Песнь Вёльвы

      Воспоминания Микасы отзывались острой болью в груди Эрена. Он понимал, что ее судьба незавидна, но совсем другое — увидеть все своими глазами. Голову все еще кружило, и Йегер с трудом заставлял себя поверить, что уже находился в реальности, а в его объятиях была настоящая Микаса. Та, которую он любил всем своим сердцем, если волки вообще были способны на такое бескорыстное чувство. Но ведь он мог! Сомнений не оставалось, что мог. Жадно и часто втягивая в себя воздух, так же выдыхая, Эрен тыкался носом в ее щеки, шею, запоминая запах ее тела, шепча что-то совсем неразборчивое даже для самого себя. Шепча то, что никому еще не говорил. Она открыла ему мир, открыла глаза и помогла сделать шаг навстречу к себе. Столько свободы он еще не ощущал, как рядом с этой вёльвой.       — Хочу, чтобы ты больше ничего не боялась, никогда не испытывала голод или другую нужду. Все буду для тебя делать. — Слова складывались сами собой, и, наверняка, услышь его признания кто другой, рассмеялся бы. Но от Микасы он готов к любой реакции. Не отступит от нее больше никогда, пока не умрет.       — Слова проверяются временем, — прошептала она, отстранившись. На красивом лице отразилась тень злобы. — Я не хотела показывать то, как жила. Это тяжело вспоминать.       — Я поспешил, извини. — Виновато опустив голову, Эрен сжал собственное предплечье, впиваясь в него пальцами. По глупости причинил Микасе боль, а теперь еще разбрасывался словами. — Наверное, мне уйти теперь, да?       — Нет, ты можешь остаться. — Она мягко сжала его ладонь. — Мы можем просто побыть… Обычными? Хоть на один вечер. Просто представить, что ничего из произошедшего не случилось, все живы, и мы дома?       — Ну… Хорошо. Да, конечно! Останусь с тобой. Все, что ты только захочешь. — Немного кривоватая улыбка появилась на его лице. Трудно было вот так отбросить воспоминания, но если Микаса так хотела… — Я готов отбросить все, лишь бы быть рядом со счастливой тобой.       — Даже если это значит пожертвовать чем-то очень важным? — Микаса подняла взгляд на него. Он лишь слегка дрогнул, начиная копаться в своей голове. — Ты готов на такое?       — Ты — мое все самое важное. — Выдохнув ей в шею, прикрыв глаза, Эрен наконец позволил себе расслабиться. Микаса находилась в его руках, а все, что было вне этого дома… Да какая ему разница до того, что там происходило?!       — Надеюсь, это действительно так, — едва слышно прошептала она и отвернулась к огню. Тот приятно потрескивал, пожирая дерево, пока ненавистная Эрену птица шебуршала сонно в своем углу. — Сейчас мне нужно отдохнуть. Скоро начнется подготовка к походу, это отнимет у меня много сил.       — Ты сомневаешься в моих чувствах? — Фыркнув, Эрен наигранно скривился, изображая мировую обиду. — Я никогда не вру! Особенно в таких вопросах. Ну, хочешь, я как угодно докажу тебе свои чувства? Хочешь?       — Не сейчас. Потом. — Лукаво улыбнулась она. — Но это будет тяжелый выбор для нас обоих.       — Ты хитрее самого Локи! — Рассмеявшись, Йегер устало потянулся. — Я мог бы унести тебя далеко отсюда, показать все, что пожелаешь! На край моря, где будут видны скалы с цветными верхушками… Пусть меня бы высмеивали, но я ничего бы не менял из того, что нас связывает настолько крепко.       — От одной рабыни я слышала о месте, где настолько тепло, что местные ходят едва ли прикрытыми. — Она усмехнулась. — Представляешь нашего конунга в одной сорочке? Или лето настолько горячее, что люди постоянно ходят к морю купаться? Наверное, этот край настолько изобильный, что урожай не зависит от сил вёльв.       — Зачем мне представлять то, что мне не интересно? — Мотнув головой, Эрен дернул плечом. Совсем не хотелось думать о подобном. — Чего я там не видел? Я лучше тебя представлю… Но без этой одежды я бы пожил хотя бы денек. Я бы ловил тебя на берегу.       Ухмыльнувшись, он склонил голову и хищно облизнулся.       — Вода там, должно быть, не такая холодная как здесь. Знаешь, дома море тоже было таким. И небо такое же смурное. — Микаса прикрыла глаза. — Но родной холод приятнее того, что есть здесь.       — Мне доводилось купаться в нашем море. Повезло, что я почти не ощущаю холода. — Он приблизился, опустив руки на ее талию, опаляя своим жаром. — Наверное, в теплое море падать во время шторма было бы приятнее. Но мне нравится холод, и я бы не хотел менять его на солнце.       — А я, в отличии от тебя, мерзну. И с радостью бы побывала в таком месте, где мне не нужно носить тяжелые меха, чтобы не замерзнуть, — начала поучительно она. — Так что, я благодарю богов за то, что мне еще не приходилось падать в ледяное море.       — Да ладно тебе! Это же приятно — греться в моих руках, разве нет? На улице ночь, метель. Мы у огня на меху, и рядом бегает эта чертова птица? Хм. А в жаре потребность во мне у тебя пропадет. Я так не хочу.       — Теперь из-за этого мы не увидим теплое море? — Усмехнулась Микаса и чуть сощурилась. Ее лицо в свете огня казалось ему особенно завораживающим. Все же, красота отмеченных богами людей была особой. — Боишься, что я тебя оставлю тут, а сама сбегу?       — Боюсь, что ты исчезнешь, ведь… Знаешь, это ужасно признавать, но я действительно боюсь, что тебя не будет рядом. Наверное, поэтому я хочу быть тебе нужным. — Внезапно он отстранился, нервно рассмеявшись, стараясь хоть как-то сгладить свои слова, будто их можно было стереть, спрятать. Не планировал признаваться в подобном, но Микаса будто была способна вытянуть каждую его сокровенную мысль, и противиться этому не получалось. — Бред какой-то несу! Волк бояться не должен.       — Но ведь все боятся. Я тоже боюсь, — вдруг зашептала она, сжав его ладонь снова. — Знаешь… Иногда даже боги боятся. Они боятся конца, и боятся того, что будет после него.       — Но если волк боится, он слаб. Он не может сражаться и отдать свою жизнь за… Хозяина. Так нас учили. Но это же не так, да? Если тебе грозит опасность, я боюсь за тебя, но слабее точно не становлюсь. Скорее наоборот. Тогда какой смысл в таких словах? — Склонив набок голову, Эрен взглянул на Микасу, изучая каждую ее эмоцию, но, недовольно фыркнув, уселся на лавку, дернув плечом. — Кажется, я звучу для тебя совсем глупо, да, с такими вопросами?       — Нет. Страх не всегда делает нас слабыми. Но… — Микаса нахмурилась и отвернулась от него. — Все же, чаще он останавливает нас от многого.              — С контролем и остановками у меня, кажется, тоже проблемы. — Эрен вздохнул и почесал неуклюже затылок. — Иначе я бы и не был хорошим воином, защитником…       Дальше развивать этот разговор он не рискнул. Побоялся услышать что-то определенное, или проблема заключалась в другом… Но Йегер предпочел провести выдавшееся время куда приятнее, чем копания в его голове. Да, он пытался убежать от многого, и близость с Микасой стала для него тем самым спасением. Приятным и желанным. Она и сама это знала, против ничего не имела, хоть свои мысли заглушить даже так получалось с трудом.

ᛃ

      С каждым днем Микаса все больше и больше чувствовала давление. Внутри — от богов, что ждали развязки истории. Снаружи — от конунга, который хотел больше, чем она могла дать. Он просил бесконечных побед, но это неподвластно даже ей. Они снова шли войной на ее родину.       Тяжелый, холодный воздух никак не мог успокоить ее мечущуюся душу. Она была с Эреном в своих воспоминаниях, была в его. Но могло ли это помочь ему принять верную сторону? Хотя, можно ли в такой ситуации определить кто прав, а кто виноват? Микаса хмуро осмотрела толпу. Они, словно овцы, шли за ней и верили каждому ее слову. Да, урожай в этом году будет знатный. Это вина Микасы. Однако… Это не отменяло, что они — все еще не ее народ. И сколько бы ей ни пришлось делать жертвоприношений, сколько бы ни пришлось молить богов помочь найти в себе любовь и сострадание к ним… Их не было. И теперь, вонзив кинжал в грудь очередной девственницы, она подняла его вверх. Тело упало в грязь, безжизненное. Люди не видели, но Микаса — да. Светлая душа уходила к богам вместе с дарами. Это было особенное зрелище, которое заставляло задумываться почему Бергтора прекратила этим заниматься. Неужели ее мучала совесть, что с ее подачи убили много людей? И теперь с подачи Микасы убьют много людей… Но это будут захватчики во главе с ее противником. Тем, кто годами преследовал ее и не давал возвратиться домой. А потом сам словно крыса сбежал на острова… Отнял у нее родину.       — Все готово, — прошептала она, стоя перед конунгом. Он сидел на деревянном троне, медленно начищая свой топор. — Можем выплывать. Погода в селении будет славная, но море беспокойное.       — Так ли ты хочешь быть там? — поинтересовался он. — Война — не твое дело.       — Я буду искать там мага, что отравил Вас. Это большая угроза. Воевать я, конечно же, неспособна, — улыбнулась Микаса и повернулась к выходу. — Но я могу защищать в другом плане. На пути будет шторм, и несколько воинов падут. Но, в целом, доберемся мы в срок. Ночью. Однако… Битва не начнется сразу.       Эрвин пусть и чуть нахмурился, но против ничего не сказал. Смерти — дело обычное, когда дело касалось воинов. Каждый почти готов был пасть в бою. И каждого провожали на драккары с почестями. Люди — странные существа, могли даже в походе к самой смерти искать нечто веселое. Например, когда драккары уже отчаливали, принимаемые водной стихией, благословенные богами, все заметили прытко бегущего по суше волка, в которого летело все, что только попадалось девчонке, чей живот спешил впереди нее самой. Она складывала все проклятья на него, а тот лихо уворачивался под смех расступающейся толпы. Ловкий прыжок, и вот волк уже пытался отдышаться под гоготание собратьев.       — Штаны-то, штаны не забыл у бабы своей?       — Еще вопрос задашь — слетишь с драккара, — огрызнулся он мгновенно. — Совсем с ума сошла, отпускать не хотела, заперла в погребе! Говорит: ты помрешь, а мне что есть, ребенку что дать?! А мне-то что? Я иду по зову конунга. Глупая баба! Еле вырвался!       Все дружно засмеялись, но Микаса лишь нахмурилась, отходя в сторону. Она понимала страхи той девушки, понимала причины, по которым та так поступила, но предпочла промолчать, лишь покосилась на задумчивого Эрена. Он единственный, кто так и не поддержал общее веселье, только продолжил выполнять свою работу, поправляя снасти и проверяя крепления. Не прошли даром разговоры с ним, но теперь он никак не мог найти место для себя в этой стае, и Микасе не требовалось обладать даром, чтобы понять это. И это было скорее хорошо, чем плохо. Ведь в ближайшие годы грядут большие изменения для конунгства, и они, увы, не вписаны в эти события пером судьбы.       Уже скоро все сели за весла, путь шел гладко. Казалось, что Микаса ошиблась в предсказании, ведь небо — яснее ясного, солнце скрывалось изредка серыми тучами, как ошметками… Шум воды манил и успокаивал, капли попадали на лицо, и Мика жмурилась, словно кошка, ластясь к теплым лучам. Но боги не врали ей, шторм набросился на них хищником в середине пути, подняв ветер и волны. Волки вцепились в весла, накрылись брезентом, конунг и сам не гнушался грести вместе со всеми, прицепившись ремнем. Эрен же, боясь больше всех за вёльву, первым делом бросился именно к ней. Прижав хрупкое с виду ее тело к матче, принялся стягивать ремнями и веревками.       — Если волны поднимутся, смоет тебя, как щепку, я такому случиться не позволю! — перерыкивал он стихию, затягивая узлы зубами.       — Ты глуп, если думаешь, что море примет меня! — крикнула ему Микаса и сжала трещащие на шее кости. Уже тише она продолжила: — Лучше бойся о себе. В отличии от меня, как бы я ни просила, боги тебя не защищают здесь.              Только после этих ее слов, прижавшись напоследок, вернулся на свое место, больше не сводил взгляда с Микасы, как с самого ценного сокровища. Прикованная к мачте, она видела, как другие драккары сражались с волнами, то полностью скрываясь в бездне, то выныривая вновь. Некоторые исчезли в брызгах и тумане, и лишь боги знали кто выживет, а кто будет смыт и погребен на самом дне. Вёльва шептала мольбы, зажмурившись, перебиваемая резкими пощечинами волн. Ледяная вода моментально выбивала из нее весь дух, заставляя хвататься за любую крупицу воздуха. В какой-то момент, казалось, легкие опустели, готовы были наполниться водой, будто их драккар уходил под воду, но тут же боги проявляли жалость и возвращали судно на поверхность. Сколько все продолжалось — Микаса не знала, лишь молилась о жизни для Эрена.       Все затихло так же внезапно, как и началось. Микаса словно проспала ужасно долго, а когда очнулась — тело ломило, руки оказались изодраны, кожа в местах, где была стянута веревками, саднила. Но жизнь все еще оставалась при ней. Ночной мрак теперь тонул в водах, отражая лишь небесные светила. Сколль сжалился над ними и позволил еще слабому солнцу осветить их путь. Уставшие воины вновь ровно плыли к своей цели. Плыли, чтобы убивать. Плыли, чтобы одержать обещанную им победу, пролив кровь на чужой земле.       Высадка на берег прошла тихо, решено было спрятать драккары в ущелье, а после следовать по берегу как можно тише и незаметнее. Микасу Эрен дернул сразу, поставив ближе к конунгу. Конечно, так ему было проще следить за ними, но что будет, если на его судьбу падет выбор? Кого же будет спасать? Микаса отогнала от себя эти мысли очень быстро под скрежет песка под ногами. Будто чьи-то кости рыдали и трещали от боли, понимая, что ждало эту землю после появления на ней таких «гостей». Они разместились в редком лесу, решив немного передохнуть после плавания, чтобы почти сразу, поев, двинуться дальше.       — Держи, — прошептал Эрен, оказавшись рядом каким-то случайным образом. Опять рисковал ради Микасы… Кусок какой-то булки тут же оказался в ее руке. — Специально для тебя припас еще из дома… Нужно поесть.       — Спасибо. — Она улыбнулась и дрожащими руками сжала еду. Голода не было, лишь какое-то странное облегчение вместе с желанием упасть на землю и зарыться как можно глубже.       Но этого ей сделать не позволили. Неприятное предчувствие усилилось, когда пришел местный ярл в компании того, кто портил долгие годы ей жизнь. Все внутри напряглось, воины подняли оружие. Она знала, что так будет. И знала, что следует дальше. Микаса покосилась на конунга и съежилась. Ее старый план был в том, чтобы добраться до дома. А вот то, что ей придется стать участником резни — она опустила, словно это было совсем неважно. Теперь же, когда этот момент настал, тревога сжала ее сердце.       — Конунг, рад тебя видеть! Спустя столько лет ты наконец посетил свои дальние владения! Как видишь, я решил жить здесь. Красивый остров, плодородная земля, в отличии от той, что ты дал нам изначально, — говорил он радостно. — Пойдем, испей моего меду! Ты мой гость.       Не нужно обладать было силой, чтобы ощутить, как едва ли не вздыбилась шерсть на загривках волков. Эрен же принюхался и тут же сделал шаг к Микасе, после чего чуть качнулся к Эрвину, будто разрываемый клятвой и собственным желанием защищать дорогого человека.       — Посетил не без причины. — Эрвин говорил с усмешкой, уверенный в силе своих воинов.       — Конечно. В наши края никто просто так не приплывает, — сказал ярл и, несколько секунд глядя на Микасу, махнул рукой к зданию в отдалении. — Я здесь все восстановил. Ты наверняка уже и забыл, как все выглядело здесь, когда мы приплывали сюда в первый раз.       — Да, здесь все изменилось. А гостеприимства твоего на всех моих людей хватит? Ты же знаешь, они у меня не всегда сдержанные, если заметят, что им здесь не особо рады. — Эрвин сощурился, совсем не доверял такому расположению к себе, и верно делал, легче нынче врагов найти, чем союзников.       — Меня держись, — прошептал Эрен, подходя все же ближе к Микасе, когда все начали постепенно собираться. Она подала сигнал взглядом, что не стоило здесь показывать, что они вместе, и Эрен отстранился, недовольно фыркнув.       — Хватит, ты не переживай, — запричитал тот, идя вверх по холму. Бродить по дому не в чьих-либо воспоминаниях было… удивительно. — У тебя новая вёльва. Бергтора покинула нас? Она была славной.       — Как знать, вëльвы нынче непредсказуемые… Может, она блуждает по твоим землям прямо сейчас. — Эрвин ухмыльнулся, не позволяя лезть в свои дела.       — У тебя всегда был ужасный юмор. — Усмехнулся он. — Никто не ступит на эту землю без моего ведома. В этом мне помогает мой сейдмад.       — Не перегибай и не забывайся, твоя земля — лишь временное дело, все это — мои владения, и сейдмад твой должен понимать это. — Теперь Эрвин хмурился, а волки оскалились.       — Конечно. — Прозвучало двусмысленно, и Микаса бросила взгляд на идущую за ярлом фигуру. Он был высок, выше, чем она помнила. И борода его старила. Он шел сгорбившись, и явно не обращал внимание на то, что происходило вокруг него. — Поэтому мы подготовили пир.       — Ты знал к чему готовиться. — Хмурость Эрвина становилась яснее, но вскоре он улыбнулся и хлопнул ярла по плечу. — Так бы все меня встречали, как здесь!       Только волки такого веселья не разделяли, пытались прощупать колдуна, но шарахались в сторону, словно запах от него был невыносимым.       — Видишь! А ты меня невзлюбил! — Рассмеялся ярл, и его пышная борода задергалась. Микасе было плевать на разговоры. Ей нужно было попытаться как-нибудь улизнуть. Так, чтобы никто не заметил. Однако… Это было невозможно.       — А он что, тоже колдовать умеет? Мерзкий какой, — шептались волки, но Эрвин не запрещал им подобного, так что они чувствовали свою безнаказанность. Микаса же видела, что Эрен был все еще настороже, хоть, казалось, в любой момент готов был вцепиться в горло любому.       Все постепенно приближались к дому, и вскоре волки настолько осмелели, дорвавшиеся до чужих земель и ощущавшие вседозволенность, что их громкие обсуждения местных женщин перебивали разговоры конунга и ярла. Кто-то из них и вовсе приблизился к сейдмаду, огрызаясь, и Эрен одернул его, из-за чего произошла стычка, больше похожая на бросание брани друг в друга и оскаливания. Однако это принесло свои плоды — они привлекли к себе внимание.       — Не нарывайтесь, — безэмоционально шепнула им Микаса, и вдруг мужчины замолкли. Сколько бы омерзения к нему они не чувствовали, злить того, кто связан с богами было опасно. Особенно когда он тот, кто портил ее жизнь.       — Мед уже подан к столу, скоро принесут и яства! — говорил он, пока с громким визгом открывались огромные ворота.       — Будто своего пойла нам мало, — ворчал Зик, следуя ровно за Эрвином.       — Я вообще драться плыл, — с сожалением протянул Райнер, но место за столом поспешил занять получше.       — Внимательнее будьте. — Слова Эрвина чуть одернули всех, но ненадолго. Он приблизился к Микасе, шепча на ухо: — Что думаешь?       — Они нападут, — шепнула Мика. — Скоро. Будьте бдительны. Я чувствую… Кровь. Много крови. Она лилась здесь недавно, сейдмад готовил их к битве.       Микаса прожигала взглядом скрывающегося под капюшоном сейдмада и размышляла, как бы ей выиграть эту битву. Он сильнее и умнее. Эрвин лишь тяжело вздохнул, но выпрямился и сжал плечо Микасы, предлагая и ей немного расслабиться перед трудным днем. Сам же подозвал к себе Зика и, расположившись рядом с Эреном, позволил себе осушить кружку меда после того, как несколько волков успели вкусить угощение.       Эрен косился то на Эрвина, то на волков… Но чаще на Микасу, будто ожидая от нее разрешение на трапезу. Конечно, и ему хотелось вместе с остальными насытиться выпивкой, но, видимо, помнил и ее слова, когда она еще обещала отравить его, сделав яд неуловимым для его обоняния. Микаса ела неохотно. В компании этого сейдмада у нее исчез весь аппетит, и хотелось провалиться сквозь землю. Она вспоминала каким несчастным он сделал ее, и так разрушенное детство, что желание сразу же вцепиться ему в глотку застряло комом в горле.       — Ты можешь есть, но не налегай на выпивку.       — Да немного только, — почти проскулил Эрен, смотря с завистью на то, сколько меда вливалось в животы волков и других воинов.       — Ну что, Эрвин. Как дела на родине? — спросил его ярл, чуть прищуриваясь. — До нас не доходят известия, сам понимаешь.       — Моя родина — везде, где только ступала моя нога или моих людей, везде хорошо, но… Невозможно крепко спать и сладко выпивать, если среди верных людей затаится тот, кто готов и честью поступиться. — Эрвин и бровью не повел, продолжил есть, лишь изредка бросая деланно безразличные взгляды на ярла и его людей. — Скажи. Тебе доверять можно?       — Конечно, конунг! Как ты можешь во мне сомневаться после такого радушного приема? — обиженно сказал он, и Микаса нахмурилась.       — Сомнение — залог моей власти, если бы я верил всем, кто готов угощать меня, то так и скатился бы до ярла. Как ты, брат. — Эрвин поднял кружку с медом, широко улыбаясь при этом. Галдеж и шум за столом усиливались, все налегали на выпивку.       — Не все рождаются с печатью власти на лбу, конунг. — Усмехнулся он. — Понимаешь ли, власть не удержишь сомнением. Это тяжело. Ты стареешь, а наследника все нет…       — Власть нужно уметь удерживать в своих руках, а еще не быть глупым. Знаешь ведь Бьорна? О, он был полон амбиций, и наследники у него были! А потом… Из его головы весьма красивое украшение на моем главном заборе.       — Бьорн был слишком заносчивым. — Отмахнулся ярл. — У него словно стая ос свербела в заднице. Не удивительно, что он получил свое.       — Мои волки по взмаху руки поразвлекались с ним и его защитниками. Люди вообще забавными бывают, рад, что ты на моей стороне. — Эрвин хлопнул по плечам Зика и Эрена, довольно уплетающих мясо, едва не рыча, и рассмеялся. — Мед удачный, давно такого не пил.       — В этом году был хороший урожай, — подметил ярл. Микаса встала из-за стола и, кивнув конунгу, вышла на улицу.       Холодный ночной воздух обдувал ее, и она съежилась. Лунный свет освещал длинную зеленую траву, и атмосфера была особенной. Сняв сапоги, вëльва зарылась ногами во влажную землю и тяжело выдохнула. Она ощущала, как ее тело наконец напитывалось энергией, и тяжкий груз становился легче. После тяжелого пути по воде, это было именно то, в чем она нуждалась. Сбежать бы прямо сейчас, найти свою старую деревню. Свой дом… Кости родителей, которых не сожгли. Оставили лежать на земле. Все эти воины, склоки… Это все было таким мелочным. Микаса чувствовала, что теперь не одна, но говорить не хотелось.       — Ты изменилась, стала доверчивее. — Сиплый голос пронзил все вокруг, отпечатался в сознании, отдавая насмешкой. — Так и знал, что приплывешь сюда.       — Доверчивее? — Микаса выгнула бровь. — Скорее расчетливее. Ты отравил меня. Все еще не можешь отпустить обиды? Я давно живу свою жизнь и не рассчитываю на твое место.       — Обижаться на слабых — удел глупых. Я лишь играл с тобой, как и подобает брату. Тебе не понравились наши игры? Я считал, что ты умнее, просто сбежишь и зароешь голову в землю. Бросишь магию. Но, раз ты здесь, готов продолжить. Пройдемся? — Он неторопливо двинулся вперед, будто зная наперед, чего ожидать от Микасы.       — Я сбегала. Ты все равно находил. Ты ведь не дашь мне спокойной жизни, — тихо говорила Микаса. — Теперь я пришла за твоей жизнью. Кто-то из нас должен умереть.       — Значит, ты решила умереть? Это интересное решение, мудрое, ведь со мной ты не сможешь тягаться, и мы оба это знаем. — Он замедлился и сжал ее локоть, смотря прямо в глаза.       — Это мы еще увидим. Когда настанет час, боги решат, кто из нас достоин быть тут, а кому пора уходить в божественный чертог. — Микаса отвернулась от него обратно к лугу. — А теперь дай мне побыть наедине с домом.       — Твой дом? У тебя давно уже нет дома, ты в этом мире — лишь никому ненужная деталь, возомнившая о себе слишком многое. — Он усмехнулся, оказываясь чересчур близко. Эта его энергия лилась будто через край, заполняя все вокруг.       — Мне не интересно то, что ты думаешь обо мне. — Микаса покачала головой, начиная раздражаться. — Тебе стоит беспокоиться больше за то, что черным пятном находится в твоей голове. Чем же ты таким занимаешься, что тебя поразила скверна?       — Тем, что дает мне силы. — Он рассмеялся. — А ты так и остаешься глупой девчонкой, у которой никогда не хватит сил и решимости защитить не только себя, но и тех, кого подпустила к себе, кто настолько любит тебя, что готов принести любую жертву. Ты маленькая предательница, которая обманула целое селение, лишь бы достичь своих целей. Мерзко!       — Ты уйдешь сегодня или тебе нравится верещать, словно девке, над моим ухом? — Микаса повернулась к нему и выгнула бровь. Он был прав, она предательница. Но предала она тех, кто виноват в ее несчастье. Тех, кто пришел к ней домой и уничтожил все. И она не чувствовала ни грамма сожалений по этому поводу.              Колдун ухмыльнулся, словно мог читать мысли, и коснулся невесомо ладони Микасы, после чего темный дым начал окутывать ее кожу под неприятные шептания.