И ему дано счастье

      Норман и Рут составили перечень некоторых правил и раскидали исчерканные стикеры по всей квартире: холодильник, зеркало в ванной, телевизор, стены прихожей. В списке были весьма очевидные условия их новой жизни — не выпивать, не употреблять наркотики, не курить, не брать сверхурочные, не умалчивать о своих переживаниях. Друзья дали друг другу обещание — обсуждать все, что могло их потревожить, даже самую малость.       Они взяли за привычку устраивать душевные разговоры за ужином, приняли за правило выбираться вечерами в парк: никому их них не мешало освежить мысли вечерней прохладой. На прогулках они, насколько это возможно, воодушевлялись природой, учились подмечать радости жизни в сущих мелочах, там, где они, казалось бы, непримечательны. Мелодичное щебетание птиц, симфонии сухих ветвей, шепот снега. Когда осенняя земля полностью промерзла и покрылась белоснежным одеялом, прогулки Норман и Рут стали длительней. Они лепили снежки, вырисовывали снежных ангелов, баловали себя горячим какао. Наконец их лица окрасились подобием счастья, а в глазах загорелся озорной огонек.       Одним вечером, за запланированным ужином, Рут завела весьма больную для Нормана тему — его перспективы в карьере. Девушка подготовилась основательно: ее голова закипала от родившихся идей. Норман же не торопился поддерживать диалог.       Он, как и прежде, не был уверен в своих силах. Воспоминания о прошлом опыте продолжали давить, однако давило и практически полное отсутствие средств — запасы Нормана были на исходе. Норман уже успел подумать об этом ранее, ведь, все-таки, жить за счет других не лучшая прерогатива. Ему уже приходилось рассматривать некоторые варианты, но все они сводились к двум ключевым — вернуться в ФБР или испытать себя в полиции Вашингтона.       Рут его выбор не давал покоя. Она настаивала на работе медбратом, на полставки. Это менее ответственно и утомительно, хотя, так думала лишь Рут. Пройти курсы и приступить к занимательной рутине медицинского работника: ставить капельницы, дезинфицировать оборудование, наблюдать за состоянием пациентов — по ее мнению такая работа нынешнему Норману была очень кстати.       Нормана ее предложение не обнадежило — в медицину его никогда не тянуло, да и находиться рядом с Рут сутками напролет казалось излишним. Норманом все так же двигал неподдельный интерес к убийствам и их расследованиям.        Парочка не могла прийти в общему решению, и спустя только день им все же удалось вынести вердикт — временно отложить поиски работы, до момента реабилитации Нормана, ведь уходить на больничный в первый рабочий день не самая удачная задумка.       Дни пролетали быстро: Рут много времени проводила в больнице, но, верно последовав правилу, сверхурочные не брала; Норман же зачастую оставался дома. Он стирал, убирал, готовил и писал. Норман открыл для себя новое увлечение — разработка статей.       Он много читал, редактировал и изредка писал сам. В основном его работы представляли из себя описание тактики расследования убийств и изложение правды о последствиях УРС. Публиковаться в ближайшее время он не планировал, если планировал вообще, скорее накидывал черновики, так, для себя. А вот изучение статей других людей ему могло пригодиться: Норман все чаще задумывался над тем, чтобы вернуться в ФБР как можно скорее.       Несмотря на провал с последним делом, место Нормана пустовало в ожидании своего законного хозяина. Это дарило Норману некую надежду на то, что еще не все потеряно, и свой авторитет он не потерял. Да и нехватка кадров всегда была неотъемлемой частью штаба. Вот только возникла небольшая загвоздка — нет гарантий, что Норману не подсунут злосчастные очки. Новая модель как раз в разработке, на эксперименты желающих пока не объявлялось. Да, процент раскрываемости дел, порученных Норману, поражал и мотивировал многих агентов, но вместе с тем сотрудники ФБР понимали — у таких широких возможностей есть последствия, хоть правительство и умалчивало о них.       Незадолго до ухода Нормана многие все чаще замечали кардинальные изменения в Джейдене: туманность его сознания, отчужденность самого Нормана, его беспричинный гнев. Конечно, Норман порой и выделялся среди толпы, притом, что он, в общем-то, чаще казался тихоней, нежели сорвиголовой. Но и у такого трудоголика были границы, и чрезмерная вспыльчивость в них явно не входила.       Помимо мыслей о карьере Нормана волновала личная жизнь Рут: девушка стала куда чаще жаловаться другу на свое одиночество. Ей хотелось любви, которую она никогда толком и не получала. Норман пытался поумерить ее пыл и шутил, говоря что-то вроде "меня тебе, значит, мало?", но Рут недовольно гудела в ответ — она говорила не о дружбе. Ей хотелось близости: романтических свиданий, долгих объятий, поцелуев и секса, в конце концов. Гормоны подводили ее как нельзя некстати. Она предложила Норману разок и без обязательств, в шутку, конечно, и Джейдена это изрядно напрягло. И даже если бы его интересовали девушки — все равно бы не согласился. Не в его репертуаре — слишком принципиален для одноразовых связей.       Вместо этого он занялся поисками второй половинки Рут: прошерстил сайты знакомств, отобрал несколько кандидатур, представил их подруге. С одним из парней даже организовал встречу. А через пару дней выслушал жалобы Рут на потенциального партнера — тот выдавал себя за другого, да и серьезных отношений не искал — секс, не более того. Рут когда-то успела попрактиковаться в подобном типе связи и сильно разочаровалась. Не хватало общения, понимания, поддержки. Не хватало нечто большего, чем банального перепихона. Хотелось любви. Она убедила Нормана прекратить поиски и решила пустить все на самотек.       Однажды она вытащила друга в клуб. Здание было большим, людей — немыслимое количество. Правило не пить парочка не забывала, а потому пришли они повеселиться полностью трезвыми. Рут живо плясала на танцполе, расталкивая всех локтями, Норман же устроился на одном из неудобных диванов и наблюдал за движениями подруги.              Побыть в одиночестве ему удалось недолго — вскоре к Норману подсела женщина средних лет. Она откровенно клеилась к парню: часто трогала свою кофточку, невзначай оголяя бюст, ненароком касалась коленей Нормана и игриво гладила их, прикусывая нижнюю губу и разглядывая родинки на его лице. В тот момент Норману больше всего хотелось, чтобы сиюминутно появилась Рут — тогда он мог бы отделаться от незнакомки, представив свою спутницу девушкой. Но подруги все не было, ее давно поглотила веселая толпа танцоров.       Норман аккуратно скидывал руки женщины с колен, пытался удалиться к барной стойке, но шатенка никак не унималась: липла к Норману всем телом, пока вконец не осмелела и не запустила руку меж его ног. Норман среагировал быстро — через мгновение ее запястье сжимали каменные пальцы Нормана. Он сразу и не заметил, с какой силой сжал ее тонкие косточки, и если бы не ее визг и последовавшие за ним маты, он бы так и продолжил оставлять на смуглой коже синяки.       Кротко извинившись перед незнакомкой напоследок, Норман скрылся в толпе — ему все еще предстояло найти Рут. Поиски подруги заняли прилично и результатов не дали. В конечном счете томительная духота замучила Нормана, и он выбрался на улицу.              Ночная прохлада окутала своей свежестью и отрезвила затуманенные алкогольными парами мысли. Кругом людей меньше не стало — многие выходили покурить, некоторые что-то оживленно обсуждали и смеялись, единицы забивались в углы и придавались страсти.       Внимание Нормана зацепила поодаль расположившаяся парочка: они целовались, если про них так вообще можно сказать. На деле же парень будто заглатывал язык спутницы и стискивал ее грудь настолько сильно, что, казалось мгновение, и он вырвет не только ее плоть, но и душу. Наблюдать за этой картиной и дальше не хотелось, потому Норман скрылся за углом клуба.       Наконец оставшись в одиночестве, Норман облегченно выдохнул и по привычке потянулся в карман — хотелось закурить. Но правила он соблюдал честно, и сигарет под рукой не оказалось.       Как-то неожиданно Норману вспомнился Итан. Его смеющиеся голубые глаза, скромные складочки от сдержанной улыбки. Его успокаивающий бархатный голос, утешительные слова. Манерные касания, смущение на лице. И поцелуй — торопливый, обжигающий и донельзя опьяняющий.       Нормана опалило жаром, в груди отдало пульсацией. Желание закурить только усилилось. Норман протяжно выдохнул и прикрыл глаза, надеясь прогнать ненужные воспоминания той ночи в отеле.       С той встречи Итан не объявлялся. Ни сообщения, ни пропущенных — ничего. Итан испарился, Итан сбежал, как некогда сбежал и Кевин. Нормана терзало, разрывало на части, он задавал себе вопрос — почему? Разве так сложно разойтись по-человечески? Объясниться, извиниться, попрощаться. Для чего эта забота, взгляды, объятия и поцелуи? Зачем вселять надежду, влюблять, привязывать к себе тугой петлей и сбегать, не сказав и слова? Несправедливо. Больно.       Поток мыслей прервал звучный голос — Рут. Она подбежала к Норману, уткнулась лбом в его грудь и устало прошептала: "домой".       Через полчаса Норман заносил обессиленное тело подруги в квартиру. Рут стянула с себя всю одежду, в одном лишь нижнем белье беспардонно пощеголяла в ванную. Норман же расположился на диване. На него накатила тоска — жажда встречи с Итаном. Ему хотелось выговориться на этот счет, попросить совета по поводу его взаимоотношений с Итаном — может хоть кто-то способен прояснить все, что между ними происходило. На ум приходила Рут, но стоило ли? Марс ей незнаком, да и в делах-любовных девушка несильна. Глупо ждать от нее помощи.       Из душа Рут вернулась спустя добрых полчаса, на ее появление намекал легкий аромат лаванды и мяты. За время ее отсутствия Норман успел закончить утреннюю уборку, переодеться, посмотреть короткий выпуск новостей. Говорить с ней Норман и не думал, решил отложить на потом — зачем грузить Рут лишними заботами. Да и одно правило так и норовило быть нарушенным.        Но Рут сразу заметила странности в поведении друга: тот был каким-то рассеянным, не мог усидеть на месте, часто прочищал горло, будто вот-вот собирается что-то сказать. На любой непринужденный вопрос Рут отвечал не особо заинтересованным "а?" и продолжал нервно сплетать пальцы. Девушку его поведение раздражало. Она резко придвинулась к Норману, привычно откинулась на его плечо и жалобно простонала.       — Хватить ломаться уже, а. Мы же договорились быть честными друг с другом, — Рут искоса посмотрела на Нормана и скорчила подобие возмущения. — Что тебя тревожит?       — Я на приеме у психолога? — продолжал отшучиваться Норман, но выдавленная кривая улыбка сдавала его с поличным.       — Норман, — настойчиво продолжила Рут. — Между прочим, разговоры — твоя идея. Говори. В чем дело?       Норман слегка отпрянул и попытался скрыть вмиг помрачневшее лицо, но Рут не позволила. Она ловко ухватилась за его щеки и притянула Нормана к себе.       — Ну? — пальцами она сжала его кожу — ущипнула. Норман поморщился и легонько оттолкнул подругу. — Если не скажешь, все наши правила аннулируются.       — Пообещай, что не станешь смеяться, — обреченно выдохнул Норман и смущенно посмотрел на Рут: в ее глазах читался неумолимый интерес. — Есть кое-кто. Этот человек мне небезразличен.       — Та-ак, — из-за затянувшейся паузы друга предвкушение ломало терпение Рут. Она вздернула брови в ожидании.       — Мы вместе ездили в Кенмор, и, — Норман отвел взгляд. — за поездку мы с ним сблизились. Я думал, что нашел в нем друга. По-другому и быть не могло. Но, — Норман помедлил, отчего Рут только больше взбудоражилась и, закинув руки на плечи друга, яро его затрясла.       — Не томи-и, Норман, — Рут все не унималась и, наконец услышав заветное продолжение, убрала руки с его плеч.       — Мы выпили в баре и вернулись в отель. Он проводил меня до номера и, — Норман тихо выругался и уткнул лицо в ладони. — В общем, думаю, он перебрал. Поцеловал меня и мы чуть не. Черт. Ладно, ты поняла.       — Нет, не поняла, — Рут явно издевалась над Норманом, пытаясь добиться как можно больше подробностей. — Вы чуть не что?       Норман жалобно посмотрел на подругу — его взгляд умолял промолчать. Однако та чаяно пилила Нормана взглядом и дерзко улыбалась.       — Чуть не, — Рут шуточно толкнула в плечо Нормана. — Чуть не-е       — Блядь, Рут, — Норман всплеснул руками и вскочил с дивана, скрывая порозовевшее лицо.       — Чуть не трахнулись, да? — на ее слова Норман прокашлялся и кинул озлобленный взгляд.       Девушка, увидев не самую добродушную реакцию, прыснула смешком и также поднялась с дивана, устраивая руки на натянутых как струны плечах Нормана. Она разминала его мышцы и шептала что-то невнятное. Норман переспрашивать не стал — знал, что ее нахальный смех не сулит ничего хорошего. Наверняка она выкинула очередную глупую шутку или, как Рут их называла, подкол.       — С той поездки прошла неделя, но мы так и не говорили об этом. Вообще не связывались, — Норман понурил. — Думаю, он не объявится.       Рут ничего не ответила. Она продолжала разминать каменную от перенапряжения спину Нормана и мычать что-то себе под нос.       — А ты сам звонил ему? — наконец задорность Рут сменилась серьезностью; девушка закончила массаж и развернула Нормана к себе, внимательно изучая его глаза.       Норман хило помотал головой и виновато уставился в пол: ему не хотелось даже пытаться связаться с Итаном, он и так всю жизнь делал первые шаги в попытках прояснить ситуацию. Отчего-то Норман надеялся на инициативу Марса — видел в нем кого-то особенного, отличающегося от других людей, но в очередной раз ошибся. Итан бесследно исчез, оставив Нормана без ответов.       Рут бодро отскочила от друга и быстрым шагом скрылась за пределами кухни; вернулась уже с телефоном Нормана в руках. Покопалась в мобильнике, вбила какую-то комбинацию и решительно протянула телефон Норману. По ее губам скользнула шалая улыбка.       — Звони.       — Уже поздно, люди в это время давно спят, — Норман непонимающе смотрел то на мобильник, то на Рут.       — Ой, не начинай. Время десять, твой избранник наверняка еще бодрствует, — Рут насильно впихнула телефон в руки Нормана. — Звони давай.       Норман нащупал нужные ему кнопки на клавиатуре, нашел номер Итана и, медля от волнения и умоляюще разыскивая в глазах Рут хоть каплю сострадания, поднес телефон к уху. Послышались короткие гудки и голос автоответчика — абонент недоступен. В это мгновение тело Нормана захватил холодный страх и, одновременно с этим, некое облегчение. Рут догадалась о причине навеявшей вялости Нормана. Она поджала губы и подбадривающе похлопала Нормана по плечу.       После друзья почти не говорили. Рут равнодушно пожала плечами, попыталась подбодрить Нормана парой заезженных фраз и, прихватив с собой стакан воды, скрылась за пределами спальни. Норман же расстелил диван, потушил свет, стянул с себя поношенную футболку и улегся в прохладную постель. Его сознание разрывали миллионы вопросов, но все они сводились к одному напрашивающемуся выводу — Итан трусливо сбежал.       Так прошла еще одна неделя. Она мало чем отличалась от прошлой: Норман все так же отвозил Рут на работу по утрам, возвращался домой, наводил порядок, писал статьи, читал книги. Вечером они все так же собирались за ужином: обсуждали пройденный день, планы на завтра и состояние друг друга — как ментальное, так и физическое.       В ночь перед операцией Норман решил проехаться до своей квартиры и собрать необходимые в больницу вещи.              Студия встретила Нормана негостеприимно, поразила своей скверностью и прежней безнадежностью. Оказавшись у себя дома, Норман задумался о переезде после реабилитации: все-таки дружба с Рут изменила какую-то часть Нормана. Теперь Норману хотелось обрести уют и комфорт — ему хотелось навсегда избавиться от прежнего себя и воспоминаний, связанных с прошлым, распрощаться с этой злосчастной квартирой. Но для переезда нужны деньги, деньги стоило заработать — некоторая часть накоплений ушла на поездку в Кенмор, добрая половина — на лечение и операцию. Так что с переездом придется повременить, но может оно и неплохо? Жизнь Нормана и без того терпит немалые изменения, да и пока он живет с Рут, а та ни за что не отпустит друга без видимых улучшений его психического здоровья. Так что об этом стоит подумать на досуге, но позже.       Норман сложил несколько футболок, скомкал халат, упаковал тапочки и, еле застегнув замок, закинул переполненную одеждой сумку на плечо. Посмотрелся в зеркало в прихожей — странно, но дома у Рут зеркал почти не было, разве что над раковиной в ванной и в спальне у кровати, куда Норман заходил редко. В отражении перед Норманом предстал все еще бледный и изнеможенный парень: под глазами чуть заметные бордовые пятна, немного впалые щеки, пробивающаяся щетина. Лицо Нормана обрело более здоровый цвет по сравнению с тем, что было две недели назад; тело набрало массу — теперь парня не назовешь скелетом, но прежнюю свою форму Норман все еще не вернул. Хоть он и начал бегать по вечерам с Рут, здоровее питаться, полностью отказался от алкоголя и сигарет — этого все еще было мало. Тело Нормана требовало более сильной нагрузки. Его разминки не сравнятся с прежней активностью и хоть и нечастыми, но потными тренировками в спортивном зале ФБР.       Разочарованно выдохнув, Норман покинул квартиру, спустился по лестнице и хотел было выйти из подъезда, но его внимание привлекли почтовые ящики: из его ячейки торчал бумажный уголок. С появлением телефонов мало кто пользовался почтой — только если это не что-то официальное или реклама. Сначала Норман и не думал проверять почту, но предательский интерес в нем не умолкал — ему хотелось проверить ящик, так, на всякий. И, отперев замок, Норман открыл скрипучую дверцу, за ней последовал конверт: он бесшумно лег на холодный пол. Норман наклонился, поднял конверт и внимательно рассмотрел содержимое оборота — на одной из строк красовался знакомый город Филадельфия. Норман замер, его дыхание сперло, внутри отголосками мелькнула надежда. В предвкушении Норман наспех вскрыл конверт и достал идеально разглаженный белый лист. Письмо написано от руки — приятным глазу аккуратным почерком, и до мурашек знакомым.

Норман. Мне жаль. Все так странно обернулось. Мы даже не поговорили перед твоим отъездом. Прости, если напугал тебя в ту ночь. Я перебрал, сам не понимаю, что на меня нашло. Надеюсь ты не держишь зла.

Я хотел позвонить тебе, но, кажется, потерял телефон еще тогда, в баре. Не смог найти твой номер и решил написать так, по старинке. Хочется верить, что ты не забыл про существование почты и прочитаешь это письмо.

Если я не отпугнул тебя — набери. Это важно. Не хочется расставаться на такой ноте, думаю, ты и сам понимаешь.

В ожидании звонка, Итан.

P.S. Я буду в Вашингтоне через неделю, надеюсь, при встрече мы поговорим.

      Норман завороженно провел по написанному от руки номеру. Содержание письма заставило его улыбнуться, в груди точно что-то сжалось — Итан не сбежал. Сердце бешено заколотилось, будто вот-вот собиралось вырваться из неволи. Ему не все равно.       Письмо отправлено пять дней назад. Значит, Итан должен быть в Вашингтоне уже через пару дней. Значит, и встрече вот-вот быть. Мешало одно — у Нормана впереди операция, перенести которую он не мог.       Стоило позвонить Итану, но Норман не торопился набирать друга: нынешнее состояние Нормана не обнадеживало — дрожащий голос, непослушные руки и задор. Нормана обуял прилив серотонина. Он изливался наружу, бился через края, не позволяя сделать и вдоха.              Через десять минут непрерывного шока Норман-таки вышел их подъезда, плюхнулся в машину и направился в сторону больницы — ему предстояло забрать Рут. Девушка ожидала Нормана у здания: она ежилась от ноябрьского мороза и пыталась согреть руки выдыхаемым теплым воздухом. Заметив приближающуюся машину друга, Рут резво подбежала в обочине. Ее ухмылка говорила сама за себя — по радостному лицу друга девушка сразу поняла, в чем причина его неожиданно приподнятого настроения.       — Хорошие новости? — уже в салоне прощебетала Рут. Норман увел взгляд и театрально протянул "не-ет". — Да брось, по твоей довольной роже все ясно. Твой суженный объявился?       Норман не ответил; он молча протянул ей вскрытый конверт. Девушка тут же вырвала бумагу из его рук и пробежалась по тексту. Ее лицо переполнилось наигранным умилением. Она свистнула и ткнула Нормана в бок.       — Намечается жаркий, страстный, долгий, — Норман громко прокашлялся, сбивая подругу и не позволяя ей закончить пошлую мысль. Та хитро вильнула носом и посмеялась. — Ладно-ладно, если серьезно, вам в самом деле надо поговорить. Ты уже звонил ему?       — Нет, я перед приездом к тебе нашел письмо. Поздно уже для звонков, — Норман забрал конверт и, бережно свернув, спрятал его в карман.       — Тогда напиши.       — У меня операция, в ближайшие дни встретиться с ним не выйдет, — Норман держался отстраненно: скрывал лицо, наблюдая за проезжающим машинами.       — Тогда проведает тебя в больнице, — Рут все не унималась, однако Норман не поддавался: он проигнорировал слова подруги и повел машину. — Эй, Норман, если ты ему не напишешь, это сделаю я.       — Не надо. Потом разберемся с этим.       Рут недовольно цокнула и скрестила руки на груди. Весь оставшийся путь они ехали молча: Норман держался за рулевое колесо и следил за дорогой, Рут же уткнулась лбом в дверь машины и прикрыла глаза — из-за резко навалившейся усталости девушка вскоре заснула. Уже у пятиэтажки Норман аккуратно разбудил Рут, помог ей выбраться из салона, завел в квартиру и по-джентельменски снял с нее пальто. Проводил до спальни, уложил в постель, заботливо подоткнул одеяло и покинул спальню. Принял душ, вновь осмотрел себя в зеркало: колючая щетина его раздражала. Норман решил побриться перед операцией — все-таки неясно, когда ему еще предоставится такая возможность. Взялся за бритву, поднес к покрытому пеной подбородку и провел по слегка раздраженной коже. Потом еще. Одно движением точно повторяло другое, пока виски Нормана не заныли. От боли он пошатнулся, его тело повело: под инерцией рука неудачно скользнула, на шее остался алый след вкупе с пеной. Глаза покрыл мрак.       Темно. Душно. Мертвая тишина отдавала болезненным звоном. Чьи-то руки жадно исследовали плечи Нормана, его талию, бедра. Припухлые пальцы цеплялись за одежду, срывая ее прочь. Норман пытался открыть глаза, но не мог. Он хватался за крупные запястья, но тщетно — руки Нормана скованы. Ухо обжигало чье-то дыхание, следом за жжением следовал до боли знакомый голос.       — Пора домой, Норман, — отчим не отпускал бедра, прижимал пах Нормана плотнее к своему. Норман сопротивлялся и приглушенно выл — его попытки выбраться приводили к еще большему задору старика. Тот надавливал на живот сильнее, сжимал вялый член Нормана и продолжал глумиться. —Сладкий послушный мальчик. Тебе нравится, а? Нравится?       На шею легла тяжелая ладонь. Она стягивала, разрывала кожу. Норман пытался кричать, но с губ срывался лишь мучительный хрип. Он старался сделать вдох, но грудь сковало, а в горле поселился непроходимый плотный ком. Тело придавило — отчим навалился на Нормана всей массой и продолжать жаться к паху, мучительно сжимая сухие яйца. Пламенные слезы текли по щекам, оставляя на коже до одури неприятный холодок. Норман умолял старика остановиться, но тот и не слушал, лишь продолжал яростно надрачивать подростку.       Норман вскочил: перед глазами показалась ванная комната Рут. Шум воды постепенно возвращал Нормана в реальность. Поясница ныла, ягодицы гудели, виски налились свинцом. Норман поднялся с пола, подставил руки под ледяной поток, набрал немного воды и ополоснул лицо. Уткнулся лбом в костяшки и сглотнул — паршиво.       Скверные воспоминания о скотине-отчиме распирали легкие и сводили желудок. Тот вечер не покидал сознание Нормана, никогда. Норман был ребенком, беззащитным и невинным. Но старику не было дела — он надругался над своим иждивенцем; оставил в его жизни грязный след, безобразное клеймо, глубокую травму, а после и не дрогнул.              Нормана контузило: раньше его обмороки не сопровождались воспоминаниями, тем более настолько реалистичными. Норман вжался руками в живот — его воротило. Подступившая тошнота вызвала рвотный рефлекс, Норман поддался вперед и сблевал в раковину кровью с остатками обеда.       — Черт.       Через мгновение он уже приводил себя в порядок: вновь умылся, почистил зубы, покончил с бритьем, скрыл порез пластырем, насухо обтерся полотенцем. В мыслях царил туман — единственной здравой идеей был сон.       Ночь прошла беспокойно: Норман видел мрачные сны. В одном из них он затерялся в бесконечном лабиринте из трупов утонувших в дождевой воде детей. Он бежал от Кевина — отчего-то в кошмаре тот предстал палачом. Этот сон не имел четкого финала: последнее, что запомнилось Норману — то, как Кевин замахнулся секирой. Второе же видение было не менее ужасным. Главной фигурой в нем была Биатрис: девушка казалась взволнованной. Она схватила Нормана за руку и насильно потащила за собой в пустую комнату, обложенную грязным кафелем. Пройдя через дверной проем, Беатрис пропала. Секунду спустя Норман уже наблюдал за ее мучительными родами: девушка задыхалась, билась в конвульсиях и кричала. Из нее выходил синий безжизненный сгусток крови. Когда это нечто покинуло тело Беатрис, девушка обессиленно опустила руки; ее тело обмякло — она мгновенно умерла. Норман не смог ей помочь. Он и дышать-то не мог, не говоря уже о помощи.       Проснулся Норман полностью разбитым. По гостиной уже витал аромат бекона, по кухне металась запыхавшаяся Рут. Девушка подошла к Норману, коснулась его лба рукой — мерила температуру — и облегченно улыбнулась.       — Выглядишь, конечно, хреново, — она убрала руку и вернулась на кухню, зазывая Нормана на завтрак.       Однако завтракала только Рут: девушка позабыла о том, что перед операцией Норману не следовало и перекусывать. Не сказать, что той было так уж неловко — она с огромным удовольствием уплетала завтрак за двоих.       Через час после пробуждения Норман уже стоял на пороге и ждал Рут. Она настояла на сопровождении друга до больницы — ей хотелось поддержать Нормана и быть рядом. В больнице Рут крепко обняла Нормана и смело чмокнула его в щеку на прощание, пожелала удачи и ушла. Норман прошел в палату, переоделся в больничную одежду, натянул тапки и, переговорив с хирургом, последовал в операционную.       На операционном столе Норман напрягся: волнение брало над ним вверх, страх стискивал разум. Когда лица коснулась маска, Нормана потянуло в безмятежный сон.