Пластик

Холодно. Раннее утро выходного дня. Улицы пустые и тихие. И боязливых бездомных котов, отчаянно ищущих укрытие, встречается больше, чем людей. Лужи замёрзли основательно, игриво блестели и, совсем нетронутые, так и манили наступить на них. Всё вокруг: траву с остатками опавшей листвы, голые кроны деревьев, машины, дороги, перила и ступеньки — покрывала тонкая иссиня-белая корочка инея. Солнечный диск скрывался за пеленой белых облаков, одаряющих только-только просыпающийся город новой порцией снега. Можно сказать, первого настоящего, полноценного снега: впервые за эту тоскливую осень он не был смешан с дождём и не таял в мгновении ока, едва коснувшись земли. Мелкие снежинки посыпали непокрытую кучерявую голову школьника, пока он исхаживал пространство перед полицейским участком вдоль и поперёк. Выбегая из дому в спешке, он додумался захватить с собой только шарф, и теперь прятал в него замёрзшие подбородок и щёки. В прошлом году, например, Тоша не осмелился бы выйти в подобную погоду без шапки. Теперь же его чувство самосохранения существенно притупилось; и особенно ощутимо это выражалось, когда дело касалось Собакина. Последний, конечно же, ходил за ним. Снежинки щадили его, а может, просто игнорировали, и проходили насквозь. Вчера Антошка вдоволь выплакался на кухне и рассказал родителям всё, что смог. А мог рассказать он крайне мало: темы наркотиков не касался ни коим образом, а про остальное и сам почти ничего не знал: невозможно было составить целостную картину произошедшего из бессвязных рассказов Александра о том, что он выпал из окна, навестил маму, поправил здоровье (если такое слово вообще применимо к такому дохляку, как он) в больнице и, конечно же, проколол язык. Затем, выслушав продолжительные поздравления и причитания от родителей — в первую очередь, от мамы — Антон закрылся в своей комнате и уже оттуда набрал Алину. Ей, в отличие от родителей, можно было рассказать намного больше, практически всё, даже пересказать содержание профилактической беседы, которую устроили Антошке в кабинете участкового. А особенное внимание Тяночкин уделил описанию внешнего вида Собакина: измотанного, израненного, больного и несчастного до такой степени, что становилось страшно до ужаса, сколько бы беловолосый не пытался выдавливать из себя улыбку и травить анекдоты. Для Тошика это описание закончилось плачевно в буквальном смысле этого слова: бедняга слишком сильно расчувствовался и опять расплакался. Ночь выдалась бессонной, иначе и быть не могло. В голове роилось мыслей больше, чем червяков в каком-нибудь трупе, и каждая из них была страшнее предыдущей. Антон лежал в тёмной комнате на кровати, как обычно, с Сашенькой под боком, и хотя тот старался его отвлечь, даже у него это выходило с трудом, а то и не выходило вовсе. Недвижимый и прижимающий к себе одеяло Антон, пропуская Сашин монолог мимо ушей, пялился в потолок или в стену и думал, думал, думал. Десятки раз прокручивал в голове Сашины реплики, силясь понять, что с ним могло произойти. Строил предположения, какого ему сейчас в обезьяннике, не обижают ли его сотрудники или сокамерник, и не обижает ли их он. Гадал, когда именно его отпустят, что он скажет ему при встрече, что вообще будет дальше с ними. Вспоминал, наконец, те райские деньки, когда Саш было не двое, а всего один, причём телесный и непобитый. Эта ночь размышлений не принесла никаких полезных умозаключений или однозначных выводов. Однако мальчик не мог провести её иначе: всё валилось из рук, а сна не было ни в одном глазу — он был слишком взволнован. Уже под утро он сумел немного подремать, а потом проснулся за полчаса до будильника. И вот он здесь. Торчит перед полицейским участком уже добрый час. Без Алины, потому что по какой-то причине девушка не согласилась вставать в выходной в шесть утра и мёрзнуть вместе с парнем у большой тяжёлой двери участка столько, сколько потребуется, словно парочка Хатико. А что делать? Юрий Алексеевич не дал более определённого периода времени, в которое Сашу должны отпустить, только расплывчатое «утром». Антону оставалось надеяться, что участковый не был одним из тех психов, у которых оно начиналось с четырёх часов утра. Парнишка сверлит дверь отрешённым взглядом и активно переминается с ноги на ногу, пытаясь согреться. Горло болит от вчерашних пробежек. В голове неприятный туман от отсутствия сна и уймы переживаний. Сашка в который раз мечтательно вздыхает: — Щас бы чайку горячего… — Та да, — Антон буркнул в шарф и поморщился. Сухие губы неприятно тёрлись и цеплялись за ткань, а каждое слово отдавалось болью в горле. — …Запивать им горячие бутербро-оды-ы… — Ага. — …В тёплой кровати. Антон шмыгнул носом и продолжил наматывать новые круги перед отделением. Остановился чуть поодаль, развернулся и прислушался. Очень неясно, но ему показалось, что из-за двери доносились приглушённые голоса. Двери приоткрылись. Послышалась возня; дверь пробыла открытой несколько секунд. И закрылась. Растерянный Тоша и призрачный Саша переглянулись, не уверенные, что это было. И вдруг дверь распахнулась. На этот раз голоса были громче. И на этот раз Антон сразу же узнал встревоженный и страшно охрипший Сашин голос: — Т-там точно никого?.. — Никого там нет! На выход! В дверном проёме показался и сам Собакин. Он вцепился костлявыми пальцами за дверной косяк, а ноги, которые с горем пополам поддерживали его тело в вертикальном положении, расставил таким образом, чтобы сопровождающая его сотрудница полиции ни за что не смогла его вытолкать, как бы она ни старалась. То есть, к огромному удивлению всех присутствующих, Саша упирался. — Вы про… проверяли? — парень обернулся к полицейской и отчаянно прохрипел. Распатланный, потрёпанный, он был похож на безумца. — Тебе опять за решётку захотелось?! — А фто, можно? Ха-ха… — Вали отсюда!!! — сотрудница вскрикнула, поднатужилась и толкнула Собакина с такой силой, что тот буквально вывалился из участка. Дверь за ним сразу же захлопнулась, и за ней даже что-то щёлкнуло: видимо, участок пришлось закрыть на время, пока все сотрудники придут в себя после ночи, проведённой с Сашей, а также на случай, если тот решит вернуться. Вылетев из дверного проёма, Собакин сразу же поскользнулся, замахал руками и ногами, чтобы не упасть, и полетел бы кубарем с лестницы, если бы не вовремя повстречавшиеся перила, за которые он судорожно ухватился. Ослабевшие ноги дрожали, пока он, практически повисший на металлических поручнях, зашёлся в сильном приступе кашля. Антон с призрачным Сашей молча наблюдали за этим зрелищем снизу. От кашляющего Собакина их отделял всего лишь десяток метров и стена из падающего снега, которые, впрочем, было легко преодолеть. И ничего больше: ни километров, ни городов, ни реки Стикс, ни даже решётки. От мысли, что Антошка способен свободно подойти на расстояние вытянутой руки или даже прикоснуться к нему, он чувствовал, как сердце наполнялось радостью. Плачевное Сашино состояние, однако, омрачало всякую радость, которую могло теплить сердце мальчика. С первого взгляда ссутулившегося трясущегося школьника на согнутых коленях можно было бы принять не за подростка, а за дряхлого старика, настолько жалок был его вид. Даже белые волосы приходились кстати. Только седой бороды не хватало для полной картины. Чуть не выкашляв лёгкие наружу, Саша отдышался и опасливо осмотрелся. Когда его взгляд зацепился за Антона, Сашу передёрнуло, он опасливо вжался в перила и сделал шаг назад. Но очень скоро узнал парня: наверное, процесс ускорил красный шарф, который не только составлял контраст на фоне белоснежного снега, но и выделял Тошу из большинства молодых людей, которые в холодное время года обходились без ярких шарфов. Хватаясь за поручни, Саша поспешно захромал вниз по лестнице. Из его рта один за другим вырывались маленькие облачка пара. Он почти не смотрел под ноги, вместо этого вперившись серыми глазами прямо в Антона. И далеко не сразу, а с некоторой задержкой, Саша натянул свою фирменную улыбку. Тяночкин не мог сказать наверняка, была ли улыбка фальшивой. Он не умел отличать фальшивую Сашину улыбку от настоящей, и от этого ему становилось не по себе. Да и от самого Саши, уставившегося и идущего прямо на него, становилось не по себе. — Бля, Тош, давай сбежим? От него чего угодно можно ожидать, — Сашенька боязливо шепчет ему на ухо. Антон стойко игнорирует его предложение. Не для этого они собирались и пёрлись сюда затемно, не говоря уже о том, сколько они здесь простояли. Саша успешно отцепился от перил, сделал пару робких шагов, а потом, когда убедился, что ноги всё-таки его слушаются, зашагал уверенно и быстро. На его лице так и было написано: «вижу Тяночкина — не вижу препятствий». Приняв тот факт, что Антон упорно не собирается сбегать, прозрачный Собакин выступил из-за Тошиного плеча. Он остановился между Сашей и Антоном с целью, в случае чего, защитить последнего своим бесплотным телом. Каким образом он собирался — это уже другой вопрос. Главное — намерение. Телесный же Собакин встал перед ними, весело улыбаясь и таинственно блестя своими воспалёнными глазами. — Привет, Тоф. Ты фто тут делаеф вообфе? — Привет, — Тяночкин тихонько ответил, разглядывая парня перед собой. Каким-то волшебным образом за ночь Саша стал выглядеть только хуже. Взгляд бегал, по лбу стекали капли пота, на губах краснели свежие раны. — тебя жду. Как твой язык? — Луф… Лучше, спасибо, — Саша тщательно выговорил с гордостью за себя. В последующем, однако, он не старался так усердно. Затараторил: — Слуфай, у тебя же есть сейчас телефон? Можно пожвонить? У меня швоего нет с собой профто, очень-очень надо пожвонить, это быштро, — он шмыгнул носом и вытер его рукавом. — Подожди, Саш, тебя же всего трясёт, — Антон ужасно пожалел, что не додумался захватить с собой ещё одну куртку, но на этот раз у него хотя бы был тёплый шарф, который можно было отдать Саше. Тошик тут же опустил глаза и стал суетливо распутывать его. Но Собакин не позволил ему закончить. Сделал шаг вперёд и с силой обхватил Тошины запястья. Второму Саше, призрачному, при этом пришлось отступить и выкрикнуть: — Эй, пусти моего Тошу! Шатен застыл. Как только Сашины пальцы крепко сжали его руки, по телу словно прошёл электрический ток. Это чувство не входило ни в какое сравнение с теми чуть ощутимыми нежными прикосновениями, которыми он свыкся обмениваться со своим Сашей. Беловолосый снова ссутулился и заглянул Антону в самую душу. Снежинки застревали в белых ресницах и норовили засыпаться в глаза, но это мало его волновало. Лёгкая улыбка исчезла, а хриплый голос стал холодным: — Антон. Взгляд обезумевших, полных боли серых глаз скрывал предупреждение в лучшем случае. Предупреждение грозилось перерасти в угрозу. Но Антону не хотел верить, что его милый Сашенька может представлять опасность. Хотя сила, с которой тот сжимал запястья Тяночкина, могла говорить об обратном. — Мне. Нужно. Позвонить, — Александр с трудом выдавливал из себя одно слово за другим. Мышцы его лица бессознательно подрагивали, отчего считать выражение было чрезвычайно сложно. Затем, каких бы титанических усилий ему для этого не потребовалось, он снова улыбнулся. Улыбка получилась крайне печальная. Его голос и взгляд разом потеплели. Он ослабил хватку и добавил осиплым шёпотом: — Пожалуйста. Один быш… быстрый… звонок. — Антон, блять, если ты щас дашь ему телефон, он сбежит и сдаст его в ломбард, — подсказывал раздражённый призрачный Собакин. — К… конечно, — Антошка пролепетал одними губами, высвободил руки и полез во внутренний карман куртки за телефоном. Полуразвязанный шарф так и остался болтаться на шее. Когда он протянул Саше телефон, второй Саша грустно провёл мобильник взглядом и подытожил: — Тоха, предупреждаю: ты видишь телефон в последний раз. Собакин просиял: — Шп-, то есть, спасибочки! Схватил телефон и стал набирать номер. Но его радость не была долгой. Вскоре он стал хмуриться и покусывать колечки в губе. Глаза беспокойно забегали. Он приложил ладонь ко лбу, едва различимо забормотал: — К-как зе т-там… ноль шешть или шешть ноль… — Что-то не так? — обеспокоенный Антон поинтересовался. Уголки Сашиных губ дрогнули в подобии виноватой улыбочки: — Хах, да нет, просто номер… — он опять шмыгнул носом, — не с-совсем помню… — Может быть, я знаю? Кому ты хочешь позвонить? — Антошка безуспешно попробовал заглянуть в экран телефона. Саша коротко рассмеялся: — Нет-нет, ты точно не знаешь, — он ловко уклонился вместе с мобильником от Тошиного взгляда и продолжил панически тыкать на кнопки, пробовать разные комбинации, пока набранный им номер не примет достаточно знакомый вид. Возможно, у него вышло, потому что вскоре его глаза радостно засияли: — О! И погасли. Радость сменило замешательство с оттенком страха, даже ужаса. Он бросил на Тяночкина смущённый взгляд. Снова опустил его на телефон. Покрутил его в руках, рассмотрел чехол. Опять вгляделся в экран. Задал странный вопрос: — Это… твой телефон? — Ну да? Саша впал в полное замешательство, и Антон вслед за ним. Второй Саша, понимая ситуацию не больше этих двоих, оставил зычный комментарий: — Пиздец. Оборванные губы Александра задрожали. Глаза забегали пуще прежнего. Потом он потряс головой, прошептал: — Хорофо, допуштим, — приложил телефон к уху, круто развернулся и поспешно зашагал прочь от участка. Второй Саша вздохнул, пряча руки в карманах: — Ну всё. Побежал в ломбард. — С-Саш, ты куда?! — Тяночкин вскрикнул и подался было за ним. — В ломбард, — повторил призрачный Собакин. Собакин с телефоном быстро обернулся и показал Тяночкину рукой, что тому лучше оставаться на месте. Антон рискнул подчиниться и не прогадал: Саша не побежал в ближайший ломбард, а просто остановился на приличном отдалении, чтобы Тоша точно не услышал разговор. Остановившись, Александр вначале нетерпеливо застучал ногой по асфальту, а потом заходил небольшими кругами. Да так резво, что от одного взгляда на него могла закружиться голова. Наконец абонент ему ответил, и Саша активно что-то заговорил. Потом скривился и отнял телефон от уха: даже Антону послышался пронзительный женский голос по ту сторону. Слов, конечно же, было не разобрать, но обладательница голоса определённо не была рада звонку. Потом Саше пришлось её перекрикивать, и на этот раз некоторые слова Антон расслышал чётко: — Тридцать пять! Нет, шо-… сорок! Сейчас! Да! Антошка шепнул юноше рядом: — Блять, что он там делает? Сашенька пожал плечами: — Я ебу? Ставки на спорт, наверное. Саша поболтал ещё пару минут и поспешил обратно к парням. По пути он закашлялся, но выглядел довольным. — Спасибо ещё раж! Кхе. Я пофол. Кхе-кхе, пока! — сунул Антону его мобильник, развернулся и действительно пошёл прочь. — Чт-... Саша, п-подожди! Саша остановился, но вряд ли причиной была исключительно Тошина просьба. Беловолосый вовремя осознал, что не знает, куда идти. По крайней мере, он выглядел крайне потеряно, когда вдруг замер и стал обеспокоенно осматривался. Он развернулся, подбежал обратно к Антошке и залепетал: — Ижвини, ты не знаешь, тут есть аптека? Тоша захлопал ресницами. Немного подумал. — Есть вон там, напротив Пятёрочки, — он указал направление. — Супер-р-р, шпасибо! — Саша весело прорычал и, натянув на лохматую голову капюшон, кинулся туда, но уже спустя мгновение вернулся с новым вопросом: — Ой, Тофенька, э-э… А у тебя шлучайно, ну, нет денег с собой? Ха-ха! Я верну. Призрачный Саша принялся материть тёзку за такую бестактность и уверять его, что они с Антоном не дадут ему ни копейки. — Мы тебе не свинки-копилки, блять, иди сам на дозы зарабатывай! Тош, скажи ему! Тош? Что ты… — Саша вытаращился на парня и воскликнул: — Антон, что ты делаешь?! А Тоша молча опустил глаза и принялся капаться в карманах. Он выудил из кармана куртки всё, что у него осталось от вчерашнего похода в цветочный: две монеты номиналом в пять рублей. Призрачный Сашка отчаянно призывал его одуматься: — Блять, он же сто процентов на эти деньги купит шприц! Антон, не давай ему!!! В любом случае, мелочь в трясущейся руке смущённого Антошки выглядела настолько жалко, что даже телесный Собакин не стал её брать. Он снисходительно улыбнулся и мягко отказался: — Ну-у, ладно, Тофенька, забей! У меня деньги тоже есть, просто крупные не хотел тратить! Ш… С-спа-сибо! — его дыхание снова стало тяжёлым, и он попятился на подкашивающихся ногах. — Саша, твой… — Тяночкин начал, но Саша уже развернулся, бросил через плечо: — Фсё, п-пока!!! — и что есть мочи бросился в направлении аптеки. — Фух. Повезло, что с телефоном остались, — Собакин рядом устало вздохнул. Ошеломлённый Тоша молча уставился на удаляющегося Сашу. Поразительно, как что-то настолько дряхлое и так часто спотыкающееся могло бежать так быстро. — …Твой телефон у меня, — закончил Антон ослабшим голосом. — Он уже не слышит, — любезно подсказал Сашка. Сашин образ становился всё меньше, сливался с падающим снегом, будто таял в нём, и, в конце концов, скрылся за поворотом. Тяночкин выдохнул большое облако пара. Он имел огромное количество догадок, но они были настолько смутные и бессвязные, что их можно смело приравнять к пустоте в голове. — Я догадываюсь, кому он звонил, — Саша бросил, переминаясь с ноги на ногу. Вскоре Тоша вздрогнул, приходя в себя, и попытался разблокировать телефон. От засыпающих экран снежинок, которые неустанно превращались в воду, это вышло не с первого раза. Открыл приложение со звонками. — Ну-ка… — Саша заглянул в экран через Тошино плечо. — Ага, так и знал. Тошка сморгнул снег с ресниц, нервно сглотнул и тут же поморщился от боли в горле. Первая строчка в списке звонков с пометкой «Сейчас» — контакт Милены. *** Добравшись домой, первым делом Тяночкин позвонил Алине и рассказал увиденное и услышанное во всех подробностях. Девушка, кажется, только что проснулась, а может даже, что он её разбудил, но она, будучи настоящей подругой, внимательно выслушивала его спутанный рассказ, почти не перебивала, только иногда задавала наводящие вопросы. — И-и, он дрожал от холода, хотя лицо вспотело, и кашлял, и шмыгал носом постоянно, и взгляд такой запуганный! Он спотыкался на каждом шагу и весь дрожал и дёргался… И голос такой напуганный, и ещ-… — Да, Антон, я поняла. Это ты уже говорил, — Алина всё-таки мягко одёрнула его. Настолько мягко, насколько мог быть мягок человек, которого только что разбудили в выходной день, и которому пятикратно повторили примерно одно и то же. — Скажи лучше, что было дальше? Антошка выдохнул и, теребя между пальцами край рубашки, продолжил нервно шагать по комнате. Под ногами крутилась Гречка: кошечка искренне не понимала, почему хозяин давно проснулся, но всё ещё ни разу её не погладил. — Потом… Потом он убежал. — А кому звонил-то? — Милене. Девушка тяжело вздохнула. — Понятно. Значит, даже если он и не соврал, что был в больнице, она явно не помогла. — Ты о том, что он заболел? — Я о том, что у него ломка, Тош. Поэтому он и позвонил Милене. — А, д-да, точно, — Антошка замялся и остановился посреди комнаты. Это страшное и неопределённое слово — «ломка» — пугало своей неясностью. Парня серьёзно беспокоило то, насколько поверхностным было его представление об этом. Незнание сходило ему с рук до недавнего времени, но теперь, когда живое воплощение синдрома отмены глядело на него обезумевшими от боли серыми глазами, отчаянно хватало за руки, просило денег… Гречка коснулась его ноги мягкой лапкой и нетерпеливо мяукнула. — Моя девочка, я так тебя люблю, — Антошка тихонько пролепетал, присел и потянулся к любимице. Алина на том конце провода поперхнулась воздухом: — Эм, ты это мне?! Развалившийся на кровати Сашка хрипло рассмеялся. — Ой! Нет-нет, прости, тут просто Гречка! — Фух, не пугай меня так! — Чайкина тоже засмеялась. — Погладь её за меня. Тошик тоскливо улыбнулся, пока усердно чухал живот мурчащей Гречке. — Понял. Уже глажу. После недолгой паузы Алина спросила: — Что собираешься делать? Тошка помедлил с ответом. Задумчиво провёл рукой по Гречке. — Почитаю в интернете про наркотики. — …Ну, хорошее начало, наверное. А потом? — А потом попытаюсь встретиться с Сашей и отдать телефон. — Пожалуйста, будь осторожен. Не ходи один. — Хорошо. — Серьёзно, Антон. Не давай ему денег. Даже не показывай, что они у тебя есть, — Алина помялась, но всё же добавила, взвешивая каждое слово: — Наркоман может даже убить за дозу. Будь начеку, хорошо? — …Хорошо? — Тошка отрешённо ответил. Повернулся к Собакину. Тот сложил руки на груди, свесил голову с края кровати и смотрел на него снизу вверх. Самые длинные пряди белых волос касались пола. Выглядел он мило, немного глупо и совершенно безобидно. Поймал на себе Тошин взгляд, захлопал белыми ресницами и спросил: — Что? Антон попросту не мог поверить, что этот дебильчик был способен на убийство. Он промолчал и опустил глаза на довольную Гречку, которая перекатывалась с боку на бок. А Чайкина проговорила, зевая: — Ладно, Тош, я пойду хоть умоюсь. Осознав, что время до сих дор было относительно раннее, парнишка сразу смутился. Ему казалось, что навязываться к Алине со своими звонками в, так сказать, нерабочее время, было очень неправильно. Особенно после того, как он сам же отверг её зарождающиеся чувства. Он поджал губы и виновато пробормотал, не переставая при этом наглаживать Гречкины бока: — Прости, я, наверное, покоя тебе не даю совсем, звоню постоянно... — Ничего страшного, не бери в голову! Я только рада. Буду на связи. Звони, пиши, если что, — по голосу было слышно, что Алина улыбалась и говорила искренне. Антон тоже улыбнулся, уже не так печально. Отчего-то в душе мальчика загорелся слабенький огонёк надежды на то, что всё будет хорошо. Он прошептал: — Спасибо тебе большое. — Пожалуйста, Тошик. Держи меня в курсе. И береги себя! Пакет. — Постараюсь. Пока. Девушка сбросила и, наверное, пошла умываться. Тошка отложил телефон. Взял Гречку на руки. Гречка мурчала. Антона это успокаивало. — Тоша-а-а, — протянул беловолосый. Чуть погодя, Тяночкин бросил на него усталый взгляд. Не заинтересованный, но и не раздражённый, не радостный и не грустный — просто взгляд очень вымотанного человека. Саше, наверное, нравилось свешиваться в кровати вверх ногами. Даже необычно было видеть его лицо без спадающей на него чёлки. Он обаятельно улыбнулся и предложил: — Достроим домик в Майнкрафте? Казалось бы: предложение, от которого нельзя отказаться. Но Тошик покачал головой: — Нет, Сашенька. Не сейчас. — А что мы будем делать? — Разбираться в твоих наркотиках. — А с чем там разбираться? — не меняясь в лице, Собакин опустил руки на пол и мечтательно протянул: — Покурил, понюхал или укололся — и всё, сидишь балдеешь! Тяночкин пробормотал: — Иногда я тебя ненавижу. — Я тоже тебя люблю, — ответил Собакин, прикусывая губу и щурясь. Антон прикрыл глаза и осторожно прижал Гречку к себе. Сделал глубокий вдох и выдох. «Просто погуглю и почитаю. Буду хоть понимать, что к чему и насколько всё серьёзно. В этом нет ничего страшного, так ведь? Просто погуглить и почитать». *** Антон обнял себя за подрагивающие плечи, уткнулся лицом в намокшую от слёз подушку, сдавленно и протяжно промычал в неё, глотая горячие слёзы. Собакин в который раз тяжело вздохнул. Последние полчаса ему приходилось наблюдать, как Тошик ужасался, впадал в отчаяние, подолгу пытался справиться со слезами и, когда это ему в некоторой степени удавалось, возвращался к чтению статей, а потом натыкался на очередной перечень симптомов или, боже упаси, фотографию, и цикл повторялся. Вначале сбор информации шёл неплохо. Тяночкин довольно быстро открыл для себя десяток новых синонимов марихуаны, перестал путать мефедрон с амфетамином, научился выговаривать слово «абстиненция», а также узнал, что впервые героин синтезировал британский химик в 1874 году. Впрочем, как только занимательная история и химия закончились, то есть когда речь пошла о невыносимых мышечных или суставных болях, сильных судорогах, приступах агрессии, панических атаках и — конечно же, куда без них — о летальных исходах, Тошка потерял способность воспринимать информацию беспристрастно. Иллюстрации и дополнительные пояснения совсем не требовались. Стоило ему вычитать новый симптом ломки, последствие употребления и, в частности, передоза, как больная фантазия сама собой дорисовывала пугающие сцены, в которых Саша бьётся в конвульсиях, впадает в депрессию, теряет сознание из-за внутреннего кровотечения и умирает от цирроза печени — в общем, доживает свою наркоманскую жизнь на полную катушку. Спокойный Сашин голос разнёсся по Тошиному рассеянному сознанию: — Милый, может, хватить себя мучать? Тошка распахнул глаза с трудом: намокшие ресницы слиплись. Свёл брови к переносице и ещё раз всхлипнул. Пальцы сжали плечи с силой. Сашин голос продолжал: — Тебе не обязательно это читать. Шатен отбросил излишние чувства, неоднозначно фыркнул и присел на кровати. Смахнул слезу с щеки. Прерывисто выдохнул. Скривился. И взялся за телефон. — Так, читаем дальше. — Ты у меня такой упрямый. — Кто бы говорил, — Антошка буркнул и продолжил читать. Читал в основном вслух, чтобы Собакин тоже развивал эрудицию в важных для них вопросах: — «Фен негативно влияет на состояние сердечно-сосудистой системы. Любители фена, чаще чем зависимые других наркотиков, умирают от сердечного приступа». — Ну, я не любитель. — Да? — Я профессионал. — Если бы ты не был прозрачным, я бы тебе врезал за такие шутки. Заебал… — Тяночкин осторожно зыркнул на Собакина исподлобья. Тот расселся в кресле, расслаблено и неправильно: откинулся спиной на один из подлокотников, а на другой закинул ногу. Вторая нога свободно свесилась на пол. Несмотря на здравый смысл, Саше, видимо, было удобно. И скучно. Он поставил руку на стол, подпёр ею голову и смотрел куда-то в окно. — Да блин, тебе что, вообще не интересно? — Ой, очень интересно. — Значит, слушай дальше… Дверь распахнулась. Антон пискнул от неожиданности, подпрыгнул на кровати и резко обернулся. На пороге стояла мама. Она выглядела взволнованной, в руках держала тушь. Если присмотреться, то только один глаз был накрашен, волосы убраны назад — в общем, мама была в самом разгаре процесса сборов. — Людка звонила, говорит, сейчас в Хомяке дикие скидки до 80 процентов!!! — Х-хорошо? — смущённый Антошка удивлённо моргнул, отвернулся и уставился обратно в телефон в надежде, что мама не обратит внимания на его заплаканное лицо. Мама тем временем выхватила откуда-то зеркальце и принялась красить второй глаз, ворча: — Что хорошо? Поехали! Надо успеть! — Нюра, больше одного вазона я не куплю!!! — послышался папин крик с кухни. Мама поставила руки в боки и ответила возмущённым криком: — Почему это?! Отец рявкнул: — Ставить некуда!!! Уже и кошке вашей присесть негде, а мне!.. — Ой, ну разорался с утра пораньше! Сейчас я тебя покормлю, успокойся! — она развернулся к Антошке и строго приказала: — Всё, собирайся! Нечего дома штаны просиживать. — Тёть Ань, а мы химию учим, — проворковал Собакин. При виде мамы Антона, кстати говоря, он сразу сел нормально, кокетливо заулыбался и заметно повеселел. В общем, надпись на его футболка говорила сама за себя. Антошка подхватил за ним: — Да мам, я тут того… уроки делать пытаюсь. — Какие уроки? Не выдумывай, просто в телефоне сидишь. Мальчик быстро промотал к началу статьи и гордо показал маме структурную формулу мефедрона. — Вот, это учебник по химии. Солидный вид формулы был вполне убедительным сам по себе. Мама не обратила внимание на окружающий его текст, на что и был расчёт. — Хм. А зачем глаза портить и читать с телефона? Есть же книга. — Это, ну, дополнительный учебник. Мама протянула: — Надо же, до чего дошёл прогресс. Скоро, поди, все учебники будут в телефонах? — Наверное. — Ладно, один вазон, — эти слова она сказала особенно громко и недовольно, чтобы супруг понял, насколько он был не прав: — Серёжа и сам донесёт. А ты учись. Позавтракал хоть? — Да, — Тошка соврал, не задумываясь. — Молодец. Всё, не отвлекаю. Тошик дождался, когда мама окончательно засуетится на кухне, осторожно встал и закрыл дверь. А ещё подошёл к окну и зашторил его — полутьма лучше подходила под его мрачное настроение. Вернулся на кровать, прочистил горло и забегал глазами по тексту. Спросил вполголоса: — Слушаешь? Собакин прикрыл глаза и отчеканил: — Я полностью обратился в слух, дорогой. — «Летальный исход наиболее вероятен по причине сбоев в работе сердца. Аритмия, тахикардия. Сердце наркомана испытывает колоссальную… нагрузку», — парень нервно сглотнул. — Не спеши, — посоветовал Собакин. — Я в порядке. Кхем. «В результате длительного приёма запрещённых веществ ослабевает сердечная мышца, а клетки не могут восстановиться, — Тошка делает паузу, чтобы принять этот неприятный факт, и продолжает: — При ломке человек испытывает сильную боль, которая может неправильно трактоваться мозгом. Он посылает неверные сигналы, что приводит к… — последние слова он прошептал уже срывающимся голосом: — смерти от тахикардии». — Тахикардии? — задумчиво повторил Собакин. По Тошиной коже прошёлся холодок. Безысходность просто разрывала изнутри. Ни одна из прочитанных вдоль и поперёк статей не обнадёживала. В конце каждой, конечно, указывалось, что надежда есть! Стоит всего лишь обратиться в ту или иную дорогостоящую клинику, которую данная статья и рекламирует, заручиться бесконечной поддержкой родных, из которых у Саши только ненавидящая его тётя-пьяница, стать самым волевым человеком в мире, покорить Эверест, чтобы наверняка — и всё, тогда от зависимости можно избавиться. — Антон, слушай, что я придумал. В общем, обещание надежды присутствовало, но было сомнительным, и казалось, что о нём писали больше из вежливости, чтобы не заканчивать на плохой ноте. Намного более реалистичной перспективой оставались передозировка, сердечный приступ во время ломки или, на худой конец, цирроз. — Когда я тебя вижу, моё сердце бьётся чаще. В горле появился ком, глаза опять запекло от подступающих слёз. — это ТОХАкардия, — Собакин помолчал секунду. — Понял? Тоха. Тоха-кардия. Пустой взгляд Тяночкина не видел телефон, а уши не слушали Сашиных шуток. Мальчик ощутил своё бессилие невероятно отчётливо, всей душой и телом. — Тоха? Сашу так тяжело найти, до него так тяжело добраться, его невозможно удержать. И с каждым разом он выглядит всё хуже. А ведь может быть, что сегодня Антошка видел его в последний раз. Что Милена не впустила его к себе, не простила долги и не дала новой дозы, а сердце наркомана — измученное Сашино сердечко — этого не выдержало. — Тоха… Собакин тихонько выбрался из кресла и подошёл к кровати. Присел на её край рядом с Тяночкиным. Осторожно провёл рукой по его ноге. Антон поднял на него взмокшие глаза и растерянно пролепетал: — Я бы всё отдал, чтобы всё просто… просто было хорошо, — шатен замялся. Губы дрогнули, он сжал их в линию. Крупные слезинки покатились по щекам одна за другой, и мальчик сдавленно прошептал: — Но хорошо уже не будет. Беловолосый грустно улыбнулся. Его глаза таинственно поблёскивали в полутьме, и кожа цвета слоновой кости — тоже. Невесомые пальцы продолжали гладить. — Не говори так. Мы не можем знать, что будет в будущем. Обязательно произойдёт что-то плохое, но что-то хорошее тоже обязательно… — скорее всего, мудрый Собакин собирался сказать какую-нибудь очень умную и правильную мысль, от которой Антону стало бы значительно легче, но парень не выдержал и нервно перебил юношу, будучи, возможно, на грани истерики: — Я тебя очень-очень люблю! Так не хочу, чтобы ты умирал, ты просто не пред-… Зазвонивший телефон не дал договорить. Затрезвонил прямо у Тяночкина в руке. Оба парня вздрогнули. Антошка тут же замолчал, поднёс телефон к лицу уставился на имя контакта. И застыл. — Кто звонит? — Собакин потыкал Тошу в ногу и осторожно поинтересовался, выводя его из ступора. Тоша всхлипнул и послушно ответил: — М-милена. Собакин удивлённо поднял брови. — …Хуясе. Шатен опустил глаза обратно на экран и помедлил. — Ответить? — Отвечай конечно! Антон ответил и поднёс телефон к уху. Однако, чтобы сказать «ало» не разрыдавшись, нужно было успокоить дыхание, чего он сделать ещё не успел. Милена опередила его, и из динамика послышался её взволнованный голос, изображающий заботу: — Зайка, ну куда ты убежал? Дуй обратно. Не надо никого убивать, ты просто устал, тебе нужно расслабиться. Антон и Саша обменялись выразительными взглядами. Антон даже не всхлипнул, а икнул от удивления. Разом возникло столько вопросов, что проблема ломки перешла на второй план. Судя по изменившемуся голосу блондинки, молчаливая реакция впавших в ступор парней её не устраивала. От фальшивой нежности не осталось и следа. Она яростно закричала: — Если реально устроишь мокруху, я тебя отмазывать не буду, понял, блять?! Это тебе не травку курить и не товар мой воровать, мудак… — она раздражённо выдохнула и вскрикнула: — Да скажи хоть что-нибудь!!! Тошка дёрнулся и залепетал: — З… здрасьте? Вы… То есть, ты о чём? — Бля, — Милена поперхнулась. — Антон? Тот Антон, которому двенадцать? Мальчик ответил, не подумав: — Да, — тут же покраснел, смутившись, и стал оправдываться: — То есть, нет, мне не двенадцать!.. Она ехидно усмехнулась: — Хах! Я просто подумала, Собакин у тебя телефон спиздил. — Эм, нет, он просто брал позвонить. — Да ну? Ладно, — было слышно, как девушка зашуршала чем-то, хлопнула дверцей выдвижного ящика. — Ты один дома? — Э, ну… — входная дверь закрылась с таким грохотом, что даже Милена, наверное, могла слышать. Папа всегда так бахал дверью. Антон оценивающе глянул на сидящего рядом Сашеньку, — Да, вроде один. Ответил и тут же пожалел. Милена — последний человек, которому стоило доверять, а сообщать, что он один дома — и подавно. Даже Жени школьник боялся меньше. — Не повезло тебе, малыш, — Милена замолчала на пару секунд, и можно было легко представить, как в этот момент она самозабвенно затягивалась косяком. — Закрывайся на ключ и не высовывайся. Антошка похлопал ресницами. — Почему? — Потому что этот нарик убивать тебя пошёл, лол! — она неприятно рассмеялась. Не по-доброму, но и не со злостью, скорее нервно. — Ч-чт-?! Какого… — Да-а! Я также охуевала, когда Саша начал рвать на себе волосы, бегать по квартире и орать, что надо было тебя тогда убить! Не в силах сдерживать эмоции, Тяночкин подался вперёд и тоже заорал: — Убить?! МЕНЯ?! КОГДА ТОГДА?! — Я откуда знаю? Просто орал и всё. Вначале мы нормально сидели, потом он стал про тебя спрашивать, я ему такая рассказываю, что ты приходил и что я те говорила, а он как заорёт, — дальше Милена попыталась спародировать хриплый, немного высокий, по-своему красивый Сашин голос. И вышло у неё просто ужасно, отчего Антону происходящее показалось ещё более нереальным и неправильным: — «Я должен был тебя убить тогда, сука, должен был убить, убить!». Вот так и кричал! И сбежал. Пидор! — она выплюнула, а затем шумно втянула воздух, очевидно, через косяк. — А у меня были планы вообще-то! Какие у Милены были планы — Антон не знал и знать не хотел. В тот момент его больше беспокоила собственная жизнь, которая грозилась подойти к концу самым неожиданным образом. В том, чтобы быть убитым руками любимого человека, есть что-то романтичное — так может казаться ровно до того момента, пока сам не попадёшь в такую ситуацию. Антону было не романтично, но ужасно страшно, и не покидало ощущение, что ему снится очередной кошмар, настолько бредовой и пугающей стала его реальность. Спустя пару тяжек Миленин голос потеплел. Она спросила ни с того ни с сего: — А сколько тебе лет, Антон? Помню, что не двенадцать. — Шестнадцать, — парень ответил гробовым голосом. — М-м, хороший возраст. Тяночкин криво усмехнулся: — Для чего? Чтобы умереть? Милена только усмехнулась. — А ты не хочешь у меня пересидеть, малыш? Пока Саша не успокоится. Помню у тебя были такие… — она медленно выдохнула и проговорила с придыханием: — волосики смешные. Антон думал, что хуже уже не будет, но стало хуже. Возможно, он себе это надумал, но сексуальное давление Милены, которое отчётливо чувствовалось даже по одному её голосу, ему крайне не нравилось. — С-спасибо, я лучше уже дома пересижу. Блондинка фыркнула. — Как знаешь, пупсик. Удачи побороться с моим наркошей, ха-ха. Антона уже выворачивало почти от каждого её слова. Какой он ей к чёрту «пупсик» и какой Саша к чёрту «её» наркоша? Закончив увлекательный разговор с Миленой, парни снова переглянулись. Антон побледнел так, что почти не отличался цветом лица от Саши. Вначале Тяночкин обсудил всё с ним и решил, что либо Милена его разыгрывает, либо Собакин разыгрывает Милену, потому что у Сашеньки просто не могло быть причин, чтобы хотеть убить Антона. Потом мальчик вспомнил, что практически у всего, что когда-либо делал Саша, не было причины. И испугался. Парни раз десять подходили к входной двери и дёргали ручку, проверяя замки. Потом, превозмогая страх навязываться и доставлять неудобства — точнее, превозмогал Тяночкин, а Собакин просто всячески этому способствовал — позвонили Алине. Кратко описали ситуацию. Алина, конечно, была в полнейшем шоке, но быстро взяла себя в руки, и втроём они стали придумывать варианты спасения Антошки. Первый вариант — позвонить Юрию Алексеевичу — был отброшен почти сразу. Пойти погостить к Милене — даже не рассматривался. К Алине — рассматривался, однако, если Саша действительно уже бежал убивать Тяночкина, когда позвонила Милена, то он должен был быть близко, и в таком случае можно неожиданно столкнуться с ним по пути. Решили, что безопаснее всего будет побыть в квартире, не открывать двери и, как посоветовала Алина, запастись ножами. Пока ребята разговаривали, Тяночкин активно перемещался по квартире: это, вроде как, помогало ему не так сильно переживать. Саша, по классике жанра, ходил за ним хвостиком, и Гречка, будучи социальной кошечкой, тоже. Сейчас, например, они переместились в гостиную. Вид маминых цветущих орхидей хоть немного успокаивал Тошку. Гречка бродила по дивану. — Хочешь, поиграем пока во что-нибудь? Не хочу тебя оставлять одного, — предложила девушка. — А чё все говорят, что ты один? Я что, пустое место? Тяночкин многозначительно зыркнул на сидящего на диване Сашу, сквозь которого как раз проходила Гречка. Слишком самоуверенно с его стороны было в этот момент спорить о пустоте своего места. — Ой, Тоша, смотри прикол, — Саша опустил глаза, усмехнулся и погладил голову Гречки, которая торчала у него из живота. У Антона от этого зрелища ни на шутку закружилась голова. — Ало? — Чайкина вовремя напомнила о себе. Антошка отвернулся от Собакина и Гречки в роли чужого, попытался забыть об этом и поблагодарил девушку дрожащим голосом: — Д-да, Алина, спасибо огромное, я не знаю, что бы без тебя делал. — Со мной бы домик в Майне строил, — Собакин мягко заметил. — Тогда давай-, — звук временно прервался, когда на телефон Антошки поступил очередной звонок. — Ой, Алин, подожди, мне звонят... — Окей, Тоша, когда поговоришь, спишемся! — девушка сбросила. — Опять Милена? — спросил Собакин. — Нет, это… — Антон остановился у окна и замялся. — Неизвестный. — Может, Юрий Алексеевич? — Нет, я его записал. Ладно, я беру… Беру же? Да, беру. — Вау, ты такой смелый, Тош! — Блин, помолчи, — но от похвалы Собакина, очевидно, проникнутой сарказмом, Антон почему-то и правда набрался уверенности, и спросил так смело, как только мог: — Ало, кто это? Тоша не сразу узнал его осиплый, дрожащий голос. Мальчик впервые слышал, чтобы он был таким: проникнутым паникой. — …Эти шуки, кхе-кхе, эти суки, походу, пробрались в к-квартиру! Тут вшо, кхем, вверх-дном, они меня обчиштили, и я!.. — он всхлипнул и закашлялся. — Мне нужна твоя помофь, ох, я профто… Можешь профто, п-пожалушта-!.. — отчаянные вопли напуганного безумца на том конце провода было сложно разобрать из-за его шепелявости, кашля и нелучшей связи, а также их прерывал непонятный шум. Судя по звукам, по комнате гулял ураган, который сносил всё на своём пути: шуршали пакеты, с грохотом падали книги, друг о друга билось ещё какое угодно барахло. Но, скорее всего, сам безумец этим ураганом и был. Послышался женский крик: — Отдал мобилу быстро, или я!.. Тогда парень горячо зашептал в самый микрофон: — П-подожди шекунду, Тофенька, — затем он отвёл телефон подальше от лица, вроде как, закрыл микрофон пальцем, но это не очень помогло, ведь его всё равно было слышно, когда он закричал во всё горло: — МАНДА ШТАРАЯ, ДАЙ ХОТЬ МИНУТУ ПОГОВОРЮ!!! — Ах ты ублюдок! А я так надеялась, что ты подох! Собакин испуганно ойкнул. Антон услышал что-то вроде глухого удара. Продолжилась возня. Чуть ли не драка, хотя по звуку было судить крайне сложно. Иногда было слышно тяжёлое Сашино дыхание и кашель. Спустя несколько секунд крики тёти стали тише. — Шука… — хлюпая носом, Саша едва различимо бормотал, пока куда-то пробирался. И потом совсем затих. Даже крики тёти оборвались. До сих пор Тяночкин слушал эту катавасию и мысленно следил за происходящим в полном онемении; со стороны, словно за спектаклем. И в спектакле этом всё было неправильно: роли перемешались. Саша, вроде как, должен не плакать по телефону и не умолять Антошку о помощи, а идти и покушаться на его жизнь. Антону, конечно, первый вариант развития событий нравился больше. С другой стороны, ни одно, ни другое нисколечко не было похоже на Собакина. Он никогда бы не повёл себя так — не дал бы Антону знать, что у него что-то не так. А значит, что-то значительно изменилось. В любом случае, как только голоса исчезли, Тяночкина накрыла паника. Для него вдруг стало совершенно очевидным, что, во-первых, Собакин думать забыл об убийстве лучшего друга, а во-вторых, что Сашеньку самого вот-вот убьют! — Ало! Саша, ты там?! Что происходит? Ало? Ответь! По прошествии бесконечно долгих несколько секунд Собакин вернулся. — Б-бля, я думал, фто включил микро, а я его выключил, ха-ха, — он нервно посмеялся. — А ты что, слышал до этого, как я с ней?.. — Да. — Бля-я… — протянул Собакин и шмыгнул носом. Чуть-чуть подумал и прошептал: — Ладно, узе не вазно. — Умоляю, объясни по порядку, что случилось, — Тошка свёл брови к переносице, опустился на диван и приготовился услышать нечто ужасающее. Призрачный Сашка подсел поближе к нему и тоже вслушался. — В обфем… Мгх… — Саша прохрипел, кашлянул и очень быстро затараторил: — Тофенька, профти, фто жвоню, я не хотел тебя больфе бефпокоить, но ты един… единштвенный, чей номер я помню наижушть. Антон закрыл глаза и слушал так внимательно, как только мог. Чтобы правильно расслышать слова Собакина, требовались усилия: от жуткого волнения парень ни одну шипящую не мог выговорить правильно, а свистящую — и подавно. — Так, — чуть погодя, ответил Тяночкин. Возможно, он звучал холодно, но изнутри его всего распирали чувства. Было очень приятно осознавать, что беловолосый всё ещё помнит его номер. И крайне неприятно, что, даже зная номер наизусть, он ни разу не удосужился набрать его за всё это время. А почему Саша так яро не хочет больше беспокоить Антона, последнему было крайне непонятно. И от этого становилось больно. — Я оштавлял телефон дома, но походу эти уроды жалежли шуда и.. — Саша, помедленнее! Какие ещё уроды? — …Жалежли шуда и шпиждили его, — Собакин мастерски проигнорировал вопрос и продолжил: — А там вше мои контакты. П-пожалушта, мозеф продиктовать мне пару номеров? Я больфе никогда нифего не попрофу. Мне нузен номер Милены и- — Стоп! Саша, стоп. Тебя ограбили?! — Д-да, думаю, фто да! Антон потёр висок. Голова уже раскалывалась. — А пропало что-то кроме телефона? — Н-нет, но тут такой погром был, и я жнаю, фто они-… Тяночкин взорвался: — Погром?! Саша, у тебя в комнате хуже, чем на свалке! Ты просто забыл, какой бардак сам устроил, и остальное напридумывал! Саша завис. Его голос дрожал: — Откуда ты… — И телефон твой у меня! Какое-то время в трубке не было слышно ничего, кроме хриплого Сашиного дыхания и далёких ворчаний его тёти. Он переспросил с некоторым недоверием: — Правда? — Да. — Тогда… отдашь мне его в школе? Тошка удивлённо поднял брови: — Почему аж в школе? Давай встретимся сегодня, и я отдам. — Тош, не делай глупостей, — советует рядом сидящий Саша. Второй Саша молчит. Недолго думая, или вообще не думая, Антошка поспешно добавляет: — Можем встретиться у меня. Хоть сейчас. Можешь прийти? Саша помялся ещё мгновение и наконец-то ответил. Он изо всех сил скрывал волнение, старался звучать непринуждённо, но следы недавней истерики и неуверенность всё-таки просачивались наружу: — Оки, тогда я сейчас быштренько к тебе забегу, ха-ха! Спасибо. — Пожалуйста. — Жди меня! — Саша прикрикнул с шуточной суровостью и, судя по шуму, начал с трудом выбираться из места, в котором спрятался от тёти. Губы Тяночкина расплываются в улыбке. Голова гудит, но в груди теплеет. — Жду. Саша сбросил первым. Тошка отнимает телефон от уха и молчит, сложив руки на коленях. Смотрит в одну точку и перебирает в голове весь их диалог. Саша, что сидит рядом, привлекает к себе внимание: — Кхем-кхем. Тяночкин вздрогнул и уставился на него. Сашенька смотрит на него со спокойной улыбкой, ласково спрашивает: — Он сейчас придёт сюда? Антошка кивает: — Да. Собакин тоже кивает и добавляет, не переставая улыбаться: — Он собирается убить тебя. Нужно держать при себе нож. — Да не можешь ты меня убить, это полный бред! — Я не могу, — Собакин протянул, поглаживая подвернувшуюся рядом Гречку и хитро щурясь. — А он может. — Даже если так. Ты же слышал, что он говорил? Он даже встречаться не хотел. И он такой перепуганный и слабый, как он вообще может хоть какой-то вред мне причинить? Никак… Так ведь? Саша, вроде как, внимательно слушал и был согласен, но стоило Антошке засомневаться всего на мгновение, как тот опустил глаза на Гречку, продолжая её гладить, и стал спокойно рассуждать: — …Нож с кухни большой, но неудобный, и его сложно спрятать. Можно взять канцелярский, тогда можно будет положить в карман и быстро выхватить. Антошка тяжело вздохнул. — Ну да, лучше канцелярский. Тяночкин ещё раз вздохнул. Потупил глаза. Подумал. Тихонько пробормотал: — Поверить не могу, что он сейчас будет здесь. — Я тоже. Внутри у мальчика всё затрепетало. Спустя столько времени телесный Саша придёт в его квартиру. Как в старые добрые времена. — И я верну ему телефон. — Агась. Антон вскочил. Его потряхивало. — Блять!!! Надо сообщения поудалять!!! Собакин хихикнул, Гречка уставилась на Антошку с недоумением, а парень, не желая терять время, кинулся в комнату, схватил подушку и с ужасом обнаружил, что за ней побитого Сашиного мобильника не оказалось. До того, как впасть в истерику, парнишка успел вспомнить, что засунул Сашин телефон в самый конец одной из полок в шкафу. С одной стороны, это было сделано, чтобы не разбить телефон окончательно, и чтобы у мамы не возникло лишних вопросов, если бы она вдруг решила сама поменять сыну постельное бельё, да и просто чтобы не мешался. С другой стороны, в том, чтобы спрятать телефон подальше от глаз, был и более глубокий смысл: телефон был слишком ярким напоминанием о том, что Саша не всегда был приведением. Что он жил, как и все, что каждый слышал и видел его, что когда-то он был живым и тёплым, пил и ел, ходил в школу и получал оценки, имел телефон, в конце концов! До недавного времени Антон попросту пытался об этом забыть. Как говорится: с глаз долой — из сердца вон. Он выудил мобильник трясущимися руками, включил его и первым делом поставил на зарядку — даже в выключенном состоянии тот сумел разрядиться. Зашёл в их переписку и с трепетным страхом удалил фотографию с маленьким Собакиным, на которой также присутствовала его мама и чёрный силуэт. Проверил, чтобы фото осталось у него в переписке. Перепроверил, чтобы исчезло у Собакина. Выдохнул. Перечитал все свои плаксивые сообщения. Ужасно засмущался — он уже и забыл, что там понаписывал. Думал удалить всё, уже занёс палец над кнопкой в виде корзины — и остановился. Решил оставить три сообщения. «сашенька». «пожалуйста, когда вернёшься». «больше никогда не молчи». Остальное — в мусор. Окинул взглядом получившуюся переписку и остался доволен. Только тогда Антон заметил, что его собственный телефон, вообще-то, разрывается от сообщений. «Антон ты в порядке???», «Кто тебя там звнил???», «АНТОООХАААА» и другие, в которых Алина взывала к нему. Мальчик напечатал как ни в чём не бывало: «не воднуйся, всё хорошо! саша звонил. Он сейчас придёт за телефоном. Поиграем потом уже, ладно?». Как только сообщение было прочитанным, телефон затрезвонил в который раз за день. Алина начала на повышенных тонах, что было ей несвойственно: — Антон, ты что, с ума сошёл?! Какое «сейчас придёт»?! Не смей открывать двери!!! — Да Алина, Алина! — школьник попытался перекричать подругу. — Никто меня не убьёт! Ты не слышала его голос, он совсем не злой, наоборот, ему нужна была помощь, он даже- — Антон! Это. Опасно! Собакин тебя всё время обманывал, он всегда притворялся. С чего ты взял, что именно сейчас он говорит правду? Он будет тебе улыбаться, ты отвернёшься всего на секунду, и получишь нож в спину. Антон мучительно выдохнул. Алина дело говорит — с ней соглашались жалкие остатки разума. Это неправда, неправда, неправда, Сашенька не может так поступить, Сашенька добрый и заботливый, он просто запутался, он не может причинить вред — кричало сердце. — …Антон? Парень не знал, что ответить. — Тебя уже не переубедить, да? — Алина мрачно добавила. Щеку Антошки защекотали белые волосы. Призрачный Саша подобрался незаметно, и теперь, нависнув над Антошкой, с ухмылкой проговорил в телефон: — Если даже я не смог, то ты точно не сможешь, Алин. Антон принялся с жаром отстаивать свою точку зрения: — Я обещаю, всё будет нормально. Это какая-то ошибка. Никто никого не убьёт и не собирался! Это какая-то глупая шутка, этого просто-! Алина заговорила строго и устало: — Окей, послушай меня внимательно. Будь начеку, не спускай с него глаз. Держи телефон под рукой, и, чуть что — сразу набирай меня. Понял? Пообещай, что так и сделаешь. — Хорошо. — Обещаешь? — Обещаю. Что ж, вскоре шатен был во всеоружии: под трясущейся рукой — телефон, в кармане джинсов — хлипкий канцелярский ножик, в сердце — благоговейный страх, в животе — бабочки от мысли, что Саша, наверное, был уже близко. Аж подташнивало. Осталось только дождаться. Молча сидели с призрачным Сашей на кровати. Сжимая в одной вспотевшей ладони телефон, а второй ощупывая нож в кармане, Антон косился на часы. Потом на заряжающийся телефон. И вдруг в его затуманенном уме промелькнула хоть одна ясная мысль: если так подумать, то сейчас — последняя возможность снова вторгнуться в личное пространство Собакина, или, другими словами, в его телефон. На этот раз Саша был найден — не Антоном лично, а посредством полиции, но не суть — и достойных оправданий, для того чтобы копаться в его мобильнике, оставалось не так много. Однако… вдруг это поможет узнать, например, о том, кто преследует Сашу, или ещё что-нибудь жизненно важное, что сам он не расскажет? В конце концов, это было очень интересно, а оправдания всегда можно было придумать позже. Тошка припомнил, что так и не дочитал заметки друга. С согласия рядом сидящего Собакина (чтобы не было так невыносимо стыдно), Антон совершил очередной несанкционированный вход в Сашины заметки. Пробежался глазами по уже прочитанным: тут и про отсохшие ветки вишни, и про рвущую лицо тоску, и про приставленный к желудку нож, и про пыльный рай — в общем, сплошной позитив. Незнакомая заметка, или, скорее, просто незамеченная ранее из-за непонятного, невзрачного заголовка: «А.Т.». Саша положил голову на Тошино плечо и протянул: — О, а я помню, как это писал. — Правда? И как расшифровать А.Т.? Собакин ответил, не задумываясь: — Агрессивный трактор, конечно. Или активный трахач? Не помню точно, — он почесал свой призрачный затылок. — Эм… хорошо, Саш, допустим. В общем, у Собакина, как обычно, на всё был готов крайне логичный ответ. Но чтобы точно узнать, о чём была заметка, Антон всё-таки кликнул на неё, и его глазам открылись строчки. На меня глядят два солнца. В обилье нежных младых трав Их свет из глубины несётся. Он непростительно курчав, Их светлый обладатель, Что надо мною держит власть. А я, как искренний предатель, Хотя бы луч хочу украсть. Там скрыты жёлтые алмазы, И загорается янтарь. Они излечат метастазы И очень много моих ран. И я молю ещё немного: Взгляни мне в душу ещё раз, О, блаженное болото Кислотно-жёлтых милых глаз. Мальчик перечитал стихотворение дважды. Немного посверлил взглядом две буквы в заголовке. Перечитал ещё раз. «А.Т. — думал шатен, заливаясь краской, — может ли это быть…». Ответ так и напрашивается. А. Т. — Антон Тяночкин. Парень оставляет телефон на кровати, шагает на подкашивающихся ногах по коридору. Не с первого раза попадает по выключателю, но свет в прихожей всё-таки загорается, и парнишка растерянно оглядывает своё отражение в висящем на стене зеркале. Его осанка оставляет желать лучшего, рубашка помята, веснушки бледнеют, щёки горят, руки подрагивают, кучерявые волосы отросли, и круги под глазами от бессонной ночи роднят с любимым Собакиным, который тут же появился за спиной, чтобы тоже порассматривать своего Антона. Всё это, впрочем, мало интересовало Тяночкина: он пришёл сюда, чтобы заглянуть в зеркало своей души. Пригнулся к стеклу, широко открыл глаза и принялся изучать свою радужку. — Никакие они… Никакие они не кислотно-жёлтые… — он смущённо бормотал. — Так надо под солнечным светом смотреть, Тош. — Даже если под солнцем, всё равно не кислотные! И не жёлтые. Алина сказала, это оливковый или вообще, как там, болотный, кажется? — Болотные? Я так и написал: «Блаженное болото». Тебя что-то не устраивает? — Меня не устраивает, что ты так долго идёшь. Я скоро с ума сойду! Собакин как-то странно рассмеялся. Наверное, тоже был не в себе от томительного ожидания. Антон поджал губы и направился обратно в комнату, к окну. Внутри всё горело. Он пытался вспомнить ещё одного человека с таким непонятным и несуразным цветом глаз — и не мог. И в заголовке, в загадочном А.Т., он не мог увидеть ничего, кроме собственных инициалов. Он дулся. Злился на Собакина. Как беловолосый посмел скрывать стихи, которые посвящал ему?! А ведь Антон мог так никогда и не узнать! Шатен пытался дышать глубоко и медленно, пока смотрел в окно на свой двор. Снег идти перестал и даже успел кое-где подтаять. Кроме того, теперь он не был таким идеально нетронутым: кое-где снежное одеяло разрывали грязные отметины шин, а по улице тянулось несколько длинных верениц следов в обе стороны. Остальные снежные лоскутки, никем не осквернённые, продолжали блестеть на солнце. Глаза бегали по двору, не зная, за что зацепиться, а в голове всплывали строчки. «Они излечат метастазы И очень много моих ран». И вот, спустя некоторое время, проведённое у окна в беспокойном заламывании рук, Антошка выхватил из частично заснеженного пейзажа силуэт. Человек в куртке-парке грязно-зелёного цвета поспешно пересекал улицу, следуя протоптанной тропке из чужих следов, будто боялся оставить собственные. Шёл неуверенной походкой и вечно оглядывался. На голову был натянут капюшон с мехом — зрелище поистине удивительное, ведь раньше Сашка даже в минус 10 предпочитал гонять без шапки или капюшона, ещё и куртку застёгивал через раз. Парнишка опять нервно обернулся, и на одно мгновение взгляду Антошки открылись белые пряди волос — не осталось ни капли сомнений, что это Саша. Антон собирался дождаться, пока Сашенька свернёт в подъезд, и тогда уже кидаться открывать дверь. Но не тут-то было: нервный Собакин, спотыкаясь, вместо того чтобы свернуть, поспешил дальше по улице. — Блять! — Тяночкин шумно выдохнул, не в силах держать себя в руках. — Да он забыл, где я живу! Саша забрался с коленями на кресло, положил подбородок на спинку и весело улыбнулся: — Да и хуй с ним, Тош! Меньше меня — меньше проблем! — М-может пойти и догнать его? — Та ну, пусть сам ищет. Антон нервно сглотнул и принялся выламывать собственные пальцы с новой силой. Тут Собакин был прав. Побежать искать Сашу и потерять его окончательно — так себе идея. Лучше понадеяться на дырявую память беловолосого и дождаться. Но как тяжело ждать! Антошка бросился к телефону Собакина, ещё раз проверил телеграмм, плюнул — не стал удалять переписку с Миленой. Вышел из заметок, чтобы хоть чуть-чуть минимизировать видимость того, что Сашин телефон беспощадно прошерстили вдоль и поперёк. Снова подошёл к окну. И снова увидел Сашу. Который снова шёл вниз по улице. Снова не повернул к подъезду и пошёл дальше. Антону показалось, что они попали в какую-то временную петлю. Он задал риторический вопрос ослабшим голосом: — Блин, Саш, нахуй он кругами ходит? — Ахах, прикольно. Прошло совсем немного времени, прежде чем Саша снова появился с той же стороны, что и всегда. Тяночкин потянулся к ручке окна, хотел открыть его и крикнуть Собакину, чтобы тот перестал творить херню и поднимался к ним. — Тошенька, только не выпади из окна! — предупредил Саша. А Антон и правда был настолько взволнован, что мог. Однако этого не произошло: Собакин опередил его. Вдруг остановился посреди улицы, в последний раз осмотрелся и кинулся в подъезд. Спустя пару мгновений в квартире раздался звонок домофона. — Ура-а, вспомнил подъезд! — Тяночкин заулыбался, кинулся к входной двери со слезами счастья в уголках глаз и также радостно добавил: — Псина ты тупая! Собакин рассмеялся: — Это ты подожди, пока он вспомнит этаж! Антон уже нажал кнопочку, что открывала двери подъезда, а потом опомнился: — Блин, точно! Надо было сказать ему этаж! — Ничего, к вечеру найдёт. Предсказание призрачного Собакина не сбылось, и уже через минуту раздался звонок в дверь. Сердце подростка ёкнуло и едва не остановилось. Он подбежал к двери и, прежде чем схватиться за ручку, посмотрел в глазок. Перед дверью — высокий парень в капюшоне. Словно почувствовав на себе взгляд Тяночкина, он откидывает капюшон — его костлявые руки и осунувшиеся лицо такие белые, что почти светятся в полутьме пыльной лестничной клетки. Он встряхивает головой, словно собака, вышедшая из воды: сбрасывает длинные пряди с лица. Моргает. Рот приоткрыт, он тяжело дышит — наверное, устал наматывать круги вокруг здания. Оглядывается и звонит в дверь ещё раз. Звон над самым ухом немного отрезвляет Тяночкина. Его кожа покрывается мурашками, когда призрачный Сашенька заботливо шепчет ему на ухо: — Держи нож под рукой, милый. Антон нащупал нож в кармане подрагивающими пальцами. А Саша по ту сторону двери начинает нервничать. Оборачивается и покусывает колечки в губе. Жалобно хрипит, но его сдавленный голос почти полностью заглушает дверь: — Тофенька, ты дома? Тофа? — недолго думая, Саша подался вперёд и сам заглянул в глазок. Антон отпрянул, слыша, как в ушах колотится сердце. Он прошептал: — Нет, я так не могу, — достал нож из кармана и бросил на комод. В конце концов, это просто Саша. Антон чувствовал себя то ли предателем, то ли идиотом, когда боялся его. — Ох, Тошенька, что же ты творишь, — Саша за его спиной грустно покачал головой. Дверь открылась, и Александр воплоти предстал перед Тяночкиным во всей красе, а пространство между ними заполнил знакомый Антону сладкий аромат. Губы Собакина тут же растянулись в расслабленной улыбке, хитрые глаза сщурились и подобрели. Он произнёс на выдохе: — Приветики. За недолгое время, что они не виделись, Саша похорошел. Он перестал дрожать. В его красных, на этот раз, очень красных глазах, не было больше той безумной боли и кромешного ужаса, которые Тяночкин наблюдал ранее. Холодный воздух придал его мертвенно-бледному лицу хоть какой-то жизни в виде красного румянца на щеках и кончике аккуратного носа. — Привет, — негромко ответил Антон. Казалось, Саша хотел что-то сказать, но передумал. Он слегка склонил голову, и его улыбка приобрела печальный оттенок. Серые глаза не отрывались от Тошиного лица. Не желая затягивать эту неловкую паузу, шатен отпустил ручку двери, развернулся и сделал пару шагов вглубь коридора, навстречу настороженному призрачному Саше, чтобы телесный Саша смог пройти. И тогда он вспомнил слова Алины: «ты отвернёшься всего на секунду, и получишь нож в спину». И хотя Антон ужасно не хотел бояться Сашу, он резко развернулся. А Саша всё так же стоял. Он не мялся на пороге в нерешительности — он просто оставался на месте, в полутьме, и даже не думал войти в квартиру. Встретившись с удивлённым Тошиным взглядом, он шмыгнул носом и мягко напомнил: — Я за телефоном. Антон нахмурился. — Я знаю. Пауза. С губ беловолосого не сходит мечтательная улыбка, а туманный взгляд бродит по квартире: по фотографиям в рамках, дверям по обе стороны коридора, по самому Тяночкину, даже по шеренге из обуви на полу. Саша хочет войти, но не может. По спине Антона проходит холодок, когда ему вспоминаются легенды о древних вампирах, которые не способны войти в дом без приглашения. А если есть Саша-приведение, то почему не может быть Саши-вампира? — Надо было сделать бусы из чеснока, — шепчет призрачный Собакин. Тошка нервно сглатывает. — Ты чего стоишь? — он лепечет. Саша мило улыбается, жмурится и машет перед собой руками, мол, ничего страшного. Его белые длинные пальцы в кольцах расплываются в глазах Антошки, гипнотизируют. — Всё нормально, можешь профто отдать мне телефон, и я пойду! Не хочу тебя задерживать! Антон не верит ушам, пару раз моргает. Он до последнего надеялся, что в этот раз Саша не сбежит. Его плечи опускаются, и он переспрашивает упавшим голосом: — Как это, Саша? Ты разве не хочешь зайти? Теперь Собакин тоже удивлён. — А можно? «Ну точно вампир. Как только на солнце не сгорел?» — Антошка думает, а вслух говорит следующее: — Конечно можно. Входи, — он трепетно глядит на друга исподлобья и тянется к карману. Вовремя вспоминает, что ножа там уже нет, и сжимает ладонь в кулак. Собакин слегка медлит и криво усмехается. Смотрит с недоверием. Непонятно, рад он или нет — в его ухмылке Антону даже мерещится что-то хищное. А затем Сашка пожимает плечами, шмыгает носом, благодарит: — Ну, спасибки тогда. И наконец-то переступает порог.