Пластик

Тетрадка за тетрадкой падали в рюкзак с мучительной медлительностью. Спальню наполняли печальные вздохи. Морозные узоры на окнах обещали холодный день, завывания снаружи — неласковый ветер. Тошику не хотелось в школу. Нехотенье идти в школу — это обычное понедельничное состояние каждого школьника, конечно. Только сегодня причиной для Антона была не плохая погода, не лень и даже не химия. Даже не усталость: он выспался и чувствовал себя на удивление сносно. Чтобы вспомнить причину, хватало одного взгляда на водолазку, чёрный рукав которой так соблазнительно свисал с полки приоткрытого шкафа, словно манил Антона. Ещё недавно эта кофта дарила Тошке только тёплые чувства, но в это утро смотреть на неё тяжело. Тяжело и беспокойно. Руки тянулись к ней, но тяжесть в сердце не давала надеть. И кроме невесёлых дум о том, что сегодня Саши, конечно же, снова будут ругаться, изнутри грызла вина. Тошик даже понять не мог, за что конкретно — просто грызла и всё. И дело, конечно, было не в кофте. Дело в её недавнем беловолосом обладателе, о котором она напомнила Антону, которым, сколько не стирай в машинке или на руках, как будто пропиталась насквозь. Два сильных чувства боролись внутри, кулаки мучительно сжимались, надпись «if» на кофте словно задавала вопрос: «а всё-таки, если?..». Что если? Вчера Антон решил, что говорить с живым Собакиным просто бесполезно. Так зачем пытаться снова? Незачем же. Только почему-то духу не хватало запихать эту проклятую кофту подальше в шкаф и забыть о ней. Так что этот рукав так и торчал, и взгляд Тяночкина из разу в раз болезненно цеплялся за него и вызывал ворох мучительных мыслей, пока мальчик собирался в школу. — Сашенька, ты проснулся? — он бормотал, пока в третий раз подходил к шкафу и, поколебавшись, всё-таки взял не водолазку, а рубашку, попутно проверяя время на телефоне. Скоро выходить. — Сашуль, — Антон позвал ещё раз, пока застёгивал пуговицы. Рюкзак к тому моменту был собран, лицо умыто, зубы почищены. Храп отца отдалённо слышался из комнаты родителей, хруст сухого корма — с кухни, а с улицы — гул редко проезжающих машин. За исключением этих звуков и шуршания Тошиной рубашки, утро заполняла тишина. Руки застыли на предпоследней пуговице, когда Антон понял, что не помнит, видел ли Сашулю утром. За быстрым пробуждением, торопливыми сборами и переживаниями о чёрной кофте мальчик мог и не заметить, что проснулся один. Он беспокойно огляделся. — Саша, ты где? — его ломающийся голос заполнил тишину комнаты и потонул в ней. Закралось подозрение, что Сашенька опять сбежал на прогулку чёрте-куда в поисках сигарет или ещё какой дряни. Они вроде не ссорились вчера и заснули вместе в отличном расположении духа, но Антон знал, что от Сашули можно ждать абсолютно чего угодно. И всё-таки Саша не стал никуда сбегать. Призрак наконец-то известил Тошеньку о своём присутствии длинным приглушённым зевком и добавил: — …Под одеялом. Шатен уставился на незаправленную постель. Проснувшись, он просто скинул одеяло в кучу, под которой всё это время, видимо, Сашуля благополучно проспал. От сердца отлегло. Беловолосый не сбегал чёрте куда, а значит, и волновать о нём не стоит. Антон улыбнулся: — Вылезай. — Не-а, — следовал ответ, приглушённый одеялом. Улыбку как рукой сняло. И всё же неясно, что за муха его укусила: обычно собирались вместе, а тут дрыхнет без задних ног и даже из-под одеяла вылезать отказывается. Тошик нахмурился, застегнул ещё одну пуговицу и заговорил строго: — Собакин, нам уже выходить надо. Вылезай сейчас же. Саша, кажется, слегка поёрзал под одеялом и жалобно протянул: — Не хочу вылезать… Там холодно... — То есть гонять в минусовую температуру без куртки тебе всё это время не было холодно, а именно сегодня вылезти из-под одеяла — холодно? — Да. Люди меняются, — раздалось из-под одеяла очень глубокомысленно. Антон опустил руки и раздражённо прикрыл глаза: — Ты ж не человек. — Ну что, поменяться уже нельзя?! — Так, собака сутулая, вылазь давай! — Антон не собирался тратить нервы и силы на то, чтобы вытаскивать любимого силой, да и сила не поможет, когда твой парень — неосязаемый. В общем, он закинул лямку рюкзака на плечо и зашагал к двери: — Я тебя жду в прихожей. — Не жди, Тош, — беловолосый опять зевнул и добавил ему вдогонку: — Я ещё посплю чуток и ко второму. Тяночкин помедлил, сражённый наглостью Сашки, но потом двинулся дальше по коридору и прошипел сквозь зубы: — Какая ж ты жопа ленивая, я фигею… — И я тебя люблю, чмоки-чмоки!! — раздалось у него в голове, и Антон пошёл обуваться. Успешно преодолев сугробы выпавшего за ночь снега и справившись с пронизывающим ветром — незаменимыми товарищами в этом непростом деле для Антона были тёплый красный шарф и шапка, всегда спасающие в непогоду — школьник добрался до места назначения. Поздоровался с Ульяной и Алиной. Последняя даже спросила, выздоровел ли он. Странный вопрос, учитывая, что он и не болел. Наверное, дело в том, что хороший сон настолько благоприятно подействовал на Тошин внешний вид. И потом, конечно же, Антон отсидел первую пару уроков. Совсем один. Только под конец второго урока в голове Тяночкина прозвучал долгожданный зевок. Шатен зыркнул на уже не пустое место рядом с собой. Прозрачный Сашенька сидел за партой, подпирал голову руками и лениво моргал, будто кот. К тому моменту Тяночкин был здорово сбит с толку. То есть он готовился выдерживать весь день двух Саш, а тут даже один из них едва добрался до школы. Как это понимать? Пока учительница по физике зачитывала задачи для домашнего задания, Сашуля сонно протянул: — Жесть, я так сладко поспал… — Ты где был ваще?! — Тошик тихонько прошипел. Он, кажется, просто завидовал Саше. Тоже не отказался бы проспать пару уроков. Сашуля удивлённо глянул на Тошу матовыми, туманными глазами: — Сладко спал, говорю же. А, я чё, пропустил какую-то контрошу? Тош, я уверен, ты и без меня написал хорошо. — Та нет, не было никаких контрош, — Антон пробормотал, занёс ручку над открытым дневником и понял, что заданные номера прослушал. Ну и ладно. — Не злись тогда, — выспавшийся Сашуля улыбнулся и кокетливо захлопал ресничками. Сегодня он был особенно прозрачным. Ему так даже шло. Прозвенел звонок, и школьники засуетились. Не так сильно, правда, как обычно, потому что их ждала ещё одна физика подряд в этом же кабинете, так что потребности собираться и куда-то убегать не было никакой. Антон откинулся на спинку стула, потягиваясь, и тихонечко заворчал, склонившись к кристально-прозрачному Собакину: — Всё-таки, я тебя не понимаю… Ты обычно не даёшь нам спать по полночи, а теперь тебе всё мало и ты всё утро проснуться не можешь. Вот как так? Сашуля внимательно выслушал Тошино бурчание с неизменной полуулыбкой, потом немного посмотрел в окно на заснеженный городской пейзаж и глубокомысленно ответил: — …Понимаешь, Тошенька, хороший сон — это наркотик. Один раз попробуешь — и уже не сможешь слезть. Дверь в конце кабинета распахнулась. На пороге класса появился румяный и опаздывающий Собакин. На его берцах остался снег, на лице играла ухмылка. Завидев его, прозрачный Сашуля сразу усмехнулся: — О, кстати о наркотиках. Вспомнишь говно, вот и оно. Живой Саша тем временем сразу зашагал к их с Антоном парте. И хотя Саша был румяным и, как обычно, улыбался, но при первом взгляде на него Тоше померещилось что-то нехорошее: то ли смотрел он на Тошу слишком пристально, пока шагал, то ли слишком неприветливо игнорировал одноклассников, которые, вообще-то, с ним здоровались, то ли во всём нём сквозила тень той зловещести, той незыблемой решимости, которая неслабо напугала Антона накануне. В общем, что-то точно было не так. — Привет. Ты чего только сейчас приш-? — Антон поздоровался и робко поинтересовался, но живой Саша не ответил. Дойдя до парты и шмякнув на её угол свой пустой рюкзак, он махнул головой в сторону доски и зычно рявкнул, перекрикивая царившую в классе болтовню: — Алина-а-а!!! Антон с Сашулей озадаченно переглянулись и тоже устремили взгляды на первую парту, к месту Алины. — М-м? — оторванная от телефона, староста недовольно хмыкнула. Она сегодня, как и Антон до недавнего времени, сидела одна и, чтобы второй стул зря не пропадал, положила на него вытянутые ноги. А вокруг её парты крутились незадачливые одноклассники, достаточно наглые, чтобы просить списать физику прямо перед физичкой, и яростно фоткали тетрадь Алины, словно папарацци. Живой Собакин отчеканил вопрос: — Скажи, ты же меня не записала в список отсутствующих? Алина поправила русую прядку у лица и отвела взгляд: — Записала, конечно. Первой фамилией причём. А что? — Да ты что?! — Сашка вдруг воскликнул и аж побледнел. Удивлению на его лице позавидовали бы многие актёры. — Так и написала: «отсутствует Александр Собакин»?! Чайкину, очевидно, Сашины нелепые вопросы начали нервировать. Она смешно надула щёки и затараторила: — Да, Собакин, именно так! Иди и вычёркивай себя сам. Хотя списки, наверное, уже забрали. Блин, как ты меня с ними задолбал… — сказав это, Алина уткнулась в телефон и стала самым активным образом жмакать на экран, всем своим видом показывая, что разговор окончен. — Надо же, — Сашка выдохнул и опустился на стул с драматичным вздохом. Прозрачный Саша пискнул и вывалился со стула в последний момент, чтобы его не успели придавить. Саша телесный это даже не заметил, приложил палец к губам и стал о чем-то размышлять: — До чего же это странно… — Что странно? — Антон переспросил, пока краем глаза наблюдал, как Сашуля встаёт с пола, отряхивается и садится на парту. Надо было предупредить живого Собакина, что ли, чтобы не садился так резко на занятый стул. — Понимаешь, Тош, — телесный Собакин поудобнее развалился на своём месте, поднял указательный палец вверх и принялся рассуждать вслух: — Алина сказала, что записала меня в отсутствующие. Получается, Саша Собакин действительно отсутствовал на первых двух уроках. Можно сказать, этому есть даже документальное подтверждение. Согласен? — Ты звучишь, как шиз, когда говоришь о себе в третьем лице, — проворковал Сашуля с сочувствием, поглядывая на живого Сашу как на дурочка. Он уже занял своё привычное место на парте и энергично болтал ногами, вслушиваясь в Сашин монолог. Тянули ли такие рассуждения на шизофрению или нет, Антон не мог сказать точно, но в любом случае звучало это всё страннее некуда. Школьник подождал, чтобы живой Саша продолжил, но тот замолчал и, кажется, настойчиво ожидал ответа. Тогда Антон промямлил: — Ну… согласен, — он потупил взгляд и покрутил ручку в руках. — Ты это к чему вообще? Собакин вдумчиво продолжал: — Так вот, Антош, Алина подтверждает, что меня не было, в списке написано, что меня не было, и даже ты сам согласен, что меня, то есть Саши Собакина, не было. Тяночкин поднял одну бровь: — И что? — И то, что… — Саша запнулся всего на секундочку, но затем без капли смущения и даже с некоторым вызовом продолжил: — твой Сашенька всё это время был с тобой, не так ли? Он был на первых двух уроках, хотя у нас есть многократное подтверждение того, что Саши Собакина не было в школе. — Ага, меня не существует, Земля плоская, а наркотики полезны для здоровья, — Сашуля продолжил за живого Собакина и иронично посмеялся. Антон нахмурился. Стало ясно, к чему Собакин ведёт. Руки перестали вертеть ручку. Стоило Антошке нахмурить брови, как живой Саша растерял пыл, скорчил невинную физиономию и спросил более аккуратно: — В общем, я просто подумал, что тут есть противоречие. Тебе так не кажется? Тяночкин вздохнул, положил ручку на парту, прикрыл глаза и сухо возразил: — Тут вообще нет никакого противоречия. — Антон… — живой Собакин попытался вмешаться, но Антон не позволил. Он грозно посмотрел прямо в блестящие красные глаза Собакина и ясно пояснил: — Потому что моего Саши не было на первых двух уроках. Теперь на Сашином изящном лице отобразилось не комичное, а искреннее удивление. Он переспросил: — Не было? Антон пожал плечами: — Да, он решил поспать подольше. Похоже, гениальная задумка телесного Собакина потерпела неудачу. Сашуля хищно ухмыльнулся: — Шах и мат, укурыш. Тяночкина передёрнуло от очередного противного прозвища для живого Саши. Не то чтобы оно не было правдивым. Порванные капилляры в глазах с широкими зрачками говорили сами за себя, да и несло травой от Сашки пуще прежнего. Он всё ещё курит. Саша-наркоман отвернулся к доске, почесал подбородок и задумчиво хмыкнул: — Хм, — а потом ещё пару раз: — Хм… Хм-хм-хм-м-м… — а потом, когда Саша хмыкнул столько раз, что Антошке показалось, что он сейчас начнёт мычать какую-нибудь песенку, беловолосый наконец-то сдался: — Ладно, понял. — Ничего ты не понял, Саня, — прозрачный Собакин склонил голову и протянул с усмешкой, а Тошик просто промолчал. Вскоре начался урок, и Тяночкин оказался избавлен от попыток Саши доказать ему, что Сашуля ненастоящий. Как оказалось, ненадолго. К сожалению, в этот раз Тяночкин не забыл форму, так что на физкультуру пришлось идти. И когда они с Сашулей покинули раздевалку, живой Собакин уже ждал, или, лучше сказать, поджидал их возле кольца с баскетбольным мячом подмышкой. Хорошо, что зал отапливался, но даже двух горячих батарей откровенно не хватало. Так холодно, что казалось, вот-вот пойдёт пар изо рта. Поскорее застёгивая спортивную кофту и ёжась, Антон несмело подошёл к Собакину, глянул на баскетбольное кольцо с отвращением и многострадально вздохнул, мол, «ну вот, опять нам сдавать этот адский норматив, да?». — Да-а, опять этот адский норматив, — улыбнулся прозрачный Сашка, вовремя подоспевший к парням. Он совсем не выглядел напуганным или недовольным. Оно и неудивительно, не ему же на глазах у класса десять раз бросать мяч в кольцо на оценку. — Ну что, Тоха, — в ответ на недовольную физиономию Тяночкина живой Саша только улыбнулся, как будто его физкультура и самого нисколечко не касалась: — готов мячики кидать? — Ну, типа… — Потренируемся, пока физрука нет? — живой Саша предложил и стал набивать мяч с подозрительным энтузиазмом. Нечасто люди так светятся от счастья перед тем, как сдавать ранее заваленный норматив. — Давай, — Антон согласился, чтобы занять себя чем-то в ожидании физрука, повернулся к кольцу и стал ждать, когда Собакин сделает первый бросок. Но Собакин не спешил бросать, только набивал и набивал: мяч гулко отскакивал от пола, ударялся о его напряжённую ладонь, опять падал и ударялся о доски — а Собакин всё не бросал и не бросал. Тяночкин удивлённо глянул на него. Набивающий мяч Саша бодро спросил: — Сашенька твой тут? — К вашим услугам, — Сашуля скрестил руки на груди. Вопрос оказался до того неожиданный, что Антон даже удивиться не успел. Он машинально кивнул: — Ну да. — Пускай тогда первый бросает, — живой Собакин поймал подлетевший над полом мяч двумя руками, опустил его на крашенные доски, сделал два шага назад и даже поклонился, указав рукой на мяч в приглашающем жесте: — Дамы вперёд! Сашуля весело рассмеялся и сделал реверанс, взявшись за края зелёной кофты, как за подол платья: — Ахах, я польщён. Но всё-таки уступлю. Бросайте первым, сударь. Так они стояли пару долгих секунд, оба в поклоне перед друг другом по обе стороны мяча. Потом Антону вспомнилось, что он должен был, видимо, отыгрывать роль связующего звена между ними, и робко пояснил живому Саше: — …Он тебе уступает. Саша резво замотал головой, и белые прядки отросшей чёлки весело запрыгали перед его лицом: — Нет-нет-нет, я настаиваю. Пусть попробует. Может, у него получится, и нам будет, чему поучиться? — Что-то я не думаю, — Тяночкин стушевался. Живой Саша оставался нетерпеливым: — Ну что? Он кидает? Антон переглянулся с Сашулей. Сашуля бросил на живого Сашу характерный взгляд и покрутил пальцем у виска. Антон повернулся к другу и пояснил: — Нет. Он стоит и смотрит на тебя, как на долбоёба. — Ладно, я помогу, — живой Саша подскочил к мячу и поднял его: — Ахах, Саша… — Саша глянул в пустоту, чуть левее от Сашеньки, но потом спохватился и уточнил: — ой, а где он? Антон махнул головой в сторону Сашеньки без особых ожиданий. Тогда живой Собакин кивнул, прицелился и радостно сказал в пустоту: — Саша, лови пас! Оранжевый мяч стремительно полетел в призрака и пролетел того насквозь. Ударился об пол поодаль и неспешно покатился к скамейке. Сашуля даже ухом не повёл. Он только слегка почесал грудь — место, сквозь которое пролетел мяч — обернулся к Тяночкину и спросил: — Это я чего-то не понимаю, или он реально тупой? Живой Саша, всё это время выжидающий паузу, наконец-то встрепенулся и нетерпеливо спросил у Тяночкина: — Ну что? Что случилось? — Ну… — Антон провёл взглядом мяч, который как раз заканчивал катиться к массе других одноклассников, и ответил: — мяч прошёл сквозь Сашу. Живой Саша тоже посмотрел на мяч, да ещё и с таким заинтересованным видом, как будто никогда раньше мячей не видел, скорчил задумчивую мордашку, выпятив проколотую губу, и почесал затылок: — Прошёл сквозь, говоришь? Хм-м… Как думаешь, что это может значить? Тяночкин опять понял, к чему это идёт. Он сдавил губы в линию, прикрыл глаза и раздражённо повторил: — Это может значить, что мяч прошёл сквозь Сашу. — Мяч подкинуть?! — сидящая на скамейке Уля заметила, как пристально парни всматривались в мяч, и подняла его. Антон с Сашулей кивнули, и скоро предмет физкультурного инвентаря уже был у Тяночкина в руках. Не желая тратить больше времени на бесполезные и неприятные разговоры, Антон круто развернулся и пошёл к кольцу. Живой Саша поблагодарил Улю, поспешил за другом и снова закрутил свою шарманку: — Да, я понял, что прошёл сквозь, но если подумать ещё, то получается… — Не получается! — хмурый Антон сухо перебил Сашу, даже не посмотрев на него. Глаза были прикованы к кольцу, ноги крепко стояли на досках, а рука, набивающая мяч, слушалась и почти не дрожала. Голова совсем не кружилась. Нужно почаще высыпаться. — Но… — Саша подал голос снова и снова оказался перебитым: — Саша не может брать обычные вещи, они через него проходят. Ты это хотел доказать? Спасибо, я и так об этом знаю, — Тяночкин отчеканил, и мяч, всё быстрее мечущийся между его рукой и полом, как будто подтверждал Тошины слова, убедительно стуча о доски. До того громко, что живому Саше приходилось перекрикивать: — И тебя правда это не смущает? То что… — беловолосый скривился, словно они обсуждали нечто гадкое: — «через него вещи проходят»? — Смущает, — Тяночкин кивнул. — Меня это смущает. — Тогда?.. — Саша протянул с надеждой. Сашуля раздражённо выдохнул. — Как и то, что ты употребляешь, например, — Антон добавил, и все Саши притихли. Только гулкий стул мяча отбивал упрямый ритм в ушах, отстранённый галдёж одноклассников гудел поодаль. Ни один из Саш не осмелились вставить слово, а из Антона слова полились, как вода из прорвавшейся плотины. Он продолжал с необычайной для себя уверенностью и напором: — Меня это очень смущает, Саша! И что я, по-твоему, должен сделать? Попытаться тебя исправить? Или, может, перестать с тобой общаться? — ни один из Саш даже не попытался ответить, и Антон продолжал: — А я не могу тебя исправить. И переставать общаться тоже не собираюсь. Я просто принял тебя и смирился. Я не пытаюсь менять своих друзей и не кидаю их, когда меня что-то в них начинает смущать. И если тебе это не нравится, Саш… то иди нахуй! — Антоша подхватил мяч, затаил дыхание, с силой бросил его к кольцу. Тот ударился о кольцо, покатился по нему, угрожающе клонясь в сторону. И всё-таки упал внутрь. Все ахнули. «Попал!», — у Антона в голове заиграл победный марш, а глаза загорелись. После десятка неудачных попыток в прошлый раз попасть хотя бы единожды оказалось, мягко говоря, приятно. Итак, ещё секунду трое парней молча пялились на баскетбольный мяч, упавший под кольцом и опять беспечно катящийся куда-то в сторону Ульяны. Никто из них не ожидал, что из Тяночкина выйдет такая тирада, и ещё меньше они ожидали, что бросок окажется успешным. Наконец, Сашуля подошёл к Тошиному плечу и восторженно пролепетал: — Вау. Ёжик, ты крутой. — …Что ж, — подытожил второй Саша без тени восторга, — теперь я хотя бы знаю, что твой Сашенька тебя смущает. У Антон аж дыхание перехватило от возмущения: — Опять ты за своё, дурень!! Блять, ты хоть слушал, что я говорил?! За возмущением он, конечно, даже не заметил, что галдёж одноклассников подозрительно затих. Причина тишины образовалась у парней за спинами, держа их мяч подмышкой, и дунула в спортивный свисток. Ребята перепугались, вздрогнули и встали по стройке смирно к физруку лицом. Тот сразу закричал: — А ну успокоились! Обзываться на физкультуре нельзя. Живой Собакин задал вполне резонный вопрос: — А на других уроках можно? Физрук рявкнул на Сашу: — Так, а ну без фокусов! — а потом обратился к обоим: — Стойте тут. Шаг вправо, шаг влево — расстрел. — Ой, пора съёбывать, — пискнул мерцающий Сашенька и сделал пару шагов вправо. Тяночкин нервно сглотнул, вытянулся в струнку и просто надеялся, что сегодня никого не расстреляют. Расстрел, вроде как, был шуткой, но Тошик однажды собственными глазами видел в кабинете ОБЖшника автомат Калашникова, так что мало ли. Михаил Витальевич развернулся кругом и поплёлся к остальным десятиклассникам, которые уже выстроились в шеренгу и с интересом разглядывали наказанную троицу парней. С ними физрук провёл небольшую разминку, демонстративно игнорируя Саш с Антоном, потом пустил одноклассников ходить и бегать по кругу: когда ребята пробегали рядом, живой Александр улыбался каждому и многим давал пять. Антон просто обменивался кивками с подругами и переминался с ноги на ногу. Потом, пока десятиклассники прыгали на одной ноге по периметру зала и выполняли иного рода странные физкультурные задания, Витальевич наконец-то вернулся к ребятам. — Ну что? — мужчина спросил, подходя к ним. — Понравилось стоять? — Очень, — признался Саша. — Понятно… — физрук вздохнул и бросил ему мяч. В отличие от прозрачного Сашеньки, живой с лёгкостью поймал его. Физрук махнул рукой в сторону кольца: — Давайте. Два пробных, десять на оценку. Остальная часть физкультуры прошла на удивление хорошо. Саша перестал строить дурака или, точнее, только немножко его строил, и по итогу попал восемь из десяти раз. Антон тоже очень старался и попал целых четыре раза. Обоим поставили четвёрку за старания и отправили восвояси. Не очень справедливо, кажется, но Саша не был против, что Тоша тоже получил нормальную оценку, а сам Антошка — не возражал и подавно. Переодевшись, собравшись, морально отойдя от этого треклятого баскетбольного норматива, Антон выходил из зала с мыслью, что можно немного передохнуть как от уроков, так и от странных попыток живого Саши что-то доказать. Но не тут-то было. Стоило Антону зашагать по коридору, и взявшийся из ниоткуда телесный Собакин перехватил его. — Тоха, ты куда? — он бодро спросил, заглядывая Антону в лицо. — Как куда? Английский щас. — Никаких уроков, сейчас столовка, — Собакин объявил с важным видом и быстро потянул Антона за руку в обратном направлении, против толпы, к столовой. Не то что бы Тяночкин был против. Он послушно последовал за Сашей, расталкивая других школьников. Но потом Тяночкина осенило, что к столовой он не готов. — Ой, С-Саш! Я деньги дома забыл. «Забыл» — громкое слово, потому что брать их Антон и не собирался. В любом случае суть оставалась той же: денег на пиццу или на макароны со стрёмной котлеткой у него не было. Живой Собакин обернулся и осветил коридор своей лучезарной улыбкой. Гордо и весело сказал: — Я плачу! — Не плачь! — посоветовал Сашуля, который еле за ними поспевал. Антошка опешил, но не успел возразить, и спустя мгновение уже споткнулся о порог столовой. Тогда Собакин отпустил его и предложил подождать у свободного стола, а сам поспешил в кучку толпящихся детей и подростков. Хотя от перемены едва ли прошла треть, но очередь уже выглядела внушительной. Антон бы ни за что не полез в такую добровольно. Саше, впрочем, всегда как-то удавалось пролезть вперёд, кого-то обойти, кого-то заговорить, кому-то подарить легонький подзатыльник, и пока несчастный будет долго и шумно выяснять, кто же дал ему по голове — оказаться первым в очереди. А что делать? Это единственный способ получить обед не в последнюю минуту до звонка и хоть как-то успеть его поесть. Антон в эту суматоху не лез, оставляя всё на живого Собакина. Они с Сашулей сидели за столиком у окна в скромной компании рюкзаков и какого-то странного фикуса, который стоял рядом, и молча наблюдали. Вскоре живой Саша, довольный и шустрый, засеменил к ребятам с полным подносом. По пути он даже поскользнулся на каше, которую на полу оставил какой-то младшеклассник, но на чистом везении устоял на тонких ногах, не разлил ни один компот и торжественно донёс поднос до столика. — Кушать подано, господа! — Собакин прощебетал и поставил поднос на светлый, усыпанный крошками хлеба стол. Антон и Сашуля даже забыли поблагодарить Сашу за еду. Они уставились на содержимое подноса в немом вопросе. Сомнительного вида гречка с таким же непонятным кусочком мяса и разбавленный водой компот вопросы не вызывали. Странным показалось их количество: три тарелки и три чашки. Живой Саша не спешил садиться. Он наблюдал за реакцией Антошки с величественно расправленными плечами и восторженной улыбкой. Он походил на ребёнка, который сделал пакость, но гордился этим. — Что это? — Антон спросил. — Гречка, — весело ответил Сашка и сел напротив парней. — А что, ты хотел макароны? — Да нет, просто… — Антон перестал прожигать гречку глазами и поднял недоверчивый взгляд на Сашу перед собой: — А почему их три? Живой Собакин положил локти на стол, сцепил пальцы в замок и защебетал с улыбкой, внимательно рассматривая Антона: — Нас же трое, верно? Три настоящих человека. Им всем нужен обед, разве нет? Тяночкин молча опустил глаза, положил руки на колени. Аппетит, который и так нечасто посещал мальчика, теперь исчез окончательно. Живой Саша тем временем склонил лохматую голову и продолжал: — Или ты хочешь сказать, что твой Сашенька не может поесть? Это странно, потому что настоящий Саша мог бы… — Он может есть, — Антон тихо ответил. Вопреки ожиданиям школьника, его беловолосый друг не стал сразу протестовать. Он хмыкнул, подумал, а потом поставил одну из тарелок перед другим Сашенькой со словами: — Пусть поест тогда. Вот вилка, вот ложка, — он положил столовые приборы по обе стороны тарелки и улыбнулся пустоте: — Приятного аппетита! Всегда, когда телесный Саша обращался к Саше прозрачному, Антон ощущал гнетущую пустоту. Дело даже не в том, что живой Собакин не мог увидеть Сашеньку, отчего его взгляд всегда оставался пустым; не в том, что он, иногда, не зная, куда смотреть, говорил немножко не туда. Просто когда он обращался к Сашуле, то во всём нём сквозила фальшь. Она была такой явной, такой неприкрытой и наглой, что даже наивный Тоша ясно видел её. Впрочем, самого Сашулю на тот момент дымящаяся тарелка гречки интересовала больше, чем какое-либо лицемерие. Он жадно вдохнул аромат горячей каши, удовлетворённо выдохнул и повернулся к Тяночкину: — Этот торч меня тоже бесит, но я не дурак, чтобы отказываться от бесплатной гречки, — потом он слегка прикрыл глаза и протянул особенный тоном, от которого у Антона уши краснели: — Тошенька, покормишь меня? Антон, конечно же, смутился. Лихорадочно оглянулся. Вокруг ведь куча народу, как он может?.. Но куча народа едва ли ими интересовалась. Запоздалые посетители столовки лишь проходили мимо их стола, который стоял в уголке у окна, а те, что заняли другие столики, либо смотрели в свои тарелки, либо болтали друг с другом, либо залипали в экраны мобилок. Парочка дежурных усердно тёрла столы, а один из них заметил размазанную кашу, по которой уже прошёлся живой Сашка, так что ему точно было не до Антона. Да всем было не до Антона, у них были дела поважнее, чем глазеть на него и смеяться от того, как он кормит своего любимого призрака. Думая в таком ключе и собравшись с духом, под пристальными взглядами обоих Саш Антон взял предложенную Сашуле ложку, зачерпнул побольше гречки и всё-таки поднёс её к Сашулиному прозрачному рту. Прозрачный Сашулин рот не спешил есть гречку. Вначале он изогнулся в ехидной ухмылке, а потом весело заговорил: — Блин, Тош, а будешь говорить, типа, «самолётик летит»? Я без этого не буду. Тяночкина покоробило. Он покраснел ещё сильнее, втянул голову в плечи и прошипел сквозь зубы так тихо, что, наверное, даже живой Саша не услышал. — Я и так стесняюсь, дурик, ешь уже… — Ну ладно, так и быть, — прозрачный Саша сжалился над Антоном и попробовал немного гречки. Он ел с ложки как самый обыкновенный человек, если опустить тот факт, что вся гречка, которую он радостно и старательно жевал, оставалась в ложке. — М-м! Свежесваренная гречка — это очень вкусно. А когда она бесплатная, то она ещё вкуснее, — Сашуля нахваливали кашу с набитым ртом. «Он говорит так, будто в своей жизни хоть за что-то платил…» — Антон подумал, а Сашуля потянулся за следующей ложкой. Ну, точнее, ложка была той же самой, но ему без разницы. Феномен бесконечного бутерброда распространялся и на ложки гречки, это универсальное явление. Прозрачный Саша продолжал жевать гречку с крайне довольной мордашкой и кокетливо поглядывать на Антона. Свет из окна просвечивал туман, из которого Сашуля состоял, красиво переливался в его тусклых глазах. Засматриваясь, Тяночкин совсем забывал о том, что ему неловко или неудобно долго держать ложку навесу. До сих пор живой Саша наблюдал за происходящим молча. Вначале он и сам понемногу ел, а потом просто положил голову на сцепленные в замок ладони. Вдруг он задал вопрос, который безнадёжно разрушил романтику обеда: — Почему Саша не ест? Прозрачный Собакин удивлённо глянул на него: — Я уплетаю за обе щеки, ты о чём? Антоша поморгал, так и держа ложку, и сказал то же самое: — …Он ест вообще-то. — Что-то незаметно, — живой Собакин пожал плечами. — Ни в ложке, ни в тарелке меньше гречки не становится. — Да, в этом и дело! — Антоша воскликнул и принялся объяснять. Делал он это с таким напором, что гречка из ложки благополучно посыпалась на стол: — Он может есть, но он не может съесть еду. Понимаешь разницу? Он чувствует вкус, но еда не исчезает. Поэтому ему не нужна отдельная тарелка! Он всегда ест с моей. — Я всегда ем с Тошиной, — приведение активно закивало. Живой Сашка свёл тонкие брови к переносице, на его лбу появились хмурые морщинки, а взгляд показался необычно усталым: — И это не странно для тебя? — Ну конечно, это странно! Это очень-очень странно, это ненормально! — Антон бросил ложку в тарелку, и она звонко звякнула о бортик. — Воу, ёжик, ха-ха, полегче… — прозрачный Саша похлопал Тошеньку по спине, успокаивая. Лучше не разносить столовку в приступе чувств, а то придётся оставаться на уборку до самого вечера. А в усталых глазах живого Собакина, наоборот, промелькнула надежда. Он отнял руки от рта, расправил плечи, вытянул шею, весь как бы просветлел и спросил: — Так?.. Антон немного подышал, чтобы прийти в себя и не кричать, но продолжал отчаянно и пылко: — Я понимаю, что это ненормально, но сейчас все ненормальные! Я странный, ты странный, Сашенька странный, все! Это не повод говорить, что кого-то нету, что кто-то плохой или ещё какую-то хуйню, которую ты мне тут пытаешься доказать! — Антон резко встал из-за скамейки и схватил свой рюкзак. Пока он говорил, лучик надежды неумолимо гас в Сашиных красных глазах. Сменялся терпким, тягучим отчаянием. — Мы уходим, ёжик? — Сашуля поднял голову, спросил и захлопал белыми ресницами. Уходить ему явно не хотелось: гречка пленила. Живой Саша тоже вскочил, ещё более резко и беспокойно. Он схватился за стол и всем телом как будто бросился вперёд, его голос дрогнул: — Антон, п-пожалуйста! — Ты меня заебал уже! — Антон попятился, но разворачиваться и уходить не решился. Живой Собакин выглядел слишком несчастно и непредсказуемо, чтобы оставлять его одного с тремя тарелками гречки. В подтверждение своему отчаявшемуся виду, Собакин закричал, чуть ли не плача: — Антон, пожалуйста, давай доедим!!! — выдержав драматичную паузу, он вскинул руками и добавил: — Эта гречка такая противная, что меня воротит уже, я не осилю три тарелки! — Противная? — Тяночкин удивлённо уставился на гречку, а потом на Сашу. — Нахрена ты вообще тогда её покупал?! Живой Собакин схватился за волосы: — Я никогда раньше не покупал гречку в столовке, кто ж знал, что она на вкус как задница?!! — Откуда ты знаешь, какая задница на вкус? — поинтересовался Сашуля. Он наблюдал за разворачивающейся драмой с неподдельным интересом. Потом чёрт дёрнул Антона оглянуться и осознать, что за ними вообще все наблюдали с неподдельным интересом. Кто-то снимал на телефон, а одна девочка прошептала подруге, только так громко, что в воцарившейся тишине вся столовая услышала: — Охуеть, никогда не видела, чтобы из-за гречки такой шум поднимался… — Кто там орёт?! — донёсся крик с кухни. Местных кухарок лучше не злить — жизнь дороже, как говорится. Антон с Сашей выкрикнули «извините!», уселись на скамейки и быстренько оприходовали по полторы тарелки каждый, поспешили запить всё это дело компотом и бросились в класс, пока повариха не побила их половником. Оставшиеся уроки Тяночкин провёл в самом что ни на есть гадком настроении. Живой Саша, сидящий рядом, почти всё время молчал, что было ему несвойственно. От его молчания становилось жутковато. Но если бы он открыл свой пожёванный и украшенный колечками рот, то тут же продолжил бы свои доказательства, а этого Антону тоже не хотелось. В общем, день прошёл мучительно. Любое мучение рано или поздно подходит к концу. И после захватывающего разговора о важном про малую родину ребята наконец-то отправились на кислород. Морозный воздух помогал остудить голову. Снег, выпавший за ночь и за утро, горел под лучами низкого солнца, слегка слепил глаза. Редкие снежинки кружились в воздухе, острые и едва заметные. — Тоша. Не оглядываясь, понурый Антон зашагал по скользким ступенькам прочь от школы. Он знал, что дорогой сердцу Сашенька идёт под боком молча, а окликает — тот, другой, непонимающий Собакин. — Тоша! — прогремело за спиной. Оттуда же послышались торопливые и, без сомнения, телесные шаги. Антон зашагал быстрее. Снег скрипел под ногами, податливый и хрупкий, словно кости без кальция. Шум ужасно раздражал, как в голове, так и за её пределами, последний — особенно. Тошик уткнулся в наспех завязанный шарф, уставился себе под ноги и продолжил целенаправленно шагать к школьным воротам. Слов, разумных доводов и даже слёз, судя по всему, живой Собакин не понимает, так что последняя стратегия Тяночкина — игнорирование. Только игнорирование на Собакина никогда не работало. Только больше подзадоривало. Живой Саша выскочил вперёд, благополучно растолкав пару ни в чём не повинных школьников, и очутился у плеча Антона. Пошёл в ногу с другом. — То-о-оша-а-а… — беловолосый тщательно тянул, пока старался заглянуть Антону в лицо. — Никакого покоя от этих торчей, — второй Собакин вздохнул, не скрывая раздражения, и посоветовал: — Спроси, чего он хочет, а то не отстанет. Угрюмый Тяночкин бросил через плечо: — Чего тебе? Как только живой Сашка заметил, что Тоша пошёл на контакт, он поскорее нагнулся к нему ещё ближе, так, что чуть не ударил его носом, и поспешно спросил: — Я тебя обидел? — Тц… — Антон в последний момент увернулся, чтобы не стукнуться головой о Сашу. — Ты… Ты просто достал меня, Собакин, — он промямлил и опустил голову, смотря себе под ноги. Прошёл школьный забор, круто повернул и поспешил дальше по грязному снегу, истоптанному другими школьниками. — Не переживай, Тош, он наверняка скоро успокоится, — Сашуля проворковал и взял Антошку под руку. Живой Саша на мгновение замешкался и отстал. Но пока что не был готов успокаиваться. Поэтому он спохватился и бросился следом за Антоном с Сашулей, тяжело дыша и сокрушённо приговаривая: — Достал, говоришь? Хах… Ты так далеко, Тошенька, что я и дотянуться не могу, а ты говоришь — достал… Шаг Тяночкин не сбавил, но очень усердно задумался. Сашины слова как будто одновременно ничего не означали и означали слишком многое. Только упрямый и уставший после восьми уроков мозг Антона никак не мог этого понять. — Не ломай над этим голову, сладкий, — посоветовал Сашуля, прижимаясь поближе к Тоше. — Вот придём сейчас домой, в доту зайдём… — Тошенька, — живой Собакин прохрипел и ухватился за рукав Тошиной куртки. Его длинные пальцы сжались крепко, словно держались за спасательный трос. — Ну чего тебе?! — Тяночкин рявкнул и развернулся к живому Саше с высоко поднятой головой. Поднявшийся холодный ветер очень подходил к его неприветливому настроению. Он кружил снежинки, которые непременно летели в глаза Антону, и развивал Сашины выжженные волосы. Белая чёлка металась по бледному лицу, поблёкнувшие распахнутые глаза умоляюще уставились на Антона, губы лихорадочно ловили воздух, выпускали облачка горячего пара и очень хотели что-то сказать, но слова ускользали от живого Собакина с той же лёгкостью, что и пар растворялся в морозном воздухе. Подрагивающие пальцы сжимали куртку Антона так, что костяшки побелели. В тот момент весь Саша показался Антоше особенно белёсым и трепетным, он как будто сливался со снегом вокруг, плыл перед взглядом и мог исчезнуть так же просто, как и упавшая в глаз снежинка, если её сморгнуть. Наконец-то Саша подал голос, выцветающий и дрожащий под стать всему ему: — Т-ты помнишь, как нам было весело в лесу? — В лесу? — он тихо повторил, пока в голове медленно всплывали воспоминания. Друг уставился на живого Сашу в замешательстве. Последнее, о чём он думал в последнее время — это опушка, где они гуляли раньше; поляна, где они жгли костры и лежали на траве, где сотрясали душистый и пьянящий лесной воздух выдуманными рассказами, криками, звонким смехом. Антон давно не вспоминал об их лесе. Живой Саша вымученно улыбнулся, кивнул и принялся перечислять тихим, сиплым голосом: — Помнишь? У нас был шалаш, майнкрафт в реальной жизни, кусачая гадюка… — У нас тоже есть майнкрафт. А Шалаш можно и из подушек забабахать. Тош, пошли уже, — прозрачный Сашуля потянул Тяночкина за другой рукав. Но Антон не сдвинулся с места. Яркие картинки, наполненные теплом, появлялись в искалеченном сознании одна за другой. Он редко вспоминал, потому что помнил слишком хорошо. Как самый любимый сон. Живой Саша больше не держал Антона, да и надобности не было. Он победно улыбнулся: — По глазам вижу, что помнишь. Антон пришёл в себя и вздрогнул от холода. Ледяной ветер настоящего очень отличается от теплоты, которую хранит его память про былые дни. Он слегка потряс головой, окончательно возвращаясь в реальность, и спросил, не столько раздражённо, сколько просто потеряно: — Ну помню, и что с того? — А давай сходим сейчас туда? — вопрос повис в воздухе, и скоро Саша продолжил бодро, словно Антошка уже дал своё согласие: — Отреставрируем шалаш, налепим снеговиков, ещё какую-нибудь ебанину придумаем интересную. Ну что, тряхнём стариной? — преувеличенное веселье озарило лицо блондина, привычная ухмылка заняла своё законное место в улыбчивой маске. Что-то смущало Антона. Может, он боялся осквернить воспоминания. Может, предложение просто оказалось чересчур неожиданным. Может, Антон всё ещё был обижен. В общем, Тошик не знал, в чём дело, и слишком устал, чтобы дальше гадать. И всё-таки в Сашином бледном лице мерещился, сквозил подвох. Антон захлопал ресницами и растерянно спросил: — П-почему сейчас, ни с того ни с сего? Саша дёрнул уголками покусаных губы, склонил голову, сунул руки в карманы и пожал плечами: — Соскучился, наверное. Повисла короткая пауза. Снежинки стремительно кружились в воздухе, проходящие мимо школьники спешили по своим школьниковым делам, ветер нещадно трепал Сашины волосы. Серо-зелёные глаза выжидающе вперились в Антона. Сашуля сокрушенно вздохнул. — ...По лесу? — уточнил Антон. — По нему тоже, — Собакин закивал.