Заветное проклятие

      За деревянным прилавком, заваленным бенгальскими огнями, петардами и прочими шутихами, которые от одной искры могли бы полыхнуть цветными брызгами на всю округу и оставить нерадивого торговца с голой опаленной задницей, в канун Нового года только и оставалось, что ждать чуда. Хоть какого-то. Хоть самого маленького фокуса. Что угодно, что освободило бы его от этого семейного бремени — продавать перед праздниками фейерверки.              Вся округа знала, что лучшие пироманы — выходцы из клана Учиха. Еще со времен Мадары появилось это ремесло, а от него — из поколения в поколение — передавались знания о том, как и чем лучше всего начинять картонный тубус, чтобы рвануло погромче да поярче. Будь дед здесь, дал бы Саске звонкий подзатыльник за то, что самый юный Учиха в своем взрывоопасном арсенале имел не самодельные салюты, а самые настоящие — с лицензиями, почти безопасные, собранные руками маленьких китайских детей где-то в провинциях Поднебесной. Но разве Саске было дело до того, что предлагать любителям раскрашивать небо в яркие цвета? Чем отец прилавок забил, то он и продавал. Лишь бы его все каникулы не трогали — таков был уговор: Саске торчит последние три вечера перед Новым годом на ярмарке, а родители оставляют дом в его распоряжении на целых две недели.              В выпускном классе такой подгон буквально означал резкое перемещение по социальной лестнице вверх. Но Саске эту возможность собирался использовать вовсе не для пьяных вечеринок, на которых обычно все лишались девственности и засыпали в обнимку с унитазом. Ему было необходимо изолироваться ото всех, чтобы упиться своим одиночеством: в гармонии с собой, в ладу с окружающими — Саске следовал этим заветам. Потому и согласился торчать на морозе за деревянным прилавком, продавая фейерверки и бенгальские огни.              Ну и еще потому, что напротив его скромной лавки, украшенной мигающей гирляндой, раскинулся каток. Вид падающих взрослых на упавших детей, конечно, немного казался Саске привлекательным, но, не кривя душой, Учиха себе признавался: задница тренера в ярко-оранжевых спортивках была куда более привлекательной.              Саске уже давно взял бы все в свои руки — и ее, и ситуацию — не будь обладателем упругих ягодиц Узумаки Наруто: шумный одноклассник с последней парты, участник всех спортивных мероприятий, парень первой красавицы школы. И бывший лучший друг.              Так вот, в канун Нового года, пристывая к деревянному прилавку, заваленному бенгальскими огнями, петардами и прочими шутихами, Саске ждал чуда. Хоть какого-то. Совсем маленького и невзрачного.              И что-то все-таки случилось. Пусть не невзрачное вовсе, но объективно маленькое.       Чужое и совсем не божественное присутствие за спиной Саске сперва почувствовал, а уже потом заметил. Обернувшись, он успел увидеть только длинный ярко-синий шарф и каштановый затылок.              Сарутоби Конохамару — малолетний фанат Наруто и местный пакостник — только что обнес пиротехнический отдельчик Учиха при живом-то Саске. А он, вылетая из-за прилавка и начиная погоню, знал — точно знал, — куда ломанется шкодник первым делом. Он почти не смотрел под ноги, только не упускал из виду сжатую в детских ручонках здоровенную коробку с фейерверками, количество которых могло бы спокойно снести помещение с раздевалками перед катком, и волочащийся по снегу синий шарф — на нем-то Саске и решил повесить воришку.              Конохамару не в первый раз залезал во взрывоопасную лавку, но так нагло он еще не пытался удрать. Слышал ведь угрозы несшегося шаг в шаг Саске и оборачивался, ускоряясь. Мелкий пиздюк.              Саске хотел было крикнуть, что набьет мальчишку конфетами и подвесит за шарф на дереве во дворе, чтобы стал забавой для соседских детишек, но не успел — маленький Сарутоби оказался в тупике: перед ним разлегся бельмом на глазу ровненький, как блюдце, каток, справа — густая очередь на колесо обозрения, а слева — крохотный домик со стеклом, за которым дежурил полицейский. Скрыться негде, и Конохамару, несмотря на всю свою наглость, глупым не был: он понимал, в каком положении оказался. Он явно хотел укрыться за спиной своего кумира, но и его нигде не было видно. А Учиха уже понадеялся на жесткую стычку.              Глядя на щемящегося Конохамару, Саске даже решил, что отпустит его без лишних нотаций и рукоприкладства, если он прямо сейчас вернет украденное — Учиха все же нельзя было оставлять лавку надолго, растащат. И украдкой, честно говоря, посматривал в сторону раздвижных ворот, надеясь, что оранжевое трико вот-вот вернется на лед, где ему самое место, да услышит, каким благородным человеком являлся Саске. Осталось только посильнее прижать пацана.              Детские глаза, впрочем, не выражали и капли страха, когда Конохамару обернулся на Саске, а затем перемахнул через бортик катка, поскальзываясь, но не падая в своих ботиночках. И Саске, явно уверовавший в свое особое на земле предназначение, сиганул следом — прям на гладенькую и наполированную ледяную поверхность.              Удерживать равновесие было трудно не только ему. С десяток людей, имея на ногах главное приспособление, все равно безбожно падали под уверенно передвигавшиеся ботинки Саске, а он все продолжал погоню — но уже чуть медленнее, на ощупь.              — Лучше бы тебе не падать, Конохамару, — предупредил Саске.              Он успешно почти сократил разделявшее их расстояние и уже готов был ухватиться за синий шарф, пока сам Конохамару сдавал позиции и буксовал на одном ледяном участке, стараясь не распластаться посередине катка.              — Куда в обуви на лед?! — Хриплый, будто навечно пропитанный смешинками, голос прокатился по овальному полотну, стукнулся о бортики, как о непроходимый барьер, и ударил Саске в самое сердце.              — Отвали, придурок! — не оборачиваясь, крикнул Саске и продолжил нагонять ребенка, уже достигшего противоположной стороны катка.              Саске понимал, что Конохамару, перепрыгнув через бортик, исчезнет в гуще толпы, а он останется дураком, который не смог поймать ребенка. Придется оплачивать украденное из собственного кармана, чтобы не объясняться сперва перед отцом, как он мог упустить пацаненка, а затем перед каждым членом семьи, который обязательно решил бы поизмываться над успешностью погони. Обито стал бы ржать громче всех.              — Ты на моем катке, ублюдок! — Звук режущегося льда оказался уже совсем близко, и Саске только сейчас догадался скользить на подошве, как на коньках. — Остановись! Я этот лед с линеечкой заливал!              Конохамару воспользовался своей маленькостью — нырнул между чьими-то расставленными ногами, перекинул коробку с салютами в руках, а себя — через перила, и был таков. Его синий шарф, замелькавший в толпе, стал причиной, чтобы обернуться. Обернуться к самодовольной ухмылке на румяном от мороза и загорелом вне зависимости от времени года лице. Столкнуться взглядом с ярко-бирюзовыми хитрыми глазами. И прямо в эту физиономию зашипеть:              — Вот ты сука, Узумаки! Какой же ты идиот!              Саске краем глаза заметил, что вокруг Наруто сегодня не вилась Хьюга Хината — его девушка и коллега на катке. И, кажется, утром ее не было видно, хотя Хинату вообще никогда не бывало видно, только однажды кто-то нарек ее самой красивой девушкой школы, и все подхватили. Иногда Саске думал, что этим кем-то был Хьюга Неджи — старший двоюродный брат Хинаты.              — А я-то при чем? — Наруто отъехал назад, но улыбаться не перестал.              — Доебался со своим льдом кривым, не видел, что твой друг обнес мою палатку? — Они стояли в самом центре, а посетителям приходилось их объезжать.              Наруто великолепно балансировал на льду, скользил ловко и плавно, несмотря на свою гиперактивность. Он мог и быстро мчаться, и агрессивно врываться в толпы, расталкивая всех, — Саске очень много наблюдал за ним во время рождественской ярмарки, а еще — в школе, на стадионе, во время физры, иногда на выходных на хоккейных матчах. Саске, кстати, ненавидел хоккей всем сердцем. Но на этом катке Наруто ездил медленно, без резких движений, помогал осваиваться взрослым и учил детей делать ласточку. Он всегда улыбался, говорил какие-то смешные глупости, которые заставляли людей смеяться, а его превозносили в ранг великих инструкторов. Саске, к сожалению, уже умел кататься, но даже если бы и не умел — никогда не попросил бы Наруто научить его.              — Да я ж ради твоей безопасности подъехал, — самым наигранно удивленным тоном возмутился Наруто. — Ты ведь, ублюдок, на лед в ботинках поперся, вот так поскользнешься, задницу свою надменную отобьешь, а потом на нас с Какаши в суд подашь, что тебя не остановили.              — Слышишь, задница, — Саске почти шипел от гнева, — смотри, как бы я тебе мозги последние не отбил. Ты же видел, что он украл мои фейерверки!              — Впервые об этом слышу. — Для убедительности Наруто поднял руки вверх.              В голубых глазах синее пламя бесновалось. Наруто весь ощутимо кипел, но пока еще держался на саркастичных ответах, однако Саске все-таки знал своего бывшего лучшего друга и понимал, что он придумал, вероятно, две-три колкие фразы, которые уже как раз закончились, а значит, дальше будет только драка. Сталкивались они крайне редко, чаще — просто игнорировали друг друга. Но то ли настроение у Учиха было хорошее, то ли сбежавший Конохамару замотивировал Саске, но что-то его явно подстегнуло едко выплюнуть в нахально ухмыляющееся лицо следующую фразу:              — Не знал, что пристрастие к онанизму развивает не только слепоту, но и проблемы со слухом.              Наруто мгновенно поменялся в лице. Его ухмылка сползла куда-то, а из ушей почти повалил пар. Саске думал, что сейчас почувствует удар. Да, им определенно стоило подраться. Хорошенько выбить друг из друга дурь, повалиться на лед, продолжить уже в горизонтальном положении... Саске, разумеется, перехватил бы инициативу, оседлал бы брыкающегося Наруто, удерживал бы его руки над головой...              — Ублюдок, осторожнее! — Закричал Наруто чересчур обеспокоенно, как-то будто не к месту.              Его распахнутые глаза укатились вниз, когда Саске увидел свои ноги на фоне яркого и необычайно солнечного для зимы неба с невероятной россыпью звезд. Его ботинки летели, осыпая лицо налипшим на подошву снегом, и, кажется, сделали не меньше трех оборотов, прежде чем все погрузилось в глухую черноту.              В вакууме черепной коробки эхом звенел хриплый и сотканный из смешинок голос. Он так сбито и рванными выдохами повторял «Саске, мм Саске!», что Саске хотел открыть глаза когда-нибудь никогда. Лишь бы Узумаки продолжал звать его вот так и бить по щекам.              Если б чуть сильнее...              — Саске, твою мать! Ты живой? Скажи, что ты живой!              — Слезь с меня, идиот, — нехотя протянул Саске, почти сразу отрывая себя ото льда.              Он видел огромного рыжего мужика, сидящего напротив и испуганно смотрящего на него во все глаза.              — Чувак, прости ради всего святого. — В поле зрения попал какой-то хилый бледный хиппи в джинсах скинни, в которых слышался морозный звон яиц. — Джуго сегодня впервые на лед встал, он не хотел тебя убивать, реально!              — Реально не хотел, — повторил за хиппи тот, кого назвали Джуго.              — Саске, может, скорую вызвать? Ты бледный. — Наруто приложился костяшками пальцев ко лбу Саске, но тот сразу увернулся, собираясь встать.              — Себе вызови, — фыркнул он и на трясущихся ногах начал подниматься. В ушах еще звенело, в затылке пульсировало, и Саске думал, как это он не почувствовал удара. В него почти на полной скорости влетела рыжая фура, а он даже твердость льда не ощутил, только искры из глаз посыпались.              Это все было из-за Наруто. Узумаки околдовывал его, когда рядом терся, вот Саске связь с реальностью и терял. Глупый красивый идиот.              В шепотках Саске услышал, что хиппи зовут Суйгецу, и понял, что так-то он крепкий — помог и Учиха на ноги поднять, и отлепил ото льда поникшего здоровенного друга. Впрочем, сообразительностью Суйгецу не отличался, потому быстро вручил Саске Наруто и отчалил.              — Руки свои убери, бестолочь, — процедил Саске, борясь с желанием эти самые руки засунуть под свой свитер. Они в любом случае согревали лучше любой одежды.              Наруто его не послушал — приобнял за талию, помогая добраться до безопасной и нескользкой поверхности. При этом даже не шатаясь, будто родился в коньках.              — Да я сам! — Все же Саске отстранился и последние шаги до бортика сделал самостоятельно, затем перевалился через него, задрав правую ногу, и ушел к своей палатке с петардами, даже ни разу не обернувшись. Не хотелось видеть ложную обеспокоенность на лице Наруто.              К счастью, весь остальной товар оставался на своих местах, будто на момент погони кто-то подменил тут Саске и не дал растащить остатки. Учиха продал еще несколько фонтанов, десяток хлопушек и с полсотни упаковок искрящихся палочек, которыми люди любили прожигать праздничные скатерти, затем сел на свой скрипучий стульчик и подпер подбородок кулаком.              Взгляд невольно скользнул вдоль бортика и остановился на расстелившейся на льду парочке, ожидая появления быстрого оранжевого пятна. Вообще-то, брать Наруто на работу было преступлением — от него каток таял, но, кажется, Какаши в этом году особо с подбором инструкторов не заморачивался. Он в этом году вообще ни о чем не заморачивался — его мозги были затуманены Учиха, потому он и сам стал выглядеть как бестолковый влюбленный придурок. И всему виной был Обито, почему-то шедший в этот самый момент к лавке Саске.              — Тебя только не хватало, — дождавшись, когда его какой-то дальний родственник по линии кого-то из Учиха подойдет на максимально близкое расстояние, сказал Саске.              — Я все слышу, — улыбаясь и шмыгая красным носом, заявил Обито.              — Так и было задумано.              Обито издал наигранное «ха-ха-ха», хлопнул себя по животу и вмиг стал серьезным, как уголовный кодекс.              — Ты его взглядом уже дважды изнасиловал. — Обито легонько кивнул за плечо, но на каток не обернулся.              Саске и без этих уточнений понял, на кого Обито намекает. Он как-то упустил момент, когда все родственники узнали, приняли и стали подкалывать его за особое отношение к светловолосому и улыбчивому абсолютно противоположному всем Учиха Наруто, но почти не выказывал по этому поводу протеста. Семья же.              Непосвященным оставался один только Наруто, но он и родственником, к счастью, не являлся.              — Трижды, — безэмоционально поправил Саске.              — И все никак не подкатишь, — почти жалеющим тоном протянул Обито. А глаза его оставались смеющимися.              — Только что подкатил.              — Ага, мы видели. Какаши пообещал снять запись с камер, я тебе потом покажу. — Обито привалился к прилавку и не сразу, но все же отреагировал на взгляд Саске. — Что? Сам виноват — нечего по льду в обуви шастать и посреди катка инструкторов на секс разводить.              — Завалился бы ты, Обито, — устало вздохнул Саске. Если бы Обито знал, как близко был к истине...              — В планах, — довольно хохотнул Обито. — Но я не для этого пришел к тебе, мой несчастный друг.              Он нашарил в кармане джинсов какую-то коробочку, которая на первый взгляд показалась Саске похожей на брелок для машинной сигнализации.              — Наша бабка была ведьмой, ну ты знаешь, — начал Обито.              — Нет, не знаю. — Саске следил за черной штуковиной в руках дальнего родственника. — Я и про бабку впервые слышу. Я до четырнадцати лет думал, что Мадара наш дед номер один, а Хаширама — дед номер два. И оба они по одной линии, потому что другой у Учиха просто не существует.              Обито чуть приоткрыл рот, слушая, а в конце согласно кивнул: Саске так-то прав.              — Бабка у нас все-таки была, там длинная история... Так вот, остался от нее ведьминский артефакт.              Только теперь Обито, протянув вперед раскрытую ладонь, дал Саске хорошенько рассмотреть то, что прятал в кармане, но Саске, узнав в устройстве самый обычный и слегка доисторический пейджер, поднял на Обито скептический взгляд.              — Говоришь, у бабки нашей пейджер был?              — Ну не смартфон же я тебе даю, Саске, — фыркнул Обито.              — Посмотреть на Мадару, так там ощущение, что он еще берестой пользовался и письма голубями отправлял.              — Если и так, то только по своей воле. Он довольно ретро. Думаю, он по этой причине не женился на Хашираме до сих пор...              — Нет, не по этой. Хаширама просто знает, что Мадара ебанутый. Сенджу сам Бог отвел.              — Не в том ты месте свой острый язык применяешь, Саске. А это, — Обито покрутил пейджер в воздухе, — самое настоящее чудо. Исполняет желания, только попроси, так что, имей уважение. Только увеличения члена не требуй — не сработает.              — Не понаслышке знаешь?              — Уменьшить пытался, — отмахнулся Обито. — Вот, дарю.              Саске уткнул взгляд в небольшое устройство, уже оказавшееся в его руке, скептически оценил количество кнопок, которые обещали изменить его жизнь — их было три: «плей», «вперед» и красная — добавил к вводным факт того, что Обито был единственным Учиха, не отличавшимся умственными способностями, приготовился отказаться, но в последний момент решил уточнить:              — А как эта штука работает?              — Она включена всегда. В нужный момент просто зажимаешь «плей», а вот сюда наговариваешь свое желание. — Палец Обито в пушистой синей перчатке стукнул по пяти дырочкам, расположенным в два ряда, которые, видимо, были динамиком. — Формулируй четко, говори с уважением. Начинай свою просьбу со слов: «Не для себя прошу, а во благо людям...» и дальше диктуй, чего просишь.              — Так надо во благо людям просить? — повторил мысль Саске.              Обито прикрыл пейджер руками, будто он мог их услышать.              — Иногда можно эгоистично спиздеть. — Затем его ладони исчезли в карманах синтепоновой куртки, а на лице вновь появилась улыбка. — Короче, разберешься. Ну, бывай!              Обито махнул рукой и, сделав несколько шагов в сторону крытой административной части катка, остановился, обернувшись.              — Саске, только помни, что за каждое желание нужно что-то отдать, — слишком серьезно произнес Обито.              А затем, присвистнув, почти вприпрыжку пошел обратно к Какаши.