Неправильный Поттер. Пуффендуй

             

***

      Смерть всегда была рядом. С самых первых минут жизни в этом мире. — В этом прогнившем дерьмовом мире! «Приглядывала». Ага, как же!       Шепчет он, и злая усмешка растягивает потрескавшиеся и обветрившиеся губы: — Насмехалась и развлекалась за мой счёт, уверен! А я? Глупец! Я же и впрямь поверил в её доброту при первой встрече! Во все те обещания! А итог? Обманула. Семнадцать лет ада! Растоптала и теперь веселится!       Три железные ступеньки.       Он взлетает по ним. Спотыкаясь и больно ударяясь ногой об порог, влетает в тамбур. Кое-как поймав равновесие, поворачивается влево и вваливается в открытую дверь. Ноги почти не держат, но он слишком зол, чтобы замечать слабость в теле. Он летит по коридору в самый конец купейного вагона, уверен — Смерть там. Это ощущение слишком ИНОЕ, чтобы можно было спутать хоть с чем-нибудь.       Дверь с грохотом отъезжает… почти отлетает к стене, открывая вид на уютное купе с двумя диванчиками. На одном из них мирно сидит «девочка-подросток» лет четырнадцати и расслаблено попивает чай из обычной белой чашки. — Смерть!       Рычит он.       Подобное хамство по отношению к НЕЙ похоже на истерику мелкой собачки, что заливается лаем на проходящего мимо слона. Правда, совладать сейчас с самим собой он вряд ли сможет. Злость и обида бурлят в душе, мешая даже дышать. Он и сам не ожидал, что факт невыполнения Смертью собственного обещания настолько сильно его заденет.       «Девочка» поворачивает голову. Пустым взором серых глаз та окидывает его с головы до ног и снова возвращает всё своё внимание фарфоровой чашке.

***

      Наверняка со стороны кажется, что чай ей интересен куда больше, чем сверлящий бешеным взглядом визитёр. Она смотрит в сторону взвинченного молодого человека, чьё лицо искажено сейчас гневом и болью, медленно делает глоток и тихо приказывает/просит: — Присядь, дитя.       Уже в процессе она понимает, что тот не выполнит её приказ/просьбу. Юноша и сам, очевидно, осознаёт, что ведёт себя глупо, стоит, сжимая и разжимая кулаки, видимо стараясь хоть как-то вернуть себе способность мыслить здраво. — Ну?!       В конце концов выдавливает тот из себя, а она только искоса и холодно глядит. — Он сам пожелал уйти, я не могла ему отказать.       Заявляет она, пытаясь хоть как-то урезонить и смягчить гнев собеседника. И хоть как-то сподвигнуть того начать диалог. Пусть для молодого человека вокруг ничего и не меняется, но на самом деле время утекает, словно вода сквозь пальцы, и им стоило бы решить все их проблемы побыстрее. — Ха!..       Юноша зло скалится, растягивая в улыбке обветренные губы со слегка кровоточащими трещинками. Проходит к сиденью напротив. Движения резки. Садится.       Она же снова вздыхает, явственно жалея того, кого видит сейчас перед собой.       И жалеть есть за что. Она лишь переселила своё дитя в новый мир, заменив им только что родившуюся душу, а после — ждала.       «Ждала, что мой ребёнок сам, практически без помощи, «пойдёт туда, неизвестно куда, и сделает то, неизвестно что». Какая наивность!»       Из-за того, что она неверно подобрала слова при переселении этой души в новый мир, этот юноша — её ребёнок, Дитя самой Смерти — прожил очень короткую и совершенно отвратительную жизнь.       «И мало того! Он не выполнил ни одно дополнительное задание, не смог помочь… помочь избавить мир от лишнего, можно сказать».       И она тоже ничем не могла помочь ему. Силы Смерти, увы, ограничены в реальном мире. Потому она не может ни дать своему Дитя подсказку, ни помочь каким-либо иным образом, ни спасти, ни даже — что звучит совсем уж иронично — убить. Даже здесь, на самой грани, на черте между живым и мёртвым, она может только ждать. Ждать, когда с ней начнут разговор. Сама она не может инициировать беседу.       «Даже здесь, что уж говорить про мир живых».       Потому что никто не сможет пережить разговор, начатый самой Смертью. Это всегда и для всех заканчивается одинаково. Поэтому начать должен собеседник, а уж она может сказать что-то в ответ. Или не сказать ничего.       Молодой человек не разочаровывает. Тот наконец начинает беседу, произнося с издёвкой: — То есть Вы, Ваше Бессмертие, на полном серьёзе сообщаете мне, что избавились от него? Наплевав на условия нашего договора?       «Вот!»       Теперь она ясно видит перед собой живую душу, а не маску, под которой этот её ребёнок жил последние семнадцать лет. Она ласково улыбается.

***

      Его грубость, кажется, ничуть не раздражает Смерть. Та, наоборот, улыбается, что на красивом, ещё детском личике, выглядит, мягко говоря, неважно. Даже, пожалуй, страшно. Губы улыбаются, но большие глаза так и остаются холодными, будто кукольными.       Он вздрагивает, но тут же одёргивает себя:       А чего я хотел? Передо мной всё-таки не настоящая девочка сидит, а сама Смерть.       Хоть собеседница его и не пугает, но он уже знает, что иногда наказание Смерти может быть куда страшнее, чем простое уничтожение. А та, печально качая головой, отвечает: — Нет, это было не моё решение. Он сам пожелал уйти. А так как все поставленные тобой условия были к тому моменту выполнены, я не могла отказать ему.       Он прикрывает глаза. Хотелось бы ему думать, что страшная «девочка» над ним просто издевается. Проблема только в том, что он прекрасно знает — та не издевается, просто не умеет. И с юмором у Смерти в общем-то тоже всё тяжело. Он глубоко вдыхает, потом с долгим выдохом сквозь зубы стягивает с переносицы очки-велосипеды и, бросив на стол, серьёзно смотрит в глаза своей собеседнице: — Ты хочешь сказать, что за те жалкие… Сколько? Двадцать минут? За двадцать минут он успел выполнить все три условия? Обрести любовь, испытать счастье и обзавестись семьёй?       Он запускает руку в свои непослушные волосы, ещё сильнее разлохмачивая.       «Девочка» снова делает глоток и кивает: — Он всегда был интересным человеком.

***

      Она наблюдает за сменой эмоций на лице собеседника и думает, что после такого расплывчатого ответа молодой человек снова взорвётся от гнева. Но происходит прямо противоположное — тот резко успокаивается, выпрямляется и серьёзно смотрит на неё. Гнев и обида быстро стихают, задавленные силой воли юноши. Тот просит: — Поясни.       Она прячет за чашкой лёгкую улыбку.       «Поистине интересный у меня ребёнок». — Свою любовь он обрёл уже год как, а то и больше. Но ты же его знаешь, он слишком погряз в двойной игре. Да так, что, похоже, и сам запутался.       Юноша кивает, принимая её комментарий за истину. Уж он-то знает, насколько верно её замечание. — Дальше? — Счастлив в тот момент он был потому, что не пришлось говорить семнадцатилетнему мальчику, что того растили как свинью на убой.       Молодой человек напротив неё хмурится, и она понимает его сомнения:       «Чисто технически, это, конечно, могло бы сделать кого-нибудь счастливым на какое-то время, но… Это насколько же заниженные требования к понятию «счастье» нужно иметь?» — Допустим.       Соглашается погрустневший юноша. — И последнее условие. Что есть семья, как не люди одной с тобой крови? А своей кровью ты поделился с ним сам.       Вот тут у её собеседника непроизвольно дёргается глаз.

***

      Прилагая все свои силы, чтобы снова задавить в себе вспыхнувшие гнев и обиду, он ещё раз глубоко вздыхает, отворачиваясь к окну. Так не хочется сейчас видеть Смерть. — Хорошо.       Он прикрывает ненадолго глаза, чтоб после повернуться к «девочке»: — Отправь меня к нему. — Нет.       Звучит короткий, чёткий ответ, и он взрывается: — Но почему?! — Ты не выполнил поставленную задачу. — О какой такой задаче ты говоришь?!       Я что, зря терпел все эти семнадцать адских лет?       И он действительно не понимает, о чём Смерть ведёт речь, а потому спрашивает: — Почему ты мне говоришь о каких-то «задачах» только сейчас? Такого условия не было. Я всё сделал. Я идеально отыграл эту роль. Всё было так, как…       Гнев с новой силой закипает у него внутри: — …как было написано, чёрт побери! — «Роль» ты отыграл прекрасно, но я отправила тебя в этот мир не для того, чтобы ты играл. — А для чего?!       Его терпение лопается мыльным пузырём, и голос срывается. Он кричит: — Для чего, чёрт тебя дери, ты запихнула меня в этот дерьмовый мир?!       Чашка «девочки» плавно опускается на блюдце. В голосе Смерти арктический лёд: — Дитя…       Холодные серые глаза смотрят в пылающие гневом зелёные. Он прикрывает веки. Молчание. Выдох. Кивок. — Ты прожил свою последнюю жизнь в страданиях. Я не могу забрать тебя и поставить подле себя.       Говорит «девочка», а он хмурится непонимающе: — Ты сказала, чтобы я сыграл свою роль. Так в чём теперь проблема? — Ошибка! Это была моя ошибка. Мне не стоило употреблять это слово, отправляя тебя именно в этот мир, дитя.       Печально — ну насколько это возможно для безэмоциональной высшей сущности — произносит Смерть.       И снова молчание между ними.       Он устало откидывается на мягкую спинку сиденья, а «девочка» поясняет: — Ты неверно меня понял и принялся действительно просто отыгрывать роль. Чужую роль. Роль Мальчика, Который Выжил. Ты не жил. Ты играл и мучился. Но ты не этот глупый и слабый ребёнок. Опыт сотни прожитых тобою жизней никак не мог бы привести к столь плачевному итогу. И пусть эти жизни и не остались в твоей памяти, но всё же послужили опытом для твоей чудесной души.       И снова тишина в купе. Он обдумывает новую информацию. Соглашается: — Хорошо. Признаю, я пошёл по лёгкому пути. Ну и что теперь?       «Девочка» улыбается.

***

      «Не зря этот ребёнок — один из моих любимейших». — Ты начнёшь сначала.       Просто говорит она. — Всё?..       Молодой человек в ужасе замирает. — Нет. Я смогу перенести тебя назад только лишь на десять — возможно, чуть больше — лет.       Признаёт она и равнодушно дополняет: — На сколько именно, я не могу сказать точно, это зависит не от меня.       Юноша кивает, снова глядя в окно. Внезапно взгляд его наполняется болью.       «Кажется, он увидел?..»       Её собеседник и вовсе закрывает глаза, а после спрашивает: — В этот раз я могу делать всё, что захочу? — Да, ты и в прошлый раз мог бы делать абсолютно всё, что тебе было бы угодно. Но одно моё слово всё испортило. Я… я не учла этого, признаю свой просчёт.       Молодой человек вежливо склоняет голову.       «Действительно, признание своей неправоты самой Смертью дорогого стоит».       Усмехается она про себя и продолжает вслух: — Но предупреждаю: я не знаю, что может получиться из этого переноса.       Её собеседник заинтересованно смотрит и на удивление вежливо просит: — Поясни. — Таких случаев было очень мало, и их результаты никогда не повторялись. — Принимаю. Это всё, что я должен знать?       Она и правда не знает, во что выльется подобное надругательство над этим миром. Иногда это пагубно отражается на окружающих перемещаемую душу людях. Но порой даёт душе что-то необходимое. — Это, к сожалению, всё, что я могу тебе рассказать. Свои цели ты по-прежнему должен определить сам. Думаю, что пока на этом всё, веселись, дитя.       Юноша удивлённо моргает.       

***

      «Девочка-подросток» с холодными неживыми глазами дотрагивается до его руки…       И он осознаёт себя в полной темноте.       

***