Благие намерения мне никогда не помогали

      До столовой дошёл быстро, однако меня поразил один факт. Какой? Да столовая была практически пустая, было лишь пару пионеров и пионерок, что сидели в дальних уголках. Видимо, основная часть пионеров решила последовать совету Алёны и наесться колбасой.       Завтрак был неплохой, однако поговорить было практически не с кем. Да и не было у меня желания в данный момент языком чесать. Мало того, что я не могу увидеть своих родителей из этого мира, так ещё и Мику уехала. Ладно, устрою ей сюрприз. Найду какой-нибудь учебник у неё на полке, научусь играть. А после чего сыграю, чтобы её приятно удивить к приезду. Ну и заодно реабилитируюсь после той «симфонии» на скрипке. Но для начала нужно забрать одну вещь. Этой вещью была моя старая рубашка.       Сделал я это быстро — всего десять минут мне потребовалось на то, чтобы открыть дверь домика и забрать рубашку. После чего я отправился к музыкальному клубу, держа рубашку в одной руке, а ключ от клуба в другой. Шёл спокойно, ибо спешить вообще не было смысла. Да и зачем? Домик, как стоял на том месте много лет, ещё столько же простоит. Ну… По крайней мере, я на это надеюсь. Не хочу, чтобы этот лагерь рухнул так же, как и общество Советского союза, которое всего лишь хотело демократии, и того, чтобы государство было с ним откровенным.       Лёгкий зевок, несколько поломанных веток, и я стою у клуба. И моему взору предстала отвратительная картина, к сожалению.       Большая часть стёкол клуба была выбита, а остатки от них валялись внутри здания. Это я понял, когда открыл дверь внутрь, чтобы оценить ущерб.       Весь пол под окнами клуба был усеян маленькими кусочками стекла, которые с такого расстояния напоминали чешую рыб, которая практически везде после чистки ножом. Одно отличало этот кошмар от чешуи — осколки были намного опасней чешуи, поэтому собирать их я голыми руками даже не решусь.       Я отложил рубашку и швейный набор, после чего залез в кладовую. Рыскал по всему помещению, ибо хотел поскорее найти веник и совок, однако странный запах в углу комнаты остановил мои мысли. Я увидел ванночку, из которой пахло чем-то резким. Напоминало спирт, в который что-то добавили. Сверху я увидел натянутую верёвку, на которой висели какие-то белые картонки. А в стороне от ванночки был виден фотоаппарат, который Мику нашла на сцене. Видимо, она решила сделать чьи-то фотографии.       Признаюсь, у меня было желание узнать что же она такого сфотографировала. Однако совесть, которая буквально щипцами сдавила мой мозг, не дала мне и пошевелить рукой в сторону белых картонок на верёвках, которые и были наверняка готовыми фотографиями. Невежливо это как-то, лезть в личную жизнь другого человека. — Потом Мику приедет и покажет тебе свои шедевры в области фотографии. Успокойся наконец, а то ведёшь себя не как мужчина двадцатишестилетний, а как какой-то дурачок. Невежливо копаться в чужих вещах, — начал я вслух убеждать себя.       Видимо, это помогло, ибо желание посмотреть на фотографии у меня уменьшилось в несколько раз. И, что иронично, я сразу же после этого нашёл веник с совком. Они были прислонены прямо к этой коробке, на которой стояла ванночка с химикатом. Вот, что любопытство делает с человеком — лишает его зрения.       Ладно, с этой проблемой разобрались. Спустя десять минут я разобрался со второй проблемой — осколками стекла на полу музыкального кружка. Даже провёл голой рукой по полу, чтобы проверить наличие мелких осколков. Результат был отрицательный, однако я настоятельно рекомендую так не делать, не надев перед этим перчатки из толстой резины или латекса. Ибо таким образом можно получить прочную занозу, которую потом ещё фиг достанешь из руки. И это в лучшем случаем, а в худшем есть риск распластать руку, ибо стекло в любом виде способно сносно резать плоть, даже если её обладатель рубит кирпичи одним ударом и сгибает стальные шесты только с помощью своих рук.       Осталась самая главная проблема — нужно починить рамы. Однако всё это будет бессмысленно, если я не найду стекло. Ибо без стекла мне чинить рамы бессмысленно. Ладно, потом найду — сначала нужно инструменты притащить. Насколько я помню, у меня под шкафом была коробка. Там и мелкие гвоздики были, и хороший молоток. Да и стеклорез там лежал, если я не ошибаюсь. Пусть мне и не придётся пока им воспользоваться, ибо мне нечего им резать. Да и не хотелось, откровенно говоря, резка стекла — это тот ещё геморрой.       Ладно, потом подумаю. Я тут до обеда просижу, ничего не сделав, а мне нужно работать, поэтому хватит сидеть и думать, и давай дело делай!       С таким настроем я пошёл к своему домику. Открыл дверь, после чего лёг на пол. Запачкаться я не боялся, ибо я подмёл пол и вымыл его утром, чтобы на все сто процентов избавить свой пол от остатков керамики, ведь я любил ходить по полу в своём домике с босиком, а таким образом получить рану от осколков разбитого кувшина намного больше, чем если бы я ходил в носках или тапочках. И лёжа на полу, я дотянулся до коробки под шкафом, после чего достаточно просто вытянул его к себе. Его открытие помогло мне удостовериться в том, что всё было на месте, и я … — Дима! — я услышал слишком знакомый для меня голос, поэтому я просто физически не мог ошибиться в том, кому он принадлежал. — Ты чего здесь делаешь? Я же попросила тебя затаиться. — Да помню я, Ольга Дмитриевна, — безошибочно определил я вожатую, и даже мои глаза подтвердили мою версию, когда я повернул голову. — Просто в здании музыкального клуба окна сломались, вот я и взял инструменты, чтобы починить. — А где ты их взял? — подозрительно спросила вожатая. — Если уж говорить на чистоту, то понятия не имею. Однажды убирался в домике, а под шкафом короб. Я его открыл, а там целая куча инструментов. — Видимо, раньше это комната как склад использовалась, — задумалась Ольга Дмитриевна, но где-то в стороне послышалось: — Беги обратно, Дима, а то Антон Игоревич уже нашёл пару нарушителей. Кто-то в лагерь привёз песни Queen, что запрещено. Уходи, а тоже попадешь под каток. — Нет никакого желания попасть, — сказал я, после чего закрыл дверь домика и побежал к музыкальному клубу.       Однако, перед тем как исчезнуть со своей улицы, я заметил, как директор лагеря открывал дверь моего домика. И вид у него был, мягко говоря, недовольный. А я был благодарен всем богам и демонам, что у меня все вещи лежат в рюкзаке, кроме трусов и полотенца, которые я повесил сушиться после утренних водных процедур.       Душ, к сожалению, был сломан, поэтому пришлось мыться у умывальника. Благо в четыре утра даже Славя спала, поэтому это я сделал успешно. Интересно, что случилось с душем?       Со своими рассуждениями я и не заметил, как вернулся к музыкальному клубу. И теперь я здесь сижу на крыльце, как Иванушка-дурачок. Ибо починить окна без стёкол я не мог, а рожать вещи я так и не научился. — О, вот и ты, Дима, — услышал я весёлый голос сбоку. — Саня, он тут. — Да иду я, иду, — пробурчал другой голос, более недовольный. — Серый и Саша — собственной персоной, — сказал я вслух свою догадку, вместе с тем повернув голову. — Меня забыл, — хихикнула Алёна.       Со стороны домиков шла кампания из наших блондинов и Алёны — нашего редактора стенгазеты. Шли они расслабленно, а Саша держал в руках карты. Причём не одну пачку. Увидев такую картину в мою голову сразу же влетела мысль, из-за чего они вообще пошли в эту сторону. — Вы тут ищите тайник для карт? — спросил я компанию. — Угадал, — подтвердил Саша. — Директор рвёт и мечет, вот мы и решили, от греха подальше, укрыть свой тайник. Раньше можно было рассчитывать, что Ольга Дмитриевна их спрячет, но... — Теперь это не вариант, — весело добавила Алёна. — Таккак над нашим отрядом теперь самое пристальное внимание, — неловко улыбнулся Серый. — Может, поведайте мне наконец, что такое случилось? — с нетерпением спросил я.       Саша неловко потрепал себя за галстук, Серый усмехнулся, а вот Алёна легко покраснела. Меня эта картина неловкости уже скучать заставила. — Спалились за поцелуями? — высказал я первое предположение, при этом широко зевнул. Нахождение в тени во время летней духоты всегда действовало на меня как снотворное. — Не только, — улыбнулся Саша, и Алёна после этого обхватила его за руку. — Директор наконец удосужился прочесть газету. А там… — Там Алёна написала о том, как директор собирался запретить иностранную музыку здесь после дискотеки, что Маша устроила. Ну и… Немного переборщила с эпитетами, — засмеялся Серый. — Я бы даже сказал через чур перестаралась, — Шурик улыбнулся, зато вот Алёна неловко опустила голову, и было прекрасно видно, что её лицо обрело цвет свежей свеклы, пусть на нём и была улыбка. — Да идите вы … — пробормотала девушка, а я с сожалением понял, что пропустил весьма занятное событие в этом лагере.       А ведь если подумать — нет ничего удивительного, что директор против поцелуев среди пионеров. Он человек, чья молодость пришлась на пятидесятые. Тогда манеры советского человека были близки к пуританским. Поцелуи были возможны только в тайном месте, даже за руку держаться — это удар по моральному облику советского члена общества. А слово «секс» вообще запрещённое и неприличное. Даже любовью было принято заниматься в своей спальне, с выключенным светом. И при этом иногда даже не смотреть на тело своего партнера.       Кошмар одним словом, для человека двадцать первого века. Удивительно, что в то время был демографический взрыв, с такими-то манерами. — Ладно, я понимаю ваши мысли. И честно говоря, я помогу вам с этим. Однако я вынужден просить у вас помощи — мне нужно стекло, чтобы окна починить.       Троица глянула на окна, после чего Шурик довольно кивнул. — Серёга, а вот и место, куда мы можем приспособить те куски стекла. — А ведь верно, — подтвердил догадку друга Серый. — Пошли притащим, поможем другу. — Подержи пока, — Саша передал карты своей невесте, после чего ушёл с Серёжей в ту сторону, где находилось здание клуба.       Алёна открыла дверь музыкального клуба, после чего зашла в кладовку. Видимо, искала место получше для того, чтобы спрятать карты. Вышла она довольная, пусть и слегка растрёпанная. — Ну там и темень. Я пока поняла что там и где, уже все углы обтёрла. — Не переживай, ты же не всю жизнь этим заниматься будешь. Один раз спрятала, и всё. — А меня туда больше и не загонишь, — усмехнулась девушка. — Пока там какой-то химией пахнет не перестанет, я туда не приду. Сам будешь карты доставать, коли кто из нас придёт. — А ты думаешь я знаю, куда ты их сунула? — Нужно лишь спросить, тогда и узнаешь. — Опять загадки, — пробурчал я. — Кстати, а где они это стекло достали? — В своей кладовке убирались вчера, — начала объяснять Алёна. — Ну и нашли там несколько кусков стекла, не знали, куда его деть. А тут у Маши окна сломались, вот они и решили его сюда принести. — Уже принесли, — услышал я голос Саши.       Они несли к музыкальному клубу целую стопку хороших стёкол. Один минус у них был — явно края стёкол были острые, поэтому в их идее надеть перчатки я не удивился. А наоборот, хотелось двух гениев кибернетики похвалить за такое соблюдение техники безопасности. — Рулетку тоже захватили, чтобы можно было замерить, — сказал Серый, после чего дал её мне. — А тут и без рулетки всё понятно, — задумчиво сказал Саша, внимательно осмотрев отверстия для стёкол. — Стёкла, что мы с тобой принесли, в два раза больше нужных. — А ведь верно, — подтвердил его мысль и я. — Тут стеклорез нужен, а ещё наждачка и вода для полировки, — сказал Саша, после чего повернул голову в сторону Алёны. — Можешь принести воды? — Само собой, — усмехнулась Алёна, после чего прошла мимо нас, не забыв подарить носителю очков лёгкий поцелуй в щёку. — Не скучайте тут без меня.       Саша от такого зарумянился, а я обменялся улыбками с Серым. — Насчёт остального, нечего переживать, — сказал я, после чего открыл свой короб. — У меня есть и стеклорез и несколько видов шкурок. А насчёт воды — за это спасибо. Теперь благодаря вам я быстро закончу ремонт. — А для чего ещё нужны друзья? — спросил Серый. — Вот именно, — подтвердил Саша. — Ты нам помог, а мы поможем тебе.       На это слово я ничего не мог ответить, кроме как: «Идите в задницу». Но так как я сказал это с красным лицом, блондины лишь посмеялись. После чего начали приступать к работе, а там и Алёна пришла.       Пора приступать к работе. Благо не я один был такого мнения, мои друзья быстро взяли инструменты.       Распределили обязанности так — сначала Серый наносил метки с помощью фломастера, я по этим меткам резал стекло. После чего порезанный кусок стекла я передавал Алёне — она его стачивала с помощью наждачной шкурки, которую перед этим смачивала водой. Готовые куски стекла брал в руки Шурик, после чего вставлял их в рамы и с помощью какого-то тюбика заставлял стёкла в рамах более не двигаться. Что это был за клей я не знал, но свою задачу он выполнял хорошо. А для надёжности он аккуратно забивал в раму гвоздики с помощью молотка.       Таким образом наша импровизированная бригада справилась с ремонтом окон, которые выходили на крыльцо, за пару часов. Наконец я начал резать последние стёкла, которые мы планировали вставить в последнее окно — то, которое выходит на тропинку. Саша и Шурик сидели на крыльце и отдыхали в тени, что давала крыша крыльца. Алёна была на обеде, с которого мы все уже пришли. Было тихо, лишь только вдали слышался крик директора — он опять нашёл что-то запрещённое. — Ребят, а вы чего сегодня не с родителями? — спросил я, продолжая резать стекло. — Мои не приехали, — ответил Саша. — Сказали, что хотят товар раздобыть, поэтому ко мне съездить не могут. — Странные какие-то родители. — Да нет — всё в порядке, — зевнул Шурик. — В такое время, как сейчас, я даже рад, что они занимаются работой. В такое время иметь свой бизнес, который приносит прибыль, всегда полезно. — А как по мне — всё это бессмысленно паникёрство, — вмешался в разговор Серый. — Бизнес и деньги никуда не денутся, Советский союз распадаться не планирует. Так что можно спокойно жить и не переживать, что у тебя вдруг деньги исчезнут. Мне лично, хватит на первое время и родительской помощи, которую они получают от работы на государство. А эти бизнесмены — всего лишь жаждут наживы, не больше.       «Дефолту 1998 года это скажи, когда государство не могло позволить себе выплачивать зарплаты бюджетникам», — подумал я. — Помяни мои слова, Серый, — сделал серьёзный голос Саша. — Сейчас заниматься бизнесом — это самое выгодное время. Ну не справляется наша страна с потребностями населения. Вот сам посуди, сейчас на Западе уже давно в моду пошли компьютеры, а у нас в стране их намного меньше — они такая же редкость, как и автомобиль у простого рабочего. Да и магазины вечно пустые, мои родители уже который год вынуждены ехать за фруктами в Москву, чтобы на Новогоднем столе не была одна селедка под шубой. Частный бизнес — это единственный сейчас способ простому советскому гражданину получать те продукты, что ты хочешь. Или купить те вещи, которые ты хочешь. — Странно, что я этого дефицита не видел, — задумался Серый, а Саша на его слова засмеялся. — А ты часто по магазина гуляешь? — Ну… Нет, — с неохотой ответил Серж. — Ну вот, а я о чём? Я то с родителями уже который год в Венгрию и Германию езжу, чтобы набрать там пальто да пиджаков. Всё раскупают здесь в нашей стране, это я тебе клянусь. А это говорит об одном — советскому человеку, как и любому человеку в нашем мире, хочется носить красивую и качественную вещь. То бишь иметь потребность в самовыражении благодаря покупке хорошей вещи. А такую вещь в нашей стране не произведут.       О как. А Шурик-то наш, оказывается, ещё и психологию неплохо знает. Он сейчас, пусть и в довольно вольном пересказе, поведал Серому об потребностях человека. А поведал он о них, используя пирамиду Маслоу. В этот момент моё уважение к нему выросло ещё сильнее.       А ещё я понял, что Шурик и его родители занимаются спекуляциями для заработка денег. Удивительно, что это ещё не вскрылось, и его родителей не посадили. Или в позднем СССР, когда появилась куча бизнесменов, это уже не было запрещено? — В нашей стране, справедливости ради, можно легко получить удовлетворение многих потребностей — мы тут сыты, пусть часто и едим одно и то же. Мы живём в безопасности, ибо КГБ служит правильно и здраво, пусть и с польшими перегибами. — Ну, до Ежова нынешним чекистам далеко, — мрачно пошутил Серый. — И не говори, — подтвердил Саша. — Принадлежность тоже есть — мы все члены единой советской семьи, которая строит коммунизм. И нас любит государство — ибо мы имеет полное право получить высшее образование абсолютно бесплатно. А если вдруг заболеем, то спокойно ляжем в больницу и там нас качественно вылечат. Пусть сейчас уже давно люди и не верят в коммунизм. — Коммунизм невозможен в отдельно взятой стране, — сказал Серый. — Возможен, — усмехнулся я. — Да только тогда эта страна будет занимать только территорию большого города. И будет такую страну окружать три кольца враждебности — остальная страна, где остался социализм; другие социалистические страны и капиталистические страны.       Парни подавили смешок, когда представили такую картину, после чего вновь вернулись к своему старому делу — смотреть на тихий лагерь, который было видно через тень деревьев. — А почему Женя не с вами, Серый? — Она с родителями уехала, — грустно сказал Серый. — Просто у неё дома какая-то беда случилась с документами. Вот ей и пришлось уехать. — Не переживай, вернётся сегодня вечером. Ещё успеете пообщаться, — подбодрил я друга. — А вот и я, — зевая, сказала Алёна. — Надо побыстрее заканчивать, а то есть подозрение, что директор скоро сюда придёт. Он всех вожатых довёл до белого каления, так что разбор полётов с Олечкой мы точно сегодня... — Ну вот... — грустно сказал Серый. — Только мы решили затаиться, и тут «на» тебе. Лучше бы я поехал с родителями в ГДР. — Да ладно вам, спрячемся до ужина на острове. Давайте лучше доделаем окно и пойдём играть в пиратов.       Саша, Серый и Алёна были только «за», поэтому последний этам мы выполнили быстро. Я и Серый взяли большой кусок стекла, после чего вставили его в раму. Алёна и Саша быстро укрепили его снаружи, после чего мы перестали его держать. Ещё полчаса, и все окна в музыкальном кружке были починены. — Пойду возьму карты, и пошли по водам озера на остров. На этот раз мы доберёмся быстро, ибо теперь грести будут целых трое парней. — Или ты будешь, если не перестанешь, — вставил я.       Алёна хотела что-то сказать, да передумала. После чего зашла внутрь здания. И это стало началом очень неприятного события. Ибо, как потом оказалось, клей на раме ещё нормально не застыл. Из-за чего с последнего окна, которое мы делали, вылетело стекло. Я его поймал, да только края стекла были не так хорошо обработаны, как другие стекла. И как итог я сразу же почувствовал резкую боль в ладонях, когда схватил стекло в свои руки. — Дима! — крикнули сразу трое моих друзей. — Стекло… Стекло не разбилось, — сказал я еле-еле, сдерживаясь от непреодолимого желания закричать от боли.       Я посмотрел на свои руки, что сжимали стекло — с них, окрашивая зелёную траву, капали алые капли крови.

***

      Бинты очень сильно сдавливали руки, и это помогало боли, из-за действия мази, хотя бы немного утихнуть. Хотя, как Виола и говорила, я пока не могу ими шевелить, иначе раны вновь откроются. И тогда новое кровотечение гарантированно. А этого мне не хотелось — прошлое ещё не стёрлось из памяти. Да и кровотечения не помогут заживлению ран. И угораздило меня так нелепо пораниться? Эх…       Полдник закончился час назад. Вон и закат начинается вдали, выходит и до ужина времени кот наплакал. А у меня теперь на сегодня ничего по планам нет. Красота. Хотя, откровенно говоря, сейчас меня это вообще не устраивает. Ну а как иначе? Пока все отдыхают, на пляже в песок играют, да в клубах заняты своими делами я вынужден сидеть на скамейке и ничего не делать. Даже с троицей не поехал на остров, ибо мне с моими ранами строго настрого запретили даже подходить к воде.       Одно только приносит радость — факт, что Ольга Дмитриевна знает про порезы, иначе я бы уже видел её приближающуюся фигуру с недовольным лицом. И с приказом идти работать. Но её нет, даже Слави нет на её обычном месте — у памятника с метлой. Да и Мику нет, а ведь уже практически вечер. Ещё несколько часов, и отбой. А она не подходит и не предлагает научиться танцевать, не спасает от наказания за благое дело, а взамен не приглашает на танец во время последней дискотеке смены. И не попросит побыть мужем для прослушивания новой песни, которая, как оказалось, она поёт у себя на Родине перед большими толпами. Не открывает мне тот факт, что на её Родине она суперзвезда.       Я поднял глаза, надеясь увидеть эту девочку-пулемет с длинными хвостиками лазурного цвета. Но никого не было. Была только стенгазета за стеклом, на которой прикрепили лист с большим названием написанным ярко-красной краской. Интересно, что там Алёна на этот раз написала? Увидела, как Ульяна насекомых кому-то подкинула и назвала это событие: «Ульяна Советова знакомит наших пионеров с иностранной кухней»? Или как Женя и Серёга за руки взялись, и написала об этом статью «Разврат в «Совёнке» — Сергей Сидоров взял за руки Евгению Жукову!». Хотя да — Алёна такой ерундой заниматься не будет, особенно теперь. Теперь, когда Серый стал её другом, нервировать его она не захочет.       Секундочку, так ведь я тоже её друг, а меня она смущать любит своими статьями… Эх, не любят меня, пойду от горя посую свои руки в воду, дождусь заражения. И помру в своём домике, заливаясь горькими слезами от обиды.       Как представлю эту картину, так сразу губы трогала улыбка — это зрелище было слишком смешным, пусть оно и оставалось всего лишь плодом моих фантазий.       Я подошёл, посмотрел поближе на надпись и начал чтение. «Пионер теряет руки! Геройство пионера с жертвой в виде рук!»       Так… Опять я вновь стал главным героем. Ладно, узнаем, что там наша корреспондентка написала. Одного только не понимаю — когда она это успела написать? Неужели когда я отсыпался в медпункте после перевязки? С её работоспособностью — как раз плюнуть.       «Дима Гордеев, простой мальчик из первого отряда, потерял руки во время выполнения подвига. Наш братец пионер, когда узнал, что в «Совёнке» случилась беда, быстро среагировал для её предотвращения. А дело было вот в чём...».       Так, вот уверен, что она написала, что на Совёнок обратил свой взор Зевс с Посейдоном и, сговорившись, решили разрушить стёкла в домиках. Хотя да, какие Зевс и Посейдон? Это же СССР — здесь богов нет. Кроме дедушки Ленина и папочки Сталина.       «Ночью 1 июня, сразу после отбоя пионеров, на всю территорию лагеря обрушилась страшная буря...»       Страшная? Интересно, если это для неё страшная, то как для неё будет выглядеть более сильная, практически штормовая погода? Да и не была нынешняя непогода прям такой сильной, как про неё говорят. Тут только я пострадал во время этой грозы — вазу потерял из-за своей любви спать с открытыми окнами.       «Согласно словам вожатой второго отряда Марьи Олеговны, эта буря могла полностью уничтожить окна в домиках пионеров, но благодаря бдительности и своевременному предупреждению пионеры смогли защитить окна своих домиков…»       Интересно, каким таким образом защитить? Нас просто попросили закрыть форточки в окнах. Неужели она об этом так написала? Если это так, значит у неё уже кризис идей. Я бы написал получше, вот например: «Пионеры призвали духи своих защитниц — сущность в виде большой и малой медведицы, которые оберегли небо от излишнего количества туч. Поэтому ветер был слабее в тот вечер, чем обещали нам синоптики. А поэтому — хвала медведям! Собираем петицию для переименвоания нашего лагеря на «Медведи»...».       Бред? Согласен, однако такое интересно читать. А в современных газетах без этого никак. Ведь в век телевизора мало людей согласятся читать, если об этом можно посмотреть в телевизоре.       «Но, к сожалению, не все здания были защищены. Здание с большими окнами, которое раньше использовал театральный клуб (а сейчас там проводит занятия музыкальный кружок под предводительством нашего товарища — пионерки Маши Говоровой), вследствие наличия у него больших окн и близости к нему деревьев был атакован...»       Стоп, что?       …атакован...»       Я уже молчу о том, что она назвала Мику её русским именем — именем, которое злит её, не знаю почему, но злит. Так нет же, она реально написала «атакован» в стенгазете! Эх-х, Алёна. Ну и придумаешь ты, ё-маё. Ладно, посмотрим кто атаковал здание музыкального клуба. «…атакован оторванной веткой...».       Враньё. Интересно, почему она не написала правду, что в этом здании просто стёкла в рамах плохо держались, из-за отсутствия хорошей оконной смазки? Вот они и выпали при первом хорошем ветре. Либо ей запретили, либо ей показалось это не слишком круто. А может, что самое правдоподобное, она об это и не знала.       «Вследствие этой атаки окна здания были повреждены, а так как в тот момент руководитель клуба Хатсунэ Мику отсутствовала, ведь ранее утром этого дня к ней приехали родители, существовал риск закрытия этого здания…»       На этот раз Мику Хацунэ. А что касаестя закрытия кружка — это она где взяла? Что-то я не помню, чтобы кто-то угрожал закрытию клуба. Пофигизм был, но не угрозы. Ведь тогда большая часть пионеров отдыхала с родителями, а остальные искали место для защиты от злобного ока нашего директора, который решил поймать хотя бы одного правонарушителя. Впрочем, чего я прицепился? Это же Алёна.       «Но благодаря самоотверженности нашего друга и брата, пионера из первого отряда — Димы Гордеева — окна клуба были восстановлены. Он лично, с помощью только своих рук, создал новые стёкла на окна и вставил их. Кроме того, он уверяет, что больше такая беда не произойдёт. Но, к огромному сожалению, он очень сильно повредил руки, и, скорее всего, до конца смены так и проходит с нерабочими руками. А ведь это горе, разве не так? Как он теперь отдохнёт в эту смену или потанцует с девушкой?»       Действительно, горе. Ох, какое горе-то. Я сейчас заплачу… Тьфу с этой Алёной. Так мало того, что тут недостаток информации, она всю славу только мне одному приписывает. А где Серый и Саша, что принесли стёкла? И где сама Алёна, которая их шлифовала? Непорядок.       «Но как бы то ни было, цель пионера, которую он себе поставил, была выполнена. И скорее-всего руководитель музыкального клуба и заведующая тем зданием наверняка наградит храброго рыцаря, который смог выполнить опасное задание. Корреспондент «Известия Совы» Тихонова Алёна».       Я даже не знаю, как реагировать — то ли смеяться из-за этой писанины, то ли восхищаться тем, как эта девушка умудрилась из рядового случая создать эпическую историю. Впрочем, ладно. Уверен, в будущем я увижу и другие статьи этого любителя сгустить краски. Одно только прошу, хорошо бы главным героем делать не меня. Мне поломка жизни из-за писанины в жёлтой газетёнке не нужна. Пусть я не известный актёр, и с женой я не развожусь, но всё равно неприятно.       В музыкальный клуб идти настроения вообще нет. Да и зачем? Я всё починил, а ключ я всё равно отдал Ольге Дмитриевне, чтобы она лишний раз не беспокоилась. И на спортплощадке мне руки не позволят забраться на ворота, на мой импровизированный гамак. Что ж, пойду тогда на пляж. Я отвернулся от газеты, и пошёл направо, заметив боковым зрением Славю и других пионеров, что уносили ветки за территорию лагеря.       Всё-таки увидел мисс активистку, только без метлы. И ещё хорошо, что она меня не заметила — меньше проблем.       Пляж встретил меня лёгким шумом воды и песнями птиц. Людей, хотя я думал что будут, не было. Лишь только природа, которая ещё не спешила засыпать. Видимо, сегодня пионеры так устали во время свиданий с родителями, что сразу же пошли спать. Если это так, то это очень странно, ведь у нас даже ужина ещё не было. Не до сна ещё несколько часов.       Я сел на окраине пляжа, в том месте, где песок соприкасается с травой под одним из зонтов. После чего снял с себя так доставшую меня за сегодня рубашку и свернул её в трубку, которую подложил под голову, когда лёг на траву. Так я защищу свои волосы от грязи и песка, ибо каждому известно, какая это морока потом вычесывать песок из волос. Сделал я это используя свои руки, хорошо хоть Виола хороший врач. Ведь от всех этих действий давящее чувство на руках не исчезло, что означало только одно — бинты так и не ослабли. И вправду хороший доктор, легко и мертвеца на ноги поставит. Жаль только, она не способна вылечить другую болезнь, что существует даже в этом месте.       Я даже не знаю, как про неё рассказать. Начнём, пожалуй, с людей, которых эта болезнь затронула. С одной стороны, я хорошо понимаю людей, которые не могут смириться со смертью твоих родных. Тем более, если жизнь твоих родных оборвалась из-за людей другой национальности. Однако так сильно заходить в этой ненависти, это как-то странно. Даже слова Алисы меня не успокоили, которая пыталась меня убедить в другой причине изменения поведения нашей Слави. Алиса утверждала, что Славей двигала банальная ревность.       Ревность? Неужели ко мне? Трудно верится, особенно, когда ты на своей шкуре никогда этого не ощущал.       «Не общайся с ней, ты же сам себе хуже сделаешь».       Хуже себе сделаю говоришь? Из-за того, что общаюсь с иностранкой?       Интересная всё-таки теория у Алисы, да только из-за ревности так ненавидеть человека другой национальности невозможно, пусть ревнивец редко способен на адекватные поступки. Чувствую я, что это не только у Слави есть пункт в голове, который построен на недоверии к иностранцам. Особенно, если много лет радио их Родины им рассказывало только об одном — США хотят разрушить нашу Родину.       Но я в это не верю, просто не верю и всё тут. Ибо я просмотрел много архивных записей старых телевизионных показов, и не видел ни одного выпуска новостей, где бы ведущий говорил, что Советский союз хотят уничтожить страны НАТО, и сателлиты США, такие, как Япония.       Тогда почему? Из-за того, что он из другой страны? Или что? Или потомок бывших врагов твоих предков? Только вот какой смысл ненавидеть того, кто лично к тебе никакого отношения не имеет?       Я ещё долго думал обо всём этом, да только понял простую вещь — я окончательно запутался в мыслях. Дошло до того, что я начал рассуждать о таком философском бреде, что даже мой мозг болезненно сдавился. Поэтому, чтобы хоть немного разгрузить свой мозг, решил сделать то, что делал агент Кей в одном фильме, чтобы расследовать сложное дело, благодаря которому он сможет спасти весь мир. Я решил отвлечься от дум о морали, политике и других странах. И решил начать думать абсолютно о другом.       Но ни о чём другом, кроме красивой девушки с двумя аквамариновыми хвостиками я думать не мог. Я очень сильно хотел её увидеть и поговорить с ней. Сказать ей, что её музыкальный клуб вновь цел и готов к приему посетителей.       Рядом послышался шум песка, после чего я почувствовал, как мне на правую руку упала чья-то одежда. Было лень поднимать голову, да и облака на небе были так соблазнительны, поэтому я так и не нашёл в себе сил перевести взгляд на прибывшего. Наконец загадочный незнакомец, судя по плеску воды, нырнул в воду. Надеюсь, он не замёрзнет, а вода тёплая. А я вернулся к своим баранам. То бишь к размышлениям, которые всё никак не хотели исчезать из моей головы, даже после того, как я немного разгрузил свою голову от лишних мыслей.       А, может, национальный вопрос тут вообще дело десятое. Может, всё дело в женской зависти. Только чему завидовать? У тебя тоже есть красота, есть друзья. Да и сомневаюсь я, что кто-то из здешних «жителей» из семьи, которая не может себе вообще ничего позволить.       Нет, опять лишняя мысль. Национальный и исторический вопрос хотя бы логичен с точки зрения слов, что говорила наша помощница вожатой. Ведь родители наверняка её рассказывали о том, что её деды воевали в Маньчжурии с Японской Императорской армией. Значит, и она, как послушный ребёнок, должна теперь остерегаться японцев. И пофиг, что война закончилась уже больше сорока лет назад. Японцы уроды, сволочи, чудовища.       «У неё дед воевал в Маньчжурии в сорок пятом…».       И что? Она простой человек! Ни убийца, ни вор, ни мучитель. Простая девушка лет шестнадцати, и очень красивая. Неужели она, как потомок солдат другой стороны конфликта в далёком прошлом, должна всю жизнь просить прощения у другой страны?       «Странный ты».       И вправду. Странный. Да только вот не я, а ты Славя. Во мне столько же странности, как и в логике. А логика говорит простую вещь — дитя преступника не преступник. Так же с солдатами воюющих страны в прошлом. Их потомки не воевали друг с другом, так что вину их предков на них перекидывать глупость, которая достойна премии Дарвина. А что касается того, что она иностранка, и другой национальности …       Когда я учился в седьмом классе, я помню, у нас училось два мальчика из цыганских семей. Никто не хотел с ними общаться, так как: «Они же цыгане. Они воруют». Только вот, сколько я с ними общался, ни раз они ничего у меня не украли. Даже больше — я стал единственным одноклассником, которому они дали свои номера телефона. А я — я же был изгоем. А дома в тот год меня никто бы не поддержал, как и за пределами дома. Приходилось бегать к другу и к своей двоюродной бабушке, только бы не начать получать пинки от мужа тёти, или крики и обвинения от отчима.       «Ты такой же, как и твой отец — растёшь дураком, который ничего не хочет», — вот слова моей матери, когда я, заместо того, чтобы добровольно идти к мужу тёти, сбегаю из дома. А ведь этот дурак прочитал кучу книг по истории. Этот дурак любит читать книги в библиотеке. И этот дурак не любит курить и пить со сверстниками, чем ты всегда занималась, судя по твоим же собственным рассказам. А я теперь такой только из-за того, что один раз… Один чёртовый раз, вместо того, чтобы побыть с младшим братом, ушёл в гости к другу.       А в школе, мало мне было бед из-за того, что я не стал присоединиться к коллективу, для того, чтобы ненавидеть цыган за просто так, так ещё и цыгане вскоре перевелись в другую школу. А мне начали в вину ставить тот факт, что я с ними дружил. И тогда общение с ними, единственная возможность отдохнуть с помощью беседы в то время, на большой промежуток времени исчез из моей жизни.       «Вёлся со странными людьми», «Ты ненормальный», «Они же цыгане».       Глубокий вздох не помог мне успокоиться, так как глаза уже неприятно защипало из-за солёной влаги. Всё-таки не надо было мне смотреть на Солнце, пусть и заходящее. Вечно из-за этого глаза слезятся, поэтому я их закрыл и положил руку.       Забавное совпадение: как и в прошлый раз слёзы в тот момент, когда я вспоминаю прошлое. Только если в прошлый раз это были слёзы из-за напряжение душевной боли, то теперь слёзы из-за идиотского желания поглядеть на солнце без очков с тёмными стеклами.       А прошлое, пусть у меня его и много было, я в последнее время вспоминаю почему-то только плохое. А, к чёрту, плевать. Раз мозг решил постоянно поддерживать меня в упадническом настроении, то пусть так и продолжает.       Плевать. На всё уже плевать. Я устал и хочу спать. Но сначала встретиться хочу с одной красав… — Чего лежишь здесь так, будто беда какая случилась?       Запах влажный волос, знакомый голос и аквамариновые волосы. А ещё изумрудные глаза, которые с интересом смотрели на меня. Ну и аквамариновый, или изумрудный, купальник.       Передо мной стояла никто иная, как Микуська Хацунэ, собственной персоной. — Отдыхаю, — коротко сказал я, после чего вернул руку на глаза, надеясь, что мои слёзы не заметят, а то ещё подумает, что я опять прошлое вспоминаю.       Нет, я его и вправду вспоминаю, но я не плачу из-за него. Ибо сейчас я вспоминаю не такое прошлое, из-за которого я слёзы лью. Правда, нынешние воспоминания уже давно не вызывают у меня слёзы. Однако я ошибся, когда решил, что Мику не заметит этого. Впрочем, не в первый раз у меня такая ерунда. — Дима? У тебя руки болят? Я сейчас позову… — Нет, руки здесь не при чём. От них боль не такая сильная, чтобы слёзы лить. Да и не в руках дело. — Тогда в чём? Что случилось, Димочка?       Димочка… Ох, ну Мику. Ну зачем? Не надо ко мне жалости, ведь я и так себя не очень хорошо чувствую. Вместо того, чтобы порадовать, я тут лежу и ничего не делаю. Так ещё и слезы не утёр, кошмар. Если я сейчас взорвусь, то крышка — всё, что я держу в голове окажется на языке. — Ничего. — Спрошу Ольгу Дмитриевну, она должна…       Я встал и с опухшими глазами посмотрел на девушку. — Она тут ни при чём. Если уж кто сегодня и был причиной моего испорченного настроения, так это её помощница. — О чём это ты? — взгляд девушки был взволнованным.       Видимо, я со злым выражением лица и опухшими от слёз глаз выглядел жутко. Пусть кто-нибудь в моём прошлом даст мне подзатыльник за мои идею посмотреть на закатное солнце, идиот великовозрастный…       Так ещё и начал жаловаться, как истеричка, позор… Но поздно уже — если я начал лить какую-то ерунду, то мне трудно остановиться. — А о том, Микуська. Я, оказывается, ненормальный. Так как посмел общаться с японкой. И мало того, я предатель своей Родины. Ведь твой дедушка и мой сорок лет назад воевали друг с другом, а я посмел с тобой заговорить.       А вот теперь начались странности. Вместо недоумения и волнения лицо Мику стало похожим на восковую маску, которая замерла в одной эмоции. И эмоция эта холодная и неприятная. — А-а-а, вот ты про что.       Она села рядом, после чего начала смотреть на озеро. На меня не смотрела, да и я также поступал. Ибо эта минутная вспышка слишком сильно выбила меня из колеи, поэтому я надеялся, что просмотр воды поможет моей голове успокоиться. Ведь всем известно, что горящий огонь, вода и работающие люди успокаивают любую голову, какой бы буйной она не была. — Про меня тебе что-то говорили и просили не связываться со мной.       Не вопрос. Видимо, эта ситуация знакома нашей начальнице музыкального клуба. И я, судя по всему, не первый «счастливчик», что участвует в подобном. Не справедливо, что такая ситуация вообще возникает. И некрасиво, очень некрасиво. — В яблочко. — А руки ты повредил, когда окна чинил? — Не совсем. К тому моменту ремонт был уже практически закончен, но одно из стёкол закрепилось не очень хорошо, так как оконная смазка не просохла. Ну оно и вылетело, а я его поймал. — Лучше бы бросил это дело… Меньше бы времени своего потратил, на ненужное дело, — сказала девушка недовольно.       Не понял? Она же сама мне говорила, как ей дорог музклуб. А теперь вот оно что. Из-за такой резкой смены разговора я аж поборол гипноз водной глади и посмотрел на девушку с крайней степенью недоумения. — Но… — А ты думал я его защищать буду? — на этот раз я услышал усмешку, и она была с такой степенью яда, что меня передёрнуло. — Свою темницу. Я же по приезде сюда была определена туда директором, ведь он прочёл анкету, где я написала, что умею играть на любом музыкальном инструменте. Ещё и мой папа молодец — попросил его за мной присмотреть. Ну, директор и присмотрел — кинул меня в отряд к вожатой, у которой дед в Китае воевал, с моими родичами. А она тоже хороша, сразу-же всем рассказала об этом. Так все потом и начали вспоминать что, оказывается, у них тоже родственники с Японией в плохом свете связаны. И никто не решает в клуб зайти. Ведь там сидит японка — участница Нанкинской резни, и доктор отряда 731. Это только тебе повезло — тебе про это только Славя рассказала. А мне об этом говорили всё то время, что мы жили в этой стране. — Мой прадед, во время войны, служил срочную службу на Тихоокеанском флоте. И с японцами встречался. — Значит, ты также считаешь? — она повернула злое лицо в мою сторону. — Что я только из-за того, что наполовину японка, должна извиняться за то, что мои родичи воевали с твоими? Да! Я же тоже японка!       Я положил свою руку на её плечо, а глазами посмотрел прямо в её глаза. Это действие смутило девушку, но отвести свой взгляд она так и не посмела. — Знаешь, меня в первую очередь заботит какой сам по себе человек — какой у него характер, воспитание и прочее. А что касается национальности, какая раса или национальность у человека, меня это всегда заботило в последнюю очередь. Мой лучший друг хакас, и это можно легко понять просто глянув на него. Мой младший брат имеет еврейскую родню по стороне отца. А я вообще на четверть поляк — мама моего отца и вся её семья чистокровные поляки. Для меня след других народов в генетике людей это не повод для раздражения, а наоборот — такие люди у меня вызывают интерес. Особенно, если они хорошие и с ними интересно.       Её лицо немного успокоилось. — Понимаешь, Мику. Я никогда не следовал одному простому правилу — я не искал в детстве, вместе с другими, козла отпущения, чтобы превратить его в изгоя. И с помощью него поднимать свой авторитет, ибо не понимал зачем это делать. Не понимал почему человек, из-за бедности, или телосложение, а уж тем более из-за национальности должен страдать. И до сих пор не понимаю, ибо я слишком глупый для таких вещей.       А ведь прошло уже столько времени, но я до сих пор помню, как в армии называл кавказцев братьями, в то время как мои, по идее, родичи из русских становились моими соперниками и недругами. Помню и школу, когда дружил с цыганами. Помнил студенчество, когда защищал многих беженцев с Донбасса за их говор. И даже украинцев, когда были времена, когда их ненавидеть призывала моя Родина. И никогда, никогда не понимал почему я должен их ненавидеть. Они мне ничего плохого не делали, так почему я должен испытывать к ним ненависть? — И вообще Мику, мне плевать что мои предки и твои когда-то воевали. Ты же со мной не воюешь, да и агрессию ты ко мне не проявляешь. Так почему я должен, как и другие, тебя ненавидеть? — Но… От коллектива отбиваться нельзя, хуже будет.       Услышав её слова, остатки раздражения и злости покинули мой разум, ибо я громко засмеялся. — Я всю жизнь был изгоем в других коллективах. В одних я был постоянным новичком, в других не вписывался из-за своего трезвого образа жизни, в какие-то не мог войти из-за вечного недостатка карманных денег. Так что одним коллективом больше, одним меньше. Пережил те коллективы, переживу и этот, если он меня за это ненавидеть будет.       Девушка замолчала, а я посмотрел на руки, почувствовав боль. Были видны капли крови которые, после слияния с мазью, «украшали» битны неприятным коричневым оттенком. Похоже первые слои бинта всё же пропитались и начали портить другие, раз я увидел эти следы на самом верху повязки. Это означало только одно — повязка ослабла. Надо будет сходить к Виоле, пусть потуже затянет, а то я ужинать не смогу, ибо из-за сильной боли ложка и вилка будут вываливаться из моих рук.       Да только, наверное, я задержусь немного здесь. Так как у меня появилась для этого очень веская причина. А эта причина была горячей и влажной. И называлась она поцелуем. Поцелуем от Микуськи, которая наградила им мою щёку. — Спасибо за то, что ты видишь во мне человека, а не потомка завоевателей. — А-а… Э… — это единственное, что я смог из себя выдавить, и это несмотря на свою речь несколько минут назад.       Девушка засмеялась, после чего встала и, судя по шороху, начала собираться. И делала это быстро, ибо когда я вернул себе способность крутить головой, она уже стояла полностью в пионерской форме рядом со мной. С ослепительной улыбкой на лице, протягивая мне свою ладонь. — Идёшь на ужин?       Это был прекрасный вечер, это был прекрасный пляж. И это был прекрасный конец нового дня пребывания этого лагеря.       А закончился он одним — Награждением героя!