Наследие древних.

Большой зал Хогвартса был в своём привычном хаосе: шум, смех, грохот столовых приборов. Столы шумели от разговаривающих студентов, но я едва замечал это. Мой взгляд скользил по пространству передо мной, но мысли были где-то далеко. Я сидел за столом Слизерина, лениво крутя веточку в руках, которая когда-то была частью декорации в вазе на учительском столе, пока я не решил, что она заслуживает лучшего применения. Дамблдор произносил свою очередную пафосную речь. Я редко слушал его, но одно слово зацепило мой слух, словно шип розы за мантии: — …студентка по обмену из Японии. Я поднял взгляд и сразу заметил её. Она выглядела так, будто весь мир замер, пропуская её вперёд. Стоун подошла к табурету, на котором МакГонагалл уже ждала с шляпой распределения. Карие глаза с золотистыми искорками встретились с моими, и я невольно задержал дыхание. Помню этот момент. Тот же взгляд. На что я тогда надеялся… Я отвернулся, прежде чем её глаза успели поймать меня надолго. Снова Гриффиндор, конечно, я с раздражением, сжимал кулаки. В голове уже звучал голос шляпы: «О, конечно, ещё один герой в наше собрание рыцарей!» — Слизерин! — объявила шляпа, словно удар грома. Моё сердце замерло. Слизерин? Я снова посмотрел на неё, но теперь взгляд был полон чего-то нового. Недоверия? Нет. Восторга? Возможно. Она медленно поднялась, и её мантия, галстук, даже герб на груди поменяли цвет на зелёный. Слизерин! Как? Она спустилась с табурета и направилась к нашему столу. В голове у меня было столько мыслей, что казалось, они вот-вот вырвутся наружу. Я гаркнул на Гойла: — Убери свою тушу и освободи место! Он оглянулся, словно не сразу понял, что я обратился к нему, но подчинился. Джессика села рядом, высоко подняв подбородок, и на миг во мне что-то затрепетало. — Пялиться невежливо, — сказала она ровным тоном, поднимая на меня свой дерзкий взгляд. Я ухмыльнулся, прищурившись. — Привыкай, Стоун. Теперь ты дома. Она не ответила сразу, смотря на меня, словно подбирала самые острые ножи в своем арсенале. На её лице не дрогнул ни один мускул, но в глазах сверкнуло то самое дерзкое упрямство, которое мне всегда хотелось либо одолеть, либо — что ещё хуже — узнать ближе. — Если это дом, — наконец произнесла она, чуть наклоняя голову, — Почему я чувствую себя как в аквариуме? Я усмехнулся. Ответ достойный Слизерина. — Потому что ты новая рыбка, и все хотят понять, будешь ли ты плавать сама или ждать, пока тебя унесёт течением. Стоун сложила руки на груди, опираясь локтём о стол, и, глядя на меня, с вызовом произнесла: — Тогда пусть готовятся к шторму. Чёрт возьми, она умеет удивлять. Вокруг нас начал подниматься шум: студенты Слизерина переговаривались, кто-то уже шептался о том, что она может стать новой любимицей профессоров или даже неожиданной звездой факультета, другие высказывали сомнения, что из неё выйдет что-то достойное. Я знал, что нас слушают, но это почему-то не беспокоило. Даже наоборот, мне нравилось, что внимание сосредоточено здесь, на нас. — Надеюсь, ты знаешь, куда впутываешься, — сказал я, наклоняясь ближе к ней. Меня тут же окутал её аромат, тот же что и в кабинете зельеварения. Цитрусовые нотки принесли с собой свежесть, как лёгкий утренний бриз, а под конец чувствовалась сладость, едва уловимая, словно тонкий шлейф заката. Этот кисло-сладкий аромат так подходил ей — резкий, завораживающий, противоречивый. — Тебе стоит больше беспокоиться о себе, Малфой, — парировала она с усмешкой, не отводя взгляда. Её слова звучали, как вызов, но в то же время было в них что-то… интригующее. Это раздражало. И привлекало. — Посмотрим, кто из нас останется на плаву, Стоун, — сказал я тихо, достаточно громко, чтобы она услышала, но недостаточно, чтобы остальные уловили. Она кивнула, отводя взгляд к тарелке, словно ставя точку в разговоре. Но внутри у меня всё ещё гремело: её слова, её дерзкий взгляд, эта странная смесь уверенности и загадки, которая поднимала во мне желание либо досадить ей, либо… либо увлечься этой игрой. Чёрт, Стоун. Ты действительно любишь оставлять за собой шлейф хаоса, но почему он так тянет к себе? Последующие несколько дней прошли как никогда лучше. Я чувствовал, что всё идёт по моему плану, хотя сам этот план не был мне до конца ясен. Возможно, он сводился к тому, чтобы просто находиться рядом со Стоун, куда бы она не пошла, и снова и снова наблюдать, как её терпение срывается под моей язвительностью. И вот я ждал её возле класса защиты от тёмных искусств. Её скорости могла бы позавидовать только улитка, у которой отняли все раковины на свете. Она появилась из-за угла, неся с собой книгу, которая была явно слишком тяжёлой для её размера. И тут, как по заказу, появился Поттер. Они столкнулись так, что её книга вывалилась из рук. Поттер тут же начал извиняться, бросился поднимать книгу, а она что-то быстро говорила, видимо, чтобы его успокоить. Они оба засмеялись — этот момент был настолько дружеским, что у меня внутри всё сжалось. Злость. Раздражение. Чёрт возьми, почему мне это не нравится? Я не стал медлить. Быстро подойдя к ним, я встал так, чтобы отрезать Поттеру путь к Стоун, и с язвительной ухмылкой произнёс: — Что, Поттер, очки уже не спасают? Он поднял взгляд на меня, и я уловил в его глазах ту смесь раздражения и готовности к спору, которая всегда подстёгивала меня зайти ещё дальше. Стоун, напротив, глянула на меня с таким видом, будто готова была развернуться и уйти, не сказав ни слова. — У тебя какие-то проблемы, Малфой? — огрызнулся Поттер, выпрямляясь и всё ещё держа её книгу. Я ухмыльнулся шире, чувствуя, как раздражение расползалось по груди, словно горячая лава, ищущая выход. Почему он вообще был здесь? Почему он всегда должен быть рядом? — Только когда вижу тебя, Поттер. Ты ведь, кажется, коллекционируешь проблемы, не так ли? Стоун тяжело вздохнула, её карие глаза слегка сузились, а брови нахмурились, образуя аккуратные дуги. Это выражение лица меня всегда забавляло, словно она собиралась устроить разнос, но в глубине души не могла найти для этого энергию. Я усмехнулся шире, но раздражение внутри не исчезло, продолжая напоминать о себе. — Вы закончили? — спросила она, глядя то на меня, то на Поттера, с явной усталостью в голосе. — Или мне уйти и вернуться, когда вы уладите свои детские разборки? — Да, закончили, — резко ответил я. Не дав Поттеру шанса заговорить, я выхватил книгу из его рук. Он было открыл рот, чтобы что-то сказать, но я схватил Стоун за запястье, игнорируя её удивлённый взгляд, и потащил её в сторону кабинета. — Эй! — возмутилась она, чуть замедляя шаги, но я не остановился. — Прекрати возиться, Стоун, — бросил я через плечо. — Ты всё равно шла в эту сторону. Её рука в моей была тёплой и чертовски нежной, и это только усиливало раздражение, будто она каким-то образом находила способ не только быть центром внимания, но и полностью контролировать ситуацию, даже когда казалось, что её контролирую я. Я открыл дверь класса и завёл её внутрь, словно это была моя личная территория, и, честно говоря, в такие моменты мне хотелось, чтобы это было именно так. Стоун что-то пробормотала себе под нос, но подчинилась, позволяя мне довести её до ближайшей парты. Остальные студенты провожали нас взглядами, но, похоже, никто не рискнул вмешиваться. Стоун молча опустилась за парту, бросив на меня короткий раздражённый взгляд. Я усмехнулся, присаживаясь рядом. Когда урок начался, я заметил, как Поттер бросает в нашу сторону взгляды. Увидев это, я, не задумываясь, положил руку на талию Стоун и аккуратно притянул её чуть ближе к себе. Взгляд Поттера сразу исчез, как будто его кто-то сдул. Моё настроение моментально улучшилось. — Что ты творишь? — возмутилась Стоун, повернув голову ко мне. Её брови сошлись на переносице, а голос звучал так, будто я только что разрушил её планы на спокойное существование. — Я отстал, хочу списать у тебя, — ответил я максимально невинным тоном, хотя руку с её талии убирать не спешил. — А так не видно? — резко спросила она. Я наклонился чуть ближе, чтобы она услышала меня, несмотря на шум в классе. На её лице отразилось лёгкое смущение, смешанное с раздражением. — Нет, — сказал я, глядя на неё с насмешливой ухмылкой. Она вздохнула, явно стараясь не взорваться прямо сейчас. После всех уроков мы оказались в гостиной Слизерина. Её интерьер идеально соответствовал духу нашего факультета: два массивных чёрных кожаных дивана, низкий стол из тёмного дерева, а в центре горел камин. Пламя переливалось оранжево-красными оттенками, отражаясь в металлической оправе камина. Изумрудные занавеси, тихий, едва слышный удары дождя за высокими окнами, сквозь которые иногда сверкала молния. Магический свет ламп, подвешенных к высоким арочным потолкам, мерцал приглушённо, создавая ощущение, что всё помещение тонет в мягком зелёном сиянии. В углах комнаты стояли резные шкафы с магическими книгами, и даже воздух здесь казался немного плотнее, насыщеннее, словно впитал в себя шёпоты столетий. Мы остались одни. Остальные, к моему удовлетворению, разбрелись по своим комнатам или куда-то ещё. Я устроился на диване, закинув ноги на низкий столик и лениво наблюдая за Стоун. Она сидела напротив, с каким-то слишком сосредоточенным видом изучая учебник. Её тёмные волосы упали на лицо, а свет из камина слегка подсвечивал их, создавая впечатление, что кончики обрамлены золотым сиянием. Зелёный галстук и герб Слизерина смотрелись на ней так естественно, что казалось, будто она принадлежала к нашему факультету с самого начала. Чёрт побери, этот цвет ей чертовски шёл. — Ты всегда так погружаешься в чтение? — спросил я, не скрывая ухмылки и не отрывая взгляда от неё. Она медленно подняла книгу, закрывая лицо, но я успел заметить, как уголки её губ дрогнули в лёгкой усмешке. Прячешься, да? — Игнорируешь меня?! — возмутился я, прищурив глаза, словно это могло заставить её ответить. Она продолжала сидеть тихо, не реагируя. — Плохая идея, Джесс, — произнёс я, встав с дивана и неторопливо обходя её со спины. Я увидел, как её плечи напряглись. Ухмылка скользнула по моему лицу. Её молчание подогревало азарт. Я остановился за её спиной и наклонился ближе, достаточно, чтобы услышать её дыхание. — Интересно, что ты читаешь, — прошептал я, медленно отодвигая её волосы, открывая тонкую линию шеи. Мягкий, едва ощутимый поток воздуха сорвался с моих губ, коснувшись её кожи. Она вздрогнула, словно от холода, но не обернулась. — Ты делаешь это нарочно, да? — выдавила она наконец, голос прозвучал ровно, хотя я заметил, как напряглись её плечи. Я ухмыльнулся шире, ещё больше сократив расстояние, между нами. — А ты как думаешь? — протянул я, снова легко подув ей на шею. Её кожа покрылась мурашками, и я не мог удержаться от удовлетворённой усмешки. Я выпрямился, давая ей пространство, но лишь для того, чтобы на мгновение насладиться её реакцией. Её напряжённая поза, лёгкое дрожание пальцев, которыми она сжимала страницы, говорили больше, чем любые слова. Она резко захлопнула книгу и прижала её к себе, словно это могло защитить её от меня. Поднявшись с дивана, она наконец встретилась со мной взглядом. Её карие глаза с карамельным оттенком горели смесью раздражения и еле скрытого смущения. Маленькая родинка над правой бровью казалась едва уловимой точкой, завершающей картину её лица. Она выглядела как рассерженная кошка, которая пытается сохранить остатки своего достоинства. Я открыто рассмеялся. Стоун хмыкнула, гордо вздёрнула подбородок и, демонстративно развернувшись, попыталась уйти своей лучшей «горделивой» походкой. — Не так быстро, Джесс, — сказал я, хватая её за локоть и чуть сильнее, чем нужно, потянув к себе. Её глаза расширились, и в них промелькнули гнев и удивление. Она пыталась вырваться, но я не дал ей этой возможности. Отбросив её книгу на стол, я развернул её к себе, одной рукой мягко обвив талию, словно она была чем-то хрупким, что могло ускользнуть. Другой рукой я осторожно провёл по её щеке. Пальцы двигались медленно, почти нерешительно, как будто боялись, что она рассыплется, если надавить слишком сильно. Она вздрогнула, но не отстранилась. Я заглянул в её глаза — карие, переливающиеся мягкими оттенками мёда, которые в этот момент казались бесконечно глубокими. На миг мне показалось, что я увидел там нечто большее, чем просто отражение себя. Что-то дерзкое, но в то же время уязвимое, как огонь, который только что разгорелся, но уже готов защищаться от ветра. Она было открыла рот, чтобы, вероятно, разразиться возмущённым монологом, но я опередил её. Невысказанные слова так и повисли в воздухе. Моя рука чуть сильнее сжала её талию, притягивая ближе. И прежде чем она успела вырваться или возразить, я наклонился и накрыл её губы своими. Её губы были мягкими, немного тёплыми, с лёгким вкусом сладкой вишни и чего-то неуловимого — возможно, это был привкус её упрямства. Я почувствовал, как моё сердце пропустило удар, а затем забилось быстрее, как будто решило наверстать упущенное. Она на мгновение замерла, то ли от удивления, то ли от шока, но её ладони, до этого напряжённо упираются мне в грудь, слегка дрогнули. Это ощущение было одновременно опьяняющим и пугающим. Как будто я шагнул за черту, откуда не было возврата. Что я вообще делаю? Но эти мысли испарились, едва я ощутил, как её пальцы, сначала нерешительные, медленно сжались, хватаясь за ткань моей рубашки. Поцелуй начинался осторожно. Я проверял границы, будто опасался, что одно неверное движение всё разрушит. Но эта осторожность быстро уступила место другому чувству — уверенному, настойчивому, дикому. Это было как водоворот, затягивающий всё глубже. Её дыхание стало прерывистым, и я вдруг понял, что мне нравится слышать это. Она перестала сопротивляться, и я почувствовал странную, почти болезненную радость — я выиграл эту маленькую битву. Я немного углубил поцелуй, рука скользнула вверх по её талии. Под тонкой тканью я почувствовал, как напрягаются её мышцы. Это напоминало мне, что несмотря на её кажущуюся хрупкость, она была сильной, несгибаемой. И это почему-то только подогревало желание. Она чуть отстранилась, и её карие глаза встретились с моими. Там был огонь — упрямый, дерзкий, её. Они сверкали, как угольки в темноте, готовые вспыхнуть в любой момент. Но и я чувствовал, как во мне разгорается свой собственный. Это было как искры, сталкивающиеся друг с другом. Она собиралась что-то сказать, её губы приоткрылись, но я снова притянул её ближе. Не сейчас. Я не позволю этому моменту исчезнуть. Всё, что существовало сейчас, — это тепло её губ, её прерывистое дыхание и то, как мир вокруг, казалось, исчезал, оставляя нас в эпицентре этого урагана. Я почувствовал, как мои руки скользнули ниже, к её талии, затем ещё ниже, останавливаясь на её бедрах. На мгновение я замер, ощущая под пальцами упругость и тепло, исходящее от её тела. Затем слегка сжал её бедра, поднимая, Джесс инстинктивно обвила свои ноги вокруг моей талии. Сердце, казалось, пропустило удар, а затем начало бешено стучать, словно пытаясь вырваться из грудной клетки. Я не знал, что больше будоражило — её близость или чувство вседозволенности. Она ахнула, тяжело дыша, но не успела ничего сказать, потому что в следующий момент я посадил её на спинку дивана. Это движение было быстрым, почти рефлекторным, но от этого не менее уверенным. Её карие глаза, широко раскрытые от неожиданности, встретились с моими, в которых, я знал, сейчас пылала смесь триумфа и чего-то необъяснимо притягательного. — Так намного удобнее… не находишь? — я хрипло выдохнул, открыто улыбнулся, не отрывая взгляда от её лица. Я снова наклонился, вовлекая её в поцелуй, более глубокий, более страстный. На этот раз она не просто не отстранилась — её губы ответили с ещё большей интенсивностью, и я невольно утвердительно хмыкнул, прямо в поцелуй, ощущая, как внутри разгорается удовлетворение. Мои руки, словно ведомые собственной волей, медленно скользили по её телу, изучая каждый дюйм. Я чувствовал, как её дыхание учащалось с новой силой, а её пальцы снова сжались на моем затылке, притягивая ближе, будто она не хотела отпускать меня. В голове был туман — тот самый, который накрывает, когда разум отключается, оставляя только ощущения. Её тепло, её близость, её ответы — всё это захватывало, опьяняло и подталкивало меня идти дальше. Мир вокруг рассыпался на части. Больше не было ни дивана, ни гостиной Слизерина, ни даже здравого смысла. Остались только мы, этот поцелуй, и то, как она заставляла меня забыть обо всём остальном. Медленно отстранившись, давая нам обоим передышку, но тут же склонился к её шее. Её кожа была мягкой, нежной, словно бархат, а её аромат — тот самый цитрусовый с едва уловимой сладостью — стал ещё ярче, словно приглашая остаться. Я закрыл глаза, чуть касаясь губами её шеи, наслаждаясь теплом. Её дыхание стало ещё более неровным, и я почувствовал, как она выгнулась, открывая больше места для меня, как её пальцы сжались на моих плечах, не позволяя мне отстраниться. Каждое движение было медленным и осознанным. Я оставлял лёгкие, почти невесомые поцелуи на её шее, за ними следовали более настойчивые и чувственные, словно я хотел прочувствовать её до самого сердца. Мои губы задержались чуть дольше, и я почувствовал, как под ними бился её пульс — быстрый, будто отражение моей собственной лихорадочной энергии. То и дело я замедлялся, давая себе мгновение, чтобы вдохнуть её аромат. Внутри меня всё переворачивалось, как буря, разрывающая море, но это был тот самый хаос, в котором находилось странное, почти пугающее чувство правильности. Резкий звук хлопнувшей створки окна вырвал меня из её теплого объятия. Я резко открыл глаза, тяжело дыша, словно только что вынырнул из глубокой воды. Комната была погружена в тишину, нарушаемую лишь еле слышным свистом ветра. Серебристый свет луны пробивался сквозь занавеси, освещая тёмные углы и массивный стол, на котором лежали раскиданные книги и пергаменты. — Сон? Серьезно?! Грёбаный сон! — прорычал я, разочарованно сжимая челюсти. Рука дрожала, когда я прикрыл глаза, стараясь выбросить из головы всё, что только что чувствовал. Другая, сжатая в кулак, опустилась на постель с глухим ударом. Адреналин всё ещё кипел в крови, и я не мог избавиться от ощущения, будто её тепло всё ещё оставалось рядом, будто её дыхание по-прежнему касалось моей кожи. Гнев и разочарование боролись друг с другом, и я, зло глянув на закрытое окно, еле слышно пробормотал: — Проклятие...