Чёрный Ангел

      Не знаю, почему, но стоило мне шагнуть на Лабиринт, как все мои сомнения и страхи тут же развеялись. Возможно, потому что я был слишком сосредоточен на его прохождении, и мысль о том, как бы случайно не отвлечься, вытеснила все мысли, внушающие мне страх. А может, я просто устал бояться.       Только оказавшись в центре, я секунду помедлил, прикидывая, где сейчас может быть Эрик. Впрочем, долго думать мне не пришлось — в такое позднее время он, скорее всего, в своей комнате. И даже если он вышел, мне не составит труда подождать его там и нанести удар уже когда он вернётся.       «А что, если он спит?» — вдруг возникла у меня мысль.       «И что с того? — тут же отозвалась циничная половина моего мозга. — Тебе же лучше. Будет проще осуществить задуманное».       Технически — да, но хватит ли у меня моральных сил убить его, пока он спит? С другой стороны, когда мы с Корвином наткнулись на солдат Эрика в Ардене, спасая Дейдру, то двое из них тоже спали. Тогда мне почему-то без труда удалось их прикончить. Но сейчас...       Чёрт возьми, почему я вообще об этом рассуждаю? Я что, серьёзно сейчас думаю, что Эрик заслужил того, чтобы жить после того, что он сотворил с Корвином?       «Но Корвин жив», — возникла у меня в голове ещё одна мысль.       И сидит в темнице без зрения, да. По правде сказать, я даже не знаю, что хуже — смерть или такая участь. По сути, гниение в подземелье — это тоже смерть, просто гораздо более медленная и мучительная. Интересно, его там хотя бы кормят?       Я бросил взгляд в сторону распахнутой двери и как будто слегка протрезвел, осознав, что по-прежнему нахожусь в Рэмбе. Всё, хватит думать. Сейчас у меня всё равно нет выбора — если уж я добрался до центра, то мне по-любому придётся перенестись отсюда хоть куда-то.       Чтобы не передумать в последний момент (мои мысли уже текли в таком направлении, что я начал опасаться, что это действительно произойдёт), я достал стрелу из колчана, чтобы потом не тратить на это время, и, сосредоточившись, представил себе покои Эрика. В сущности, мне даже не надо было помнить, как они выглядят. Одного желания туда попасть было более чем достаточно.       Как только я подумал об этом, Рэмба тут же начала расплываться перед моими глазами. Последнее, что я в тот момент услышал — это чья-то приглушённая ругань и несколько размытых силуэтов, которые поспешно вбежали в комнату. Кажется, я и впрямь успел в самую последнюю секунду.       Эрик стоял у распахнутого окна с сигаретой в руке, глядя куда-то вдаль. Лёгкий ветер развевал его плащ и волосы, а в комнате было так тихо, что были отчётливо слышны голоса с улицы. Меня он не заметил.       Я поднял арбалет, целясь в него, но тут же опустил его, почему-то не найдя в себе силы выстрелить. Мне показалось, что вид у него в тот момент был какой-то... грустный, что ли. Я в курсе, что это до ужаса сентиментально, но мне показалось, что убивать его, когда он в таком состоянии, было бы подло.       Убивать его, когда он этого не видит, было в принципе подло, если уж говорить о моральных нормах. Впрочем, нас, эмберцев, мораль никогда особо сильно не волновала.       Тогда какого дьявола меня она сейчас волнует? Какую роль вообще в данный момент играют мои моральные принципы? Надо пристрелить его, и дело с концом!       Решившись, я всё-таки вскинул арбалет и, смотря прямо перед собой — смотреть на Эрика было нельзя, это я уже понял, — выпустил стрелу.       Некоторое время он просто стоял неподвижно — с его стороны даже не раздалось ни единого звука. Потом он повернул голову и на его лице отразилась сложная гамма чувств, которую я не могу описать словами. Но удивления на его лице не было, словно он заранее готовился к тому, что я появлюсь здесь.       — Довольно хитрый ход, — прокомментировал он, и его голос даже не дрогнул. Правда, в следующую секунду он поморщился, а ещё через секунду сполз на пол и хрипло добавил: — Но вот план так себе.       Я не понял, что означала усмешка, которую он послал мне после этого, но у меня не осталось времени, чтобы это обдумать, потому что почти сразу после этого меня приложили по голове чем-то очень тяжёлым. После этого я потерял сознание, поэтому не могу сказать ни кто это был, ни какова была дальнейшая участь Эрика.

***

      Очнувшись, я первым делом попытался встать и тут же сквозь зубы выругался, потому что эта попытка отдалась резкой болью в моём левом боку. Кажется, у меня была сломана парочка рёбер, и что самое интересное, я совершенно не помнил, кто и когда это сделал.       Я приподнялся на локте (мои рёбра снова отчаянно запротестовали, но я постарался не обращать на это внимания), и, кое-как приняв вертикальное положение, прислонился к стене. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что я нахожусь в тюремной камере. Бросив взгляд налево, я увидел, что в метре от решётки на стуле сидит Джулиан и нарочито бесстрастно меня разглядывает.       — Очнулся? — осведомился он, заметив, что я смотрю на него.       — Как видишь, — отозвался я. — А вы все так по мне соскучились, что решили не оставить мне ни единого шанса покинуть дом?       — Это я должен задавать тебе этот вопрос. Видимо, тебе так не хватало Эмбера, что ты решился пойти аж на такой риск. Ты хоть представляешь, какого дьявола ты наделал?       Я пожал плечами и перевёл взгляд на стену.       — А его и делать было не нужно. Эрик и сам со своим существованием прекрасно справлялся.       — Ты ранил его, — холодно произнёс Джулиан, проигнорировав мои слова.       — Какая жалость! — огрызнулся я. — Я думал, убил.       — Кто подбил тебя на это?       А, так вот зачем он пришёл. Ясненько.       — Никто, — честно ответил я.       Джулиан скептически поднял бровь:       — Ты лжёшь. Тебя явно кто-то послал сюда.       — Я не пёс, чтобы меня посылать, — процедил я. — И если у тебя проблемы со слухом, я скажу ещё раз: меня никто на это не подбил. Я говорю правду, и ты зря сейчас пытаешься что-то из меня вытянуть.       — Рэндом, если ты всё-таки врёшь, я советую тебе признаться сейчас, пока я прошу об этом по-хорошему.       — Можешь угрожать сколько влезет. Ничего нового ты всё равно от меня не услышишь.       — Я могу прибегнуть к пыткам, если понадобится.       Я рассмеялся:       — Джулиан, ей-богу, это уже просто смешно. Я знаю о пытках гораздо больше, чем ты.       — Хочешь проверить?       — Да мне без разницы. Даже если ты станешь меня пытать, нужная тебе информация у меня в голове от этого не появится. И я тебя не боюсь, — заключил я.       — Последний раз спрашиваю: по чьему приказу ты это сделал?       Я закатил глаза:       — Последний раз отвечаю тебе, что по своему собственному.       Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом Джулиан снова спросил:       — Не хочешь говорить, да?       — Ещё немного, и я начну думать, что ты просто ищешь повод со мной поболтать, — усмехнулся я. — Если соскучился, лучше так сразу и скажи.       Брат ничего не ответил, поэтому я продолжил:       — Да и кто, по-твоему, мог мне это приказать? Мойра, что ли? Если вдруг ты не в курсе, то она меня люто ненавидит.       — Это мог сделать тот же Корвин.       — Да что ты? — не выдержал я. — И каким же образом?       — Откуда мне знать? Через Карту или...       — Без зрения? Через Карту? — я зло уставился на него. — Я бы пошутил, если бы всё не было так грустно. У него сейчас нет никакой возможности с кем-либо связаться. Как бы он смог мне это приказать?       — Никак, — признал Джулиан. — Значит, это сделал кто-то другой.       — Вряд ли я стал бы подвергать себя такому риску по приказу кого-то ещё, — буркнул я и тут же понял, что мне не стоило этого говорить.       — А что, Корвин стоит того, чтобы ради него подвергать себя риску?       — О, боже мой, — мрачно выдохнул я, перейдя с тари на английский.       — Хочу напомнить, что я знаю английский ничуть не хуже тебя, — промолвил мой собеседник.       Я отвернулся к стене, потому что у меня уже не было моральных сил спорить и придумывать веские аргументы. Плевать, что он обо мне подумает. Честно говоря, большинство моих сил и так ушли на то, чтобы выстрелить в Эрика.       — Я просто хочу сказать, что если ты скажешь правду, то тебя, возможно, отсюда выпустят, — предпринял Джулиан ещё одну попытку разговорить меня.       Я молча показал брату средний палец, всё так же не глядя в его сторону.       — Не хочешь? Ну ладно.       Его стул скрипнул, оповещая о том, что Джулиан встал, и через пару секунд послышались звуки удаляющихся шагов, после которых наступила полная тишина.       Что ж, отлично. Я побывал в одной клетке и теперь благополучно переехал в другую.       Просто великолепно, мать вашу...       Я хотел ударить кулаком по стене, чтобы выплеснуть эмоции, но вспомнил о своей травме и передумал. Чтобы это сделать, мне придётся для начала повернуться лицом к стене, а я не был уверен, что смогу это сделать в таком состоянии.       Интересно, почему люди Эрика не убили меня? Они ведь вполне могли это сделать после того, как я попытался его угробить. Или Эрик боится навлечь на себя гнев Мойры? Да нет, ерунда. Если бы меня убили, уверен, Мойра была бы только рада... Тогда в чём причина?       Конечно, они могли бояться ещё и моего предсмертного проклятия. Пока что это была единственная разумная причина, которая приходила мне в голову.       А на какой исход я, интересно, вообще надеялся? План побега-то я продумал, хоть и не учёл некоторых моментов, но совершенно не подумал о том, что буду делать, когда окажусь в Эмбере. Вернее, да, я решил, что попытаюсь убить Эрика, но это был не план, а желание.       Конечно, я мог предвидеть, что стражники рано или поздно меня заметят и уж точно не будут рады моему появлению. Если стражники Мойры патрулируют её дворец ночью, то логично, что здесь происходит то же самое.       И как я только ухитрился так вляпаться? С ума сойти.       Мы с Виалой недавно обсуждали мои сильные стороны. По правде сказать, в определённые моменты мне кажется, что я по-настоящему хорош в навлечении неприятностей на свою голову. Они слетаются на меня как мошкара на свет лампы. Возможно, причина в моём взбалмошном характере (в этом плане у меня так ничего и не изменилось с детства), а может, в том, что мне сложно долго усидеть на одном месте.       Кстати, Мойра, видимо, хорошо меня знала, потому что выдержать наказание, которое она мне назначила, действительно было не так-то просто. Понятия не имею, откуда она это знала. Возможно, от Морганты... хотя тоже непонятно, зачем ей было рассказывать обо мне своей матери. Но может, она просто упомянула меня в разговоре с ней, а Мойра запомнила.       В камере было холодно, мрачно и чертовски уныло.       В Рэмбе хотя бы поглазеть было на что, а здесь глазеть можно было разве что на нацарапанные на стенах палочки, которые, судя по всему, были оставлены предыдущими заключёнными. Интересно, что с ними стало?       Бросив взгляд в дальний угол камеры, я отчасти получил ответ на свой вопрос, потому что там, прислонившись к стене, сидел скелет.       — Привет, — пробормотал я.       Господи, что я сейчас делаю?       Покойник меня, конечно, не услышал, но почти сразу после моего приветствия у него отвалилась нижняя челюсть и брякнулась об пол, словно он действительно попытался что-то ответить. Ещё через мгновение он сполз на бок, и я заметил, что за его спиной к стене было прислонено укулеле. Если оно принадлежало скелету, то, вероятно, при жизни он очень дорожил этим инструментом, раз сумел протащить его в камеру.       Сам я никогда не играл на укулеле, но когда-то играл на гитаре. Это занятие меня не зацепило, поэтому спустя некоторое время я увлёкся игрой на ударных. Произошло это, что самое интересное, чисто по воле случая.       Я в то время заканчивал последний курс Калифорнийского университета. Не хочу как-то оскорбить Дворкина и слуг нашего отца, но здесь, в Эмбере, нас гораздо усерднее обучали магии, фехтованию и правилам этикета, чем всему остальному. И даже если всеми этими навыками ты прекрасно владеешь, этого явно недостаточно.       А может, это только о моём образовании никто особо не парился, потому что я не был претендентом на престол. Кто знает.       В любом случае мне казалось, что поездить по Отражениям и нахваться разных знаний оттуда будет гораздо эффективнее, чем сидеть и слушать уроки Дворкина, которые мне всё равно к чёрту не сдались. И я уверен, что не один так думал.

***

      На свежий выпуск «Лос-Анджелес Таймс», который я просматривал в надежде найти что-то интересное, внезапно упала тень. Я поднял глаза и увидел своего однокурсника Джея, который стоял, держа в каждой руке по картонному стаканчику, и смотрел на меня сверху вниз.       — Отойди, ты загораживаешь мне солнце, — с усмешкой произнёс я, кивнув на свою газету.       — Вот чёрт. А я тебе кофе принёс, — с наигранной печалью на лице он уставился на один из своих стаканчиков. — Видимо, придётся мне выпить двойную порцию, раз уж ты отказываешься.       Джей развернулся и сделал вид, что собирается уйти, но я уже достаточно хорошо его знал, чтобы понимать, что он этого так и не сделает. Но я всё-таки сказал:       — Знаешь, я передумал. Загораживай мне солнце дальше.       Мы оба почти одновременно рассмеялись, и Джей сел рядом со мной.       — Как легко тебя, оказывается, подкупить, — беззлобно заметил он.       — Мне просто кажется, что студентам последних курсов кофе всегда жизненно необходим, — отозвался я.       Джей сделал глоток из своего стаканчика и только после этого возразил:       — По-моему, он необходим всем студентам в принципе. Первокурсникам приходится даже хуже, чем нам, потому что нас уже более-менее воспринимают как равных. Когда я только поступил, меня постоянно заваливали работой. Некоторые преподаватели даже смотрели на меня косо. Я понятия не имел, как я вообще здесь выживу, — он усмехнулся.       К сожалению, мне было нечего на это сказать, потому что первые два курса я пропустил и поступил сразу на третий — пришлось выдумать историю про то, что первые два курса я отучился в другом университете, но моим родителям показалось, что у него недостаточно высокий рейтинг, и они перевели меня сюда. От своих однокурсников я не отставал, как следовало ожидать. Хотя первые пару недель было довольно нелегко, учитывая, что это была моя первая самостоятельная поездка в Отражения.       Не считая Рэмбы, конечно.       — А что ты читаешь? — полюбопытствовал Джей.       — «Лос-Анджелес Таймс», — коротко вздохнув, проронил я. — Но там ничего интересного.       — Зачем тогда ты продолжаешь туда смотреть? — вопросил он, и только после этого я понял, что по-прежнему машинально пялюсь на строчки газеты.       Вдруг моё зрение резко прояснилось, потому что мой взгляд зацепился за один из абзацев, в который я решил вчитаться повнимательнее.       В абзаце упоминался некий музыкальный коллектив под названием Above The Average, которые завтра давали концерт в каком-то клубе. К статье была прикреплена фотография, на которой были изображены два юноши и девушка — видимо, это и был состав группы. Раньше я нигде не слышал о них, и мне, разумеется, тут же стало интересно.       Хорошо, что завтра выходной.       — Рэндалл, ау! Тебя парализовало?       Я моргнул и тут же инстинктивно отодвинулся, потому что Джей махал рукой в нескольких сантиметрах от моего лица, пытаясь привлечь моё внимание. В тот момент я даже мысленно порадовался, что мы сидим на скамейке, а не на лавке.       Я бросил на своего друга хмурый взгляд:       — Ты чего так меня пугаешь?       — А ты меня нет? — возмутился тот. — Завис и смотришь куда-то в одну точку. Я подумал, у тебя что-то случилось.       Я молча протянул ему газету, ткнув пальцем в нужный абзац. Джей пробежался глазами по тексту, после чего кивнул:       — О, я слышал про них. Но их песни никогда не слушал.       — А я бы послушал. Хотя я даже об их существовании узнал только сейчас, — признался я.       — Хочешь сходить на их концерт?       Я пожал плечами:       — Почему нет? Мне всё равно делать нечего.       Джей медленно перевёл взгляд с моего лица на газету и обратно.       — Слушай, я не пытаюсь тебя отговорить, но... тебя не смущает, что это в Лос-Анджелесе?       — Да, я уже понял. И что с того?       — А мы в Беркли, — сказал он, как будто это было не очевидно.       Я снова пожал плечами и уставился на него, ожидая, когда мой однокурсник изложит свою основную мысль.       — Далековато получается, не находишь?       — Ну, если на машине, то около десяти часов. На самолёте вообще час. А вот если пешком, то и впрямь далековато. Неделю где-то топать придётся, — я усмехнулся. — Нет, теоретически я, конечно, мог бы, но в таком случае мне стоило пораньше туда отправиться.       — Так-то да, но машину ведь нужно где-то взять. А авиабилет вообще стоит почти как наша стипендия, — заметил Джей. — Только не говори, что у тебя есть так много денег, я всё равно в это не поверю.       — Машина у меня есть, — отозвался я. — Так что платить мне ничего не надо. Но спасибо, что печёшься о моём финансовом благополучии. Я оценил, правда.       Джей хитро прищурился, потом рассмеялся:       — Знаешь, иногда мне кажется, что ты ужасно загадочный человек, Рэндалл.       Я вскинул брови:       — Надо же. Мне казалось, что я, наоборот, довольно открытый.       — Просто ты ведёшь себя очень нетипично для студента.       — И как тогда, по-твоему, должны себя вести типичные студенты?       Джей развёл руками:       — Среди нас нечасто встречаются те, кто так же разбрасываются своими деньгами, как ты. Я даже не понимаю, где и каким образом ты свою машину откопал. Не говоря уже об авиабилетах.       Ах да, точно. Порой я совсем забываю, что по земным стандартам (или правильнее сказать «стереотипам»?) я — бедный юноша, живущий в съёмной однокомнатной квартире и пересчитывающий свои деньги от стипендии до стипендии. Всё это было неправдой, но, видимо, таково было представление общества обо мне.       В то, что студент может быть богатым, никто не верил, поэтому во время разговоров на эту тему мне каждый раз приходилось лгать.       — Машина мне досталась от родителей, а деньги я получаю в основном с работы. На одних стипендиях, понятное дело, далеко не уедешь. И у меня довольно обеспеченные родственники, так что если будет совсем плохо, я могу обратиться к ним. Но я очень стараюсь, чтобы до этого не дошло.       — Почему? — поинтересовался Джей.       — Просто не люблю чувствовать себя обязанным. Да и неловко как-то — я, вроде как, уже взрослый, а всё равно беру у них деньги...       — У тебя что, будут проблемы, если ты попросишь их о помощи?       — Эм... нет, — я коротко рассмеялся. — Как это вообще может создать мне проблемы?       — Ну, вдруг у тебя с ними плохие отношения или ещё что-то... — мой друг неопределённо помахал рукой в воздухе.       — Мои родственники по большей части довольно строгие и консервативные. Но они мне помогают, — промолвил я.       — Ты с ними не общаешься?       — Не горю желанием делать это без необходимости.       — Понятно... — он опустил взгляд на дно своего опустевшего стаканчика, после чего посмотрел вдаль и вдруг спросил: — Это твои знакомые?       Я обвёл глазами университетский двор и почти сразу заметил, что неподалёку от нас стоят две девушки и о чём-то шепчутся, время от времени поглядывая в нашу сторону. Увидев, что я смотрю на них, они обе как по команде отвернулись.       — Впервые их вижу.       — Судя по их жестам и направлению взглядов, они только что говорили о тебе, — резюмировал Джей.       — А может, о тебе, — хмыкнул я.       — Да нет, они смотрели на тебя, я точно видел. И когда я на них посмотрел, их это не смутило, а стоило это сделать тебе, как они тут же ретировались, — он небрежным движением подбросил свой стаканчик, видимо, надеясь попасть в урну, но успехом эта попытка не увенчалась. — Как думаешь, почему?       Я пожал плечами. Честно говоря, мне было глубоко плевать.       — Ты меня спрашиваешь? Я-то откуда знаю?       — Одна из них явно в тебя вляпалась.       — Да наплевать мне, — бросил я и снова уткнулся в «Лос-Анджелес Таймс».       — Ладно, извини, — пробормотал Джей, судя по всему, не ожидая такой реакции.       — Всё нормально.       — На самом деле мне кажется, это здорово — когда ты кому-то нравишься, — продолжил он.       Я пожал плечами:       — Если в разумных пределах, то может, и здорово. А если этой... симпатии слишком много, она начинает морально давить на тебя. Ещё приходится всякий раз думать, как бы сформулировать отказ так, чтобы никого не ранить.       Я вздохнул, потому что здесь, в университете, у меня неоднократно был такой опыт. Один раз, выходя из аудитории, я чуть не заработал фингал под глазом, потому что какой-то парень подкараулил меня и попытался со мной подраться. Мне пришлось нанести ему моральный ущерб и даже чуть-чуть физического, чтобы он рассказал, в чём дело. Оказалось, что он это сделал, потому что его девушка один раз на меня посмотрела.       Я не стану говорить, что в тот момент подумал, потому что тогда все мои мысли огранивались одним нецензурным ругательством.       Повстречай я когда-нибудь ту девушку, настоятельно посоветовал бы ей с ним расстаться. Если человек готов поколотить первого встречного только за то, что его девушка на него посмотрела, то он с таким же успехом может поднять руку и на неё. Это, конечно, уже их проблемы, но светлое будущее с таким бойфрендом ей вряд ли светит.       Признаться, я тогда не убил его только потому, что не хотел, чтобы меня отчислили.       — Мне и на третьем курсе признавались, — пробормотал я.       — А ты популярный, — пошутил Джей.       Я в ответ только невесело усмехнулся.       — Популярность должна давать хоть какие-то привилегии. А у меня их нет.       — Внимание окружающих к твоей персоне не является для тебя привилегией?       — Если по вине этого внимания я рискую получить кулаком в глаз, то как-то не очень, — сказал я и встал со скамьи. — Может, пойдём? А то до следующей пары совсем мало времени осталось.       — Да, давай, — отозвался Джей. — Сейчас, только стакан подниму...

***

      Я соврал, когда сказал, что мне не придётся платить за поездку в Лос-Анджелес. Точнее, сначала я действительно планировал поехать туда на машине, но затем решил, что если доберусь туда на самолёте, это будет гораздо быстрее. Правда, народу там была целая пропасть, так что регистрация и все остальные формальности, через которые обязан проходить каждый пассажир, сами по себе заняли у меня довольно много времени.       Газету я прихватил с собой, потому что там указывалось название клуба, в котором будет проходить выступление, и время его начала. Правда, так уж вышло, что я приехал на несколько часов раньше, а с собой у меня не было ничего, кроме «Лос-Анджелес Таймс». Я бегло просмотрел ещё пару абзацев, но не нашёл там ничего, что стоило бы моего внимания.       Делать мне было нечего, поэтому все эти несколько часов я потратил на своего рода экскурсию по городу, которую я сам себе организовал. Намеренно осматривать достопримечательности мне не хотелось, потому что я опасался, что они все будут слишком далеко от клуба. А опаздывать на концерт, когда ты приехал на него из другого города, довольно обидно.       В клубе, где должны были давать выступление Above The Average, было много людей и играла громкая музыка — прямо ночной кошмар социофобов и интровертов. Мне, в общем-то, было всё равно, да и музыка меня не сильно смутила — на балах Мойры и то была громче.       Я протиснулся поближе к сцене, чтобы потом не пришлось каждые пять секунд прыгать, силясь разглядеть хоть что-то — один из недостатков низкого роста. Через несколько минут на сцене появилось трое молодых людей — я уже видел их на фотографии в газете, поэтому без труда понял, что это состав группы.       По правде говоря, я не ждал от их концерта ничего особенного, потому что они не выглядели как группа какого-то высокого уровня. Но когда они начали играть, я понял, что готов взять свои слова обратно, поскольку этот концерт превзошёл все мои ожидания. Я даже не помню, когда в последний раз с таким увлечением смотрел на чьё-либо выступление — они пели около часа, а для меня это ощущалось как минут десять, не больше.       Когда музыканты ушли на перерыв, я направился к барной стойке, чтобы взять себе что-нибудь выпить. Но осуществить этот замысел мне не удалось, потому что в толпе кто-то неожиданно дал мне локтем в висок.       Удар был несильный, но в то же время вполне себе ощутимый. Мне было даже всё равно, нарочно это было сделано или случайно — я просто перехватил руку того, кто это сделал, вынуждая его остановиться. Освещение здесь было не очень, поэтому я не сразу смог разглядеть черты лица этого человека, но, присмотревшись, понял, что передо мной вокалист Above The Average.       М-да. Интересно, конечно, получилось.       — Ну и какого чёрта? — осведомился я, всё так же держа его за руку.       — Я не понимаю, о чём вы, — отозвался он.       — Да бросьте, всё вы понимаете, — огрызнулся я. — Вы только что заехали мне локтем в лицо. Как ещё я должен на это реагировать?       — Извините, но людей здесь много, и вас я просто не заметил.       Я дёрнул бровями:       — Знаете, один мой знакомый говорил, что извинение неискреннее, когда ты не можешь посмотреть человеку в лицо.       Вместо того, чтобы посмотреть мне в лицо, мой собеседник закатил глаза:       — Послушай, перерыв короткий, и у меня нет времени с тобой пререкаться. Я извинился, и давай на этом закончим.       — Подумать только! Это ты мне сейчас одолжение делаешь? — я тоже перешёл на «ты». — Я так и не услышал от тебя искреннего извинения, хотя, вообще-то, имею на него право.       — Я могу снова тебя ударить, и на этот раз сделаю это специально, — прошипел он.       — Эй, Ноа, что у тебя там происходит?       Мы почти одновременно обернулись на звук голоса, и я увидел, что к нам пробирается девушка из той же группы — кажется, бас-гитаристка, хотя я не был в этом уверен.       — Этот... молодой человек, — вокалист одарил меня мрачным взглядом, — утверждает, что я его ударил, хотя я даже не помню, как я это сделал.       Девушка нахмурилась, потом поправила свою растрепавшуюся чёлку и взглянула на меня:       — Слушай, если он действительно тебе что-то сделал, то извини его, ладно? Здесь действительно много людей, и если он тебя задел, то, скорее всего, не специально.       Что ж, по крайней мере, она выглядела более адекватной, чем её приятель.       — Я просто хотел, чтобы он извинился, вот и всё, — проронил я.       Она перевела взгляд с меня на Ноа. Потом внезапно предложила:       — Может, выйдем? Мне кажется, вам обоим сейчас нужен свежий воздух.       — А перерыв? — осведомился вокалист.       — У нас ещё десять минут, успеем. Пошли, — не дожидаясь ответа, девушка развернулась и направилась к выходу. Нам же ничего не оставалось, как пойти за ней.       Свежий воздух и впрямь помог — когда мы вышли на улицу, вся моя агрессия как будто выветрилась, и смотреть на моих новых знакомых без лишнего негатива сразу стало проще.       — Может, уже перестанешь меня удерживать? — спросил вокалист, и только тогда я заметил, что по-прежнему машинально держу его за запястье.       — А... да, — я отпустил его руку и слегка улыбнулся.       Он улыбнулся в ответ:       — Если хочешь, я извинюсь перед тобой ещё раз, как полагается. Но я правда тебя тогда не заметил.       Я махнул рукой:       — Да ладно, забыли. Я тоже перегнул палку, так что это, наверное, мне стоит извиняться... Кстати, мне очень понравилось ваше выступление, — вспомнил я свои впечатления от концерта. — Вы все очень здорово сыграли.       — Серьёзно? Ого, спасибо, — он усмехнулся и внезапно протянул мне руку: — Кстати, я Ноа.       — Я уже понял, — я улыбнулся и протянул руку в ответ: — Меня зовут Рэндалл.       — А меня Даниэль, — подала голос девушка, которая всё это время стояла чуть поодаль.       Когда мы находились в клубе, этого не было видно из-за тамошнего освещения, но сейчас я заметил, что её волосы покрашены в тёмно-зелёный цвет.       — Красивое у тебя окрашивание, — прокомментировал я.       — Спасибо, — улыбнулась она. — А у тебя красивое имя.       Я не придумал, что на это ответить, поэтому просто польщённо хмыкнул. Интересно, сказала бы она так, назови я ей своё настоящее имя? Наверное, нет. Жителям Земли моё имя обычно кажется как минимум странным.       Когда кто-то положительно отзывается о моей внешности или характере, мне действительно приятно это слышать, потому что я знаю, что это всё принадлежит мне. А имя Рэндалл не принадлежало мне по-настоящему, и поэтому я не мог воспринимать комплимент Даниэль на свой счёт. Хотя я был уверен, что она сказала это исключительно из добрых побуждений.       — Рэндалл, а ты сам умеешь играть на каких-нибудь инструментах? — поинтересовался Ноа.       — Умею на гитаре и на ударных, — отозвался я. — Но в последнее время я играл ещё где-то в подростковом возрасте, так что сейчас я, вероятно, почти всё забыл.       В замке Эмбера есть большой музыкальный зал, и, ещё будучи ребёнком, я однажды на него наткнулся. Дела до меня тогда никому не было, поэтому я мог проводить там хоть весь день. Возможно, это прозвучит банально, но играть на ударных я научился самостоятельно. А вот играть на гитаре меня научил Рейн, придворный менестрель Эмбера. Он же впоследствии помог мне подкорректировать мою игру на ударных, указав мне на некоторые ошибки, которые я допускал.       — На ударных? Серьёзно? — оживился Ноа.       Я вскинул брови:       — Да, а что?       Они с Даниэль как-то странно переглянулись, после чего девушка произнесла:       — Слушай, я понимаю, что мы едва знакомы, но...       Она сделала довольно длинную паузу и зачем-то снова посмотрела на Ноа. Потом глубоко вздохнула, словно набираясь смелости, и спросила:       — Может, хочешь попробовать вступить в наш коллектив?