Каждый бродячий кот...

Пусть в городе никто и не жил, он не был необитаемым. Попискивали из-за углов и сверкали глазами из грязных дыр крысы. Рычали настороженно облезлые бродячие псы из куч мусора. Важно вышагивали по улицам и насмешливо каркали вороны. Это успокаивало. Иррационально и глупо, но все же. Возможно, этому спокойствию соответствовала какая-то магическая теория — но Гарри был далек от них. Больше доверял себе-льву, а шерсть того пусть и холодил застоявшийся ужас, въевшийся в мостовые и здания, но ничего действительно опасного он не чуял. Впрочем, чем ближе они подходили к замку, тем меньше становилось по пути животных. Крепче сжимала рукоять меча Мулан, а Аврора дергалась на каждый лишний звук. — Как ты? — чуть отстал Гарри, дотронулся до плеча Эммы, шедшей последней. — Нормально, — тускло улыбнулась она, мимолетно наклонив голову и щекой прижавшись к его ладони. Но Гарри продолжал вопросительно на нее смотреть, и она вздохнула, сдалась: — Думаю о Генри. Если верить Румпельштильцхену, именно здесь, в этом городе, этом замке, я родилась. Моего рождения ждали, готовили праздник… А сейчас город вымер — и вестником несчастья была как раз-таки я. — Но Генри в Сторибруке. Он в безопасности, Румпельштильцхен присмотрит за ним. Да и Белоснежка с Прекрасным пусть и идиоты редкостные, не думаю, что кинут твоего сына. И не дадут Реджине его обидеть — хоть случайно, хоть специально. — И все равно: он там, а я здесь. Мы только начали налаживать отношения, строить семью — все вместе, вчетвером. Я бросила его, только родив, — его рождения никто не ждал, разве может быть что-то печальнее? И теперь — я тоже его бросила. Мы ведь даже в наш последний разговор поссорились, он убежал, почти плача. Нужно было мне соврать тогда. — Что за разговор? — Они еще сильнее замедлились; Гарри не сомневался, Мулан с Авророй, как дойдут до замка, без них внутрь не зайдут. — Генри спросил про отца… Какой ребенок не хочет узнать о родителях? А учитывая ту историю с ножом… — Генри умный котенок. — Да. И я рассказала ему правду. — Всю? — Большую часть, — замявшись, выдохнула Эмма. — Я сказала, что Нил… его отец, не был плохим человеком — возможно, для кого-то и вообще. Но мы занимались плохими вещами, хотели выжить, хотели веселья, были глупы… Сказала, что жалею о том своем поведении и что Нил затем предал меня, и его предательство сломало меня на долгие годы тогда. Генри спросил: «Вы не хотели меня?» А я сказала, что он лучшее, что только могло случится от нашей с Нилом встречи. — Генри расстроило это? — Нет, — покачала головой Эмма, смотря в сторону, где лежал сгнивший и проросший травой, но до сих пор узнаваемый деревянный конь-игрушка. — К этому он отнесся нормально, вроде бы. Но дальше он уточнил: «Вы были преступниками? Плохими ребятами, как в кино, что мы смотрели с Гарри и мистером Голдом вчера вечером?» — И ты ответила — «да». — Проблема в том, что и сейчас меня не назовешь человеком с честной профессией. Я сказала, что была преступницей. Но я ведь и сейчас есть. — Сейчас ты помощник шерифа. А до этого была «охотником за головами» — вполне «не преступные» профессии. — Всего лишь демагогия, ты и сам это знаешь. Сколько мы вместе работаем? Лет пять? Шесть? Ты преступник, Гарри, и я знаю это. Я помогаю тебе, прекрасно зная что, где, зачем и почему. Мы взламывали здания, крали фуры, взрывали склады и убивали. И даже если лично я в какой-то из дней не брала в руки отмычки или не нажимала на курок — смысла это не меняет. — Ты жалеешь? — Что? — действительно удивленно переспросила Эмма. А затем покачала головой: — Нет, нет. Не о нашей встрече и не о любом из моих решений после нее. — Тогда о чем? — Я соврала Генри. И если я соврала в этом, то почему сказала правду о Ниле? Возможно, придумай я какую-то байку про героического пожарного там или спасателя — он бы так не расстроился? Не остался бы один с мыслями о том, что его родители парочка малолетних преступников, забывших о существовании презервативов. — Но вскройся правда о личности Нила — а она вскроется, ведь даже если мы откажемся помогать, Румпельштильцхен не прекратит сам поиски сына; он слишком долгий прошел путь, слишком многим пожертвовал, чтобы кинуть все на полпути. Вскройся правда — и твоя ложь Генри тоже вскрылась бы, лопнула как мыльный пузырь. Было бы лучше? — Я не знаю. Не знаю. Ведь и о тебе правда может вскрыться. О Баки. И что тогда? — Генри с его книгой знает правду о Румпельштильцхене — разве это повлияло на их общение? Генри — умный мальчик. Он любит тебя. Это всегда важнее. — Мне бы твою уверенность, — тихо прошептала, покачав головой, Эмма. Гарри встал перед ней, заставляя остановиться. Прижался лбом к лбу, коснулся губами глаз, кончика носа, правой щеки. Прошептал: — Всегда. И поцеловал, обнимая, прижимая Эмму к себе.

***

— Что-то интересное нашли? — спросил Гарри, когда они с Эммой подошли к Мулан и Авроре, севшим на импровизированный привал сбоку от опущенного моста в замок. — Дохлых лошадей, — равнодушно ответила Мулан. — Спать хочется, — поежилась Аврора. — Еще полдня впереди, закончим с замком — и тогда отдохнем, смысл задерживаться еще на полдня. — Ты не поняла! — отмахнулась от Эммы Аврора и вновь поежилась. — Это мое проклятие — сон. Малефисента прокляла меня еще в детстве, я засыпаю — и только поцелуй истинной любви может меня разбудить. Родители смогли частично снять проклятие, для «вечного сна» теперь нужно дополнительное условие, и я не боюсь закрыть глаза… Но здесь… Здесь я чувствую, как проклятие давит на меня, сдавливает, и без всяких условий — я хочу спать. — Забавный эффект, — пробормотал Гарри, прислушиваясь к себе. Но было тихо. Да, он-лев чуял мертвых животных, затхлость и запустение — но чары, проклятия? Опасность, от которой шкура будет передергиваться, поднимая шерсть? Нет. — Дохлые кони… — меж тем протянула Эмма и шагнула ближе к Мулан. — Это вон там? — ткнула пальцем. Но не стала ждать ответа, продолжила: — Прошло сколько там? Двадцать восемь лет? И вроде в замок никто не входил со дня моего рождения — так откуда тогда эти трупы? Не разложившиеся до костей скелеты, а вполне себе узнаваемые животные, пусть и воняющие мертвечиной. — Я не специалист устанавливать время смерти на таком расстоянии, но пятен отсюда не особо видно, значит, пали они всего пару дней как, — нахмурилась Мулан, вглядываясь. Гарри тоже принюхался, а затем и вовсе обратился и встал прямо по ветру, внимательно раскладывая доносившиеся из замка запахи на составляющие. Он, конечно, не гриф, чтобы с точностью до минуты по запаху разложения узнать, когда умерла дичь, но и не белый кролик. Никогда не стоит недооценивать белых кроликов. И серых зайцев, особенно тех, чьи глаза — словно приоткрытая дверь в само Безумие. — Вы правы, трупы совсем свежие, — сказал Гарри, возвратившись в человеческое обличье. — Но я не чую ни чары, ни заклятия. — Нам все равно необходимо зайти — не зря же столько перлись, — сложила руки на груди Эмма. — И я тоже не чувствую что-либо вредоносное. Только слабый шлейф чар вариации свой-чужой. Пусть колдунья я и без году неделя, Румпельштильцхен предметно натаскивал меня на распознание магии. Пошли, а то так и будем сомневаться до ночи. — Тебя учил сам Темный? — переспросила Мулан — и впервые в ее голосе было так отчетливо слышно удивление. — Тогда я буду больше доверять твоим колдовским умениям. Но Эмма лишь отмахнулась от нее. — Я пойду первой, вы за мной. Гарри, — она обернулась на него, улыбнулась слегка-слегка, — прикроешь? Что же, значит, не только он ожидает впереди какой-то подлянки. И совсем не от замка.

***

Румпельштильцхен рассказывал, что в день рождения Эммы в замок ворвалась Реджина со своим войском. И действительно, каждый коридор, зал, даже подсобка несли в себе следы ожесточенной битвы. Запекшиеся лужи крови, смятые доспехи, разломанная мебель и порезанные гобелены. Но ни одного человеческого — или просто относительно разумного создания — тела. Только мертвые животные во дворе да дохлое мышиное гнездо в мешках с зерном. Они блуждали по замку, заглядывая по дороге в каждую комнату, не меньше пары часов уже. Почему-то в книге сказок Генри не было нигде нарисованного детального плана замка, а ни сам Гарри, ни Аврора, ни тем более Мулан никогда до этого здесь не бывали. Про Эмму и говорить не стоило. — Кажется, это королевская спальня, — подала голос Мулан, заглядывая за очередную дверь. — Заходим? Эмма вздрогнула, мотнула головой, будто пытаясь избавиться от какой-то надоедливой мысли. — Да, давай, — наконец сказала она хрипловатым, будто от долгого молчания, голосом. И первая вошла внутрь. Аврора только зевнула и оперлась о ближайшую стену, Мулан осталась рядом с ней, зато Гарри не прочь был полюбопытствовать. Правда, заходить сразу не стал, встал в проходе, плечом упершись об косяк. Эмма же тем временем просматривала какие-то бумаги, присев на кровать. Одна прикроватная тумбочка была уже без ящиков, те стояли рядом один на другом, тогда как до второй она, видимо, еще не добралась, отвлекшись. Но вскоре с бумагами Эмма закончила, отложила те в сторону — и теперь Гарри было видно, что это чьи-то письма. Эмма же взялась за вторую тумбочку: встала, потянула на себя один ящик, полностью тот вытянула, поставила на кровать, быстро осмотрела и, видимо, так ничего ее внимание там и не привлекло, достала следующий. Закончив с прикроватными тумбочками, она перешла к туалетному столику сбоку от окна, но больше ящики не доставала, быстро смотрела содержимое и закрывала обратно. — Помочь? — негромко спросил Гарри, когда Эмма дошла уже до потрошения комода. — Не стоит, я уже заканчиваю. Спасибо. — Смотрю и никак не могу решить, что больше мне твоя манера обыска напоминает: копа или грабителя. — От каждого понемножку, — хохотнула Эмма. Спустя всего несколько минут она действительно закончила и подошла к Гарри. Эмма улыбалась, но он же видел ту хмурую морщинку у нее на лбу. И прекрасно заметил, как одно из писем Эмма, идя назад, захватила с собой. — Все нормально? — Да… Просто это письмо адресовано «моей малышке Эмме от любящей мамы». Немного сложно переварить все эти чудеса магии, времени и мешанину сказочных персонажей. Особенно, когда почти тридцать лет до этого считала себя сиротой, не нужной даже родным родителям, раз те кинули меня в лесу, не потрудившись хотя бы до больницы или порога церкви донести. Гарри не знал, что сказать. Можно ли было вообще что-либо сказать в этой ситуации? — Все хорошо, — мотнула головой Эмма. — Раз спальня здесь, значит, где-то совсем рядом должна быть детская, а в ней тот шкаф, про который читал Генри. Да и Белоснежка в письме про это вспоминала. Они действительно всего через несколько дверей нашли детскую, которую готовили для «принцессы Эммы» любящие родители. Разломленная детская кроватка, игрушки — частично расколотые, истоптанные или порубленные — большое витражное окно, сейчас щерившееся острыми осколками, словно пасть голодного монстра — клыками. Тумбочка, столик, комод, шкаф для одежды… И стоящий в стороне еще один шкаф, всего по колено взрослому человеку. — Это он, — поджав губы и старательно не смотря на всю прочую комнату, кивнула Эмма. — Совсем как на рисунках в книге Генри, невозможно перепутать. — Осталось придумать, как заставить его работать, — подошел ближе к шкафу Гарри и с любопытством открыл-закрыл створки. — У меня есть иде… — начала было говорить Эмма, но не успела закончить. Гарри обернулся на пятках, напруживаясь и задвигая Эмму себе за спину, оскалился. Мулан обнажила меч. Аврора вскрикнула, а затем испуганно прижалась к стене, закрыв себе рот ладонью. Дальше события развивались стремительно, как и всегда в таких ситуациях. Гарри успевал только действовать, воспринимая мир словно отдельные застывшие кадры и только. Вот заклубился бордовый дым на полу. Он прыгнул, перевоплощаясь сразу в прыжке. Мулан сделала шаг вперед, взмахнула мечом. Щелчок затвора, Эмма выстрелила. Дым метнулся в сторону, все отчетливей собираясь в Кору и двойку мечников в полных доспехах. Один сразу лишился головы, Мулан была стремительной. Второго откинул в сторону Гарри, ударив всеми лапами. Зло рыкнула Кора — Эмма попала ей в руку. Взмахнула второй рукой — Гарри упал на пол, пропуская огненный шар над головой, запахло паленой шерстью. Новый щелчок, но уже с другой позиции, Гарри улавливал по звуку — Эмма тоже увернулась от огня. Начал подниматься откинутый Гарри рыцарь, но Мулан была быстрее. — Шкаф! — это была Аврора. Гарри вновь прыгнул, целясь в Кору, но та кинулась в сторону, начиная покрываться знакомым бордовым дымом. Один, второй, третий выстрел — и Эмма опустила пистолет. — Ушла. — После хохотнула и прибавила: — И шкаф спалила.