра.       — Я обязательно обращусь к ней именно так, если вдруг её увижу, — отозвался брат. — Так что насчёт Виалы? Ты не ответила.       — У неё есть несколько... серьёзных повреждений, — сдержанно произнесла та и, кинув на меня быстрый взгляд, добавила: — Но она жива.       Проклятье...       — Что с ней?       Льювилла безразлично посмотрела на меня и снова прикрыла свой рукав рукой:       — Я же сказала — несколько серьёзных...       — Каких именно? — перебил я.       — Откуда я знаю? Я же не врач.       Я никогда не думал, что это случится, но в тот момент я ощутил настоящую ненависть к ней. Я уже чувствовал, как мне становится жарко, даже несмотря на открытое окно, а в голове снова зарождается желание превратиться в огнедышащего дракона и спалить тут всё дотла. Можно было бы и Льювиллу заодно, раз такое дело.       — Всё ты прекрасно знаешь, — процедил я. — Говоришь это специально, чтобы я поскакал сейчас в Рэмбу и сам посмотрел на неё, да?       — Я не знаю, о чём ты говоришь, — возразила сестра, снова помрачнев.       — Льювилла, хватит лгать мне! Если хочешь помощи, то хотя бы скажи, какого чёрта там происходит.       — Хорошо. У неё большое количество ран, из-за которых она почти не может двигаться. Ей сломали несколько рёбер и, насколько я знаю, правую руку... или левую, я уже не помню. Я не заходила к ней, поэтому видела её только издали. А ещё...       Меня ужаснул и одновременно разозлил тот факт, что Льювилла так спокойно перечисляла все её увечья. Всё это время я неотрывно смотрел ей в лицо, но оно было совершенно непроницаемо, будто сестра рассказывала о погоде, а не о том, как на беззащитную девушку напали и чуть ли не разорвали в клочья.       — Стой, — я резко поднял руку, чтобы она заткнулась, потому что дальнейших подробностей я бы уже не выдержал.       Она оборвала свой монолог и вопросительно посмотрела на меня.       Я вздохнул, пытаясь отогнать от себя образ растерзанной Виалы, который мне уже нарисовало воображение. Я всегда думал, что меня не пугают пытки — чёрт возьми, да я, можно сказать, почти специалист в этой сфере, и я уж точно знаю, что есть куча куда более ужасающих способов причинить человеку боль, чем простое нападение.       Но сейчас, когда речь шла о моей подруге, даже это казалось мне страшным.       Да, я не боюсь пыток и даже люблю их в определённом смысле, но не когда дело касается близких мне людей. Тем более их у меня не так много.       — О'кей, — сдался я и снова посмотрел на Льювиллу: — Я тебе помогу, дай только собраться.