Неправильный Поттер. Пуффендуй

             

***

      Заседание наконец-то подошло к своему логическому завершению. Был объявлен пятиминутный перерыв, чтобы судьи могли спокойно обдумать каждый свою позицию. После этого те должны были решить дальнейшую судьбу Кингсли Шеклболта.       

***

      Северус скучающе ожидал, когда же закончится этот перерыв, обсуждение, вынесение вердикта, голосование…       «Прочая бесполезная белиберда. Что там у них ещё предусмотрено сценарием этой дурной пьесы?»       Он ни на миг не верил в хоть сколь-нибудь весомое наказание для одного из Альбусовых «мальчиков». Справедливости ради стоит отметить, что и самого себя он относил, увы, к этой же категории, потому презрение к Кингсли отдавало изрядной долей горькой самоиронии. Непонятно почему, но накатила вдруг какая-то гадливая тоска…       «Вроде бы и расстраиваться не из-за чего, а вот поди ж ты… Словно в дерьмо наступил новым ботинком. И не видел никто, и ботинок уже отмыл, и не пахнет даже, а радость от обновки теперь навсегда сменилась унизительными воспоминаниями о том, как отчищал дерьмо».       Северус постарался отогнать депрессивные мыслишки и погрузился в воспоминания, перебирая в памяти забавные моментики сегодняшнего — «Если можно так выразиться», — перформанса.       Альбус свет Дамблдор, как шутки ради давным-давно «обзывал» того Долохов, был признанным в широких кругах мастером психологических этюдов, но сегодня тот встретил достойных соперников. На какое-то время Северусу даже стало веселее от осознания того факта, что — пусть даже Кингсли и не понесёт совершенно заслуженного наказания — абсолютным победителем его начальство сегодня из зала суда тоже не выйдет.       «Да уж, сегодня Альбус натерпелся. Сегодня его знатно — и не единожды! — макнули бородатой рожей во всевозможные лужи нечистот, от весьма глубоких, авторства Гарольда Тодда, до маленьких, но тоже достойных, «производства» Дадли Дарсли и «Гарри Поттера». Дааа… После сегодняшнего позора репутация Дамблдора уже не будет прежней. Ни-ког-да!»       Северус удовлетворённо хмыкнул и чуть-чуть растянул в улыбке уголки рта. Мелочь, казалось бы… Но видимо, и это был уже такой передоз позитива на вечно хмуром лице «ужаса подземелий», что даже его соседка Молли, которая всё заседание недовольно пыхтела и порывалась поскандалить, мгновенно затихла и испуганно-непонимающе отшатнулась к дальнему от Северуса краю кресла, вжалась пузцом в подлокотник, а бюстом — в соседа. Выиграла дамочка своим манёвром не более десятка дюймов между их лицами — а между плечами, боками и руками и того меньше — но и это дополнительное расстояние Молли, по-видимому, обрадовало и чуть успокоило.       Северус же не преминул воспользоваться предоставившейся возможностью и уселся повольготнее, уложив руки на подлокотники, потому как до этого момента он — из-за повышенной суетливости и немалых объёмов «Моллипусеньки» — большую часть заседания провёл практически в той же позе, в которой сейчас та сама и зафиксировалась с перепугу. Дышать стало посвободнее.       «Во всех смыслах».       Не то чтобы от Молли неприятно пахло… Но не любил Северус, когда от женщины пахнет кухней. Он считал, что от людей должно пахнуть чистым телом, свежей одеждой, возможно, парфюмом, но необязательно…       «Ну в общем, всяким таким вот, а не обедом из трёх блюд, приготовленным на не первой свежести жире. Знал бы — раньше ей улыбнулся бы, а то спина уже болит наискосок ютиться. Да и всю бочину мне локтём истыкала, мымра!»       Настроение скакнуло ещё на пару пунктов вверх — правда, как позже выяснилось, к сожалению, ненадолго — но пока что Северус, радуясь про себя, оглядывал ряды судейских мест. Предполагалось, что судьи должны были обдумывать свою позицию. И они конечно обдумывали.       «Конечно!»       Работа мысли на лицах читалась запросто, но думали в большинстве своём они не о том, сколько лет Азкабана выписать налажавшему «мальчику», а… Крупными буквами читалось: «Бля, чё делать?!» И Северус прекрасно понимал, что творилось сейчас в умах и душах лордов. Потому как справедливость — это прекрасно, возмездие — это обязательно, но — драккл раздери! — а потом-то что? А потом этот раскрутой Тодд захочет и уедет. И даже со всеми своими — и их честно купленными — артефактами. Но пусть, тут уж ничего не поделаешь, пусть… Но он-то уедет, а Дамблдор тут останется! Этот только вперёд ногами Англию покинет, а им же тут ещё жить как-то надо будет.       Все эти чужие размышления были столь очевидны, что Северуса опять охватили скука напополам с тоской. Захотелось уйти уже наконец отсюда и, пережив тет-а-тет с Альбусом, попытаться выправить настроение, проведя оставшееся от этого ужасного дня время в приятной компании.       «Что это со мной? Был бы женщиной, задумался бы, не залетел ли часом, а то настроение скачет как блоха! Какая-то непонятная фигня».       

***

      Пяти минут раздумий судьям, ясное дело, не хватило. Председатель Фадж объявил дополнительное общее обсуждение и активировал рунные заглушающие барьеры, которыми судейские ряды были отделены от остального зала. На это смотреть было уже чуть веселее, чем просто на «размышляющие» постные рожи, хотя исключительно с точки зрения немного повысившейся активности некоторых объектов наблюдения, но и только. Потому как «аромат» предопределённости буквально висел в атмосфере, и предопределённость эта была отнюдь не в пользу Тодд & К°.       Очень быстро среди судейского состава вырисовались три отдельные фракции: Дамблдоровцы, Фаджевцы и Малфоевцы. Северус мысленно поморщился банальности названий, но уж больно чёткое получилось территориальное деление судейских рядов на секторы сторонников трёх лидеров.       Так сейчас за спиной у Альбуса восседали искренне ему преданные и совсем не преданные, но, видимо, не имеющие способа покинуть ряды «сторонников света». Последние выглядели гораздо печальнее первых, а первые — костяк Ордена Феникса — каждой морщинкой на их возрастных рожах выражали полное доверие своему не менее возрастному предводителю. Но тому, очевидно, своей фракции было мало — да и невелика она была, если присмотреться объективно — а потому Альбус сейчас на месте не сидел, а старательно что-то втирал провозглашал загрустившим лордам, творчески подойдя к процессу. С «выключенным звуком» смотрелся тот особенно уморительно-загадочно. Всплёскивал широкими рукавами, убеждая в чём-то скептически выглядящую — бОльшую — часть аудитории; пускал «зайчиков» очками, колокольцами в бороде и камешками-накопителями, что притаились посреди богатого золотого шитья на дорогой мантии и тюбетейке; притоптывал от нетерпения… В общем, насаждал безумие имени себя в умах членов Визенгамота. Похож при этом дедун-бородун был на колдуна из африканского Уагаду. Так же размахивал руками, словно творил длинные беспалочковые чары, что так любят жрецы «чёрного» континента. Так же тряс головой и вертелся то вправо, то влево, словно исполнял диковинный и неритмичный ритуальный танец.       Члены же фракции Корнелиуса Фаджа ещё перед началом заседания расселись посерединке зала, за трибуной председателя.       «Если хотели поддержать, то зря, нашему министру уже ничем не помочь, дни его на политическом Олимпе сочтены, а «его мудрый наставник» Альбус сам с каждым разом закапывает своего уже бесполезного протеже всё глубже в драконий навоз. Ну а если они хотели за спиной Фаджа спрятаться, то… Ещё более зря».       Корнелиус только вытирал платком лысину и «спрятавшихся за своей спиной» ни в чём не пытался убедить. В данный момент на их лицах читались: желание быть где угодно, только не здесь и вселенская усталость. Эти «Великого Светлого» удавили бы собственноручно, но, видать, были чересчур многим тому на данный момент обязаны, а потому сейчас откровенно предпочли бы просто подождать в сторонке.       Третья фракция, Малфоевцев, занимала места за спиной обвинительницы. Эти просто выставили на передний рубеж вышеозначенного лорда и Амелию Боунс, а сами «зафиксировали» на лицах надменные аристократические личины и взгляды в никуда.       Вот так и получилось, что сейчас разошедшемуся в пантомиме Альбусу время от времени кратко возражали что-то только Люциус и Амелия, а все остальные молчали, «как сдохши».       «Впрочем, стоило ли вообще возражать? Если не случится чего-то совершенно непредвиденного на голосовании, то результат этого «суда» вполне предсказуем, вполне».       Ну а на непредвиденное Северус старался не надеяться почём зря.       

***

      Спустя отпущенное на «совещание» время, лидеры фракций, недовольные друг другом, разошлись по местам. Корнелиус принёс на свою трибуну свиток с предварительным вердиктом. Отменив «заглушку», тот печально объявил, что переходит к оглашению предложенной защитой меры наказания, а затем к утверждению оной путём голосования. Ослабив узел галстука, протерев в очередной раз лысину, прокашлявшись в кулак, Корнелиус — заметно дрожащими руками — развернул короткий свиток и тоном умирающего лебедя начал зачитывать…       Протокольные «красивости» Визенгамота тихо скончались, не успев появиться на свет. Мордекай Прюэтт, слушая это подобие речи председателя, играл желваками на челюсти, глядя строго вниз, в середину своего стола. Северус хорошо понимал негодование того и разделял испанский стыд. — Кхм… Минуточку внимания. Леди и джентльмены, уважаемые гости… Пресса…       Нервным жестом Корнелиус пододвинул к себе розовенькую шпаргалку от «карамельки» и пошёл по пройденному пути уже чуть более уверенно: — Сегодня, двадцать пятого июня тысяча девятьсот девяносто четвёртого года, Визенгамот заслушал представленные доказательства по делу о нападении на семью магглов… и… и магов. Нападении на Гиппократа Сметвика и Гарольда Тодда. Кхм… Итак… Принимая во внимание великолепный послужной список обвиняемого Кингсли Джебедайи Шеклболта…       В зале раздались смешки, а в ряду прессы — уже сидящая там как ни в чём ни бывало — Рита шумно высморкалась. — Тишина в зале! М-да… Так вот… А также принимая во внимание безупречную репутацию обвиняемого…       Рита демонстративно чихнула и высморкалась ещё громче, а в рядах для публики кто-то уронил что-то шумное, это «что-то» покатилось брякая вниз по одной из лестниц и было остановлено дежурным аврором. — Кхм… Тишина, пожалуйста! И… и учитывая тот факт, что обвиняемый был в подавленном состоянии из-за недавней безвременной и скоропостижной кончины на триста сорок шестом году жизни своей четвероюродной пра-пра-прабабушки…       Дадли уважительно присвистнул «скоропостижной кончине» явно же нестарой ещё бабули-Вуду, поняв, что терять уже нечего и всё идёт к какому-то смешному вердикту. — …а так же учитывая возможность наложения неизвестным на обвиняемого чар принуждения, что не может быть полностью исключено по причине отсутствия у обвиняемого умения противостоять ментальным внушениям… кхм… Н-да… На голосование выносится список мер пресечения: обвиняемый Кингсли Джебедайя Шеклболт признаётся ограниченно дееспособным. Он передаётся на поруки официальному лицу, которое гарантирует строгое следование обвиняемым назначенным тому мерам пресечения, а именно: запрету на пользование магическим концентратором сроком на десять лет. Так же обвиняемый будет уволен с занимаемой должности и лишён права работать в силовых структурах Министерства магии. Вот.       «Вот»… Ху… Тьфу! «карамельку» твою тебе в рот! А приговор-то где?»       Возмущение Северуса разделил самый маститый член этого суда. Мордекай Прюэтт не счёл возможным позволить Фаджу и Дамблдору запутать народ и прикрыть свои делишки кучей развесистых формулировок: — Позволите задать вопрос, господин председатель? — Да-да?       Дед Персиваля встал и представился: — Судья Мордекай Абнер Прюэтт.       Корнелиус сжал челюсти и пальцы, чуть подсмяв пергамент. Намёк на собственную процессуальную безграмотность явно уловил. — Я желал бы заслушать непосредственно вердикт судейской коллегии, а не назначенные меры пресечения.       Корнелиус нервно закусил губу, забегал глазками с Долорес на Альбуса, потеребил край пергамента в своих руках и наконец решился: — Так как вина подсудимого д-доказана не была, с-суд постановил: обвиняемого Кингсли Джебедайю Шеклболта по всем пунктам обвинения считать… О-оправданным и… и освободить из-под стражи в зале с-суда с наложением п-последующих ограничений в… в… в-виде избранных мер п-пресечения…       Заикался и запинался тот чем дальше, тем больше и к концу совсем смешался.       «Оправдан… Охренеть!»       Очевидно, подобного бесстыдства не ожидал никто. В зале стояла недоверчивая тишина, хотя, казалось бы, наоборот, стоило ожидать бури. Северус списал это на такое же удивление, как и у него самого.       «Ну ладно, на десять лет Азкабана мы и не рассчитывали всерьёз, но чтоб вот так! Вообще, считай, ничего… Вот это наглость! Ну и что же получится с голосованием?» — Хм! Ну что ж, вопросов больше не имею.       Мордекай громко хмыкнул и сел, не сочтя нужным поблагодарить за ответ.       Северус посмотрел на Гарри. Со стороны казалось, что тот абсолютно расслаблен. Откинувшись в кресле и сложив руки на груди, всем своим видом выражая превосходство и уверенность, которых сам Северус в данный момент не испытывал, тот сидел практически неподвижно. И у него вдруг возникло впечатление, что тот не просто сидит, а затаился и ждёт. Ждёт, словно волк в засаде, готовый напасть на глупую дичь.       Поймав его взгляд, Гарри улыбнулся хищно, подмигнул, обласкал жадным взором, облизнул губы, не отводя глаз. Северус заёрзал, нервно сглотнул, вдохнул глубоко и, смутившись, отвёл взгляд, стал смотреть на других, но усмешку Гарри краем глаза отметил.       По всем троим Дарсли видно было, что расстроились. Хоть их и предупредили, что не стоит ждать справедливости, но и такая наглость — оправдать явно виновного в покушении на жизнь и наказать по сути всего лишь увольнением — их ошеломила.       На рядах для публики народ потихоньку отходил от шока и начинал шушукаться. Лица были недовольные; взгляды, направленные на Альбуса и Корнелиуса, — недобрые. Казалось бы, смотреть подобным образом надо было на злодея в цепях, но народ прекрасно понимал, кто тут на самом деле самый нехороший.       В очередной раз откашлявшись, председатель промямлил: — Пред… предлагаю приступить к… к… С-судьям предлагается приступить к голосованию… Кто… кто воздержится от голосования по вопросу? Поднимите палочки.       Судьи завозились, завздыхали, заозирались… Весь центральный сектор расцветился огоньками зажжённых «Люмосов», редеющих к правому и левому краям. — …десять… двадцать… тридцать три… шестьдесят один… семьдесят… Кхем… Да. Ровно семьдесят воздержавшихся.       «Ничего себе! А голосование-то вообще можно считать законным, при более чем двух третях воздержавшихся?» — Кто за? Поднимите палочки.       Сектор за спиной Альбуса жиденько полыхнул огонёчками. — …пять… восемь… одиннадцать… пятнадцать… Пятнадцать голосов за.       Персиваль, огорчённо покрутив головой, занёс в протокол очередную цифру. — Кто против? Поднимите палочки.       Теперь так же негусто вспыхнуло «Люмосов» на рядах за спиной у Амелии. — Три… семь… десять, одиннадцать… тринадцать, четырнадцать… четыр… четырнадцать? Секретарь зафиксировал? — Да, господин председатель.       Корнелиус суетливо покивал, огляделся, передал своей сладенькой Долорес свиток, встал и, дёрганно поклонившись, начал бочком протискиваться по рядам к выходу из зала. «Карамелька» не подвела, встала и принялась зачитывать вердикт: — Кхе-кхе… Итак! С перевесом в один голос, суд принял…       Альбус, не удосужившись дослушать, тоже бодро встал со своего места и преисполненным достоинства шагом поспешил следом за беглецом министром, тем не менее не забыв приказать Северусу, причём приказ в голосе был явственно различим: — Я задержусь. Жди меня у кабинета.       И съебался отбыл.       Северус вздохнул, понимая, что совместный вечер с Гарри откладывается на неопределённый срок. Где-то глубоко — очень-очень глубоко — в душе, он даже сочувствовал Корнелиусу, так как его и самого чуть позже ожидала головомойка от проклятого старика, тут они с министром в одной лодке.       «Карамельная» Долорес в последний раз негромко ударила молоточком, и заседание типа суда как бы завершилось.       

***

      Кингсли, кстати сказать, так и остался в клетке, всё так же примотанный цепями к подлокотникам. И что с бывшим обвиняемым делать, никто не знал. Потому как «освободить в зале суда» придумали, а клетку-то можно было открыть, только опустив на уровень ниже. Её дно, составляющее единое целое с «вырастающим» из него каменным стулом, опускалось до пола расположенной под залом заседаний Визенгамота «арестантской» — одного из помещений относящихся к Аврорату. А решётчатые стены клетки оставались «висеть» в этой самой «арестантской» под потолком, так как были вмурованы по сути во фрагмент пола судебного зала.       Это Северус, увы, узнал на собственном опыте.       Вот и торчал Кингсли за решёткой, так как был уже, по идее, свободен, а аврорам свободным магом заниматься было не с руки вроде как. Издевательство, конечно, моральное, но — пусть и такая маленькая и даже мелочная — месть была приятна всем.       «Вот и я так буду под гаргульей сейчас скакать незнамо сколько, как эта «шоколадка» в клетке. Что ли Альбус мне за длинный язык не отомстит? За это моё выступление? Отомстит. Даром что для того меня и вызвал, а всё равно отомстит. А уж за оглашение дарственной… Потопчется по самолюбию, потопчется. Ещё как!»       Настроение испортилось окончательно.       Судьи, пресса и зрители копошились, собираясь в группки, не спеша расходиться. И Северус тоже не спешил, сидел в кресле, поглядывая по сторонам. Многие лорды из воздержавшихся подходили к «Гарри Поттеру», скупо поздравляли с обретением родителя, кланялись, кивали на прощание Гарольду Тодду, Сметвику и разочарованным магглам, тем не менее из зала выходить не торопились, останавливались переговорить с коллегами, высказываясь по поводу вердикта.       Северус опять пересёкся взглядами с Гарри, тот чуть кивнул в сторону двери и приподнял бровь, будто спрашивая: «Идём?» Он мотнул головой отрицательно и тут же слегка запрокинул, закатывая глаза, словно указывая назад себя. Получился вполне себе понятный намёк на сидевшего ранее на ряд выше, но погнавшегося за министром Альбуса. Гарри, понимающе ухмыльнувшись, кивнул и, достав из кармана, показал Северусу магофон. Настала его очередь кивать соглашаясь. Было забавно и приятно осознавать, что вот так, не сказав друг другу ни слова, они всё поняли и договорились.       Клетка с Кингсли наконец поехала вниз, а ничуть не ставшие более довольными за время заседания авроры потянулись на выход.       Голосовавшие против подходили к маленькой группе пострадавших гораздо смелее, затевали беседу, выражали сочувствие Вернону, что обидчик ушёл без должного наказания, целовали воздух над ручкой Петунии, ободряюще хлопали по плечу Дадли. Вернон и Петуния, естественно, понимали смысл слова «формальность», а вот Дадли по-детски принимал всё за искреннее сочувствие.       «Гарри», Гарольд и Гиппократ показательно сурово хмурились. Вернон раздувал ноздри, гневно шевеля усами. Взрослые обменивались сдержанно-возмущёнными комментариями, соглашались, что да-да, надо бы апелляцию, надо бы… Потому как — что за насмешка? — десять лет без палочки. Напугали ежа голой задницей! Петуния вскидывала на подходящих к ней лордов влажные от сдерживаемых слёз оленьи глаза, трепетала ресницами, дрожала подбородочком.       Северус понял, что был по отношению к ней неоправданно предвзят. Петуния и в их детстве была куда сообразительнее и гибче своей наивной и избалованной сестрёнки. Его извиняет лишь то, что он тогда был предвзят по отношению ко всем магглам без исключения.       Пресса шныряла промеж публики; то тут, то там раздавался треск фотовспышек; яркие «Прытко Пишущие Перья» метались над свитками, фиксируя общественное мнение. Рита крутилась поблизости от Гарри и Дарсли. В общем, полным ходом шла не слишком явная, спонтанная несанкционированная пресс-конференция. Мнения высказывались тихо, лозунгов не звучало, но было понятно, на чьей же стороне симпатии масс.       Под шумок Северус подобрался почти вплотную к Гарри, хотелось попрощаться вживую, да и торопиться к Альбусу явно не стоило, вряд ли тот освободился бы так скоро. Но пообщаться им не удалось, оказалось, представление ещё не закончено.       

***

      Внезапно у дверей образовался какой-то людской водоворот. Группа мужчин под предводительством клацающего протезом по каменному полу Аластора Грюма прошла, отодвигая с дороги зевак и судей, и остановилась перед местами свидетелей обвинения. Северус напрягся, вполне обоснованно ожидая очередной подставы от Альбуса. А вот Гарри был величественно спокоен. По крайней мере, со стороны выглядело именно так. Но это только со стороны. Северус понимал — хотя скорее чувствовал — что от скрестившихся взглядов психованного аврора в отставке и его Волчонка искры летят во все стороны, словно от сварочного аппарата. Видал Северус такие, когда в Коукворте фабрику строили.       Стоявшие позади Шизоглаза маги ждали от того сигнала к началу активных действий, а сам бывший аврор пялился на Гарольда Тодда. В зале установилась напряжённая тишина, только в самых отдалённых рядах не особо посвящённой в политические интриги публики шуршали шепотки. Гарри и Шизоглаз прожигали друг друга взглядами. Так волки присматриваются, прежде чем наброситься, провоцируют противника на нападение пристальным взглядом, высматривают, выбешивают друг друга. Головы низко, взгляды исподлобья. Лапы напружинены, холки вздыблены, клыки оскалены. Кто нападёт первым — тот проиграл!       Северус мотнул головой, прогоняя яркую картинку заснеженного зимнего леса и звериной стаи, возникшую перед глазами.       Так и не дождавшись реакции от своего предводителя, какой-то невзрачный мужчинка в серенькой мантии промяукал: — Мистер Дарсли… Оба мистера Дарсли, миссис Дарсли, просим следовать за нами.       Кукла-Поттер выступил чуть вперёд: — А в чём, собственно, дело? Если вы беспокоитесь, что моя семья не сможет самостоятельно покинуть Министерство, то — напрасно, мы с отцом берём на себя их сопровождение.       Северус аж передёрнулся от отвращения, оценив злорадно-безумную ухмылку, расцветшую тотчас же на покоцанной морде лица Грюма. С нескрываемым удовольствием тот ответил: — Да нет, мы возьмём этот труд на себя, тем более процедура требует… — А не введёте и нас в курс дела? Какая «процедура», и чего «требует»?       Совершенно, на первый взгляд, спокойным тоном поинтересовался Гарри. Но судя по тому, как поёжились министерские работники, и как на шажок незаметно отступили от двух групп — «пострадавших» и министерских — праздные зеваки, все они, как и сам Северус, ощутили лёгкий, неприятный словно бы ветерок по коже от голоса того. — Отчего же и не ввести? Введу… Ещё как введу!       Попытался то ли грозно спошлить, то ли пошло пригрозить Грюм, но всё впечатление испортил его искусственный глаз, что вдруг с противным высоким скрежетом начал вращаться восьмёркой в своей металлической оправе, придавая носителю вид безусловно безумный, но не угрожающий, а вызывающий недоумение и, пожалуй, даже некую брезгливую жалость.       Гарри не упустил возможность добить уже, волею случая, бескровно поверженного врага. Демонстративно поморщившись, он отшагнул назад и, продолжая следить за нелепыми шевелениями артефакта, спросил у сопровождающих: — А есть среди вас, джентльмены, кто-то более… кхм… владеющий собой?       Грюм прихлопнул рукой своевольный протез и попытался выступить вперёд, но почему-то так и замер на месте: с ногой застывшей посередине движения, глядя на мир единственным — родным — глазом, а со вторым прикрытым ладонью.       «Н-да… Вот так и рушатся авторитеты, из-за одной смешной позы».       Северус был уверен, что без Гарри дело тут не обошлось. Полностью игнорируя молчаливого поневоле Грюма, тот снова приблизился на шаг к группе министерских, а те, стайкой испугавшихся тени мальков, дружно отшатнулись. — Ну так что, джентльмены? Кто мне объяснит, что тут затеяно опять? — Тут не затеяно! Тут процедура! И Вы не имеете права нам мешать! Сэр…       Гарри изогнул бровь, и, словно по мановению этой брови, группа расступилась, выдавив из своего центра самого дурного и смелого молодого и нагловатого. — Агааа. Ну что ж, давайте постараемся не развязать Вторую Магическую в процессе выяснения.       Если Гарри хотел пошутить, то… Северус не был уверен, что у того получилось. Лорды и пресса засмеялись, но вот ему самому — равно как и министерским — смешно явно не было.       «А что? Вот шутки шутками…» — Повторю слова моего сына: мы сопроводим наших родственников к выходу из Министерства магии. Что-то ещё?       Всё тот же молоденький, глупенький клерк продолжил отдуваться за всех: — Согласно законодательству Магической Британии, магглы, не связанные родством с магами, но имеющие сведения о магическом мире, должны быть подвергнуты процедуре стирания памяти. — Н-да? Почему? — Эээ… для сохранения Статута Секретности. — Угу… А вы, простите, кто такие? — Как это!.. Мы при исполнении! А Вы тут!.. Между прочим, за оскорбление министерского работника при исполнении полагается штраф! Что Вы себе позволяете?! Сэр. — Я позволил себе усомниться. Вы же не представились. Вот Вы меня знаете, хотя…       Гарри сделал вид, что задумался, а покрасневший безымянный клерк возмущённо хватал воздух ртом, пока окружающие да и его же коллеги улыбались насмешливо. — …хотя меня знать много ума не надо. Достаточно уметь читать. А то, понимаете ли, столько глупостей всяких за эти годы понаписали, что…       Протянул Гарри как бы в раздумье и смерил клерка взглядом с головы до ног, словно прицениваясь, хватит ли действительно у того ума даже на столь простое действо, как чтение магического глянца. — …и не захочешь, а узнаешь, кто такой Гарольд Тодд. Но не обо мне речь, джентльмены! Не обо мне. Речь о вас. Вот где ваши удостоверения? — Но… Мы же в Министерстве! И так понятно, что мы на службе! Зачем нам здесь удостоверения?       Гарри демонстративно тяжко вздохнул: — Похоже, я Вас всё же переоценил. Оглядитесь, молодой человек! — И что?       Недоумённо вякнул клерк. — Вокруг нас столько народу… — Я вижу! На что Вы намекаете? Сэр.       Перешёл тот в нападение, но…       «Не с Гарольдом Тоддом этот номер прокатил бы, не с Гарольдом Тоддом».       Тот продолжил вежливо издеваться над клерком. Над всеми клерками в лице одного: — Я не намекаю, я прямо говорю: вокруг нас полно людей. Мы в Министерстве. Понимаете, к чему я клоню, нет? Сэээр!       Бедный молоденький чиновник только моргал по-совиному, явно не пытаясь даже уследить за рассуждениями Гарри, а уже начиная понимать, что лучше было бы исчезнуть уже отсюда куда-нибудь. — Ладно, объясню подробнее. Мы в толпе народа, на десятом уровне Министерства магии, в самом сердце бюрократической машины магической Британии, можно сказать. Но далеко не все из окружающих нас с Вами работают здесь. Но мы в Министерстве. Улавливаете? Вот, например, мистер Грюм… Я точно знаю, что он НЕ работает в Министерстве. Больше — нет. Но он тоже здесь. Мало того! Он и привёл вас. По крайней мере так оно выглядело со стороны. Не объясните, кстати, почему?       Клерк окончательно смутился и, гордо фыркнув, развернулся и, распихав коллег, свалил из зала. — Эээ… Я не совсем понял… Молодой человек ушёл за удостоверением?       Делано удивился Гарри.       Из задних рядов выдвинулся, точнее был выпихнут, второй делегат, явственно желающий тут быть ничуть не больше, чем предыдущий: — Я… Мы… Вот моё удостоверение. Сэр.       Гарри внимательно оглядел протянутый бланк и, согласно кивнув, вернул документ владельцу: — Отлично, мистер Рейкпик, Вы, как я смог убедиться — про остальных по-прежнему не в курсе — но Вы точно служите в Отделе по работе с магглами. Итак, чем обязаны Вашему вниманию?       Рейкпик принялся объяснять: — Как и сказал мой коллега, мы… Нас послали доставить семью Дарсли в Отдел, для последующего стирания памяти. — Угу.       Гарри показательно задумался, но тут же вскинулся и позвал громко: — Мисс Скитер! — Да-да, лорд Тодд! Я здесь! Я всё фиксирую!       Рита, довольная как натрахавшаяся нализавшаяся сметаны кошка, демонстративно щёлкнула своим новым крошечным фотоаппаратиком, блеснув вспышкой.       «Видимо, чтоб точно поверили, что это фотоаппарат. А то маги же дремучие, круче ящиков на треноге с занавеской и не видали ни шиша». — Это ещё зачем?       Возмутился самый пожилой и серьёзный клерк из группы так и оставшихся безымянными.       «Ну или зассавших демонстрировать свои удостоверения с фамилиями».       Гарри радостно пояснил: — А затем, джентльмены, чтобы было кого потом лишать права работы в Министерстве. Как мистера Шеклболта. — Это ещё почему?       Проскрипел всё тот же пожилой.       Гарри слегка поморщился и преувеличенно вежливо предложил: — Может быть, Вы всё-таки представитесь, мистер?.. — Феликс Скотт Маккарти. — Лорд Гарольд Тодд.       Ответил тот смелому клерку любезностью на любезность, подчеркнув свой официальный статус, и принялся с удовольствием пояснять: — Так вот, по поводу лишения работы. У вас у всех, джентльмены, явное и стопроцентное служебное несоответствие. — Это ещё почему?       Насупился Маккарти.       Гарри искренне хищно обрадовался вопросу: — А потому, что вы на полном серьёзе собирались стереть память миссис Дарсли, которая официально знает о магическом мире… Хм… Дайте-ка посчитать… С тысяча девятьсот семьдесят первого, когда к её младшей сестре пришла профессор МакГонагалл. И это только официально. А на самом деле — и того дольше. С шестьдесят девятого, когда мистер Снейп — присутствующий здесь, кстати — рассказал ей и её сестре Лили, будущей Поттер, о существовании волшебства. Это сколько же годиков вы хотели стереть из памяти бедной женщины? Не посчитаете? Двадцать пять? То есть она, взрослая дама, жена, мать после вашей «процедуры» осознала бы себя одиннадцатилетней девочкой?       Петуния тут же закрепила мнение Северуса о себе, как о великой драматической актрисе и умнейшей женщине. Вскрикнув голодной чайкой, та осела на руки племянника в самой достоверной имитации обморока, что Северус видел за всю свою жизнь.       Нарцисса завистливо закусила губку. Рита в восхищении набрала полную грудь воздуха, но комментировать не стала, лишь ещё пуще расщёлкалась колдокамерой. Обновлённый «Гарри Поттер» уважительно оттранспортировал, с помощью кузена, обморочную тётушку на кресло, Вернон принялся обмахивать ту носовым платком, Гиппократ — щупать пульс. — Но… Это же…       Маккарти замялся, пытаясь, очевидно, как-нибудь покорректнее обозначить становящийся легко различимым беспредел министерских сотрудников.       Но Гарри не дал тому сориентироваться: — А скажите мне, мистер Маккарти, давно ли у Министерства такая практика заведена? И это что же получается, если ребёнок магглов закончил Хогвартс и сочетался браком с магом, взяв себе фамилию супруга или супруги, то его родителям стирают память? — Это ещё зачем? — Вы удивительно немногословны, мистер Маккарти. А затем! Ведь ребёнок теперь имеет другую фамилию!       Маккарти фыркнул и понёсся на всех парàх в расставленную Гарри логическую ловушку: — Что за глупости Вы несё… говорите, мист… лорд Тодд! Ну и что, что фамилия изменилась? Кровь-то не изменилась! Родственниками они быть не перестали! — Да что Вы говорите, мистер Маккарти! Правда?       Прижал Гарри руки к груди, паясничая. — Вы… Я… я не понимаю, Вы надо мной насмехаетесь?       Северус уже понял, к чему тут всё идёт, и настроение его снова поползло вверх. А вот у Шизоглаза как раз наоборот: тот покраснел лицом, явно от натуги, пытаясь, видимо, сбросить с себя наложенные ранее чары немоты и окаменения. А автор этих самых чар повысил голос, и народу вокруг опять стало неуютно. Министерские попятились, пытаясь сделать это максимально незаметно, а Северус приготовился насладиться кульминацией скандала. — Это Вы надо мной насмехаетесь, мистер Маккарти, сэр! Вы и коллеги Ваши! Смеете надо мной, лордом, насмехаться! — Это ещё почему?       Тихо, но упрямо спросил Маккарти. — А потому!       Возмущённо рокотал голос Гарри на весь зал: — Потому, что Вы только что сказали, цитирую: «Ну и что, что фамилия изменилась, кровь-то не изменилась. Родственниками они быть не перестали». Так какого хрена Вы мне тут пытаетесь доказать, что Гарри Поттер, став Гарри Тоддом-Поттером, перестал быть племянником своей тётки по материнской линии! А?!       В процессе высказывания претензии, Гарри не только повышал тон, но и явно подпускал всё больше магии в голос, поэтому, когда гневная тирада была завершена, клерков можно было, что называется, брать тёпленькими. Те из них, кто ранее не понял, что их весьма и весьма грамотно — ну или безграмотно, но феерично-нагло — подставили, осознавали это прямо сейчас, на глазах у толпы заинтересованно шепчущихся заядлых сплетников, любящих посещать заседания Визенгамота именно для того, чтобы первыми быть в курсе околополитических сплетен. А ещё на глазах у лордов Визенгамота, верхушки аристократии, и — мелочь какая — нескольких десятков журналистов.       И Северус был готов поставить свой золотой котёл на то, что угадает с одного раза, кто это в Министерстве такой бессовестно наглый.       «Угу… На «д» начинается, на «р» заканчивается». — Приносим извинения, лорд Тодд.       Кажется, даже вполне искренне извинился Маккарти.       Группа не понадобившихся клерков пристыжённо засобиралась на выход, но не тут-то было! — Стоять!       Властно протянул Гарри:       «Нет, Гарольд Тодд. Лорд Гарольд Тодд». — Я ещё не закончил. Где приказ о проведении процедуры? Чья подпись на этом документе? Какое там указано обоснование для стирания памяти? — Но…       Замешкался Маккарти, и Гарри надавил: — Что «но»? Или мне на вас всех в суд подавать? — Нет, сэр, минутку. Эй, Рейкпик, быстро в Отдел! Одна нога здесь, другая там. Тащи сюда приказ.       Отдал Маккарти распоряжение своим скрипучим голосом, и бедного Рейкпика словно ветром сдуло.       

***

      Пока ждали клерка с приказом, в зале заседаний царила напряжённая тишина, прерываемая только щёлканьем Ритиной новомодной колдокамеры и тихим скрипом журналистских «Прытко Пишущих Перьев». Коллеги с завистью и интересом косились на репортёршу «Ежедневного Пророка», а та явственно красовалась.       Молодой «посланец» вернулся и притащил свиток с печатями. — Вот.       Робко протянул тот «документ» Гарри, хотя смотрел при этом на Маккарти. — Ну! И что тут у нас?..       Народ аж замер, развесив уши, в надежде не быть обойдённым новостями. И лорд Тодд их не разочаровал. Развернув свиток, Гарри зачитал вслух: — Приказ на проведение процедуры стирания памяти магглам… Семья Дарсли… Обоснование: в связи с полной потерей связей с представителями магического мира. За подписью председателя Визенгамота. — Зачем это министру?       Раздался чей-то недоумённый возглас.       Корморан Гринграсс тут же внёс ясность: — Кому? Министр заменил председателя на сегодняшнем заседании, потому что председатель Дамблдор исполнял роль… кхм… Принял на себя обязанности защитника на сегодняшнем заседании.       Гарри поблагодарил вежливым кивком Корморана-занозу-в-заднице-Гринграсса и не дал пропасть неплохой шутке: — Да уж, обязанности свои в итоге мистер Дамблдор худо-бедно, но всё же выполнил. Хотя и на счёт «исполнял роль» Вы совершенно правы, Корморан.       Северус — как и лорды, и все прочие — ухмыльнулся, мгновенно припомнив сегодняшние шаманские пляски Альбуса за пологом заглушающих чар. Гарри тем временем нашёл подпись и зачитал: — Подпись: Альбус трам-пам-пам Дамблдор. Время — девять часов двенадцать минут. Сегодняшнего дня. Непредусмотрительно. — Что Вы имеете в виду, лорд Тодд? — Вы не в курсе, мистер Маккарти, Вы не присутствовали на заседании, но мистер Дамблдор пытался ввести суд в заблуждение, заявив вначале, что не был в курсе усыновления мною мистера Поттера, а потом признав, что не был уверен в достоверности дошедших до него сведений.       И тут в дело вступили дамы. Первой начала свою партию Рита: — Но согласно этому документу, мистер Дамблдор, невзирая на свою неуверенность, всё же приказал стереть память семье Дарсли. А если бы усыновление не удалось? С кем бы тогда жил бедный Гарри? Ведь родственники его не помнили бы! Они и себя уже плохо помнили бы!       Только «пришедшая в себя» Петуния, осознавшая, какой трагедии она и вся её семья избегли совершенно случайно, на этот раз чуть было не свалилась в обморок на самом деле. По крайней мере, побледнела та знатно! Но мозги сохранила и маслица в огонь плеснула: — Гарольд! Что же такое получается? Этот ваш мистер Дамблдор хотел стереть нам память, хотя знал, что на полдень назначен суд над напавшим на нас мерзавцем?! — На лицо попытка сокрытия обстоятельств дела! Не меньше! — Вы совершенно правы, Рита! Да, Петуния, получается, что так. — Лорд Тодд, распрямите пергамент, будьте добры, я сколдографирую. Вот спасибо, прекрасно видно подпись мистера Дамблдора. Я уверена, объединившись, у нас получится добиться справедливости! Уверена, увидев эти фото на страницах газет, мистер Дамблдор в следующий раз хорошенько задумается, стоит ли творить всё что хочет или стоит придерживаться закона!       Северус так уж сильно уверен не был, но градус пафоса оценил. — Совершенно с Вами согласен, Рита! Мистер Маккарти, пойдёмте, я дойду с Вами до вашего Отдела, и Вы предоставите мне заверенную копию этого преступного приказа. Лорд Малфой, мистер Снейп, прошу составить мне компанию. И этого…       Гарри указал на уже совершенно багрового Шизоглаза, у которого от натуги из ноздри показалась капелька крови. — …этого унесите.       Бедолага Рейкпик ткнул локтем под ребро какого-то своего коллегу, и они, оперативно завалив назад «статую» совершенно точно пребывающего в абсолютном бешенстве Грюма, попытались распределить между собой неудобно замершие на середине движения нижние конечности аврора и приготовились тащить того на выход…       Но тут клеркам категорически не повезло — с культи Шизоглаза каким-то образом снялся протез, оставшись в руке безымянного коллеги Рейкпика. Молодой маг постоял пару секунд, тупо созерцая трёхпалое подобие птичьей лапы в своей руке, а потом завизжал и отбросил артефактную деревяшку в толпу лордов…       Благо хоть сильной паники не случилось, лорды не испугались и с визгом врассыпную не бросились, но поржали все над министерским работником от души. Парень сделался того же цвета, что и Грюм.       Этот же пугливый клерк и унёс в итоге прищурившего от невыносимого позора настоящий глаз отставного аврора, у того только веко и могло шевелиться на здоровом глазу. Процессию из них двоих сопровождали смехом и плебейским улюлюканием совершенно счастливые лорды, откровенно наслаждающиеся унижением попившего у них в своё время крови аврора в отставке.       Смущённый клерк, резко вспомнивший после своего ляпа заклинание транспортировки бессознательных тел, спешно удалился, а Северусу было очень интересно узнать, сколько ещё Грюм простоит под чарами Гарри, и где он будет это делать, куда того припрячет бестолковый парнишка.       

***

      Они втроём с Люциусом и Гарри вышли из зала вместе с клерками, сходили получить копию с печатью Отдела и на обратном пути остановились за ближайшей к Большому залу Визенгамота колонной. Гарри набросил на них заглушающие чары. — Люциус, у меня огромная просьба. — Слушаю внимательно, Гарольд. — В этот раз нам повезло, но вот совершенно нет уверенности, что так всё и пойдёт. Нельзя ли как-нибудь подстраховаться? Дарсли, конечно, просто магглы… — Ни слова больше! Я с ними знаком столько же, сколько и с тобой, мне они тоже приятны. И я знаю, чем тебя порадовать! — Неужели? — Да! Совершенно случайно! Так уж вышло… В общем, не так давно у нас произошла семейная трагедия. Ну не прям чтоб семейная… В общем, мои очень, очень дальние родственники погибли в аварии.       Северус, зная, сколько его друг может ходить вокруг до около, набивая себе цену, не мог того не поторопить: — Люц, давай ближе к делу. Не я один не вижу связи между нашим делом и твоими родственниками, уверен, Гарольд тоже.       Тот сделал вид, что обижен: — Вот вечно ты, Север, лезешь. Никакой любви к изяществу!       Но тут уж и Гарри не выдержал: — Кхм… — Ладно. Буду краток. Мои очень дальние родственники погибли в аварии. Родственники — сквибы. От них… Точнее, от него, главы семейства, остались магически заверенные копии родовых древ его отца и матери.       Всё-таки Северус плоховато разбирался в магической бюрократии. Поэтому пришлось задавать наводящий вопрос: — Иии?       А вот дружок его чувствовал себя в различных бумажках, словно рыба в воде, так что разжевал им свою шикарную идею: — И я отдам эти копии Вернону, благодаря им он по документам станет потомком сквиба семьи Мальфуа, эмигрировавшего в Британию после Первой мировой.       Гарри идею Люциуса понял и развил: — Угу. А Дадли станет внуком сквиба. — Ну да. Там же нет колдографий. — Фотографий. — И их тоже нет. А возраст у них подходящий. Да и внешность… — Хорошо, а Петуния? — А она и так сквиб. Или ты считаешь, что один ребёнок в семье может родиться магом, а второй — магглом? Так не бывает, друг мой Северус.       Северус удивился, что сам до этого не додумался. Но всё равно не понимал, к чему ведёт Люциус. И очевидно, не только он, Гарри тоже. — Но что это им даст? — Очень многое, Гарольд. По закону сквибов нельзя трогать. Есть такой закон: «О неприкосновенности сквибов, по каким-либо причинам живущих вне магического мира». — А почему я об этом не знаю? — Я не знаю, Гарольд. Но я посоветовал бы тебе заняться самообразованием. Пригодится. А ещё посоветовал бы подать прошение в Визенгамот о предоставлении тебе места там как лорду нового магического Рода. Такого давно не было, но закон-то есть.       Гарри задумался. Северус и сам понимал выгоду данного предложения, но с трудом мог бы себе представить, чтобы его Волчонок, вместо возни со своими ненаглядными артефактами, торчал бы в Визенгамоте и собачился с Альбусом и ему подобными.       «Хотя, если бы Мордекай стал председателем основного состава, то…»       Гарри, похоже, полностью разделял точку зрения Северуса: — Да? Но… Не знаю, Люциус, не моё это: политика, суды, дрязги всякие. — Угу… То-то ты в стороне от этого всего. — Ну да. И не поспоришь. Ладно! Спасибо тебе за документы, а по поводу второго твоего предложения — я подумаю. — Подумай. — Раз с этим всё так просто решилось, то вот ещё что. Люциус, а скажи, ты во сколько Дарсли забрал сегодня? — А что?       Люциус не понял сути, но напрягся. И как оказалось, не зря. Прошли они буквально по краешку. — А то, друзья мои, что вы не обратили внимания, а я обратил: на приказе о стирании памяти стоят подписи исполнителей. И приписочка: «Исполнение перенесено». — И что это значит?       Северус не понял, а вот Люциус слёту разобрался: — А это, Север, я тебе сейчас разъясню. Значит, команда стирателей уже побывала по адресу и никого там не застала.       «Вот ведь крыса канцелярская! Даром что и боевик неплохой, но бумажки… Родная среда обитания прям!» — Вот поэтому, Сев, я и спросил у Люциуса, во сколько он их забрал. — И во сколько же, Люц? — Около десяти. Пораньше чуть. Переговорил с Гарольдом, после его встречи с Ритой, и почти сразу аппарировал за Дарсли. — А представьте, если бы ты задержался, Люциус. — Ну… Там же Сметвик был. — Тем не менее. — Н-дааа…       Они помолчали несколько секунд, представляя, какая это была бы трагедия для семьи Дарсли, для Мардж, да и для Гарольда приятного мало было бы. Северус был уверен, что его Волчонок никогда себя не простил бы. — Тогда тем более надо встречный иск подавать на Альбуса! — Ладно, джентльмены. Давайте поступим так: ты, Сев, дашь мне сейчас капельку крови, и мы с тобой расстанемся до вечера. А мы с Люциусом, Нарциссой и Гиппократом возьмём сейчас Гарри и его родственников и аппарируем к ним. Там я займусь установкой защиты на их дом. Сделаю что-нибудь… что-нибудь, короче. Нелетальное. Тебя, Сев, я внесу в чары, себя, Гиппи, Малфоев и… и Гарри. Ну и хватит. Не думаю, что Дарсли в опасности, уж слишком много шумихи поднялось, и слишком будет понятно, кто виноват, случись с ними что. Но защиту поставлю. А там выпихнем их в круиз. А там уже и забудется всё. — Да, Гарольд, ты прав. Но я советую всё равно подать иск. И на Альбуса, и на Отдел по работе с магглами. Чтоб головами думали. — Да уж, это точно! А то Грюм там откуда-то возник. Тоже мне, министерский клерк на минималках! — Ладно, Люциус, спасибо большое! — Понял. Ухожу.       

***

      Люциус, скроив хитрую рожу, вернулся обратно в зал, а Северус дал Гарри требуемую для пропуска через будущий защитный барьер каплю крови. Ему ужасно не хотелось оставлять Гарри, но надо было отправляться в Хогвартс, пред светлые очи начальства. Настроение опять испортилось.       Они ещё постояли под куполом чар, пообсуждали заседание. Потом выдалась возможность поржать над тем, как мимо них, совершенно не ощущая отгородившихся чарами магов, воровато прокралась Молли, до этих пор, торчавшая, оказывается, в зале. — Неудивительно, при её-то любви к сплетням. — Действительно, душа моя. И не побоялась же, что ей в рожу плюнет кто-нибудь за то, что национального Героя использовать захотела в корыстных личных целях. — Ох, Гарри, ты меня умиляешь порой. Во-первых, Молли сама кому хошь куда хошь плюнет, а во-вторых, тебя… Героя то есть… Хотя и тебя тоже, уверен. Так вот, вас обоих там не хотел в корыстных и личных использовать только… Пожалуй, только Шеклболт. — Почему? — Почему именно он или почему не хотел? — И то, и другое. — Потому, что он вас просто хотел прибить. И уже не по приказу, а совершенно бескорыстно и очень даже лично. И то я не уверен. Может, перед тем, как прибить, тоже использовал бы как-нибудь. — Ты пошляк. — Необязательно именно так, как ты подумал! Сам пошляк! Вот сделал бы он из вас каких-нибудь зомби! — Ну… Тоже способ использовать, тут ты прав, душа моя. Ладно, Сев, до вечера? — До вечера. — Я, наверное, поздно освобожусь, ложись без меня, хоть выспишься. — Посмотрим.

***

      Но выйдя — после долгого поцелуя — из-под полога чар, они обнаружили, что никто никуда не ушёл, а Рита затеяла-таки пресс-конференцию.       Гарольд Тодд ответил на единственный вопрос, но в очередной раз впечатлил всех до усрачки. — Лорд Тодд! Лорд Тодд! Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос для статьи в «Ежедневном Пророке»! Считаете ли Вы достаточным наказание для напавшего на семью маггловских родственников Вашего сына? — Отвечу, Рита, если и Вы ответите на один мой вопрос. — Ооо! Конееечно! Когда Вам удобно?       Промурлыкала — чисто на всякий случай — Рита. Она не могла не понимать подоплёку отношений Гарольда и Северуса, но и не играть на публику тоже было выше её сил. — Нет-нет, Вы не так меня поняли, Рита. Ваш ответ я хочу получить прямо сейчас, при всех, а потом хочу прочитать Ваши рассуждения на эту тему на страницах газеты, в которой Вы работаете. — Эээ… Вы меня, ей-Мерлин, заинтриговали, лорд Тодд.       Северус видел, что заинтриговал по самое некуда Гарри не только Риту, а и всю окружающую их небольшую толпу. Народ подпихивал друг дружку, прессуясь плотнее, чтобы быть поближе и слышать получше. — И каков же Ваш вопрос, Гарольд? Ведь Вы позволите обращаться к себе так? — Это будет только справедливо, ведь я же называю Вас по имени. Но сперва давайте я отвечу на Ваш вопрос. Не будете ли так любезны повторить? — Конечно!       Рита уткнулась в свиток и, чуть отодвинув в сторону пушистое перо, зачитала вопрос: — Итак: считаете ли Вы достаточным наказание для напавшего на семью маггловских родственников Вашего сына? — А его наказали? Простите, не заметил.       Чей-то юный голосок из толпы пискнул: — Но его же палочки лишили.       Гарри щёлкнул пальцами, и над головами толпы стоящих наполовину в зале, наполовину уже в коридоре магов возник большущий световой шар. Все ахнули, а тот пояснил свою точку зрения: — В чём смысл лишения мага палочки? Магия же не в куске дерева и не в кусочке шерсти, плоти, пуха, чешуи… Что там ещё, какие частички от волшебных существ используют при создании концентраторов? Магия в нас! Мы её творим. Колдуем мы, а не наши палочки. Так в чём же суть наказания для мистера Шеклболта? В том, что у него теперь есть повод заняться самосовершенствованием и масса свободного времени для того, чтобы улучшить свои навыки беспалочковой магии?       Народ зачарованно смотрел на шар света и точно так же внимал речам молодого, сильного, красивого лорда. Рита, со скоростью дятла, долбящего заражённое жучками дерево, делала одно колдофото за другим. Её знаменитое ярко-зелёное «Прытко Пишущее Перо» проворно порхало над листом пергамента, фиксируя столь ярко — в буквальном смысле — проиллюстрированное высказывание представителя пострадавшей стороны.       И действительно, в том свете — уже в переносном смысле — в каком Гарри выставил сейчас решение суда, смотрелось оно крайне некрасиво. Никакого компромисса, а просто-таки откровенный пренебрежительный плевок в лицо аристократии. Ведь Гарольда Тодда с его харизмой, личной силой и величавыми манерами — при желании того произвести впечатление на публику — иначе как аристократа воспринимать было невозможно. — Спасибо, Гарольд, за столь полный и чёткий ответ. Теперь Ваша очередь. Обещаю, я постараюсь ответить столь же исчерпывающе. — Тогда, Рита, прошу Вас ещё раз повторить Ваш вопрос мне. — Хм… Интересно. Повторяю: считаете ли Вы достаточным наказание для напавшего на семью маггловских родственников Вашего сына? — А теперь мой вопрос: а с чего Вы, Рита, и все остальные заодно взяли, что семья родственников моего сына — магглы?       Это была бомба! Северус готов был смеяться в голос и аплодировать Гарри.       «Как же вовремя Люциус вспомнил про своих родственников и их бумаги! Вот это оплеуха Дамблдору! Уж Рита такому материалу пропасть не даст!» — Ааа… Нууу… Так… А ведь и правда.       Тишина сменилась гневными криками.       «Да-да, магглы, конечно, тоже люди, но сквибы!.. Сквибы-то они ж свои! Родные, можно сказать! Почти что маги!»       Гарри передал слово теперь уже их общему с Северусом скользкому другу, и тот расписал во всей красе чудесные родственные отношения Малфоев с семьёй Дарсли. Дадли, не будь дураком, тут же вякнул что-то про то, как во времена его детства «дядя Люц» спал у них на диване в гостиной. Нарцисса покраснела. Народ умилился. Люциус задвинул рекламную кампанию Дадлиным деревянным скульптурам, представив талант юного резчика по дереву проявлением родового дара, и послал желающих заказать нечто художественное лордов в Гринготт’с, к своему поверенному, занимать очередь.       На этом и разошлись все, до крайности довольные друг другом и таким душевным судом.       

***

      Северус думал, что провозился достаточно, чтобы Дамблдор успел вернуться откуда бы то ни было. Ошибся. Тот явно отыгрывался на своём карманном зельеваре за вчерашнее и сегодняшнее.       «Дурной знак!»       Одна радость, торчать у гаргульи в полном одиночестве ему не пришлось, директора уже караулила Помона, прочитавшая статью Риты и пришедшая требовать сведений о своём подопечном. Вот в беседе с ней он и провёл полчаса ожидания, обсудив и «как там Гарри», и газетную статью, и судилище, и псевдоприговор. Помона охала, ахала, вздыхала, мол, как же так, преступника не наказали толком даже. И на пике рассуждений нарисовался в коридоре Дамблдор.       Помона, успокоенная Северусом, ушла куда-то, то ли в факультетское общежитие, то ли в теплицы, то ли и вовсе домой отправилась — «Счастливая…» — а вот ему путь был один.       

***

      Решив, видимо, что сегодня нет нужды сдерживаться, наоборот, есть прекрасный повод сорвать весьма дурное своё настроение, Дамблдор взял его в оборот с самого порога. — Ментально слабый, говоришь? — Поясните, директор. — С удовольствием, Северус! Поясню, конечно!       Вид у того был… На первый взгляд, такой же добродушный, как и всегда, но вот глаза… глаза были, словно кусочки льда. Пробрало Северуса аж до костей. Всё же не стоило забывать, что он от этого человека зависим.       «И ещё как!»       Настроение, поднявшееся было на волне эйфории оттого, как неплохо разрешилась в итоге судьба Дарсли, скатилось за отметку «минус». Он понял, что сегодня Дамблдор всеми способами постарается напомнить ему, кто тут из них двоих настоящий хозяин положения, и не преминет изничтожить его самооценку.       «Ну что ж, я знал, что так будет». — Как ты там сказал про Кингсли? Ммм… сейчас вспомню… Сейчас… «Человек расхлябанный, потакающий своим мелким страстишкам и удовлетворяющий их по возможности за чужой счёт», вроде бы так? Да. Если я где-то и ошибся, то несильно. — И к чему Вы это, директор? Я точно нигде не ошибся. Я уверен, Кингсли таков и есть. А ещё я уверен, что затем Вы меня и позвали туда. Вы знали, что я не стану юлить и выгораживать Вашего болвана. — Да-да, ты совершенно прав, Северус, мальчик мой.       Дамблдор был как-то непривычно саркастичен и едок. Подобная манера была у старика не в чести, тот сам всегда лучился наигранной добротой, а роль злобной колючки оставлял Северусу. Сегодня же… Сегодня ему была отведена роль мальчика для битья.       «Видать, качественно тебе хвост поприжали!»       Северус постарался успокоиться и максимально укрепил ментальные щиты. — Совершенно прав! Для того я тебя туда и позвал. Кому, как не тебе, охарактеризовать Кингсли, вы ведь так с ним похожи.       Северус мог бы задать вопрос, что же общего между ним и туповатым Шеклболтом, но решил не идти на поводу у начальства и не тешить самолюбие старика своей предсказуемостью. Промолчал, не стал возмущаться столь нелестным для себя сравнением.       Не получив ожидаемой реакции, Дамблдор разошёлся не на шутку: — Оба такие мелочные, слабые, именно потакающие своим мелким страстишкам! Просто «страстишки» у вас разные. Но как же ты верно подметил, Северус! Хотя, конечно, кому, как не тебе… Кому, как не тебе. Как же там ты дальше-то сказал? А! «Такие люди априори не могут быть сильны духом». Как верно подмечено! Да, ты всегда умел формулировать мысль, всегда.       Северусу хотелось сжать кулаки от злости, скрипнуть зубами, хотя бы обжечь злым взглядом со вкусом оскорбляющего его старика, но он только закаменел ещё сильнее в своих щитах, не собираясь потакать — «Одной своей страстишке!» — собственной злости, чтобы и на секунду не доставить радости Альбусу, подтверждая, что во многом тот прав… — Что же там ещё-то было в твоей речи?.. Что ещё?.. А! Вот, как раз! «Такие люди готовы идти на поводу у чужой воли, подстраиваться и угождать». Замечательно! Значит, ты только рад будешь мне угодить. Прекрасно! Значит, несложно тебе будет выполнить моё новое задание! Не желаешь узнать — какое, Северус? — Мне всё равно.       Он понимал, что бы он сейчас ни сказал: желаю, не желаю, пошёл ты на хуй… Дамблдор всё равно вывернет любую его фразу в собственную пользу.       Так и получилось: — Ах «всё равно»! Тем проще. Так вот. Угоди мне, Северус. Я поручаю тебе слежку за Гарольдом Тоддом, мальчик мой.       Едко пропел тот, особенно это «мальчик мой». — Это уж не ново… — Возможно, «не ново». А возможно — ты просто плохо меня понял, Северус. Я приказываю тебе раздобыть как можно больше сведений о Гарольде Тодде. И приказываю делать это всеми возможными способами. Точнее, одним: подстраиваться и угождать. Всё, как ты сказал. И угождать во всём! Ты меня понял, Северус? Во всём! Захочет он, чтобы ему всё лето мазь от трещин на пятках варил, ты будешь варить. Захочет, чтобы ты обучал Поттера высшим зельям, ты будешь. Захочет трахнуть тебя в Атриуме Министерства… Тьфу, гадость-то какая! Но ты, Северус, подставишься и будешь… Как там у вас, педрил, говорят?.. Подмахивать, вроде? Вот и ты будешь подмахивать и благодарить. Подмахивать и благодарить!!! Ты понял?!       К концу своей речи Дамблдор просто сорвался на крик, от которого задребезжали его многочисленные дурацкие артефактики, звенящие, шуршащие, дымящие.       А Северус аж онемел. От наглости, с которой этот старикашка лез в его сокровенное; от той злобы, что сквозила в каждом обращённом к нему слове; а главное — от той гадливой брезгливости, что тот даже не пытался скрывать.       Он почувствовал себя выпотрошенным. Испачканным. Настолько униженным, обгаженным… Ему даже сравнить было не с чем. Даже Волдеморт, при всей своей нечеловечности, никогда не затрагивал тему интимных отношений своих… Подчинённых.       «Своих, по сути сказать, рабов. Хотя, можно подумать, я для чокнутого старого гомофоба чем-то лучше. Такой же раб, как и для Неназываемого. Но сегодня тот прямо-таки на пИке! И слова-то мои точь-в-точь запомнил, надо же. Не понимаю, что это с ним? Из-за чего так разозлился?.. Не мог же он принимать всерьёз этот суд?.. Значит, есть что-то ещё. Неудавшееся покушение? Возможно. Или наш поцелуй? Да ну, взрослый человек ведь. Ну хорошо, не взрослый, а весьма пожилой, но… но ведь такие отношения были всегда. Не понимаю. Неужели его так ранила моя якобы «измена» памяти Лили? Не понимаю. Или он пытается вызвать у меня стыд и отторжение к однополым отношениям, боясь, что я могу переметнуться на сторону Гарольда Тодда? Поискать у него защиты, раз тот так хорошо ко мне настроен? Или просто хочет сделать побольнее? Не понимаю. Но как же гадко!»       Пока Северус размышлял, Дамблдор не переставал проезжаться по его моральным качествам и изменившимся сексуальным предпочтениям. Очевидно было, что тот старался ранить посильнее. Северус терпел, молчал, не вслушивался в смысл, но… но вот выпущенная стариком Парфянская стрела своей цели, к сожалению, достигла: — Иди, не расстраивайся особо, у тебя будет и ещё один способ потакать своим мелочным страстишкам. Пока Тодд будет со всей своей молодецкой дури иметь тебя в зад, ты сможешь с той же страстью унижать и оскорблять Поттера. Дарственная хоть и потеряла свою силу, но, я думаю, мальчишка всё лето проторчит под боком у свежеобретённого папочки. Надеюсь, на его подростковую жопку тот не польстится. Кстати, вот тебе и ещё одно задание, милый мой сильный духом Северус: проследи, чтобы к мальчишке тот свои лапки не тянул! Оно мне совершенно незачем!       Вот тут-то Северуса и обуяла ярость.       

***

      С трудом сохраняя на лице бесстрастность, он покинул кабинет в башне, покинул замок, пересёк дворик перед воротами, аппарировал к себе, в Паучий тупик и…       И вот там-то уже разнёс по-маггловски, вручную: свою детскую спальню, что — «За каким-то хреном!» — сохранял в неприкосновенности все годы взрослой жизни; спальню матери — столь же бережно и бессмысленно хранимую; пыльную, давным-давно неиспользуемую кухню… Разорвал, сломал и превратил в осколки то, что в самой своей сути давным-давно и так было разорвано, сломано, разбито, но продолжало занимать место в душе и в жизни.       Спустившись на первый этаж, он рухнул в старое, но удобное своё кресло-качалку, в котором всегда любил читать или работать с формулами новых зелий. Призвал из заначки в книжном шкафу бутылку огневиски и даже заморочился трансфигурировать тумблер из старой кружки. Да даже льда себе наморозил на дне стакана, основательно приготовившись препарировать собственную душу и анализировать поведение и поступки.       Даже то, что старикашка использовал его как шлюху, подстилая под нужного ему человека, не обидело и не задело Северуса так, как уверенность Альбуса в том, что он может и обязательно будет срывать злобу на Поттере-младшем. Наверное, помогло то, что они с Гарри уже обсудили такую возможность. Да и будучи шпионом, он прекрасно понимал, что действительно не стоит исключать самые разные способы завладения информацией, даже постель. Но вот предположение, что он будет отыгрываться на подростке за свои взрослые косяки и ляпы…       Конечно, Северус знал, что он не самый добрый и приятный в общении человек. Он понимал, что частенько перебарщивал с желчностью, сарказмом и злой иронией. Понимал, что совершенно излишне подчёркивал недостатки собеседников при любой предоставлявшейся возможности. Он никогда не молчал, если можно было высказаться, поддеть, намекнуть…       «…задеть, обидеть… По большей части незаслуженно. Заранее, так сказать, превентивно. Возможно, зря».       Заковавшись сам в броню полнейшей бесчувственности, он продолжал подчёркивать это при каждом удобном и не очень случае. Критиковал всех за всё. К его чести, стоило отметить, что никогда за то, над чем люди не были властны, наподобие: внешности, благосостояния семьи, статуса крови. Но характер и способности окружающих подвергались беспощадному разбору на составляющие. Несдержанность, несерьёзность, неумелость, неумность, невоспитанность, неумеренность, не…       «Ещё масса всяких «не». Зачем?»       В кармане завибрировал магофон. Северус взглянул на экран: «Волчонок». Он смотрел, аппаратик вибрировал, а внутри у Северуса тоже что-то словно дрожало в унисон с артефактом. Он смотрел и думал:       «Сбросить звонок или просто подождать, пока Гарри сам перестанет надеяться на ответ с моей стороны? А ведь он перестанет. Когда-нибудь. Возможно даже, скоро. Потому, что поймёт, что такое ничтожество, как я, не стоит держать так близко. Потому, что я — именно ничтожество! Мелкий человечишка, мелочный. Со своими мелкими страстишками. Действительно, так в тему я это сегодня сказанул. А всё ведь потому, что сам такой. Да, прав старый козёл, ох как прав! Да, я такой. Мелочный, мелкий, ничтожный… Ничтожество! Думал, что спасаю себя, защищаю от окружающих. А в своей мелочности забыл, что окружают меня не конкуренты «Пожиратели», не «Мародёры», да даже не взрослые люди, а дети! Подростки».       Очередная порция холодного во рту, но обжигающего в горле, алкоголя отправилась в его желудок.       «А ведь мне нравилось. Не совсем прям чтоб наслаждаться, но… Мне нравилось унижать их, доводить до сжатых кулаков мальчишек и до дрожащих губ девчонок… Сам прикрывался тем, что воспитываю, указываю на недостатки, заставляю задуматься о будущем, об окружении, о… о…»       Ещё один звонок от Гарри остался без ответа. Северус подумал, что стоило бы сбросить, чтобы показать, что он дееспособен, ничего с ним не случилось.       «Что со мной случится-то? Только если собственная желчь разъест. Где она там во мне? Во мне — везде! Перемешанная с дерьмом. Вот и я такой — маленькое желчное дерьмецо!» — Сука Дамблдор!!! Сука! Сука! Тварь!       Стакан полетел в стену, заляпав старые, потерявшие любое подобие определённого цвета обои. По расплывшемуся на стене и полу пятну заплясали крошечные язычки холодного пламени.       Северус оценил зрелище: — Красиво, блядь! Красиво.       Зацепившиеся за созерцание действительно интересного нечаянного эффекта мысли не желали течь никуда, так же завязнув в самоуничижении, как взгляд Северуса застыл на горящей и не сгорающей луже огневиски. — Как же он меня красиво уделал. Сука старая! И запомнил же дословно!       В новый стакан отправилась новая порция алкоголя, а Северус со вздохом откинулся на спинку кресла и продолжил разговор с самим собой: — И про Гарри мелкого упомянул. Видел, значит, сука, как я с детьми… Видел и позволял. Не запрещал, не одёргивал. Развращал. Давал почувствовать кусочек власти, насладиться. Рррр!!! Я — идиот! Я — тупица! Дебил, дурак, тупой… тупой… тупой дурак!!! Он же меня все эти годы натаскивал как собачонку! Давал распробовать кусочек единственно доступного удовольствия и показывал, что вот он — мой предел. Что ничего большего мне не светит! А я? Я — ишак! Тупой! Я как ослик за морковкой пёрся в подготовленное стойло! Смаковал свой мизерный кусочек власти и срывался на всех, до кого только мог достать, из-за того, что это — всё! Больше того, что мне позволено его высшей милостью, я не получу никогда! Он… он просто меня дрессировал! А я? Я, блядь… Северус-сука-ты-тупая-Снейп! Ты, блядь, реально думал, что можешь его перехитрить? Да он!.. Он… Это же он! Он же меня сделал таким, какой я есть! Мелкой злобной сучкой, что кусает только тех, кто слабее, кто не может ответить. А я-то мнил о себе! А остальных-то как принижал! «Меня окружают тупицы!» Хах! Сам! Сам ты тупица тупая!!! Сукааа…       От осознания собственной глупости было ещё противнее, чем от осознания собственного мелочного властолюбия. Северус истерически расхохотался. Как оно всегда и бывает, смех постепенно перешёл в рыдающие вздохи, но сил плакать просто не было, сегодняшний слишком долгий и напряжённый день выпил его буквально досуха.       

***

      То, что он кое-что пропустил, Северус понял только тогда, когда вынырнуть из состояния пустого отупения его заставила массивная мохнатая волчья голова, опустившаяся ему на колени. — О, ты тут. Я не услышал. Прости… Наверное.       Волк тоненько проскулил, смешно перемялся передними лапами, подтягивая по полу пушистый зад поближе к креслу и уже увереннее укладывая на бёдра Северусу голову и шею. — Ты пришёл… Зачем?       Волк опять заскулил-засвистел тихо-тихо и моргнул пару раз, не сводя взгляда с лица Северуса. — Пришёл. Сидишь… Зачем, спрашиваю?       Он выплеснул остатки нагревшегося огневиски из стакана на пол. Подальше, туда, где раньше горело уже погасшее к этому времени и даже высохшее пятно. Опять голубоватые языки огня разбежались по пролитому напитку, чуть освещая сумрачную комнату. — Смотри, что я придумал. Красиво, правда?       Волк опять заскулил, что Северус предпочёл трактовать как согласие. — Красиво. Я — гений! Северус Снейп — гений зельевар! Вот! Вот моё величайшее изобретение! Нравится?       И он налил себе ещё.       Волк как-то особенно печально присвистнул тоненько, заморгал, попытался придвинуться к нему ещё ближе, но, ткнувшись носом в державшую стакан руку Северуса, засопел вдруг, приоткрыл пасть, замер и… Смешно чихнул, мотая головой и вздрагивая всем телом. И ещё раз… И ещё! И вот уже на полу сидел не волк, а голый Гарри, и тёр лап… Рукой тёр нос. — Апчхи!!! Фу, бля! Не, ну так-то красиво, конечно, но сивухой всё равно воняет. Фу… Сев, пошли домой, пыльно тут у тебя.       Человек, мужчина, как и волк до этого, придвинулся к креслу и, обняв руками колени Северуса, уложил голову ему на бёдра, умильно заглядывая в глаза. Он автоматически потянулся рукой и зарылся пальцами в мягкую шевелюру. Так они и сидели, оба прикрыв глаза. Северус прихлёбывал время от времени из стакана, а Гарри только вздыхал шумно и подныривал головой под ласкающую руку. — Я правда не слышал, как ты пришёл. — Да. Я уже понял. Так занят был самокритикой и размышлениями о том, какое же ты ничтожество.       Северус дёрнулся. Хотелось вскочить, убежать, спрятаться. Никогда больше не встречаться с этим человеком, который стал свидетелем его величайшего приступа душевного стриптиза. Но он понимал, что Гарри его никуда не пустит. Поэтому только плотно зажмурил глаза, спрятался от мира хотя бы так. — Много слышал? — Да, думаю, почти всё. Я аппарировал сюда после второго звонка тебе. Так что сам прикинь, что я слышал.       «Какой стыд!»       Северус вздохнул и отставил стакан. Растёр лицо, да так и остался сидеть, склонив голову и прикрываясь ладонями, словно щитом. Глухо спросил из своего укрытия: — Зачем? — Зачем я пришёл? За тобой, конечно же! Сев, что ты как маленький?       Тихо ответил Гарри. — Нет. Зачем… зачем я тебе?.. Такой.       Ещё тише спросил из-за ладоней Северус. — Ты? Мне? Какой? Ты мне… нужен. Чтоб был. Всегда. Чтоб был рядом.       На этот ответ Северус крикнул: — Зачем?!       Но Гарри ответил по-прежнему негромко, даже с улыбкой: — Да хуй знает.       Пожал плечами и улыбнулся ещё шире: — Огневиски вот можем вместе поджигать. Прикинь, Сев, если всю комнату обить? Красота! Вонищщща, правда будет!       Северусу хотелось одновременно смеяться и плакать:       «Нет, не так, «ржать и рыдать» вот это точнее». — Я серьёзно спрашиваю! Зачем я тебе? Ты… Я же… Я — убогий, желчный ублюдок! Зачем? — А! Я понял! Ты осознал себя.       Ухмыльнулся Гарри, а он подтвердил, отняв руки от лица и крикнув: — Да! — Сев, Сев! Не кипятись! Я пошутил.       Тот погладил Северуса по вцепившейся в подлокотник руке, но этим его сейчас явно было бы не успокоить: — Но я-то — нет! Я не шутил! И не шучу! Я — такой! Мелочная, мстительная, властолюбивая… властолюбивое дерьмо! — Ага. Властолюбивая какашка, я понял.       Хмыкнул Гарри, всё ещё не желая воспринимать его всерьёз. — Нет, ты не понял!       Рявкнул Северус, а Гарри резко поднялся на ноги и рыкнул в ответ: — Не перебивай!!! Эммм… — Эээ… А…       Тот стоял рядом с креслом абсолютно голый, чем и сбил им обоим настрой поругаться прямо здесь и сейчас. Оглядевшись, Гарри бросил короткое: — Я сейчас!       И шагнул в коридор. Северус опешил:       «Вот так? Просто уйдёт?..» — Ты куда?       Крикнул он почти испуганно. — Сказал же — сейчас вернусь. Не буду же я тебя ругать, сверкая голым задом?       Гарри уже снова появился в комнате, одетый в мешковатые штаны и футболку, но по-прежнему босой: — А теперь — слушай меня. Ты высказался, дай уж и я выскажусь! Ты тут себя жалел сидел, бухал, упивался жалостью к себе… — Я «упивался»?!       Вскинулся Северус, вновь обретая утраченное минутой ранее желание орать, крушить, ломать… Если уж не мебель, то отношения. — Да я!.. — Не перебивай, блядь, я сказал!       Рявкнул на него опять Гарри, и он — «Чего уж скрывать…» — струхнул маленько. — Да! Ты! Именно ты! Хочешь знать, зачем ты мне? Да на, бля! Получи! Сейчас скажу! Ты тут распинался, что типа осознал, что Дамблдор тебя, как осла на поводке, дрессирует!.. — Как осла морковкой…       Занудливо поправил слегка притихший Северус, но тут же получил ещё вербальных пиздюлей от собеседника: — Заткнись, на хуй! Заткнись и слушай, осёл! Осёл ты! Вот это ты правильно подметил! Ты нихуя не понял, хотя пиздел тут долго!       И снова натура Северуса дала о себе знать, подзуживая его вякнуть: — Не матер… — Силенцио! Заткнись, сказал! Бесишь, блядь! Как же ты меня бесишь!       Гарри обеими руками вцепился себе в волосы, рыкнул и зашагал туда-сюда перед онемевшим Северусом: — Такой умный, что аж дурак! Ты додумался, что он тебя натаскивает на власть, дразнит… Как ты там сказал? А! Развращает. Очень правильно сказал! Но! Что ж ты стал такой тупой, как Дамблдор от тебя и хотел? Да-да, не ёрзай! Именно «тупой»! Когда ты уже повзрослеешь, Сев? Ну когда? Ты всё правильно понял про себя и про Дамблдора, но хуй ли ж ты не сделал ещё один умный и правильный шаг в своих рассуждениях? А? Вот был бы ты действительно взрослым, умным человеком, ты бы понял: да, всё, что ты говорил тут, — правда! Так и есть! Ты — говно человечишко, а твой… Работодатель этим беззастенчиво пользуется. Не помогает тебе избавиться от твоего дерьма, а специально взращивает в тебе самые гадкие качества!       Северус заёрзал в кресле, по-прежнему не имея физической возможности возразить. Выслушивать такое о себе было…       «Обидно, бля!»       Одно дело, когда он сам поливал себя помоями, а совсем другое, как выяснилось, когда это делал Гарри. Возразить хотелось. И очень.       «Но… но что? Он ведь прав…» — Но! Но давай! Шагай на следующий уровень!       Гарри, словно почувствовав его настроение, остановился напротив, вклинился ногами между ног Северуса, оперся обеими руками об подлокотники кресла и зафиксировал то, чтобы не раскачивалось. Навис над Северусом и продолжил говорить грубо, резко, но тише, глядя ему в глаза, призывая к пониманию, к действию: — Не погрязай в ненужном раскаянии, а вылезай из дерьма. Ты вот на хера тут истерику устроил? Дамблдору удовольствие доставить хотел? Да-да! Не сверли тут меня взором гневным, всё равно бесполезно!       Он отпустил подлокотники, отшагнул назад и снова заходил по комнате: — Ты уже не тот, что раньше. Как ты не можешь этого понять? Ты — изменился. Ты — другой! Ты осознал свою дерьмовость, но не смог осознать, что уже более трёх лет от неё постепенно и крайне удачно избавляешься.       Северус снова заёрзал, но понимания не получил, а получил снова нависшего над ним скалой Гарри и полушутливую угрозу: — Да не извивайся ты! Щас ещё и «Петрификус» наложу. Будешь знать! Слушай умного человека, раз сам — болван. Ты изменился, Сев. Да, ты был сукой, но сейчас — ты изменился! Ты… ты уже совсем не тот Снейп один точка ноль, что был в моей прошлой жизни. Ваши пути разошлись. Ты стал развиваться, в то время как тот Снейп остался на месте, остался мариноваться в той боли, желчи, дерьме… Не знаю, в чём ещё. В нереализованных амбициях, неосуществлённых мечтах и желаниях. А ты… ты шагнул дальше, оставляя это всё за спиной! Ты стал сильнее! Ты победил сам себя, перерос свою мелочность, перешагнул.       Гарри выпрямился, ещё сильнее взлохматил свои и без того уже растрёпанные кудри и присел перед ним на корточки: — Если я сниму с тебя чары немоты, ты не начнёшь спорить со мной бессмысленно, пытаясь доказать мне, какой ты пиздюк?       Северус посмотрел на своего красноречивого собеседника, подумал серьёзно над ответом — чем, похоже, рассмешил того — и помотал отрицательно головой. — Хорошо.       Гарри ничего не сказал и не сделал, но Северус буквально физически ощутил, как к нему вернулся дар речи. — И что ты можешь сказать в своё оправдание? Только давай без этого… Без дурацкого самобичевания, я тебя прошу!       И Гарри сел по-турецки у его ног. — Якх… Кха-кха… тьфу, неприятно… кх… — Ну извини.       Усмехнулся тот. — Да забей.       Отмахнулся Северус. — Да забил, что ли ты не понял? — Да понял, понял. — Точно «понял»? Всё, что я говорил?       Гарри шутливо толкнул его плечом куда-то в колено и заглянул снизу вверх в глаза.       Северус помолчал, кусая губы и вертя в пальцах снова взятый со столика стакан. Ответил неуверенно: — Не знаю. Хочется верить, что ты прав. — Так я и есть — прав!       Твёрдо подытожил Гарри, на что он попытался было вякнуть: — Но…       Но тот оборвал резко: — Вот давай без этих «но»! Вспомни Люпина!       Северус так обалдел, что ляпнул: — А он-то тут с хуя ль, бля? — Так он тоже очень любил самоуничижением заниматься! Нет? Это ж Дамбиковская метода воспитания послушных… послушных. Последователей.       Гарри запнулся перед последним словом, а Северус безжалостно того исправил: — Слуг, ты хотел сказать.       Тот обнял его ноги и снова уложил голову на бедро Северусу: — Я хотел сказать, что люблю тебя. И ещё хотел бы услышать то же самое в ответ.       Он чуть не подавился глотком огневиски, замер, закаменел безо всякого «Петрификуса», а Гарри бессовестно прокомментировал: — Что ты покраснел? Из нас двоих девочка я, чего ж тогда краснеешь? — Я… кхм… Я…       Северус натурально завис, не умея ответить, но не желая обижать. А потом встряхнулся и всё-таки нашёлся со словами: — Ты мастерски переводишь тему, засранец! — Вот видишь! Ты — какашка, я — засранец, мы — идеальная пара!       Рассмеялся Гарри, ещё дальше уводя тему в дебри несерьёзности. — Гарри! Хватит шутить! Тут у нас серьёзный разговор. Был.       Попытался возмутиться он, но…       «Это же Гарри. Его не переупрямить». — Да? Я не заметил. «Разговор»? «Серьёзный»? Так-таки? Тут у тебя была пьянка в одно лицо. Ну или попытка поджога. Но и то, и другое — насквозь несерьёзные. — Я же… Ну…       Снова растерялся Северус, а его хитроумный Волчонок подхватил, развил мысль, запутал, польстил, поддержал: — Да! Ты выяснил про себя… Что ты там выяснил? Не сказать, что что-то новое. Новое ты удачно проигнорировал, а вот всё старое и уже неактуальное… Вот то, да, вытащил на свет божий. — Но… — Дай я скажу! Подожди. Послушай меня. Да, человек ты так себе… — Вот! Я же говор… — Да подожди! Выслушай, а то опять заколдую! Был, Сев! Именно «был»! Да, самоутверждался, морально издеваясь над детьми, так сказать, развлекался за чужой счёт. Вот это твой самый страшный грех. Но! Ты просто тоже вёл себя как обиженный подросток. Тебе не дали вырасти, Сев. Некуда было расти. Ни ввысь, ни вглубь. Ни моральными качествами, ни пониманием глубин жизни. Но это было тогда! Сейчас ты изменился! Ты научился дарить любовь и принимать её. Ты больше не «сальноволосый ублюдок», не кошмар гриффиндорцев, не забитый жизнью подросток в теле взрослого. Ты красивый, желанный, умный, сильный, заботливый.       Северус ощутил, что начинает неудержимо краснеть: — Ой-ой, можно подумать.       Пробурчал он, опуская голову. — Помолчи! Заколдую!       Шикнул на него Гарри, но уже явно не в серьёз. — Молчу, молчу.       Согласился он, и поток комплиментов продолжился, проливаясь бальзамом на его изрядно пострадавшее сегодня самолюбие: — Ты — потрясающий мужчина, Сев! Ты — хороший человек. Пусть ты старательно это прячешь, но я уверен, изменения ещё не закончены. Ты исцелишься. Ты забудешь эти годы, проведённые под перманентным моральным прессингом. Ты станешь сильнее и лучше. Я это чувствую. Я знаю, что так и будет. Потому, что ты меня любишь. Ты меняешься из-за меня и ради меня. И для меня нет ничего прекраснее, чем наблюдать за такими изменениями в тебе.       Северус сидел низко опустив голову и изо всех сил сжав стакан. Лицо горело, голову поднять было невыносимо стеснительно. — Хотя…       Протянул умолкший было Гарри, и он вскинулся, не желая именно сейчас слышать в собственный адрес ничего, что могло бы низвергнуть его с тех вершин душевного комфорта, куда вознесли его слова его… его… — Что?       Напрягшись спросил Северус, ожидая подвоха. — Хотя трахаться с тобой тоже классно!       Выдал тот, совершенно не смущаясь. — Придурок!!!       Выдохнул Северус. — Ха-ха-ха-ха!!! Ой, не могу! Ха-ха-ха!!!       Гарри хохотал искренне, а Северус был так же искренне возмущён и…       «Весел?..»       Он треснул смеющемуся Гарри в плечо кулаком, а у самого губы уже растягивались в искренней ответной улыбке: — Что ты ржёшь! Ты!.. Засранец!!! — А ты — какашка! Иди ко мне, моя какашечка! Я тебя обниму!       Ржущий Гарри опять обхватил его за голени. — Сам ты!.. Идиот! Ну ведь идиот же!       Северус смотрел на того сверху вниз и качал головой:       «Как?.. Ну вот просто… Как? Как он может быть таким? А я…»       Но Гарри не дал ему погрузиться снова в недра самокопания, а подлез головой под руки и промурлыкал томно: — А что? Момент испортил?       Северус возмущённо запыхтел, но промолчал. — Да ладно, Сев. Прости.       Извинился Гарри и заглянул ему в глаза: — Просто у меня после Волдеморта из прошлой жизни на пафос такая аллергия развилась. Так что я не всегда могу вовремя заткнуться. Прости. Ты же простишь своего глупенького Волчонка, да?       Потёрся тот щекой об его бедро, как выпрашивающий ласку кот. — Угу. Я так и понял. Придурок.       Пробормотал смущённый всем этим потоком признаний и милоты Северус. — Ну и что, что «придурок». Зато твой. Да? Твой же?       Снова завозился Гарри, потираясь теперь другой щекой и опять умильно заглядывая ему в глаза. — Угу.       Признал Северус. — Тогда целуй.       Тут же потребовал тот и смешно вытянул губы трубочкой.       И Северус поцеловал. И ещё раз. И не раз…       

***

      Северус не был до конца убеждён даже столь пламенной речью его Волчонка, но он обещал себе, что ещё раз всё обдумает хорошенько и именно с точки зрения Гарри. Он не перестал считать себя убогим, просто принял тот факт, что всё исправимо. А ещё убедился в том, что они с Гарри оба — сумасшедшие. Гарри потому, что умудрился влюбиться в Северуса, а Северус… Ну он, наверное, изначально был с прибабахом, а иначе как можно было превратить свою жизнь вот в такое? Но он исправится. Выберется.       «А мой Волчонок — конечно же! — мне поможет!»       Этот день был для них обоих действительно тяжёлым, убийственно долгим и выматывающим, на страсть не осталось моральных сил. Но они целовались, один — неудобно скорчившись, согнувшись, а другой — вытянувшись, стоя на коленях перед креслом-качалкой. Потом Северус сполз к Гарри на пол, и они продолжили нежные поцелуи. Чуть усталые… Или не «чуть». Но сейчас они были так нужны друг другу.       Это был секс — утешение, секс — признание. Попытка двух почти сломленных однажды силой враждебных обстоятельств людей утолить свою потребность в близости и нежной заботе. Причём потребность в нежности была ничуть не меньше потребности выразить эту самую нежность, отдать другому. Никто не контролировал процесс, всё шло как шло… Получалось просто. Они подстраивались друг под друга, совпадали в каждом неторопливом движении, ловили настроение…       Откуда-то под спиной Северуса возник мягкий плед, а одежда как раз наоборот исчезла.       Они приникали телами друг к другу, притирались кожей, касались и наслаждались каждым прикосновением. Незаметно для себя каждый из них сегодня много больше времени посвятил чужой груди. Северус гладил нежную смуглую кожу и прижимал руки чуть сильнее, чем было бы необходимо. И не замечал, что Гарри точно так же прикасается к нему, точно так же пытается ощутить ладонью биение сердца в чужом теле, словно убеждая себя каждый раз, что оно здесь, никуда не делось, не разбито, всё так же мерно бьётся.       Ласки были долгими, особенно нежными, неторопливыми. Подробности словно оставались где-то во внешнем мире, не задевая ни глаза, ни разум. Их тела действовали словно два запрограммированных автомата, но не потому, что действия было привычно-механическим и изученным от и до, а потому, что сегодня именно тела были не так уж и важны. Потому что сегодня имели значение только взгляд глаза в глаза, только нежность и неторопливость, только это биение двух сердец.       Северус сам не понял, как оказался сверху. Он даже мог бы искренне удивиться, что уже полностью готов к главному, но на удивление не было места. Не сил и желания, а именно места. Он весь, целиком был занят Гарри. Он просто чувствовал его в себе, в голове, в сердце, в глазах… Везде внутри. Поэтому окончательное слияние их тел показалось просто самой последней, необходимой точкой соприкосновения. Чтобы спаяться, смешаться, перетечь друг в друга окончательно.       Как всегда более горячее тело его Волчонка вторглось внутрь него, заставило вспомнить, как хорошо это у них бывает, как сладко… Ощущения нарастали медленно, в ритме этого тягучего вечера. Северус упирался привычно-прохладными пальцами в горячую грудь Гарри, а тот метил своими обжигающими ладонями его белую кожу, поглаживая тёмные соски. И их сердца бились под руками.       И взгляд… Не отводить своих глаз от глаз напротив. Даже когда стало не хватать воздуха, и дыхание потяжелело и участилось. Даже когда удовольствие подкатило и затянулось узлом внизу живота, стекло в мошонку, заставляя её поджаться, заставляя всё тело покрыться мурашками, а стон вырваться из горла. Даже когда в нём запульсировал каменно-твёрдый член Гарри, а сам Северус выплеснулся на ласкающие его пальцы. Даже тогда они не расцепляли взглядов, ловили отголоски ощущений на лицах друг у друга, в расширенных до предела зрачках, в судорожном стаккато сердец, суматошно догоняющих одно другое и снова по кругу.       Он ещё долго лежал на груди у своего сильного Волчонка, наслаждаясь этим удивительным чувством единения и думая, что, возможно… Только возможно! Его действительно есть за что любить?       

***