Помощницы

      

***

           Черная инородная клякса бесшумно вторглась в изумрудное марево заброшенного сада. Мел едва мог идти. Полуденный зной гнул ему спину, прижимал к земле. Рана под ребрами то гудела, то горячо щипала, будто ее хорошенечко сдобрили уксусом. Он зажмурился и стиснул зубы, да только десны начали ныть от частоты сжатий. Все-таки продолжал плестись дальше, вперед, злобно про себя усмехаясь: «Вот тебе и героическая смерть. Найдут в кустах, как псину. Да и к черту. По вкусу ему это ой как не придется. И хорошо. Очень хорошо. Пусть пеной от бешенства изойдет, может еще подавится и подохнет». Он снова стиснул челюсти и ему захотелось себя пнуть с разбега. А яблони меж тем стали друг друга теснить, рябая тень сгущала сладкий, летний воздух. Сделав еще пару шагов, Мел просто рухнул навзничь под деревом. Теплый запах прелых яблок и прокалившейся земли замедлял ход его мыслей. Рана притихла на обездвиженном теле. «А что же она? Будет ли она плакать по мне? Будет, конечно. Будет. Но слезки ее скоро подсохнут, он ее быстро утешит…». Веки его слабо сомкнулись, медленная круговерть наступающего сна разбивала и без того нестройные ряды бесполезных, угрюмых образов. Только тело размякло на сочных стеблях молодой травки, как вдруг густую дремоту его растормошил отчетливый детский шепот. Не разберешь издали мальчишеский или девичий. В этом возрасте всё едино. Дети были, вероятно, маленькие, с неудовольствием рассудил Мел, они наблюдали за ним. Проверить он не мог, изображая вид сонной неги, но отчетливо услышал приближающееся шуршание: — Не могу рассмотреть, давай подкрадемся ближе. — Страшно, Пери… — Да спит он. Боки угрел и храпит. Вон как сладко, аж не шевельнется. Мы тихо совсем. — Не знаю… Давай отсюда посмотрим. Стой! Куда же ты? Стой! Меня подожди! Шуршало недолго. Преодолев гуськом те десять-пятнадцать метров, что разделяли детей и их находку, повисла беспокойная тишина.                  Детей он не то чтобы не любил, он их попросту и не видел почти никогда. Последний раз в залах старого полковника Баллерофа. Тот случай он так яростно старался изжить из своей памяти, что, разумеется, вышло наоборот и в красках. Обыкновенно, в один из длинных зимних вечеров он решил навестить старика и посоветоваться на счет некоторой тактической хитрости, которую Мел давно выдумал и собирался провернуть на границе мира Q, да и просто поболтать за чашечкой хорошего чая. Мел был очень привязан и чтил старого полковника, тот был с детства его наставником и учителем, и, вероятно, единственным настоящим другом, насколько позволяла субординация. Своих детей у Баллерофа не было, зато была невероятная длинная жизнь, полная приключений и лавров, в свое время сам Король предложил ему перейти в Посредники. Редкая почесть. Он согласился весело и решительно. То, что Мел достигнет еще больших высот, старик считал само собой разумеющимся ходом вещей. Тут не то что о зависти речи ни шло, о конкуренции, наоборот, он по-отечески гордился и восхищался Мелом, его острым умом и чистым сердцем. Он только в толк не мог взять, почему же Король всё так упрямо медлил и не давал тому положенного звания, ему пришлось самому походатайствовать за Мела, когда происходил очередной совет. Король не мог проигнорировать доводы полковника, было видно, что подписал он указ без тени восторга, но все-таки подписал. Старость, хоть и чрезвычайно отсроченная, всё равно брала свое. Баллерофу давно перевалило за семь сотен лет и он уже не мог полностью восстанавливаться, он давно выглядел так, как и положено выглядеть хорошо (и изрядно) пожившим, степенным, мудрым старикам. И чем старше Баллероф становился, тем чаще Мел наблюдал в его кабинетах пробегающих как бы всегда мимо, вечно вдруг заплутавших молоденьких, смазливых мальчишек. А последние несколько лет полковник стал питать особую (и особо скрываемую) слабость к мальчишкам уж слишком незрелым, совсем к мягкотелым подросткам. Мел из последних сил старался не рассуждать, тем более — всё это были лишь слухи, но стоило ему единственный раз краешком бдительного, пытливого ока углядеть в гостиной Баллерофа нечто совершенно рыжее, едва до груди ему достававшее, с розовыми щеками и маленькой ссадиной на тоненькой шейке, как его пулей выплюнуло чуть ли не до самого королевского дворца. Он потом долго и мучительно размышлял над этим. Почему старый полковник, такой умный и благородный мог так душевно и интеллектуально деградировать? Вывод не порадовал Мела ни утешением, ни оригинальностью: слишком долгая, слишком праздная жизнь все-таки неизбежно развращала тело и разум даже таким высокородным и мудрым существам, как его друг и учитель. Любить полковника Мел не перестал, но перестал совершенно соваться к нему без предупреждения. Теперь он всегда о своем визите докладывал как минимум за день. Проницательный, умный старик не выказал ни единого намека на то, что понял, что Мел тоже понял. С присущей ему ловкостью и легкостью Баллероф обстряпал непринужденность встречи после «сцены» до того блестяще, что всё в мгновение вернулось на круги своя.                   Дети подобрались совсем близко и притаились за худосочным стволом ближайшей яблони. Он теперь не только отлично слышал их старательный шепот, но и буквально чувствовал кожей, как его с головы до кончиков сапог сканируют четыре любопытных, въедливых глаза. Когда Мел наконец-то смог подробнее расслышать шепот за яблонями, он с облечением выдохнул: «Девочки». — Пери, ты тоже видишь? До чего чудно… — не выдержала та, что была робее и в несколько подчинительном положении у первой. — Вот тебе и пирожки, — бойкая девочка проявляла больше сдержанности, но не могла скрыть, что ошеломлена не меньше подруги. — Как же так, Пери? Как же он узнал о нашем тайном садике? Может быть это волшебник? — Опять ты за свое? Не дури, Лизочка, не дури сейчас, ты меня своими глупостями с толку сбиваешь! — ощетинилась первая. — Ты только посмотри на него, Пери. Ты когда-нибудь видела такую одежду? Ткань красивенькая не могу… А волосы? Ты вот видела такие волосы, чтобы аж посинели от черноты?                   То, что это оказались девочки (по всей видимости, две), конечно, было неплохо, но ему хотелось оставаться одному в этом мреющем зеленоватом полумраке. С того оскверненного чаепития у полковника даже одно упоминание о детях мужского пола вызывало у него неподконтрольное гадливое омерзение, да и осадочек Мела покидать не спешил еще долго. Мутная тревога пустила вертлявый корешок: «А что, если и я… В старости-то…?». Посему в свое время он даже решил сократить штат собственных помощниц. Принять некоторую аскезу, так сказать. Превентивно. А еще выдумал экзаменовать себя нещадно при каждом удобном случае. Случаи редко (к счастью чрезвычайному), но всё же иногда приключались, особенно тяжким выдался год, когда ему пришлось отправиться на границу мира F. Бесконечные горные цепи, адские вьюги, сплошной мороз, а еще парные и бани, которых было не меньше, чем ульев на пасеке. Он чудом не заработал тик. Их тогда мало укомплектовали к операции, думали, что война и не развернется, стоит лишь его флоту выглянуть из-за главного хребта Аарун-Тель. Это была одна из его редких, но значительных оплошностей. Потом он долго злился на свою беспечную удаль. Лишь после утомительных споров со старым полковником, который пытался развеять его излишнюю хандру, он успокоился и уж впредь был предельно, предельно внимателен к любой операции, не то что к войне. Тогда, вместо красивой, молниеносной победы они получили сложные месяцы вынужденного отступления, тяжелейшие горные бои, которые могли длиться неделями, а непонятные, тревожные затишья, тянувшиеся мрачно и непредсказуемо, заканчивались так же резко и оглушительно, как начинались. Вот в эти-то и неопределенные по времени прочерки он сполна прочувствовал на себе все ужасы сугубо мужского общества. Зверская стужа давила всё, скукожилась даже несокрушимая шкура его огромного флагманского корабля. Топливо берегли, корабли вынужденно дремали, укутанные ледяным панцирем. Еще никогда прежде Мел не испытывал таких примитивных физических тягот. Он, с образцовым давлением, пышущий здоровьем и силой, мерз дьявольски, особенно по ночам. Ни одной помощницы рядом, ни лишнего одеяла, лишь стылая одинокая койка и бессонница (в покоях для командования он находиться и вовсе не мог, большая кровать плутовато вытягивала те крохи тепла, что он еще производил). Тогда он рискнул отправиться в первую в своей жизни баню. Ни одно здешнее поселение, будь то городок у подножия или два покосившихся барака на склоне не могли обойтись без этого изобретения. Счастье спасительного, душистого жара, восторг, переполнявший легкие влажными ароматами горных трав, длились недолго. Гостеприимные, но крохотные бани были круглосуточно и под завязку набиты промерзшими, жадными телами солдат. Громадный дисбаланс спроса и предложения породил до того вульгарный и бешеный социализм, что на Мела стали косо поглядывать уже тогда, когда он пытался организовать себе крохотный угол хоть какого-то уединения и по-нищенски скромно подстилал под свои потные чресла излишне широкий по мнению соседей клок полотенца. Именно здесь его очень быстро настигла блаженная уверенность, что нет, крыша у него точно еще не поехала, проэкзаменовался на золотую медаль. Живительное, бодрящее отвращение при случайном (но неизбежном) созерцании мужской наготы сладко растекалось по его молодому телу. Но это были лишь первые сливки. Слишком частое, слишком тесное соседство с безобразно, неистово голыми мужиками, несносные случайные трения о волосатые ляжки и спины до того истерзали его нежное, поэтическое и утонченное восприятие прекрасного, что он решил, что лучше уж насмерть околеет, но более в этих вертепах не покажется. То ли бани его тогда так раздраконили, то ли холод, то ли тягостное ожидание очередной стычки, но едва морозы начали стихать, как он, вопреки своим принципам, первый раз воспользовался принципами Второй Королевской армии — стереть с лица земли всё, что мешает. Он поднял флот, и горы, и злосчастные бани обратились в щепки.                   А сейчас, утопая в ватной слабости, он ощущал, что настолько изможден событиями последних дней, этой непрерывной, непреодолимой чертой, протянувшейся через всю его жизнь, что действительно подумывал умереть. По возможности истечь кровью и провалиться в забвение, чтобы уж больше не думать, но даже те недолгие минуты, которые он провел лишь в отдалении от этих детей, начали делать свое дело. Его физическое естество, данная по крови и рождению сущность пробудилась, рана всполошилась и начала зудеть. Он чувствовал, как кожа вокруг нее медленно стягивается, поток крови иссякает. Вместе с этим и разум его стал светлеть, ему уже не так хотелось спать, он решил прислушаться: — В золоте весь. Как самовар блестит. Очень подозрительно. — И он пробрался в наш потайной садик! Ох, Пери, это должен быть волшебник… — Не бывает никаких волшебников, дурёха! — А как он попал в наше местечко? Как с неба свалился! Это волшебство, волшебство! — восторженно восклицала вторая. — Ну-ка, тихо! Разбудишь его сейчас! — прошипела бдительная подруга. Молчание длилось не более минуты, всё это время Мел с трудом держался, чтобы не выдать свое бодрствование. Робкая девочка снова не выдержала: — Пери, как думаешь, будет совсем неприлично, если мы его щупнем? — Что еще за глупости?! — чуть ли не в полный голос возмутилась первая, — Не вздумай! Лизочка! Не вздумай! — Пери, я чуточку, я совсем легонько. Он так мне напоминает моих фарфоровых куколок, которые папа привез на мои именины… «Щупнем? Что же это, меня будут как окорок препарировать?» — веселился Мел и сквозь боль держал в напряжении живот, чтобы тот не дрожал от смеха. Положение было глупейшее, и чем более он тянул с разоблачением себя, тем большим идиотом он бы выглядел потом. Было совсем нелепо надувать детей, но он всё еще надеялся, что девочки все-таки оставят его одного, испугаются и сбегут, однако робкая девочка на деле оказалась вовсе не из трусливых. И, судя по всему, они ни то что бежать не собирались, они решили провести целое расследование. После долгой паузы шепот раздался уже совсем близко: — Пери, а это всё настоящее золото? — Не знаю, откуда мне знать? — шепот подруги, снова раздраженный, повис над его лбом. — А может быть это принц? Как думаешь? До чего пригожий! — Мел в точности угадал, что восклицая это, девочка всплеснула руками. — Пери, вот бы его как-нибудь… Ну, как бы сказать, припрятать? А что ты так смотришь? Мы его нашли, мы! Он теперь наш. Ведь если найти сундук с сокровищами, то он же достаётся пиратам? Ведь пиратам достаётся! Сердитый, стремительный, молчаливый прищур, с которым Пери посмотрела на раскрасневшуюся от мечтательного восторга подругу, Мел тоже отлично представил. Он едва себя не выдал, с трудом удержав смешок. — Давай положим его в коробку и припрячем? — Ты совсем что ли сдурела? Какую еще коробку?! — не выдержав, рявкнула Пери. — Такую нарядную, обитую мягоньким с кисточками, у меня была такая, дома еще. В нее я укладывала самых послушных и самых красивеньких куколок, — наивно и алчно, но совершенно, казалось, серьезно ответила Лизочка. — Да где мы возьмем такую огромную коробку?! Тьфу ты! Он же не игрушечный! Он же спит! — Вот ведь… И правда, я совсем и забыла… Как жаль, — из шепота девочки исчезла всякая воодушевленная жадность, она разочарованно выдохнула. — Можно его хотя бы погладить? — Это тебе не зверушка! Да что с тобой, Лизочка?! Не трогай! Разбудишь! — Мелу показалось, что началась какая-то возня, видимо та уже потянула руки, а разумная ее подруга решила этому помешать. — Стой, погляди! У него кровь! Повод для осуществления «глажки» нашелся прекрасный, девочка направила ладошки прямо к ране и с умилительным — «И правда, кровь! Вот же бедненький!» — решила приласкать раненого. Резкая щекочущая боль пронзила Мела где-то под печенью, рана не успела хорошенечко затянуться. Большое черное, вовсе не игрушечное тело издало хохочущее «ай» и пробудилось от фиктивного сна. Едва он открыл глаза, как девочек и след простыл, они удивительно синхронно и бесшумно исчезли, но почти сразу он расслышал тяжелое, частое сопение где-то поблизости. — Не бойтесь, пожалуйста. Я совершенно безвреден, — сквозь тихий смех обратился Мел к беглянкам. Он попытался приподняться на локте, но рана тут же начала расходиться и он с тихим стоном вернулся в исходное положение. Подождав с минуту, Мел снова заговорил куда-то вверх: — Ну, что же вы? Не покажетесь больше? — голос его звучал ниже, но девочки хорошо видели его улыбку из своего тайного укрытия в буйных кустах смородины. Первой не выдержала, как он и предполагал та, что была Лизочка. Она на четвереньках стала выползать из колючего убежища и тут же забежала обратно за кустарник, как бы выглядывая из-за него. За ней сразу же, бурча себе под нос, последовала Пери. Обе девочки были практически одного роста и одинаково щуплые, на вид им было не больше двенадцати лет. Ему сразу бросилась в глаза их немного странная, как будто не совсем по размеру и возрасту сильно поношенная одежда. Когда-то настырно розовый костюмчик Лизочки совсем выцвел и сохранял целостность либо на честном слове, либо чудом. И если Лизочку он сразу признал, образ в его голове не сильно расходился с реальностью (не считая чудесных пшеничных волос), то облик второй девочки разнился с тем, что он себе навоображал. Вместо серенькой, может быть упитанной больше положенного (с упитанностью он совсем уж промазал), рассудительной и авторитарной мышки перед ним оказалась не менее хорошенькая, со спокойным, гладким и вовсе не сердитым личиком девочка, темные волосы которой, были аккуратно срезаны чуть выше плеч. Они были совсем не похожи внешне, объединял же их воедино вид опрятной, но очевидной бедности. Платьице Пери, совсем простенькое, было ещё более блеклое и ветхое, чем у подружки. Две пары трогательных, детских туфелек на худых, расчесанных кое-где ножках, стали до того потерты, что на носках прохудились. И если Лизочка украшала свою кукольную голову ещё и двумя белыми заколками, имитировавшими то ли бабочек, то ли стрекоз, то Пери лаконично и изящно убирала лишнее за миниатюрные ушки. Трое с любопытством рассматривали друг друга. Мелу приходилось поднимать шею, чтобы хорошо видеть пираток. Желание остаться одному сменилось ребяческим желанием с детьми пообщаться, они прилично его раззабавили, и хандра тихо забилась в угол подальше да потемнее. — Вы больны? То есть, ранены? — отважная Пери заговорила первой и тут же сконфузилась. — Да нет, неприятная царапина, — улыбнулся он и снова попытался поднять себя на локти. — Мы поможем, мы поможем, если позволите, — обрадовалась возможности услужить Лизочка, но сразу оступилась, взглянув на Пери, как бы выпрашивая разрешения. Подруга кротко и одобрительно кивнула и обе девочки стали осторожно приближаться. — Вам бы на дерево опереться, — избегая его лица, но внимательно и с пристрастием рассматривала остальное Пери. — Да, верно. Я вот как раз… — осекся он, кое-как поднимаясь и стараясь беззвучно сносить боль. Всё-таки при дамах, даже таких компактных, стонать было бы совсем уж негоже. Пока он с черепашьей расторопностью отрывал себя от уютного лежбища, девочки долго решались и примерялись, кружили вокруг и тихо спорили, как бы за него взяться, с какой стороны. Когда они всё-таки набрались смелости и подхватили его под руки, Лизочка изогнулась к подруге и самозабвенно прошептала: — Тепленький! — она была уверена, что шепчет второй на ушко, но веселое посапывание Мела говорило само за себя. Пери сжала зубы и закатила глаза, а через секунду язвительно добавила: — Она думает, что вы волшебник. Лизочка в одно мгновение вытаращилась себе под ноги. Даже густые волосы не могли скрыть пламенный цвет ее горящих ушей. — Мне бы очень не хотелось вас разочаровывать, но я даже не волшебный сундук. — А весите как все три, — тут же нашлась Пери, чем окончательно Мела рассмешила. Он, как настоящий джентльмен, выразительно угождал маленьким леди, их желанию оказать ему помощь и делал вид, что никак бы он без их чаяний до ближайшей яблони не дополз. Он даже дал им возможность примять травку у дерева, уваживая милосердные побуждения пираток. Устроили раненого и сели рядом с одной стороны. Лизочка так откровенно уставилась на Мела, рассматривая его теперь вертикального и ожившего, что Пери стало стыдно и за нее, и заодно за себя, что у нее такая дурная подружка. Она скованно откашлялась и вклинилась в эту неловкую паузу: — Ну, вы поняли. Я — Пери. Эта дурында — Лизочка (Пери без всякой учтивости больно ущипнула соседскую ногу, чтобы та наконец прекратила так пялиться). Лизочка хоть и была рассеянна, но намеки понимала быстро. Покраснев снова до самой макушки, она потупила взгляд. — Можете называть меня Мел, — улыбнулся в ответ он. — Мел? А полное имя у вас есть? — чуть прищурила внимательные глазки Пери. — Да можно и так, по-простому. — Очень уж нам интересно, пожалуйста, — Пери вдруг тоже ему улыбнулась, первый раз. — Мелеагр. Очень пафосно, знаю, можно по-простому, — ему показалось, что Пери вовсе не удивилась, а может быть в чем-то удостоверилась. — А у нас тоже есть Елизавета, — весело подмигнула она соседке, — Какова, да? Лизочка у нас княжна, — задорно и нарочито важно добавила Пери. — Ох, Пери… Зачем? Это всё не важно, какие глупости, не слушайте ее, пожалуйста, — Лизочка окончательно стушевалась, она начала ерзать и хлопать глазами от смущения, не зная, куда деть себя и свои ужасно красные щеки. Он удивленно вскинул широкие, черные брови: — Очень красивое имя. Еще и княжна? Вот это да, — он был действительно немало удивлен. Дворяне, пусть даже из миров низших, встречались редко, как и положено всем дворянам. — Пожалуйста, господин Мелеагр, не слушайте ее, это глупости, глупости! — А ты помолчи, Лизочка, — снова прищелкнула языком Пери. — Знаю. Гадко мы выглядим, бедно. Какая уж тут княжна. Но это правда. — Вы выглядите очаровательно, — искренне ответил Мел, умиляясь этим двум птичкам всё больше и больше, — Только, пожалуйста, никакого «господина» и без излишеств в произношении, — ласково добавил он. — Да нет, мы выглядим бедно и грязновато, но что с нас взять. В интернате не зажируешь. Вам не чета, — странный, прямой взгляд Пери задержался на секунду в его неестественно черных глазах. — А почему же вы в интернате? — А почему, по-вашему, детей отправляют в интернат? — усмехнулась Пери, — Богатый дивится, чем голь живится, — она снова на него посмотрела, да с таким напором, что он немного растерялся. — А «Пери» означает фея! — неожиданно вторглась в разговор Лизочка, сбив обоих с толку. На это Пери лишь недовольно фыркнула и отчего-то медленно и сладко зевнула. — Фея и княжна, я польщен и рад знакомству, — он снова улыбнулся, наверное, самой сладкой из своих запасенных улыбочек. Правда, потом понял, что так он улыбался обычно хорошеньким, интересующим его женщинам и быстро сжал губы. — Так отчего же вы в интернате? — За нами некому больше присматривать, родителей у нас давно нет, — добросердечно ответила Лизочка и обе девочки притихли, глазки их потухли и спрятались. Он замялся, поражаясь своему бестактному вопросу, тем временем рана его уже так хорошо поджила, что покрылась твердой корочкой. Мало того, что он использовал их молодую энергию без спросу (пусть нечаянно и без умысла), так теперь еще и ляпнул. — Вы не сердитесь, пожалуйста, я, видимо, перегрелся, — начал подлизываться Мел. — Меня спасли две лесные феи, я бы без вас не справился. Я ваш огромный должник. — А что же рана? Болит? — Пери хоть и нельзя было полностью подкупить, но голос и взгляд ее смягчились, хотя это скорее странная назойливая сонливость давала о себе знать. Ему очень не хотелось говорить об этом, ему было совестно, что девочки стали невольными поставщицами его исцеления: — Говорю же, царапина. — Где же вы так поцарапались? — снова прищурилась Пери. Он стал подозревать, что она либо что-то знала, либо догадывалась. — Только лишь по своей неосторожности, — невинно отмахнулся он. — А как же вы попали в наш садик? — Лизочка зачарованно хлопала ресницами, ей не терпелось начать приставать, вот только Пери всё портила своими дурацкими вопросами, она очень боялась, что та спугнет их нового друга. Так и вышло. Мел даже ответить ничего не успел, как Пери снова встряла: — Вы ведь из мира N? В то время как Пери не смутилась нисколько и ждала его ответа, ему не верилось, что его как фисташку раскололи одной слабой ручонкой. Тут же он заметил, что Лизочка тоже на него глядит, но совсем иначе, без холода и напора. Она будто очень чего-то ждала, как если бы ей сейчас открыли самый важный и главный секрет. Не думал он, что его так быстро раскусят, а отнекивается было бы глупо, поэтому он решил удовлетворить их настороженное ожидание и утвердительно кивнул. — Правда? Правда-правда? — Лизочка так разволновалась, что снова подрумянилась, — Я и подумать не могла, что увижу когда-нибудь настоящего энкера! — она чуть ли не рукоплескать начала от восторга, чего нельзя было сказать о Пери, которая еще внимательнее прищурилась и вглядывалась в Мела уже с открытым дознанием. — Это правда, что вы можете жить тысячи лет? А правда говорят, что в мире N нет ни болезней, ни бедных? А правда, что помощники энкеров живут в настоящих дворцах? А у вас тоже есть дворец? А сколько же вам лет? И золото на вас, получается, всё настоящее? — Лизочка сыпала вопросами как автоматной очередью, он не успевал даже головой кивать, выставив ладони вперёд и прося передышки. — Я же говорила, говорила, Пери! Это не просто так! Лизочка даже в ладошки начала хлопать, единственное, что не давало её ликующему буйству проявиться в полной мере — это необъяснимая, усиливающаяся сонливость. Ее просто разбирала зевота. То же самое заметила про себя и Пери. Их просто мешком пыльным прижимало к земле. Мел боялся, что они догадаются. В его мире привлечение и использование детей было запрещено, официально запрещено, лазейки, конечно, находили, но он сам и вся остальная высшая власть категорически не допускала использования несовершеннолетних. Споры еще иногда возникали, что называть совершеннолетием, но элиты исторически брезговали всем, что не достигало хотя бы восемнадцати лет. Таков был закон, традиции и этика мира N. Мел прекрасно понимал, отчего этих маленьких дриад так разморило — он высосал из них силы. Ему не следовало допускать, чтобы они до него дотрагивались, физическое взаимодействие усиливало отток энергии из их маленьких тел. — Не понимаю, что со мной, глаза так и слипаются, — потирая кулачками тяжелые веки, Лизочка бодрилась изо всех сил. Ей так хотелось расспросить его, рассмотреть. Но головка подруги уже тихо легла ей на плечо. — Ох, Пери, не могу удержаться, так хочется спать…. Господин Мел, вы только не… Ему пришлось быстро их подхватить, иначе они бы головы расшибли, падая в сладкий, глубокий сон.