Ворон

Если бы у Каза Бреккера спросили, в какой именно момент всё пошло не так, он не смог бы ответить, даже при желании, которого у него не было и в помине. Признаться даже самому себе, что это только его ошибка и он сам облажался ещё на этапе планирования было слишком сложно. Вообще-то изначально план был до элементарного простой и надёжный как часовые механизмы гильдии часовщиков в Финансовом районе. Необязательно было даже привлекать никого из Воронов, как думал Каз сначала и о чём пожалел в конце. Ведь Инеж справилась бы раз в десять быстрее и логично было взять на это дело Нину, дело касалось гришей и сильная сердцебитка нужна была как минимум в качестве подстраховки. Джеспер и Уайлен могли отвлечь внимание выстрелами и бомбами, да тот же Матиас мог быть крайне полезен, но… Но Каз Бреккер понадеялся сам на себя, хотел доказать себе, что это элементарная загадка, которая ему по силам и по итогу всё получилось именно так, как получилось. Впрочем обо всём по порядку. Не так давно начали ходить тревожные шепотки про неизвестное вещество, которое умножает и извращает силы гришей. Не то чтобы Бреккеру было до них дело, бедолагам и без того туго жилось в Кеттердаме, где к ним относились не более, чем к товару и выгодному вложению. Однако, Джеспер был фабрикатором, Нина была корпориалкой и нельзя исключать вероятность, что опасность могла угрожать и им. Про свои чувства по этому поводу Каз думать не хотел и им всё ещё двигало живое любопытство и перспектива, что полученная информация может быть очень и очень полезной и баснословно дорогой. В тот вечер он ни слова не сказал о том, куда направляется. Только отмахнулся от Джеспера и беспечно уверил Инеж, что он по делал в Складской район. Никто и не заволновался и не стал бы за ним следить. Никто так и не узнал, что путь его лежит на Гельдштрат, богатый район, где его ожидает Руфус Андерсен, один из многих купцов, которые могли позволить держать у себя гришей за определенную плату. Каза в лицо тот вероятно не знал и юноша уже придумал повод, имя, которым представится и то, как собирается себя вести. Даже не взял с собой трость на всякий случай, ведь при желании мог имитировать ровную походку, несмотря на вспышки боли в травмированном колене. Дорога до места назначения в неприметном экипаже не заняла много времени. Было уже достаточно темно, когда беспристрастный слуга встретил Каза у ворот шикарного особняка и повёл в кабинет хозяина. К слову, крайне безвкусно обставленный кабинет, слишком яркий, слишком кричаще дорогой, слишком напоминающий человека, про которого сейчас думать не хотелось. Бреккер и без того слишком много думал про Пекку Роллинса, думал годами и навязчивый образ подкрался в мысли даже сейчас. Мельком злорадно подумалось о том, что как хорошо всё складывается, сам юноша достанет необходимую информацию первым и обойдёт Роллинса на несколько шагов вперёд. Мельком голос Джорди в голове съязвил, что никогда не стоит радоваться раньше времени. Наверное, стоило прислушаться. Руфус Андерсен оказался пожилым седовласым мужчиной с лукавыми живыми глазами. Он внимательно слушал своего гостя, видимо, поверив в то, что Каз приезжий молодой финансист из Южной Керчии, который собрался обосноваться в Кеттердаме и так же держать у себя дома гриша, как и многие состоятельные люди в городе. Бреккер был достаточно хорошим актёром, смиренно изображал даже улыбку и некую беспечность и в принципе внешне ничем не отличался от честного торговца или купца, ведь даже одевался так же. Бледная девушка гриш, которая стояла рядом с Руфусом слишком привлекала внимание. Она выглядела как человек в запущенной стадии ломки, глаза дикие, бегающие и на самого юношу смотрела с такой мольбой, будто он мог хоть как-то облегчить её страдания. Видеть Джеспера или Нину в таком же виде не хотелось совсем, поэтому в тот момент Каз твёрдо решил, что разберётся в чём дело. Но именно в тот момент всё пошло наперекосяк. - Занятно. Гриши, к слову, едва ли не самое выгодное вложение в Кеттердаме. Их способности, кстати, могли бы без проблем излечить вашу ногу, - слова Андерсена звучат как гром среди ясного неба, но Каз с огромным усилием воли заставляет ни один мускул не дрогнуть на своём лице. Проклятье, старик явно в курсе, кто он, ломать комедию и дальше глупо, но он решает хотя бы попытаться. - Что, простите? – юноша изображает лёгкое удивление, почти невинно хлопает глазами, глядя на мужчину. Такой вариант он тоже рассматривал и у него в принципе есть пути отступления. Он всё ещё знает этот город как свои пять пальцев, всё ещё может даже в одиночку уложить на лопатки и Руфуса и его охрану, всё ещё может отвлечь внимание гриша припрятанной на всякий случай дымовухой, покинуть особняк, нырнуть в предварительно оплаченный экипаж на соседней улице и скрыться. Волноваться же не о чем, верно? - О, мистер Бреккер, я вас умоляю, надо быть последним идиотом, чтобы жить в Кеттердаме и не знать вас в лицо, - Андерсен усмехается, самодовольно, почти лукаво и смотрит на него с хитрым интересом. Конечно, сам Каз именно последним идиотом его и считает, напряжённо замирает в кресле, молчит. Готов сорваться с места в подходящий момент, использовать дымовую бомбу, разбить окно тяжёлым подсвечником, предварительно им же мужчину вырубить. Андерсен даже не встаёт со своего места, смотрит то на него, то на девушку и чему-то ухмыляется. В живых ярких глазах загорается поистине дьявольский огонь, Каз думает, что вот он, подходящий момент, собирается вскочить со стула, но с досадой понимает, что не может. Неведомая сила не даёт ему даже пальцем пошевелить, он несколько растерянно смотрит на девушку, догадываясь, что та, наверное, корпориалка и убеждаясь, что нужно было взять с собой хотя бы Нину. - Я наслышан, что вы называете своих людей Воронами, не так ли? Наверное и себя ассоциируете с этой умной птицей? – насмешливо спрашивает Руфус, пускай Бреккер физически не может ему ответить. К чему вообще вопрос? Если старик собрался угрожать его людям, то ему лучше начать молиться о том, чтобы он дожил хотя бы до рассвета. Когда Каз отсюда выберется, конечно же выберется. Андерсен смотрит на девушку, смотрит почти мягко и улыбается почему-то беззлобно, с хитринкой, как будто собирается совершить некую шалость. - Аня, давай заставим его полетать? – говорит мужчина, на что та судорожно и нервно кивает. Каз всё ещё не понимает, к чему он, что за глупые фразы, но понимать и не нужно. Потому что в следующий момент всё обрывается и наступает темнота.

***

Когда Каз приходит в себя, он не спешит открывать глаза. Собственное состояние можно идентифицировать как крайне отвратительное: тело нещадно ломит, чувствуется как будто чужим, голова болит просто адски, а в пересохшем горле першит так, будто он проглотил пригоршню раскаленных гвоздей. Юноша опасливо прислушивается и звуков оказывается слишком много. Топот лошадиных копыт по мостовой, урчащие отголоски рабочих двигателей, чьи-то голоса – всё сливается в какофонию. Он всё же открывает глаза, тут же щурится, потому что даже собственное зрение кажется куда более острым, видно всё слишком чётко и хорошо. Серое небо Кеттердама привычно затянуто хмурыми тучами, идёт неприятный вид осадков, который в это время года называют снегом. По всей видимости Каз на улице, наверное, Андерсен буквально говорил про полетать и выкинул его через то самое окно в своём кабинете. Потом, судя по всему, распорядился оттащить его бессознательное тело куда подальше от дома, где даже ходят редкие прохожие, что почему-то совсем не обращают на него внимания. Бреккер хочет рассмеяться, но в горле давит, тянет на кашель, но… Звук, который он издаёт, не имеет с кашлем ничего общего. Хриплый, гортанный, рокочущий, в первые мгновения похожий на карканье. Он замирает, пробует откашляться снова, но звук повторяется. ''Какого чёрта?'' Бреккер пытается резко встать, неуклюже валится назад и ошарашенно смотрит по сторонам. Помимо сырой земли он отчётливо видит крылья с черным оперением и ему кажется, что он то ли с ума сошел, то ли его самого накачали неизвестной дрянью. А может это просто дурацкий глупый сон, который воспроизводит его сознание вместо привычных кошмаров. Каз встаёт снова, в этот раз удачно, разглядывает себя и точно убеждается, что это сон. Так просто не бывает. Острым глазом он видит достаточно большую лужу совсем рядом, делает к ней несколько неловких прыгающих движений и жадно всматривается в собственное отражение. ''Ни черта это не сон.'' Из мутной грязной воды на Каза Бреккера смотрит ворон. Самый обычный, которых тьма тьмущая в Кеттердаме, которые кружат по городу то в одиночку, то стаями, которых повсеместно гоняют в Бочке, чтобы не отпугивали потенциальных клиентов своим мрачным видом. Каз шевелит крылом, то поддаётся и отражение повторяет за ним. Вертит головой с массивным острым клювом и отражение делает то же самое. Пробует отскочить назад, но опять неуклюже валится на землю, раскинув крылья и непривычные вороньи лапы. ''Но так ведь не бывает, это просто сон.'' Убедить себя в этом не получается. Не бывает с обычными гришами, но та девушка была под воздействием неизвестной дряни, вполне возможно, что она была способна на такое. Если бы не крайняя степень растерянности, то Каз наверняка бы отметил, что у Руфуса Андерсена очень специфическое чувство юмора. Однако в данный момент старика хочется только убить, а не смеяться над злыми шутками. Бреккер никогда в своей жизни не увлекался орнитологией, это более чем бесполезное занятие для вора, но вороны ему нравились. Настолько, чтобы назвать так своих товарищей и наблюдать за умными птицами в моменты задумчивости. Сам юноша их никогда не гонял, периодически даже подкармливал всеядных пернатых, но всё равно очень мало про них знал. И уж точно никогда не думал, что узнать придется на собственной шкуре. ''Ладно, надо что-то делать.'' Мысль резонная, умная, адекватная, не то что происходящее. Не смотря на плачевное положение надо придумать план. Безвыходных ситуаций не бывает, даже из этой можно будет выбраться и что-то сделать. Перспективу провести остаток жизни вороном Бреккер даже не рассматривал. Он, в конце концов, Каз Грязные Руки, самый знаменитый ублюдок из Бочки, кошмар всего Кеттердама, он точно что-нибудь придумает. Однако, сказать или подумать оказывается намного легче, чем сделать. Острым взглядом Каз определяет, что всё ещё находится на Гельдштрат, но на самой окраине района. До Бочки, по сути, не так далеко, особенно если в наличии имеются крылья и это оказывается первой проблемой. Всё-таки у птиц это или врождённый навык, или они учатся полётам слишком рано, так что единственное, что сам юноша может – только неловко хлопать крыльями и подлететь вверх на несколько жалких сантиметров. Очень, очень и очень плохо. С походкой куда легче, Каз и до этого отмечал, что вороны передвигаются не только шагом, но и прыжками. У него довольно быстро получается, Бреккер достаточно активно двигается по грязному тротуару, двигается долго, а потом с досадой видит, что не продвинулся дальше двух длинных заборов. Это слишком медленно, такими темпами до ''Клуба Воронов'' придется добираться весь день, который, видно, только начался. ''Дело дрянь.'' Не просто дрянь, а дрянь откровенная. Каз заставляет себя перебороть брезгливость, пьёт из очередной лужи, чтобы хоть в горле першить перестало. Или не в горле, он без малейшего понятия об особенностях строения организма ворона, но легче становится, совсем немного на фоне общего состояния. Всё ещё шумит в голове, Бреккер чувствует скручивающий изнутри голод, чувствует как сильно мёрзнут птичьи лапы и как когти неловко цепляются при движении. Чувствует, что ему всё-таки страшно, ведь ситуация была непредвиденная, добираться обратно ещё очень долго и по пути может случится всё что угодно. Надо было сказать своей команде, хотя бы Инеж, быть может, кто-то его нашёл бы и обо всём догадался. Надо было, но Каз не видит смысла переживать о вещах, которые так и не случились по его собственной же вине. ''Самонадеянный придурок, в следующий раз дважды будешь думать. Плевое дело, сам справлюсь… Справился?'' Ехидный внутренний голос звучит как Джорди, хоть что-то привычное, понятное и знакомое. Каз злится, злится сам на себя, продолжает путь. То и дело пробует неуклюже взлететь, но не получается, усталое тело будто тянет к земле и он до сих пор понятия не имеет ничего про хитрости птичьего полёта. Когда он оказывается на окраине Бочки, уже успевает стемнеть, а сам он успевает устать настолько, что с огромным удовольствием завалился бы куда-нибудь в самый темный переулок и заснул. Но нельзя, он практически у цели, не собирается сдаваться. По пути до этого Каза тревожили разве что бродячие кошки и псы, бездомные, тощие и настороженные, которых удалось спугнуть карканьем и предупреждающими взмахами больших крыльев. В этом районе сложнее. В Бочке слишком многолюдно в такое время, слишком громко, слишком ярко, просто слишком для его измученного продрогшего птичьего тела и сознания. Бреккер путается под чужими ногами, вздрагивает от громких голосов зазывал, его брезгливо пинает кто-то из прохожих, наверное, повредив крыло. Да уж, очень иронично, если он будет не только вороном, но вороном хромым, лучше и не придумаешь. Каз, конечно, наизусть знает эти улицы, но в облике птицы и без возможности взлететь он и сам путается. В итоге старается двигаться до ''Клуба Воронов'' неприметными переулками и улочками, так почти в три раза дольше, но намного безопаснее. По ощущениям дорога длится целую вечность, если не больше, а у заветных дверей клуба на безобидную птицу ожидаемо шикают вышибалы, чтоб не мешался под ногами. Внутрь пробраться не выходит, Каз притаивается у стены и напряжённо вслушивается в обрывки чужих разговоров. Их слишком много, они громкие, мешаются в голове, но вычленить нужную информацию удаётся. Облик ворона, всё же, даёт свои преимущества, но от услышанного становится ещё больше непонятно и снова предательски страшно. Случайные фразы и шепотки дают узнать, что Каза Бреккера ни одна живая душа не видела почти неделю. Неделю, чёрт возьми, юноша и предположить не мог, что проваляется в новом обличье настолько долго. Это сбивает с толку, путает, заставляет нервно нахохлиться. Каз жадно слушает дальше, но кроме как про себя самого, не слышит ничего интересного. Лишь кто-то из игроков, что вышел проветриться и выкурить папиросу, не совсем трезво рассказывает своему товарищу про то, что старина Пер Хаскель слишком нервный последние дни, а ещё сюда за каким-то чёртом являлся Пекка Роллинс. Роллинс, который терпеть не может что Хаскеля, что конкурирующее заведение, что этот район Бочки, поразительно. Однако, понятнее от этого совсем не становится. Становится только больше холодно, но Каз упрямо ждёт, выискивая в череде людских лиц знакомые, но не находит. Мысль пробраться через окна кажется глупой, он и в человеческом облике не был сильно на это способен, а сейчас совсем не уверен, что получится зацепиться когтями и сбалансировать, ещё и с крылом, что неприятно болит. Лучше всего было бы подождать, подумать, заночевать где-нибудь, успокоиться и вернуться сюда завтра. Завтра вероятность встретить кого-то из своей команды куда выше, нет смысла тратить силы впустую. Каз устало петляет по узким улочкам, выискивая подходящее место. Проулки он отметает, ведь слишком слышно неприятный крысиный писк и запахи сточных канав ощущаются куда отчётливее. А ещё отдают мерзким запашком разложения, который напрочь въелся в память, что ничем никогда уже не вытравить. В итоге Каз оказывается на небольшом открытом парковом участке. Там тихо, нет даже никаких животных, тусклый фонарь освещает одну единственную сиротливую лавку, на которую Бреккер намерен взобраться. Но проклятая лавка достаточно высокая. Он пробует вцепиться когтями в деревянную поверхность, но ожидаемо не получается сбалансировать, неловко падает. Пробует подлететь вверх, но крылья ещё не слушаются и он слишком устал. Но слишком упрям и намерен хотя бы здесь и сейчас добиться своего. Чужие шаги Каз слышит очень хорошо, но не отвлекается от своих попыток, да и вряд ли случайный человек обратит внимание на ворона. Не отвлекается даже тогда, когда человек садится на лавку, отчего-то вздыхает и закуривает папиросу. Запах едкий, неприятный, Бреккеру в принципе не нравится табачный дым, но его наконец заставляет отвлечься другой запах, тоже тот, который ничем никогда не вытравить из памяти. Шлейф сигар, тяжёлый мужской парфюм, отголоски дорогого мыла и нотки чего-то тёплого, что отдаёт домом. Каз замирает, смотрит долго, напряжённо, даже яростно, но Пекка Роллинс совсем не обращает на него должного внимания, думает о чём-то своём, смотрит вдаль и курит. Вообще это не стоит считать удивительным стечением обстоятельств. Совсем рядом находится одно из его заведений, ''Каэльский принц'' и конечно же мужчина там бывает, пускай Каз как никто другой знает о том, что Роллинс предпочитает оставаться в рабочем кабинете в ''Изумрудном дворце''. Бреккер вообще слишком много про него знает, но всё ещё недостаточно, чтобы не удивиться тому, что сейчас он какой-то усталый, серьёзный, задумчивый, быть может переживает о чём-то. Как будто такие люди как Роллинс могут о чём-то переживать, кроме собственного благосостояния. Каз тоже это великолепно знает, испытал на своей шкуре. Хочется сделать пакость, хочется заклевать ненавистного мужчину, но он не делает ничего. Только с отчаянным упрямством продолжает пытаться взобраться на лавку, вместо того чтобы свалить куда подальше, он в конце концов первый сюда пришёл, а если Роллинсу что-то не нравится, он может отсюда проваливать. Роллинс никуда проваливать не собирается. Он наконец-то смотрит на Каза, с лёгким удивлением, с нотками интереса, с ленивым любопытством. Смотрит, чему-то усмехается и, по всей видимости, хочет помочь невезучей птице, когда наклоняется и тянется ладонью. Такого Бреккер допустить не может, неуклюже отшатывается, опять, чтоб его, падает и предупреждающе каркает. Каркать, к слову, Казу не нравится совсем, но к своему огромному сожалению воспользоваться человеческой речью и обложить Роллинса трехэтажным матом он не может. Пока не может, да и вряд ли бы сделал это в своём обычном облике. Рядом с Пеккой над ним всегда берут верх эмоции, чистая ярость, чёрная удушающая ненависть, отголоски застарелых обид и жажда мести длиной едва ли не в половину жизни. Но он всегда великолепно держал себя руках в любую из их коротких и совсем не случайных встреч за эти восемь лет. Каз Бреккер умеет держать себя в руках, но сейчас он чёртова безымянная птица и в праве хоть каркать на весь район, хоть выклевать Роллинсу глаза, да хоть банально нагадить на безвкусное шерстяное пальто изумрудного цвета. Не то чтобы он про такое вообще думал, но мелочная мысль почему-то греет. Мужчина вопросительно вскидывает брови, пробует потянуться снова. Каз же вскакивает на птичьи лапы, едва ли не клюёт и предупреждающе размахивает крыльями, нахохлившись. Наверное, очень и очень неуклюже, одно крыло простреливает неприятная боль и сами они ощущаются тяжёлыми, ещё больше непривычными, вороново тело чуть ли не заваливается набок. Пекка беззлобно фыркает, возвращаясь в исходное положение. Конечно, какое дело мерзавцу до птицы, Бреккер другого не ожидал на самом деле. Но Роллинс он на то и Роллинс, что с ним никогда и ничего нельзя знать наверняка. Мужчина тянется к своим карманам, несколько мгновений шарит по ним, после чего вытаскивает обычное печенье, местами раскрошившееся. Каз вспоминает, что, вообще-то, безобразно голодный и предположительно не ел ничего целую неделю. Поэтому невольно тянет голову вверх, смотрит на лакомство жадно, напрягается. - Ну что, теперь будешь сговорчивее, пернатый? – со смешком спрашивает мужчина и снова тянет к нему ладонь. ''Ты, мудак, серьёзно собрался торговаться с птицей?'' Бреккер совсем не удивлён, у Пекки мозгов бы ещё как хватило. Но здесь дело не столько в упрямстве и болезненной гордости, которую, вообще-то, можно и опустить в нынешнем облике и никто никогда про это не узнает. Дело в прикосновениях, боязнь которых стала уже неотъемлемой частью его жизни. Ладонь мужчины неприкрытая, пускай на улице холодно, широкая, доверчиво протянутая. Интересно, а вороны могут терять сознание? Казу просто интересно и не более, ему надо проверить, только по этой причине он неловко прыгает вперёд, прямо в чужую руку. ''Да ладно, серьёзно?'' В памяти не появляются мертвые тела, дыхание не сбивается, он даже не чувствует отвращение, не чувствует сковывающий ужас. Кожа мужчины тёплая, приятно греет продрогшие лапы на те краткие мгновения, пока он поднимает птицу на лавку. Кто бы мог подумать, что в таком виде есть и такие преимущества? Каз и сам не мог, но это успокаивает, в целом ворохе проблем становится на одну меньше. Быть может даже кошмары перестанут сниться, как знать. Бреккер спрыгивает на лавку, отстраняясь, а Роллинс отдаёт ему печенье. Каз был бы даже благодарен, не будь мужчина тем, кто он есть. Но сейчас это совсем не важно, он остервенело расправляется с лакомством, снова становится немножко легче и старается не обращать внимания на чужой взгляд. Взгляд изучающий, любопытный, насмешливый, взгляд который юноша знает наизусть, как и оттенок его глаз, добрые морщинки в их уголках и бледные веснушки. За восемь лет практически ничего не изменилось, быть может только седины в ярких рыжих волосах и щетине стало больше, как и морщинок, но в остальном Пекка Роллинс совсем такой, как он помнит. Точнее, как помнит мальчик Каз Ритвельд и помнит Якоба Герцуна, но какая сейчас к чёрту разница? Сейчас он ворон, а Пекка обычный мужчина и по чьей-то злой насмешке они оба здесь. Возможно, Инеж права в том, что у судьбы бывает извращённое чувство юмора, хуже чем у Руфуса Андерсена. Роллинс снова тянет к нему руку, но Каз агрессивно клюёт и снова каркает. Пускай для ворона прикосновения и выносимы, но терпеть он их не собирается. Особенно прикосновения этого человека. - Какая сердитая птица, - Пекка опять фыркает, опять совсем беззлобно, снисходительно качая головой. Смотрит с любопытством, наверняка отмечая повреждённое крыло и неуклюжесть. Даже если и так, то чем он может помочь? Абсолютно ничем, благо хоть не гоняет, а великодушно прикармливает несуразную птицу. Как будто его великодушие стоит больше, чем ломанный крюге. Как будто меньше, чем одна отнятая, а вторая поломанная жизнь. - Паскудный денёк у тебя, наверное, выдался, бедолага. У меня тоже. На редкость паскудная неделя, - со вздохом произносит мужчина. ''Тебе уже совсем не с кем поболтать, что ты разговариваешь с птицей? Или кризис среднего возраста не обошёл стороной даже грозного босса Бочки, Роллинс?'' Бреккер мысленно злорадствует, но всё равно очень и очень внимательно слушает всё, что Пекка говорит. Это невероятная удача, мужчина сейчас откровенен и может даже выдать некую тайну, ведь уверен, что перед ним птица. Он может сказать что-то важное, что-то компрометирующее, что-то, что даст Казу его уничтожить. Кирпичик за кирпичиком, медленно, терпеливо, ведь юноша слишком долго к этому шёл. Но проклятый Роллинс не говорит абсолютно ничего полезного. Роллинс рассказывает, что Доути невыносимый чванливый зануда, отвратительно делит с ним партии в шахматы, но всё ещё прекрасный член банды и просто хороший человек. Рассказывает, что Филип надоел выпрашивать скидки в ''Сладком ателье'', а у Герригана отсутствует чувство стиля и такта. Рассказывает, что Танте Хелен на редкость назойливая женщина, даже до неприличия и здесь бы Каз согласился и назвал её куда более нелестными выражениями. Конечно, он всё же нашёл средства окончательно выкупить контракт Инеж в ''Зверинце'', но отвращение к Хелен от этого меньше не стало. Роллинс рассказывает обыденные и повседневные вещи, те, которые никак против него не использовать. Те, которые мог бы говорить обычный мужчина, у которого и правда выдалась паскудная неделя. Упоминает о том, что надо забрать пару костюмов из химчистки, найти время съездить к какому-то Алби, зачем-то наведаться в ''Клуб Воронов'', по словам Пекки, такой же жалкий и несуразный, как сам Пер Хаскель и его ''Отбросы''. Со вздохом говорит, что не может что-то найти, что это раздражает и надо заплатить кому-то за усиленные поиски. Половину Каз понимает, другую совсем нет, ему интересно, любопытно, но болтливый Роллинс не собирается уточнять детали. Тем более ворону. - Ладно, дружок, бывай, - наконец хмыкает Роллинс и Каз замирает от неожиданности. Неужели всё? В его голове уже начал созревать план. Сейчас, пока он в облике птицы на неизвестно какой промежуток времени, это просто необходимо обернуть в свою пользу. Подобраться к врагу настолько близко, насколько он даже представить не мог, узнать все потаённые секреты, скелеты в шкафу, уничтожить его, исполнить свою месть. Лучшего случая и представить нельзя, кто в конце концов заподозрит ворона в чём-то? Правильно, никто, Бреккер и сам бы не заподозрил. Поэтому отпускать Пекку Роллинса он не планирует и за несколько мгновений даже придумывает как привлечь его внимание и подогреть интерес. Мужчина снова протягивает руку, видимо, в попытке погладить и Каз ещё до этого приметил дорогие часы на его запястье. Юноша великолепный карманник, правда, сейчас облик птицы всё усложняет, но у него есть массивный клюв, острый как его отмычки и надо хотя бы попытаться. Наверное удача наконец-то решает ему улыбнуться, ведь Бреккер достаточно ловко бьёт клювом по золотой застёжке часов, стаскивает их с чужого запястья и делает несколько прыжков назад. Напрягается, расправляет крылья, как будто может взлететь и хмуро смотрит на мужчину. - Поразительно, ты ещё и воришка, - Роллинс удивлён, правда удивлён, но в его глазах нет злобы или раздражения, только ласковые смешинки и искренний интерес. Он тянется, чтобы забрать свою вещь, но Каз упрямо держит часы сильнее и пробует взлететь снова. Не получается, попытка жалкая, но даже в облике ворона отступать он не намерен. - Ты даже улететь с ними не можешь, зачем тебе мои часы? – Пекка спрашивает так, как будто серьёзно надеется на то, что птица ему ответит. Быть может на его родине животные и разговаривают, о чём гласят легенды Блуждающего острова, быть может там в Истамере действительно есть даже феи. Но они в Кеттердаме, а Бреккер почти обычный ворон, который не может говорить. - Ты в курсе, что никто не смеет грабить Пекку Роллинса, пернатая ты катастрофа? – говорит с привычным самодовольством, беззлобно и ладонь его замирает прямо над птичьей головой. ''Я буду первым и последним.'' Каз вполне себе серьёзно об этом думает, замирает напряжённый, нахохлившийся и ждёт. Что Пекка может сделать? Вырвать часы и грубо его прогнать? Свернуть шею наглой птице? Легкомысленно оставить свои часы, которых у него целая куча и спокойно уйти отсюда? Бреккер не знает, но Пекка Роллинс всё ещё делает именно то, чего от него не ожидают. - Если не будешь упрямиться, я, так уж и быть, оставлю тебе эту побрякушку, - предупреждает перед тем, как аккуратно погладить. Каз вздрагивает только от неожиданности, злобно зыркает, но послушно позволяет себя гладить. В конце концов ему нужно как-то расположить к себе Пекку, нужно подобраться ближе. В конце концов руки у него очень тёплые, касаются ласково, приглаживают распушенные перья на крыльях и от этого странно спокойно. Так спокойно, как было Казу Ритвельду восемь лет назад и он не собирается больше никогда этим обманываться. Каз Бреккер не собирается, а безымянный ворон просто позволяет себя гладить, но настороженно не выпускает часы из клюва. Ведь знает цену этим обещаниям, знает как никто другой в этом городе, в этой стране, в этом мире. - Забавная ты ворона, - вздыхает Пекка и Бреккер недовольно дёргает крыльями, недовольно настолько, что перья снова едва ли не встают дыбом. ''Я ворон, слепой ты придурок.'' Роллинс, конечно же, не умеет читать мысли, но смотрит на него пристально. Наверное он разбирается в птицах, потому что хмыкает. - Точно, ты же ворон. Агрессивный вздорный воронёнок с подбитым крылом. Как же ты мне его всё-таки напоминаешь, дружок, - Пекка говорит непривычно, с нотками затаенной тоски, без напускного веселья. Каз понятия не имеет про кого он, кого птица может напоминать самодовольному мудаку. Может, действительно умом тронулся в середине четвёртого десятка? Роллинс треплет его меж крыльев, ненавязчиво, но это даже приятно, а потом убирает руку и видно, что собирается уходить. Бреккер не может этого допустить, не может категорически, не может толком придумать как его удержать и не совсем понимает, что делает. Выпускает из клюва часы и с каким-то отчаянием вцепляется в рукав яркого пальто, совсем рядом с запястьем, тянет на себя, пускай знает, что не в силах сдвинуть мужчину с места. Тот ожидаемо смеётся, совсем искренне, почти с ребяческим весельем. - Ну, не могу же я взять тебя с собой, - отсмеявшись произносит Пекка, но Каз упрямо не выпускает из клюва ткань. ''Ты и что-то не можешь? Неужели в ''Изумрудном дворце'' не найдётся места для скромной птицы?'' Со скромным он, конечно, перегибает палку, но Роллинсу об этом знать не надо. Бреккер снова хлопает крыльями, остервенело дёргает шерстяной рукав и не собирается отпускать. Мужчина смотрит на него, долго смотрит, с проклятыми смешинками в глазах, которые из-за острого зрения ворона кажутся ещё ярче, чем юноша помнит. Практически изумрудные, с карими крапинками, живые и добрые, совсем не подходящие такому отвратительному и гнусному человеку. - Ладно, вообще-то могу, так уж и быть, - Роллинс усмехается, ловко забирает свои часы с лавки и прячет в карман. Это заставляет Каза отстраниться и возмущённо закаркать. Неужели обманул? Отвлек внимание, забрал свою вещь и сейчас уйдет? Неужели Каз снова повёлся на его уловки, как наивный фермерский мальчик? Неужели за эти годы ничего не изменилось? Пекка закатывает глаза так выразительно, как будто правда умеет читать мысли. - Ну, не злись, отдам я тебе твою игрушку. Пойдём, - он совсем не обращает внимания на то, как ворон трепыхается, когда его берут в руки и совсем нагло и бесцеремонно засовывают под пальто. Конечно, сразу становится тепло, даже удобно, но Каз всё равно клюёт его куда-то в грудь, удовлетворённо слыша в ответ болезненное шипение. - Невоспитанная вздорная птица, - говорит Роллинс, поднимается с лавки, но держит его всё равно аккуратно. Насвистывает себе под нос незамысловатый мотив и возвращается к ''Каэльскому принцу'', где садится в экипаж. Тогда-то Каз и понимает, что он везёт его совсем не в ''Изумрудный дворец''. Пекка Роллинс без задней мысли везёт его к себе домой и Бреккер совсем не знает, как ему на это реагировать и что вообще думать.