А что, собственно, было после?

Наблюдая из окна своего кабинета за уходящими с уроков студентами, Айзава задумался, да так глубоко, что забыл о кружке с остывшем кофе в руках. Он рассматривал лица всех проходящих, ища в ком-то скрытый подвох, но ничего не находил. Каждая улыбка выглядела такой искренней… Наконец, среди мельтешащих пятен затесалась чья-то зеленая макушка. А вот это уже давно не студент, а самый настоящий преподаватель, такой же, как сам Шота. Стерка заподозрил, нет ли у Мидории шестого чувства, когда тот, словно ощутив на себе чей-то взгляд, посмотрел Айзаве прямо в глаза. «Чëрт. Попался.» Мидория лишь вскинул бровь в немом вопросе и одарил бывшего сенсея насмешливой улыбкой. И еë Айзава рассмотрел тщательней, чем проверяет контрольные студентов. Но ни единого изъяна, ни единого признака фальши он в ней не нашëл. Изуку, не иначе как прочитав мысли Шоты, лишь издевательски подмигнул и ушëл. И всë-таки что-то здесь было нечисто. Стëрка вздрогнул, почувствовав как кто-то треплет плечо. Даже не заметил, как к нему подошли. Интересно, это усталость или просто потерял хватку? — Чего мрачней обычного, Шота? — Мик поинтересовался. — Просто беспокоюсь… — И за кого же? Айзава молча кивнул на медленно растворяющийся в дали силуэт. — Что ж, понял, понял. А чего ты так? Мидория уже четвëртый год преподает, мне показалось, что ему здесь очень даже ничего, нравится! Неужели, думаешь, он до сих пор переживает о карьере…? Айзава неопределенно хмыкнул: — «До сих пор»? Мидория никогда не переживал по этому поводу, ну, или очень старательно делал такой вид. Конечно, это странно, учитывая, какие у него были амбиции. Впрочем, если он действительно доволен… Дело не в конкретно нем. А в том, что о Мидории говорят его собственные студенты. — Ах, да, его самый первый класс выпустился в прошлом учебном году, значит теперь он опять у первогодок классный руководитель. — Да. И всякий раз, стоит мне пройти мимо кого-то из них, как до ушей доносятся обрывки разговоров. И почему-то всегда это об их учителе. О Мидории, Мик. — И что же они говорят? — Мик посерьезнел и как-то напрягся. Айзава неопределенно пожал плечами: — Тяжело уловить все детали, не попавшись на подслушивании, но в общем… Они явно не в восторге, что их классный руководитель без причуды. — Неужели целый класс квиркистов? Как Незу проглядел… Ластик поматал головой: — Не совсем. Всë сложнее. Эти студенты просто… Уф. Цитирую: «не уверены, что находятся в безопасности рядом с ним», ведь «как может человек без сверхсил защитить тех, у кого они есть? Больше похоже что мы должны защищать его.» — О, да ладно, Мидория же им не экскурсии по заброшкам проводит, а преподает в геройской школе, где полно защитных систем и профессионалов во всеоружии. — Мик, ты что, туда же?! Ну во-первых, мне про USJ напоминать или не стоит? А во-вторых, Мидория сам ничего себе профессионал. Незу не взял бы его в UA, а тем более не всучил бы классное руководство, если бы не убедился, что Мидория в состоянии защитить детей в случае необходимости. — Я думал, его из солидарности взяли… — Что? Ты сейчас серьёзно? — Ладно, теперь, когда ты так говоришь, звучит довольно плохо. — Конечно, плохо. Незу не тот тип, кто берет «из солидарности». Он не человек и подобное ему чуждо, директор руководствуется фактами, а не чувствами, уж поверь. Кому как не мне это говорить. Я сам проходил его адский тест после того, как потерял конечность и частично зрение. Ну раз уж об этом зашел разговор, я, по-твоему, тоже ни на что не способен? — А вот переворачивать слова не надо! Я бы такое ни о ком из вас никогда бы не сказал! Айзава проигнорировал эту фразу и продолжил: — Моя причуда почти не работает, двигаться используя еë проблематично, перезарядка долгая. Мидория пошустрее да половчее будет, так что я бы из нас двоих ставил бы на него, а я, между тем, тоже что-то да могу, порох в пороховницах есть. Но студенты и, похоже, некоторые взрослые почему-то в упор не видят очевидного. Всë, что кого-либо волнует, это наличие причуды, хоть какой-то. Про меня такого не говорят, только потому, что она есть, и пусть коряво, но она работает. Это ужасно несправедливо. — Так уж устроена психика человека. Что-то ты сегодня очень разговорчивый, ха? — Есть претензии? Сам спросил, что не так. — Молчу-молчу. Не мешаю изливать душу. — Я не верю, что Мидория ничего не слышит и не видит. Раньше-то, прошлый класс, от него был без ума! Я волнуюсь о том, как он всë это переносит. — Ничего, я уверен, скоро Мидория докажет своим ребятам, что он не промах! — Всегда завидовал твоему оптимизму. И всë таки за парня обидно. Спрашивается, вот надо было ему причуду отдавать? Как я понял, сделал он это ради того, чтобы Шигараки в последнюю секунду жизни от контроля Все-за-одного избавился. Вот не понимаю такого альтруизма. Секунда, Заши! И ради этой секунды он выбрал быть беспричудным в обществе сверхсил?! Мидория мог сохранить хоть часть, но не стал… Я искренне не понимаю.

***

«И не поймешь, наверное, никогда» — Подумал Незу, с любопытством слушая аудиозапись, что велась в каждом кабинете. «Я долго думал над этим и задавался тем же вопросом. Единственное, к чему пришëл: Мидория — альтруист, несомненно. Безнадежный альтруист или же очень расчетливый. А может, всë вместе. С причудой, конечно, можно было бы спасти тысячи жизней. Но с другой стороны… Эта причуда была слишком сильной. Сильнее, чем у Всемогущего. История бы неизбежно повторилась: люди бы все равно полагались на одного сверхсильного человека, а остальные герои бы расслабились. Рано или поздно вновь бы появилось что-то или кто-то, которое выведет этот столп из строя. И… Общество вновь рухнет. Наверняка, Мидория это тоже тогда понял. Потому и решил совместить приятное с полезным, освободив Томуру и уничтожив Один-за-всех. Только так можно было гарантировать, что общество успеет подготовиться к новым потрясениям, независимо от обстоятельств. Нельзя допускать существования слишком сильного, незаменимого героя. Я восхищаюсь Мидорией, не каждый бы дошëл до этой истины, и не каждый бы решился. Он — сильный человек, и вряд ли его смутят предрассудки».

***

Мидория, уходя, всё ещё чувствовал, что Айзава продолжал сверлить его спину взглядом. Не то, чтобы его это сильно напрягало, но ему была неприятна мысль о том, что, очевидно, Стёрка беспокоится о своем бывшем студенте. Шота всегда был довольно проницательным, несмотря на свою холодную оболочку, и Мидория не сомневался, что до его уха доносится этот шёпот из коридоров академии. Вообще, это может показаться смешным, но из всего преподавательского состава Мидория сильнее всего сблизился со своим бывшим классным руководителем, в то время как с остальными учителями отношения оставались дружественными, но слегка наигранными, что ли? Изуку никак не мог избавиться от ощущения, что на него смотрят снисходительно, и до сих пор больше воспринимают скорее как ребенка, чем взрослого, что не могло не раздражать. А что уж говорить о чувстве жалости, которая чуть ли не пропитывает атмосферу насквозь, когда Изуку просто попадается кому-либо из них на глаза? Конечно, есть вероятность, что он это всё сам себе нафантазировал, но тем не менее. Мидория, не сбавляя хода, горько и не без самоиронии усмехнулся над своими мыслями. Сейчас-то эта забота занимает почётное последнее место в его списке «на подумать», по большей части, Изуку просто принял это и смирился. Он не мог изменить чувств окружающих, но мог изменить своё отношение к ситуации. Конечно, ему было очевидно, откуда пустила корни эта «жалость». Ребёнок с большими амбициями на их глазах проходил тернистый путь, он рос над собой, становился сильнее и лучше, через боль и слёзы, но с почти неизменной улыбкой. Как вдруг, в один прекрасный момент этот ребёнок теряет то, что в глазах всего общества нынче имеет огромную ценность: причуду. И как он её теряет? В битве с сильнейшим злодеем в мире. Мидория подозревал, что многих грызла вина за то, что детям пришлось вместе с ними выйти на передовую, чего по-хорошему случаться было не должно. Вот и в ситуации, сложившейся с Изуку, они, возможно, винят себя? Или это он слишком высокого о себе мнения? Может, и это Мидория нафантазировал? Впрочем, как бы то ни было, сам он никого не винил, даже себя. О своём решении Изуку не жалел. Да, своё решение. Это был выбор. Мидория мог победить, не отдавая весь один-за-всех. Но он это сделал. Потому что сам захотел. Впервые в жизни, Мидория тогда сделал шаг сам. Шаг, который ему не навязали, на который его никто не подтолкнул, не «вдохновил». И он открыл свою золотую клетку. Ведь что бы его ждало, оставь он на себе это, не сказать иначе, проклятье? (Простите, предшественники, но это правда). Опять вечная борьба с собственным телом, вечная гонка, вечное давление, вечное стремление вверх. Даже с урезанным Один-за-всех Мидория был бы обречен на первое место в чарте. Он был бы обречен стать новым «символом мира». Новым «Всемогущим». Хотел ли Изуку стать «Всемогущим-два»? При том, что даже «Всемогущий-один» — всего лишь маска, созданная Тошинори Яги? Нет. Мидория, конечно, любил помогать людям. Но разбив эту маску, что передавалась из поколения в поколение, он разом спас всё общество от очередного кризиса. Ведь никто не вечен, и Деку тоже в конце-концов бы упал с пьедестала. Так что он всё сделал правильно. Приятным бонусом явилась возможность жить как все нормальные люди, не ходить на свидания с больничной койкой чаще, чем с реальными девушками, и не рисковать умереть в тридцать-сорок, или вообще, в двадцать. А, ну и, естественно, наконец-то стать собой, чёрт возьми. Неожиданно Мидория понял, почему в тот день на крыше Всемогущий сказал ему «нет». И, честно говоря, Изуку следовало послушать его с самого начала. И лишь овладев сильнейшей в мире причудой он сам пришёл к той же мысли… Но сказать, что Мидория сожалеет о времени, проведенном в качестве героя — это соврать. Мидория ни о чём в своей жизни не жалеет. Ну а «шёпот»? Пф-ф. Ну подумаешь, детки попались в этот год со спесью! Так ему впервой, что ли?! Этим соплякам никогда не достичь уровня Кацуки Бакуго, в его худшие, так сказать, годы. Не поймите неправильно, Кацуки ему друг и брат, и над собой Динамит, как личность, вырос даже сильнее его… Но память у Изуку хорошая, пусть он и не злопамятный. Так что и «спесь» то у малышни он собьёт, это без сомнений. Зря, что ли, у него в классных руководителях Шота Айзава три года числился?! Пока Изуку вёл этот внутренний монолог, очертания школы окончательно растворились за его спиной. Впереди словно акварелью вырисовывалось величавое здание торгового центра, своими огнями освещавшее улицу чуть ли не лучше медленно всходившей на небесный трон луны. Весной в Японии сумерки наступали быстро. Мидория, конечно, не был огромным фанатом настолько людных мест, продираясь сквозь толпу на экскаваторе, он в этом убедился ещё лучше. Вы спросите, что же он тогда здесь забыл в час пик? А всё очень просто! Мидория, может, про-героем и не работает, но быть учителем в такой школе, как UA — быть в состоянии собственноручно завалить годзиллу, как минимум. И никаких поблажек, как для беспричудного, Мидория себе давать не собирается. Своих пусть и спесивых, но всё ещё малявок, он в обиду не даст… Да и нервы у него уж давно не железные, их поберечь надо, чего, увы, не все окружающие понимают, и регулярно доводят Мидорию чуть ли не до самой грани, так что ему ничего не остается, как спускать накопившуюся агрессию на несчастную утварь… Потому спорт-зал посещать ежедневно — это как бы само собой разумеющееся. Обычно, конечно, он бы воспользовался инвентарем школы, но увы, школьный спорт-зал сегодня закрыт на тех. обслуживание. Придётся смириться с находящимися в ТЦ большим количеством усталых, злых, а в самом зале — к тому же потных и вонючих людишек. Добравшись таки до места назначения (и по пути бросив взгляд на одну очень уж знакомую округлую скамеечку, где, казалось бы, только вчера он и Очако свидились с их «хорошим» другом. Ладно, что уж, земля пухом), Мидория оплатил вход в спорт-зал и завалился в раздевалку. Мидория снял с себя свою учительскую форму, что представляла собой черную водолазку в рубчик, тёмно-синий пиджак (да, вот такой он строгий да важный) и брюки. Краем глаза успел заметить, как остальные находящиеся в комнатке пялятся на его руки (скорее всего, из-за покрывающих их шрамов). Мысленно закатил глаза, немножко польстился вниманием к своей персоне (шрамы украшают мужчин!!!) и забил. Натянул — опять черную — безрукавку и серые спортивные штаны, попутно сменив, о ужас, белые кроссовки на родненькие красные. С освободившейся от мыслей головой отправился к ближайшей штанге, ведь сама себя она не поднимет. Хоть бы тут были подходящие веса… И они были! Решив начать с малого, чтобы не заработать растяжение, Изуку начал разминаться, что, по его мнению, было делом скучным. Кончив с этим, он чуть ли не облизнулся от предвкушения, ведь наконец-то поработает с нагрузкой, которая бросала ему вызов: спорт-зал превзошел все его ожидания, здесь нашелся такой вес, которого в UA Мидория не пробовал поднимать. В последний момент до него достучался голос разума, и сообщил, что надо бы попросить кого-то подстраховать. А то мало ли, эта махина шмякнется ему на грудь или шею — и поминай, как звали. Кто детишек анализу учить будет?! А Айзаву доставать, кто? Хизаши один не справится! Да и глупо как-то выглядело бы: апокалипсис он пережил, но пал в неравном бою с двухсоткилограммовой штангой? Мда, хороший такой заголовочек для СМИ. Мидория обвел взглядом помещение в поисках кого-то, кого бы он счёл вообще способным ему помочь… Он остановился на парне с алой шевелюрой, который пока стоял к нему спиной. Накачанной такой спиной, надо отметить. Чем, похоже, не стеснялся похвастаться, раз уж обошёлся без верхней одежды. Впрочем, ноль процентов осуждения… Он окликнул: — М-м, хэй, извините за неудобства, можно вас отвлечь? Некто обернулся и улыбнулся как-то по-акульи: — Конечно, чувак! В чём вопрос? Изуку слегка удивился и как-то смутился, что не узнал друга сразу (разве можно было его прическу хоть с чем-то спутать? Они не виделись… да ками знает сколько! А она всё та же): — Киришима?