Вне здравого смысла

— А давай всё же попробуем то, что ты зовёшь очищением от грехов? — сам от себя не ожидая, предложил Польша. Он начал об этом задумываться не так давно и удивительно быстро решил, что хотел бы попробовать. От грехов это, может, его и не избавит — да ну, он не верит в это! — но раз уже одни только объятия со священником отправляют его в пушистый мир релакса, тогда что же будет от полового акта? Это он и хотел узнать, заодно попробовать новое. Хотя не то чтобы для него заниматься плотскими утехами было в новинку, за что спасибо Рейхугольнику и любознательности поляка, решившего, что окунуться в неведомого происхождения черную жижу станет замечательной идеей, и его не сожрут в один присест, вместо одарения ласками. Ватикан оказался на седьмом небе от счастья, когда услышал просьбу. Он почти буквально засиял и, видимо, от перевозбуждения отхаркнул таракана, что испортило весь момент. Польша сморщился и отвернулся, в тысячупятисотый раз думая: какая мерзость! Далее послышался привычный хлопок библии об бол, за которым можно было так же расслышать, как мелкое создание превращается в мокрую лепешку с такими же, как оно само, мерзкими звуками. Гадость. — Хотя что-то я передумал… — Польша прикрыл рот ладонью и тактично отступил с кухни, где Ватикан до этого мило попивал виноградный сок — больше у них ничего не было, вино он давно выдул в одну харю, а раскошеливаться на алкоголь Польша не собирался, вот и купил ему сока, тем более, что Ватикан любил пить и его в том числе. — Нет-нет, погоди! — послышалось торопливое за спиной, однако останавливаться поляк не собирался, верно продолжая путь в спальню, где планировал закрыться на ближайшие минуты, пока Ватикан не приберет то, что наделал, а лучше бы просидеть в тишине с полчасика или поспать пару часов — лучший способ уединиться в этом доме; не телом, так душой сбежать он хотя бы ещё мог, пока нечисть не нашла способ пробираться в его сны и доставать его, помимо реальности, ещё и там — тогда-то точно ему перекроют кислород. Ватикан не стал сопровождать его до спальни, ибо оказался так некстати занят тараканьими поминками, если их таковыми можно было назвать, ведь по мокрой лепешке на полу никто явно не скучал, даже библия, не раз служившая орудием убийства ползучих тварей. Прежде чем улечься на кровать, Польша проверил шкаф — вдруг найдёт того самого заныкавшегося в тени гостя, отслеживать коего быстро вошло в привычку? Его присутствие поляк чуял всякий раз, когда взаимодействовал с кем-то из своих чертей, в чем начинал находить странную закономерность, и даже глупой её не считал, потому что, как давно понял, всякое в жизни возможно. И если у него тут псевдосвященник плюётся тараканами, а чёрная жижа убирается в доме, поглощая в себя всё сущее, то почему в шкафу не может завестись демонический вуайерист? Он даже станет самым адекватным созданием в этом доме, не считая Польши. Ну или считая, потому что за такую заслугу поляк готов будет ему повесить на грудь бумажную медальку. Да и тот факт, что он не в своём уме, сам собой появился и подтвердился давно, потому что Польша ни разу не визжал от созерцания потусторонних фокусов. Лишь тактично пытался избавиться. В шкафу никого не оказалось, зато в дверях, кои Польша так и не запер, замельтешила фигура Ватикана. Он быстрее прочих случаев расправился с тараканьей неприятностью, видимо, торопясь к Польше. Весьма настораживал в его руке крест. Массивный и со скругленными углами. Польша не мог сказать наверняка, его ли Ватикан использовал во время изгнания нечисти за окном, но не так сильно мучил его этот вопрос, как вопрос о том, для чего Ватикану крест конкретно сейчас. Применять на шкаф? Вполне себе идея, раз с занавеской получилось. Вдруг святая или не очень энергия загасит живность, поселившуюся там? Даже если не всегда эта живность жила именно в шкафу. Взгляд на себе поляк чувствовать мог в любой части дома. — Раздевайся и ложись на живот, — скомандовал Ватикан, точно врач перед осмотром, ещё и вид важный сделал, какой только смог при несдерживаемой улыбке непередаваемого счастья. — Не понял? — Польша вскинул бровь. Кем это тут горе-священник командовать пытается? Им? Забыл, в чьем доме живёт? Многое сейчас ему поляк хотел бы предъявить, но задал другой вопрос: — Что это значит? — Ритуал очищения, Польша, — имя поляка из его уст теперь звучало особенно сладко. Ватикан облизал губы. — Ты ведь сам захотел, так чего отступать? — Он медленно подошёл к поляку, закрыл вместо него дверцы шкафа, пальцами свободной руки ласково провел по его шее и вздернул подбородок. — Ладно, — протянул с подозрением Польша, поглядывая на крест. Его закругленная форма и будущее применение вдруг стали очевиднее некуда. В самом деле, а как бы ещё мог выглядеть этот хвалёный ритуал? Возможно, Польша и мог бы догадаться, что пихать в него будут церковную атрибутику. — Я думал, это будет проходить… Иначе, — он повёл плечами. — И всё же, давай попробуем. — Как бы то ни было, результат его интересовал. А если не окажется на седьмом в квадрате небе от счастья — подаст на Ватикана жалобу. Пока не знает, куда. Быть может, самому Ватикану, чтобы не расслаблялся. Или выкинет в ту бездну за дверью. Авось куда-то долетит в те края, откуда этот чёрт вылез. — Наконец-то ты начинаешь принимать верные решения, — покивал Ватикан и потащил Польшу к кровати ближе. — Так и знал, что в конце концов стану положительно на тебя влиять. Полностью раздетый, поляк лёг и поудобнее устроился на подушках. Он обнял одну и выдохнул, морально готовясь, к чему угодно. Главное, ничего неприятного с ним делать не собирались. На момент в голове промелькнула мысль: знал бы он раньше, что согласится на затеи Ватикана, более того — предложит сам, то… А впрочем, и что дальше было бы? Долго думать над чем-то таким Польша не предпочитал, так что мысленно развёл руками и закончил на этом. — На столе я оставил смазку, — предупредил Польша как раз в тот момент, когда эта самая смазка полилась на него мокрой прохладой. Он вздрогнул. Ватикан поднял его таз, раздвинул ягодицы и не смог сдержать ликования. До слуха поляка донесся его радостный писк. Он обернулся: таким счастливым Ватикана ему не доводилось ещё видеть ни разу. Он почти светился, щеки порозовели, глаза горели. «Ну и черт с ним», — подумал поляк и отвернулся. Руки крепче сжали подушку, когда прохода коснулись пальцы. Чувство необычное и совсем не такое, как было с Рейхугольником. Чужие руки, настоящие руки, а не щупальца, на его теле ощущались странно, а внутри — тем более. Ватикан достаточно времени посвятил растяжке, прекрасно понимая, что просто так его крест в Польшу не войдёт. Он старательно растягивал проход, не забывая и про вставший член Польши, по которому нет-нет да и водил рукой, с наслаждением проглатывая глазами каждое его вздрагивание. Уже с начала процесса Польша не сводил глаз со шкафа, почему-то неестественно приоткрытого: в таком положении дверца давно бы захлопнулась сама. Он снова чувствовал на себе взгляд и пытался воспользоваться ситуацией, чтобы поймать нового жителя квартиры с поличным, только вот пока что в темноте щёлки он не видел никого. Зато когда крест уже ходил внутри него, а разум затуманился блаженством, в недрах шкафа сверкнули заинтересованные глаза, до которых теперь Польше почти не было дела. Он не сдержанно постанывал, впиваясь пальцами в подушку, пока Ватикан вбивал в него крест, с особенным наслаждением наблюдая, как лакированное дерево входит в него с хлюпанием смазки, коей священник не пожалел. Креста Польше оказалось мало. — Я понял, — неровно дыша, выдавил из себя он, — но давай теперь без этой деревяшки. Ватикан прекратил движение, а через несколько секунд вынул крест и отбросил в сторону. — Сегодня все мои мечты сбываются, — пропел он, ещё более счастливый. — Польша, надеюсь, это не сон? — Самому интересно, — усмехнулся поляк. Он сел лицом к Ватикану, настало время командовать ему. — Раздевайся и ложись, — он указал пальцем на то место, где лежал только что сам. Ряса слетела с Ватикана в одно мгновение, а ведь её он наотрез отказывался снимать и твердил об особенных случаях, один из которых всё-таки происходил именно сейчас, во что ни Польше, ни Ватикану до конца не верилось. Удивляться было чему. Польша оказался рад, что под одеждой не скрывалось тараканье тело, не было лишних пар рук и в принципе ничего страшного, но увиденного он никак не мог предвидеть, даже единой мысли не проскакивало, но всё было наяву: тело Ватикана оказалось усыпано глазами, где-то побольше размером, где-то поменьше, и все они моргали вразброс с разной периодичностью, а зрачки были направлены на Польшу, и только на него, эти бесчисленные взгляды бегали по его телу, а некоторые оставались прикованы к одной точке — глядели ровно в его лицо, в его поражённые глаза, которыми он и моргал, и протирал их, думая, что у него со зрением не всё в порядке, да вот количество глаз меньше не становилось, наоборот, он как будто начинал подмечать больше; слава богам, что хотя бы на органе Ватикана глаз не было, и на том спасибо, как говорится, иначе их дальнейшее соитие продолжалось бы под нервный смех Польши и шутки о том, что Ватикан теперь его видел ещё и изнутри, и все же, менее странным дело не делалось, а в голове возникала масса вопросов, задать которые он хотел бы прямо сейчас, но язык проглотил, продолжая заглядывать в каждый глаз на теле Ватикана, кроме головы: там он давно успел насмотреться на всё. Когда Польша пришёл в себя, Ватикан уже лежал под ним, а сам он сидел на нем, и ведь насколько же он засмотрелся, раз не обратил внимания на то, как его переместили? — Тебе не больно? — задал первый вопрос Польша, приподнимаясь, чтобы поглядеть, как себя чувствуют глаза под ним. Те были закрыты до тех пор, пока с них не ушло давление его тела. Идея о том, что теперь Ватикан может видеть его со всех ракурсов, заставила сесть обратно, чтобы жизнь сильно сладкой священнику не казалась. — Ни капли, — промурлыкал Ватикан, попутно поднимая Польшу за бедра. Поляк взял его возбуждение и подставил к проходу. Головка легко прошла внутрь, а внутри тем временем взорвался фейерверк. Он прикусил губу и промычал. Как мало нужно было, чтобы почувствовать заоблачное наслаждение благодаря Ватикану. Польша опустился полностью и протяжно выдохнул. — А ты видишь ими или нет? — На самом деле, нет, но сейчас очень хотел бы, — шепнул Ватикан и припал к губам Польши. Каждую выпуклость глаз поляк чувствовал, когда сидел на Ватикане, когда водил руками по его телу и рукам, положенным на его щеки. Отчего-то ему не было противно. То ли тараканы перевешивали свою чашу на весах отвращения, то ли Польшина нервная система была невозможно закалена. Каждый из глаз вовремя закрывался, чтобы его руки не коснулись белка, и открывался сразу, как прикосновение исчезало. Польша начал движение, его душа таяла внутри, он и сам откровенно плавился от каждого движения, поцелуя и поглаживания. Ему никогда в жизни ещё не было настолько хорошо. Объятия оказались настоящими цветочками по сравнению с тем, что он испытывал теперь. Польша находился не на седьмом небе, а куда выше. Он определённо не ошибся, предполагая две вещи: первая о том, какую эйфорию ощутит, если пойдёт на большее с Ватиканом, раз одни только его объятия дарили невероятно приятные ощущения расслабления; вторая в том, что в его доме поселился вуайерист. Доходя до пика, Польша повернул голову к шкафу ещё раз: из-за дверцы смело выглядывала максимально заинтересованная происходящим голова. Незнакомец смотрел на них так, словно сам принимал участие в процессе, и облизывался каждые пять секунд. На удивление, Польша отреагировал буквально никак: он отвернулся от нового демона, встал с Ватикана, соединил их органы и довёл до оргазма несколькими движениями руки, затем — обмяк на священнике, вяло обнимая его.