Твой парень–и мой парень

      Морось тонкими иголочками капает на лицо, стекая с него подобно с лезам, что он так отчаянно пытается сдержать. Прохладный ветер теребит волосы и забирается под пальто, и кажется, что именно он вызывает дрожь по всему телу, но это, увы, не так. И уж лучше бы мужчину знобило от ветра, чем от собственной слабости.              Куромаку всегда старался держать лицо. Казаться уверенным, непоколебимым и подавать отличный пример взрослого человека, но разве взрослые убегают от своих проблем? Выходит, что так. Или, может, не настолько он взрослее, по сравнению с остальными клонами Создателя? Это не хотелось принимать как факт, хоть он таковым и был.              Сероволосый всегда воспринимал такие моменты не больше, чем собственную оплошность, несдержанность и несовершенство. Как бы сильно ему не хотелось достичь своего особого идеала–в глубине души он понимал, что идеала, как такового, не существует, и вздыхал, там же, в душе, тепля надежду хотя бы на что-то близкое к нему. Именно такие моменты слабости и уничижали эту крохотную, невинную, словно детская мечта, надежду. А признаться честно, Куро вообще мало о чëм мечтал.              Он тихо и осторожно, будто боясь чего-то, всхлипывает, тря ладони между собой–хоть на них и были перчатки, это не мешало рукам мëрзнуть–и складывает руки в замок, пытаясь собраться. Он всегда складывал так руки, когда хотел показать свою серьëзность, но на деле же–он так пытался держать себя в руках, то от отчаяния, то от злости или зависти, чтобы не показаться слишком чувствительным. Сейчас он сделал этот привычный жесть по совершенно новой, ранее не виданной причине–он сдерживался от того, чтобы не зарыдать в голос. Сам бы никогда не подумал, что будет держаться от такого, но это реально.              "–На что я только надеялся..."–грустно проносились в его голове одни и те же мысли. Их также было сложно контролировать теперь.              Стараясь держать себя в руках, он отгонял все мысли о недавно произошедшем, и с горем пополам доехал по знакомому маршруту, трамваем, до дома.              Его, по–обыкновению, встречали всё те же кусты у подъезда, затëртые лестницы, древняя штукатурка и дверь собственной квартиры пятого этажа. Хоть где-то могло красоваться его любимое число, хотя в училище он, несомненно, получал сплош "отлично".              Дверь скрипнула после верно щëлкнувшего замка и отворилась. Мужчина быстро прошëл внутрь родной квартиры, будто не был в ней несколько лет, сразу закрывая за собой.             Слегка дрожащими руками он справился с пуговицами пальто и остальной одеждой. Обув домашние тапочки, и не теряя времени, он метнулся на кухню–поставить чайник–и там-же, на столе, разложил учебный материал.              Время близилось к пяти.              Никогда ещё Куромаку не садился за учëбу с таким рвением. Он с усердием переписывал нужные лекции, заучивал материал, в перерывах допивая невесь которую чашку кофе, и так до позднего вечера.                     На часах без пятнадцати одинадцать.              Сероволосый чувствует пустоту в животе. Немудрено, он так ничего и не ел с завтрака, ведь в кафе, во всей той плачевной ситуации, было далеко не до еды, что, к слову, была с ним.              Он потягивается, чувствуя, как хрустит позвоночник, и встаëт на отсиженные ноги чтобы подойти к холодильнику. Запасы еды в нëм оставляли желать лучшего: вчерашние макароны, несколько сосисок и плавленный сыр с хлебом–не много, но достаточно для ужина.              Он быстро разогревает и употребляет пищу, особо и не чувствую вкуса, главное–утолить голод. Ему явно не до готовки и удовольствий. Он снова делает кофе и резко бросает взгляд на сумку в которой виднеется очертание термоса для еды. Снова бросает в дрожь. Он ведь так и не съел тот свой кусочек торта, что заказывал в его компании.              Медленно он подходит к сумке и долго стоит над ней в размышлениях, так, будто перед ним самая сложная дилемма в жизни, вроде ,,Быть или не быть? ". В конечном итоге он осторожно достаëт лоточек с десертом–тот немного помялся, но на вкусовые качества это вряд-ли влияет. Куро ставит его перед собой, рядом с кружкой кофе, и садится на стул. Некоторое время он ещё колеблется, прежде чем...        –Господи, что я делаю? Это просто торт, ничего в этом нет. -проговаривает он, берëт в руки ложку, открывая судочек, но тут же вздрагивая перед тем, как проткнуть десерт. Что-то будто останавливает его.       Мужчина берëтся за переносицу, кладëт ложку обратно на стол и отодвигает еду.        –Какой же я неудачник... -шëпотом, сам себе, говорит он. –Не могу даже съесть несчастный торт только из-за того, что он напоминает мне.       Он некоторое время сидит за столом с закрытыми глазами. Вздыхая, он встаëт, оставляя всё на местах, и идëт на балкон. Маленький, захламлëнный, холодный.              Закрывая за собой дверь, чтобы не выпускать тепло из дома, он усаживается на балконное кресло. Вероятно, если бы он обладал вредными привычками, то сейчас закурил бы или потянул банку пива–но таковых не имелось, по его сугубо личному мнению, а на чужое чхать ему хотелось. Кто знает, может, это и была она–одна из нехороших привычек.             Он смотрит в окно. В маленьком балконе открывается только форточка. Довольно старое строение.       –Могу ли я быть не прав? -спрашивая сам себя говорит он вслух. –Что если я поспешил с выводами...       Он опускается взгляд на свои сложенные руки. Они дрожат от холода. Он убирает их в карманы кофты облокачивается о спинку кресла, поднимая глаза на потолок–осыпающийся и в паутине.        –Так вот где моя чистоплотность.. -он снова задумывается. Минута, две, три, пятнадцать. Он потерял счëт времени.       В голове, наконец, уже свободно проносятся все события минувшего дня: надоевший будильник, что каждый раз вытягивает из короткого сна, что длится часа четыре, грязный пиджак, пятна на котором он не заметил раннее, из-за чего пришлось быстро искать что-то другое, шумный транспорт, даже в самое раннее утро, унылые лица одногруппников, или по крайней мере тех, кто удосуживается приезжать вовремя и вообще появляться на парах, уставшие преподаватели, огромные лекции, записывая которые, чувствуешь, как рука отнимается, прохладный ветер по пути домой и встреча с ним, его тëплые руки, приятные слова... лишь по началу, а после резкие, как нож по сердцу, и снова ветер. Холодный ветер. Мужчина снова вздрагивает.       –Это было так опрометчиво с мой стороны. Вот так взять, и поддаваться чувствам. -Куро весь сжимается, не ясно от чего больше, от холода, или грусти. –Почему каждый раз, когда дело касается него, я веду себя так эмоционально? Странно и безрассудно... -он вздыхает. –Неужели это люди и называют "любовью"? Похоже на то, что они показывают в фильмах и пишут в книгах. Кто бы знал, как избавиться от этого. Вечно говорят, какое прекрасное чувство, но ни слова о том, что с ним делать, когда оно всё портит... Это же так не похоже на меня..       Сероволосый поджимает потрескавшиеся губы и встаëт. Невесь зачем наворачивает круги, размышляет, не находит себе места.       –Я должен узнать, что всё это значит.