I love you, Ukraine

Volim te, Ukrajino

      В квартире всё осталось так же, как и было до войны. Вещи лежали на своих местах, хотя покрытые толстым слоем пыли, словно здесь не было никого уже сто лет. И в каком-то смысле так оно и было.       В свою обитель ворвался Хорватия — стремительный и мощный, как вулкан. Он был в тяжёлой военной форме, которая для его заметно исхудавшего тела стала почти непосильной ношей. Громко захлопнув за собой дверь, он впервые за много лет включил свет в своей квартире.       Окинув взглядом своё жилище, Хорватия тяжело вздохнул и, устало опустившись на стул в гостиной, наконец позволил немного привести мысли в порядок.       Он позволил себе пустить пару слёз, которые медленно скатились по впалым щекам, и закрыл лицо руками. Как его вымотала война. Возможно, даже не сама война, сколько Сербия. Но ещё больше его терзали страдания собственного народа. Эти ужасные картины теперь навсегда застряли в его памяти, и ничто не сможет их стереть. Эта весна, наполненная болью и утратами, стала частью его самого, и лето в его душе уже никогда не наступит.       Спустя несколько минут Хорватия наконец взял себя в руки. Он снял тяжёлый мундир, бронежилет и обувь, оставив их прямо на полу, словно хотел сбросить с себя весь этот невыносимый груз.       Теперь ему нужно было привести в порядок дом, ведь сегодня ожидался приезд одной страны.       Честно говоря, Хорватия чувствовал себя ничтожным из-за этой миссии миротворческой помощи. Хотя он отчасти понимал её значение, он никак не мог понять одного: почему именно он?       Украина — молодая, новообразовавшаяся страна, похожий этим на Хорватию, который наконец-то, как и он освободился от «союзных оков».       Балканец знал о нем совсем немного. Точнее, почти ничего. Да, украинец был славянином, как и сам хорват, и именно это вызывало у последнего симпатию. Благодаря этому он согласился принять его помощь. Однако хорват был ошеломлён, когда украинец с неожиданной решимостью изъявил желание лично, вместе со своими солдатами, отправиться в самую гущу войны.       Зачем ему это было нужно, Хорват не знал. Но отказываться от помощи, которая была так необходима, казалось бы глупо.       Балкан принялся энергично убирать свою обитель. Квартира наполнилась звуками перемещаемой мебели и шумом тряпок. Спустя два часа всё засияло чистотой, будто новый лист бумаги, готовый к написанию истории.       Хорватия тяжело выдохнул и опустился на диван. Его сердце колотилось быстро, словно предчувствуя бурю. Но это было не от волнения из-за Украинца. Вся его душа была сосредоточена на предстоящей битве. Вместе со своей армией он разработал смелый план, чтобы освободить свою землю так называемой "Республики Сербской Краины".       Правда, он лелеял надежду освободить и Вуковар — город, ставший символом мужества и непоколебимой борьбы хорватского народа. Однако воспоминание о том страшном поражении углубляло рану в его душе. Хорватия почти впал в депрессию, потеряв частичку себя в той кровавой битве.       На его теле остался шрам — безмолвный свидетель тех событий. Но куда больнее был другой след — в сердце, который каждый раз оживал в его голове. Эти воспоминания заставляли его рыдать и сокрушать всё вокруг, словно он снова чувствовал горечь утраты.       Однако он знал: война не прощает слабости. Хорватия быстро брал себя в руки, ведь истерики могли стоить не только его победы, но и духа всего народа. А дух — это то, что держало его на ногах, ведя к освобождению и новой надежде.       Раздумья Хорватии прервал резкий звон стационарного телефона. Быстро подойдя, он попытался скрыть волнение и растерянность, но сердце всё равно билось быстрее.       — Украина? — догадался Хорватия, интуитивно ощущая, кто на проводе.       С Украинцем он всегда общался на своём родном, хорватском языке — славянин был не только полиглотом, но и знатоком языков, и для него общение не представляло сложности.       — Привет, чавоглавец! — прозвучал голос украинца, тёплый и знакомый. Он немного смягчил интонацию, заметно проявляя заботу: — Как ты?..       — Ох, как… как... — устало вздохнул Балкан. — Терпимо.       — Не печалься, я приеду — станет легче, — сказал украинец с улыбкой в голосе. — В такие моменты главное сохранять спокойствие и хорошее настроение.       — …У тебя и так проблем хватает, как у молодой страны. Тебе правда нужно поддерживать меня и приезжать сюда... в войну?       — Если бы я оказался в такой ситуации... Я бы тоже был рад поддержке.       Хорват замолчал, его глаза на мгновение потемнели от воспоминаний, но в глубине души он был благодарен. Он и правда был рад.       — Ладно, жди меня. Через час уже буду в столице, — решительно добавил украинец.       Хорват на мгновение закрыл глаза и почувствовал облегчение.       — Спасибо тебе, правда, — сказал он, чувствуя, как тёплая волна благодарности наполняет его сердце. — Жду с нетерпением.       На том стороне провода украинец лишь улыбнулся.

***

      Украинец приехал ровно в шесть. Хорватия, честно говоря, волновался за фронт. Он находился здесь, в своей квартире, на временном "отдыхе", но в этот момент могли произойти любые неожиданные события — возможно, даже наступление. Нервозность сковывала его мысли.       С другой стороны, встреча с Украинцем была важной. Он был на "переговорах" с той страной, которая готова была предложить ему поддержку. С Украиной Хорватия мог позволить себе общаться и встречаться в спокойной обстановке своего дома, не скрываясь и не прячась. Их первая встреча была давно, и хотя они не могли считаться лучшими друзьями, между ними существовало взаимное уважение и симпатия, как у двух славян, борющихся за свободу и независимость своих народов.       Хорватия был человеком стеснительным, и, в отличие от украинца, который сжал его так сильно, что, казалось, вот-вот сломает ребра, он не использовал объятий. В ответ на этот порыв украинца, Хорватия лишь мягко похлопал его по плечу, пытаясь скрыть свою неловкость.       Украина, в свою очередь, выглядел так, как будто воплощал саму силу и независимость. Молодое государство в полном расцвете своих сил: живой, энергичный, красивый, румяный, сильный. Он словно излучал свет, его присутствие было весёлым и уверенным.       Его завинчивающиеся кудри, ниспадающие на плечи, напоминали глубокие морские волны — синие-присиние, как сама глубина Марианской впадины. Он был живым отражением той необузданной силы, что исходила от нового государства. Родинка возле его глаза исчезала из поля зрения, когда он активно подрагивал длинными, пышными ресницами, внимательно рассматривая Хорватию, которого не видел так давно.       Флаг Украины был ярким и контрастным. На щеках украинца играл румянец, а его тело, сильное и выносливое, выглядело полным энергии, хотя он был немного ниже ростом. Всё в нём говорило о том, что он был полон жизни и надежды на будущее.       В сравнении с ним, Хорватия выглядел совсем иначе. Он был как тень того, что когда-то был. В его глазах скрывалась усталость, а лицо и тело были полны следов войны — иссушенные и изможденные, с тёмными кругами под глазами, впалыми щеками и потускневшим флагом. Для стран тяжкие испытания всегда отражаются на них, и Хорватия был живым примером этой правды. Его внешний вид говорил о том, какие трудности ему пришлось пережить, о тех ужасах, которые оставили неизгладимый след на его теле и духе.       — Ну… проходи уже… — сказал стесняясь Балкан, пропуская Украинца в квартиру после долгих слов о радости встречи.       Украина ответил улыбкой и, не теряя времени, шагнул внутрь, ставя на пол пакеты.       — А там что? — спросил Хорват, с любопытством глядя на пакеты.       — Подарки, — ответил Независимый с лучезарной улыбкой.       — Мне? Зачем?? — округлил свои гетерохромные очи Хорватия, явно удивлённый.       — Для настроения, — непринуждённо и коротко ответил тот, направляясь осматривать квартиру.       Хорват снова остался в удивлении. Яркая, живая персона — настолько полная энергии и лёгкости, что невозможно было не заметить его обаяния.

***

      — Так… будем обсуждать насчёт моих бойцов? Знаешь, да, я пока что не разбираюсь в этих войнах. Надеюсь, мне и не придётся с ней столкнуться. Но мои солдаты — профессионалы, они смогут помочь гуманитарными миссиями, спасти твоих людей даже в самых горячих точках и предоставить пролёты, — говорил украинец, внимательно следя за Хорватом, который готовил чай.       Хорватия замер на мгновение, словно поглощённый тяжёлыми мыслями. Когда он повернулся к Независимому, его глаза были потемневшими от горечи, а выражение лица отражало всю ту боль, что была скрыта в глубине души. На его лице застыла тень страха и утраты, которая не могла уйти, несмотря на внешнее спокойствие.       — Что?.. Я что-то не так сказал?.. — изумлённо спросил украинец, подорвавшись с места и подходя к Хорвату.       Хорватия не ответил. Вместо слов, его тело содрогнулось, и вдруг, словно невидимая стена рухнула, он громко зарыдал. Украинец мгновенно прижал его к себе, ощущая, как его плечи вздрагивают от каждого всхлипа.       Балкан прижался в ответ, цепляясь за кофту украинца, и с каждым вдохом ловил запах... мира. Того мира, который ему так не хватало, и который казался таким недосягаемым в его жизни.       Украинец что-то начал шептать, петь успокаивающую мелодию, ласково проводя ладонью по спине и голове Хорватии, пытаясь вернуть его к себе, к спокойствию, к хотя бы мимолётному ощущению безопасности.       Такого состояния Хорватия не показывал никому — даже своей семье и балканским братьям. Он никогда не позволял себе быть таким уязвимым, слишком стыдился своих слёз. Но сейчас, возможно, это было просто последствием чертовской усталости и полного отсутствия веры в собственные силы.       — Устал… — тихо прошептал Хорват, как будто надеясь, что его не услышат.       Но Независимый услышал и без колебаний сильнее прижал его к себе, погружая лицо в его плечо, пытаясь передать хоть каплю тепла и поддержки.       — Все буде добре… — прошептал он на украинском, машинально. Но Хорват понял каждое слово, и в его глазах блеснуло слезами, которые он пытался сдержать. Он зажмурил глаза, как будто надеясь, что это поможет унять водопад эмоций, который стремился прорваться наружу.       Но стоило ли сдерживать эти слёзы? Были ли силы для сдержанности в такие моменты?

***

      Хорватии остро нужен был отдых. Он был измотан, как и вся его страна, и нужно было хоть немного восстановить силы. Украинец, с его привычной заботой и решительностью, как строгая «мама», отправил его в ванну мыться, а сам принялся готовить ужин.       Продукты Хорват не успел купить, но славянин уже предусмотрел всё: привёз с собой кучу еды, понимая, что половина из этого пропадёт, ибо Балкан после этого короткого отдыха сразу собирался возвращаться на фронт и оставаться там до конца войны.       Украина видел, как тяжело Хорвату, и знал, что ему нужно что-то, что вернёт ему силы. Он знал, что нужно помочь ему обрести дух и решимость, чтобы снова вернуться к борьбе. Отдохнуть было необходимо — это не было роскошью, а жизненной необходимостью.       Украина готовил с душой, как всегда, и знал секреты не только своей кухни, но и хорватской, да и многих других кухонь мира. Его руки, привыкшие к кулинарному искусству, творили чудеса. Он накрыл целый стол, пока Хорват был в ванной.       Когда Хорват вышел из ванной, он сделал глубокий вздох, как будто скинул с себя тяжёлую ношу. Это был момент, когда он, наконец, позволил себе расслабиться.       Зайдя в зал, его глаза округлились от удивления. Стол был накрыт так, как будто это был Новый год — всё яркое, праздничное, с многочисленными блюдами, которые обещали быть не только вкусными, но и источниками тепла и уюта.       — Ого… — промолвил Хорват, оседая на мягкий диван, его глаза удивлённо скользнули по празднично накрытому столу.       — Искупался? Легче? — заботливо спросил Украинец, присаживаясь рядом.       — Да, спасибо, нормально, — ответил Балкан, всё ещё осматривая стол, словно пытаясь удержать свою сдержанность. — Но я не очень голоден…       В этот момент раздалось громкое урчание его живота, и Хорват смутился.       — Ну… можно и перекусить чуточку… — признался он, с лёгкой виноватостью.       Украина только тепло улыбнулся, словно зная, что будет с ним делать — без лишних слов он подал тарелку и сел рядом, готовый поддержать, как всегда.

***

      — Не понимаю, в чем заключается твоя роль здесь, — с лёгким недоумением спросил сытый Хорватия, пока украинец, погружённый в работу, мыл гору тарелок. — Может, помочь?       — Нет-нет, сиди, отдыхай, — спокойно ответил украинец, не отрываясь от дела. — А что касается первого... — он на мгновение замолчал, поджав губы. — По моим убеждениям, я должен помогать всем, кто в этом нуждается. Ты ведь знаешь, как я помогал многим твоим балканским братьям. В моём детстве, когда моя страна оказалась под оккупацией, я потерял всё… Это было страшно.       Украина тяжело вздохнул, и Хорватия почувствовал, как напряжение будто проникло в воздух — впервые он видел славянина таким.       — Потому, — быстро пришёл в себя Независимый, — я буду помогать всем, кто в этом нуждается, независимо от того, что случится.       — Ты слишком добрый для этого жестокого и несправедливого мира, — сказал Хорватия, в его голосе звучали одновременно и восхищение, и сожаление.       — Возможно, — ответил украинец, заканчивая с посудой и поворачиваясь к собеседнику, вытирая руки. — Но пожалею об этом позже.       Украина сел рядом с Хорватией, бережно взял его за руки, и, взглянув в глаза пронзительно, неожиданно обнял.       Хорватия вздрогнул от неожиданности, его сердце пропустило удар, и, неуверенно, он обнял в ответ, закрывая глаза, будто пытаясь понять, что происходит.

***

      Телевизор, приглушённый до едва слышного, показывал старый, непринуждённый фильм, его сцены мерцали на экране, как тени прошлого. Хорват лежал прямо на Украинце, щекой прижавшись к его груди, обнимая его, с полуприкрытыми глазами, взгляд устремлённый на экран, но мысли — где-то вдали.       Кажется, именно такой тихой и спокойной обстановки ему и не хватало. Мир вокруг был настолько прост и тих, что сердце на мгновение забывало о войне, о боли и тяжести. Только этот момент, эта тишина, объятия и уют казались тем, что так долго отсутствовало в его жизни.       Украина умеренно дышал, поглаживая Хорвата по спине, погружённый в свои мысли. Он не заводил разговор о войне, зная, что в этот момент Хорвату нужно было время, чтобы побыть в тишине, подальше от всего того, что его мучило.       Вдруг Хорватия приподнялся, отрываясь от груди Независимого, и встретился с ним взглядом. Хорватские глаза, полные желания, молча просили о близости, но украинец мягко разрушил его мечты, тихо прошептав:       — Не надо...       Хорват застыл, изумленно глядя на него, словно ему только что отказали в самом заветном. Его взгляд был полон непонимания, как будто Независимый лишил его последней надежды.       — Ты красивый, Хорватия... — тихо проговорил украинец, пытаясь успокоить его. — Очень. Но сейчас ты в отчаянии. Ты хочешь отдать свое тело, как будто отказываешься от своей победы. Как будто уже проиграл и смирился с этим. Но так нельзя.       Слова украинца были полны теплоты и силы, его голос звучал мягко, но уверенно. Он не хотел позволить Хорватии потерять себя в этом моменте.       Украина глубоко вздохнул и отвел взгляд в сторону, на мгновение замолчав, будто собираясь с мыслями.       — Я ведь знаю, ты не такой, — мягко, но твердо произнес Независимый, осторожно подбирая слова. — Ты гордый, статный, самодостаточный. Но война… она ломает даже самых сильных. Делает нас жаждущими хоть капли тепла и справедливости. Но сейчас, в твоих глазах, я вижу отчаяние. А это не то, что должно отражаться в глазах страны, которая готовится к наступательной операции.       Хорватия отвёл взгляд, но не смог скрыть лёгкую дрожь в голосе:       — Операция, которую я…       — Выиграешь, — перебил Независимый, уверенно склонив голову ближе, чтобы его слова звучали как непреложная истина. — Что бы ни случилось, что бы ни встало на твоём пути, ты выиграешь. Ты станешь не просто страной, но символом уверенности, красоты и силы. Ты — Хорватия. И у тебя есть всё, чтобы быть таким, каким ты всегда был — величественным и непокорным.       Хорватия ненадолго замер, словно эти слова дали ему возможность на мгновение почувствовать то, кем он когда-то был. И то, кем он снова может стать.       В воспоминаниях Хорватии мелькнули целые фрагменты его жизни, как яркие вспышки света. Эти образы были такими болезненными и одновременно яркими, что он прищурил глаза, как будто пытаясь отогнать их. Но слёзы всё же потекли, и ему не было стыдно. Он чувствовал, как его сердце сжимается от боли, и Украина, не произнося ни слова, прижал его к груди, тихо гладя по спине.       В этот момент как будто уходила вся та тяжесть, которая накопилась за годы войны, вся чернь, что вписалась в его душу. Это был момент очищения, но он не мог поделиться этим с кем-то другим. Украинец... казалось, что у него был дар, который нельзя было объяснить словами. Всё, что он делал — это просто был рядом. Его присутствие приносило ощущение родного тепла, как будто даже самые сломленные могли поверить, что всё наладится.       Хорватия рыдал, растворяясь в этом молчаливом понимании, пока наконец не уснул, убаюканный этим чувством. Украина лишь слегка дёрнул губы, образуя лёгкую улыбку. Он знал, что помог.

***

      Хорватия резко распахнул глаза, словно вынырнул из кошмара. Его дыхание стало частым и сбивчивым, как будто он только что пережил что-то невероятно реальное.       — С тобой всё нормально? — тихо поинтересовался Словения, повернувшись к нему. Его голос был спокойным, но в глазах читалась доля беспокойства.       Хорват обвёл взглядом комнату. Всё вокруг выглядело до странного обыденно: конференция ЕС продолжалась, монотонные голоса перемежались шелестом бумаги. Но он... Он всё ещё чувствовал отголоски того, что только что увидел. Воспоминания были настолько реальными, что реальность казалась зыбкой.       — Да... нормально, — выдохнул он, стараясь успокоиться.       Словения пожал плечами, явно решив, что беспокоиться не о чем, и вернулся к своим записям.       Хорват же закрыл лицо ладонями и протёр глаза, пытаясь окончательно прийти в себя. В груди всё ещё что-то щемило.       С того момента прошло тридцать лет, но Хорватия помнил всё до мельчайших деталей. Тот день, то напряжение, те слова, которые изменили его. С тех пор он больше не плакал — не позволял себе. За эти годы он стал человеком, которого трудно было представить с "ранимой" стороны.       Но тогда... тогда он всё же выиграл. Украинец, словно пророк, видел это наперёд. Хорватия до сих пор был убеждён, что именно благодаря Независимому всё сложилось так, как сложилось. Его слова пробудили что-то давно угасшее — веру.       Он прикрыл глаза, на мгновение вернувшись в прошлое, а затем перевёл взгляд на окно, за которым кружил белый, тихий снег. Вихри снежинок будто напоминали ему о том, что история всегда движется по кругу, возвращая старые чувства в новые времена.       Хорватия задумался. Долго взвешивая все "за" и "против", он наконец решил: будь, что будет, и пусть все думают, что захотят. Завтра он купит билеты и отправится в Киев.       Сейчас Украине, возможно, тоже нужна поддержка. Та самая искра веры, которую когда-то Независимый дал ему.