За кромкой гор

      Может быть, Барн и не был достаточно образован и проницателен, может, не так хорошо разбирался в людях, как другие, но сейчас он явно видел, что Эркен не слушает его. Вернее, старательно делает вид, что слушает, но мысли его заняты совершенно другим. А ему так многое нужно было сказать и объяснить, что он даже терялся в собственных мыслях…       — Тебе теперь, наверное, все досконально известно об этих горных дикарях? — снисходительно усмехнулся купец, когда они повстречались здесь, в Тенесе.       — Ну что можно узнать о людях за шестнадцать дней? Я только немного начал знакомиться с их жизнью. Пару раз побывал с ними на охоте. Посмотрел укрытые террасы, где растет дикий лук и ячмень. Увидел их пещеры и хижины, как они работают и отдыхают, обменялся хоть парой слов с почти каждым...       Но, возможно, я теперь знаю о них больше, чем кто-то из равнинников — так они называют нас. Считают, что мы изнежены и слишком легко, хорошо живем. А в сравнении с ними мы действительно живем куда богаче... И все же горцы приняли меня куда дружелюбнее, чем я мог себе представить. Устроили целый пир из тех продуктов, что у них есть. А моей музыкой были просто очарованы. Большинство никогда в жизни не видели и не слышали ни лейну, ни арфу. Хотя вообще они вовсе не такие дикие, как все думают...       Знаешь, они открыли мне свой главный секрет. Оказывается, они ни много ни мало потомки воинов последнего дарийского короля, не склонившихся в свое время под властью захватчиков. Они говорят, что их предки, в отличие от наших, остались свободными. Не желая подчиниться захватившим наши равнинные земли итаркам, укрылись в этих неприступных, забытых горах и поклялись вечно сражаться с врагами, сколько бы столетий это ни требовало. Со временем они, конечно, потеряли...       На этом месте Барн запнулся, потому что заметил, что Эркен вроде бы слушает его, а вроде бы и нет. Казалось, что мысли купца бродят где-то далеко отсюда.       — Тебе что, совсем не интересно то, что я рассказываю? Ты больше не хочешь узнать, как живут горцы и на что они способны?       — Видишь ли, мой дорогой друг, все это, конечно, очень увлекательно, — тон Эркена противоречил его словам, — все эти легенды, истории, древние клятвы. Хотя я лично глубоко сомневаюсь в том, что то, что они рассказывают о себе, соответствует истине... Но главное то, что пока ты проникался бытом дикарей, ситуация тут, внизу, в нашей жизни, сильно изменилась.       — Что ты имеешь в виду?       — Что мы, наконец, счастливо преодолели все проблемы взаимопонимания с итарками. Абсолютно все! Мирный договор подписан, и нас ожидает прекрасное будущее. Никаких больше недоразумений и неприятностей с ними! А проблемы наши, боюсь, теперь лежат совсем в иной области... — купец сокрушенно покачал головой. — Честное слово, иногда кажется, только отведешь одну беду, как начинает собираться другая, откуда не ждал. Ну да ладно, это все мои заботы. Я рад был тебя повстречать перед тем, как вернусь в Эйнас, где меня уже заждались. Путешествие твое оказалось, бесспорно, весьма познавательным и любопытным, но не таким уж и необходимым. Но ты все сделал замечательно, просто обстоятельства изменились. Тем не менее, ты молодец. Я горжусь тобой и тем, что ты не побоялся...       — Как изменились?! А горцы? Они надеются на нас и готовятся...       — Ты меня не понял? — строже спросил Эркен. — Все отменяется, мой друг. Повстанческая армия, считай, распущена. Все былое забыто. Итарки теперь наши торговые партнеры. Я всегда верил, что полажу с их генерал-губернатором. И, в конечном счете, мы прекрасно поладили. Он оказался вполне договороспособен. Даже более чем. Ты не поверишь, до чего же приятно иметь дело с настолько умным, проницательным и образованным...       — Я, конечно, ужасно рад за вас с генерал-губернатором, — перебил его Барн, — но я не понимаю, что значит «всё отменяется»? Горцы готовы сражаться с итарками!       — А вот это уже совершенно никому не нужно!       — Как не нужно?       — А ты что, хотел, чтобы война продолжалась? — строго уставился на него Эркен. — Как один из тех, забывших заветы Ренизи, что находят радость в грабежах и убийствах? Я не узнаю тебя, мой друг.       — Конечно, не хотел! Да наступление на Таннелон мне само по себе даром не нужно. Но что будет с горцами? Нельзя же дать этим людям надежду, а потом сразу же отобрать ее?       Эркен смотрел на Барна с усталой снисходительностью:       — Возможно, им действительно приходится нелегко там, в горах. Но при чем тут мы, мой дорогой друг? Мы, равнинники, как ты сам сказал?       — Не понимаю, почему бы нам не помочь им просто так, без того, чтобы совместно нападать на итарков? Горцы же тоже живут не только войной. Работают, веселятся, иногда торгуют с соседями в предгорьях.       — Торгуют? — в тоне Эркена впервые промелькнул легкий интерес, и Барн заторопился объяснить поподробнее:       — Ну, это скорее натуральный обмен. Денег у горцев, считай, нет. Да и откуда им взяться. Они меняют вяленую козлятину и лук и самодельную одежду на другие нужные вещи. Все, что сделано из металла, ценится там, наверное, как у нас золото, если не больше. Особенно оружие. У некоторых такие старые ружья, что кажется, при следующем выстреле его просто разорвет изнутри. А как они экономят порох! Да, больше всего они мечтают о новом оружии и боеприпасах.       — Ну, все это было бы интересно, если бы им было чем заплатить, а платить-то им нечем, — скучным тоном заметил Эркен.       — У них есть горный жемчуг, вот! — вспомнил Барн и, порывшись в карманах, извлек из них круглые шарики, что родились, как в раковине, в самом сердце Гулланктора. Горцы делали из них украшения и очень ценили, но щедро насовали ему в качестве награды за его музыку. К несчастью, эти пещерные жемчужины, хотя и крупные и ровные, были матовыми и не обладали перламутровым блеском настоящего морского жемчуга. Эркен скользнул по ним сожалеюще снисходительным взглядом и даже ничего не ответил.       Барн опять почувствовал себя неразумным ребенком. Как будто наивно и простодушно притащил купцу горстку сухих листьев под видом драгоценных сокровищ. Эркен, почувствовав его отчаяние, мягко сказал:       — Но ты съездил не зря, мой друг. Мне действительно небезынтересны сведения, которые ты привез. Не беспокойся, я щедро оплачу твой риск и труд...       — Дело совсем не в оплате! Не сворачивай наш разговор на мелочи и частности! Мы не можем бросить их и дальше прозябать там. Они только на первый взгляд не похожи на нас. А на самом деле они так же радуются и грустят...       — Почему бы тебе, друг мой, не сложить песню про их нелегкую судьбу?       — Какая песня?! При чем тут песня?! Ты меня вообще не слушаешь? Песня им ничем не поможет.       Барн пытался снова и снова, но чувствовал, что все его слова просто не доходят до Эркена. Того совершенно не интересовали какие-то горцы, живущие на окраине обжитых земель, нищие и... совершенно бесполезные.       Но Эркен был единственным влиятельным человеком, которого знал Барн. И как раз сейчас был момент, когда можно было еще убедить его. Ведь если не заставить купца принять участие в судьбе горцев, то их опять все забудут на следующие столетия. А Барн чувствовал ответственность за приютившее его племя. Для него они уже не были чужими...       — Слушай, Эркен, ну неужели ты с твоим влиянием не можешь устроить судьбу этих людей?       — Ну если у тебя есть конкретное предложение по устройству их судьбы, ознакомь меня с ним! — снисходительно усмехнулся Эркен.       Барн замялся... Как назло, никакого конкретного предложения у него не было.       — А сколько их? — вдруг поинтересовался купец, слегка прищуривая глаз.       — Сотен шесть вместе с женщинами и детьми.       — И ты говоришь, они умеют сражаться? Ну что же, если ты так заинтересован в их переселении, есть у меня, пожалуй, одна идейка…       — Что за идейка? — насторожился Барн.       — Что это ты уставился на меня так подозрительно? — преувеличенно оскорбился Эркен. — Я что, когда-нибудь обманывал тебя или давал пустые обещания?       — Нет, но...       — Вот то-то же. Возвращайся к ним, если не боишься, конечно, и скажи, что если они согласятся вступить в ополчение славного города Эйнаса, то могут поселиться в нашем городе. Привычные к оружию бесстрашные мужчины нам пригодятся. Да и женщины на худой конец. Но чтобы у нас в городе без безобразий всяческих, краж овец, поедания сырого мяса и прочего, к чему они привыкли!       — Да не едят они сырое мя... Погоди, как в ополчение?! Ополчение Эйнаса?       — Ну да. Наш город восстанавливает прежнююю славу и может сделаться целью разбойников и завистников. Алчных негодяев, что как акулы рвутся на запах пролитой крови... А в ополчении у нас остались полторы калеки. Вот пускай твои горцы заслужат право жить в нашем славном городе. Каждый, кто сразится за Эйнас, получит право поселиться в нем и поселить свою семью. С дисциплиной у них, конечно, будут проблемы. Но я знаю хорошего командира, который по старой памяти не откажется возглавить ополчение и способен с ними справиться. Уж я позабочусь о том, чтобы он не отказался...       — А где они будут жить? — подозрительно спросил Барн.       — Где-где? Да уж на улице не останутся, — буркнул Эркен. И добавил, видя, что Барн все еще не вполне удовлетворен его ответом: — Возле гавани имеется у нас заброшенный квартальчик. Вроде бы и место хорошее, а сейчас, считай, пропадает. Несколько строений сгорело и до сих пор в развалинах, их даже еще не начали расчищать. Выкуплю, пожалуй, этот участок, бургомистр Марнин мне поможет. И прикажу возвести рядок-другой симпатичных домиков. Может, и не самых шикарных, но всяко не хуже тех хижин, в которых они привыкли ютиться у себя в горах. А еще я построю...       Барн слушал его речи, молча кивая. Если Эркен уже принялся строить планы, его не остановишь. А купец и правда увлекся. Он уже не смотрел на Барна, его взгляд был устремлен куда-то вдаль:       — ...А на оставшемся месте надо будет основать госпиталь!       — Госпиталь? — поразился Барн, не поспевая за ним. — Зачем тебе госпиталь?       Нет, госпиталь штука безусловно хорошая, но с чего это купец вдруг решился потратить деньги на такое?! К такому, как он, богатею, если что, врач прибежит прямо домой.       — Я ведь не вечный, — негромко и неожиданно доверительно проговорил Эркен. — Дочери мои обеспечены. Да и внуки. А торговый дом оставить вроде как и некому. Все больше опасаюсь, что после моей смерти все измельчает и канет в безвестность. Вот я и подумываю основать что-то такое, что переживет его и будет напоминать обо мне. Только нужно обязательно назвать этот госпиталь моим именем. Представляешь, пройдет триста лет, а все про меня помнят и знают?       Барн неопределенно пожал плечами. Наверное, это хорошо. Если Эркен говорит об этом с такими горящими глазами, то точно хорошо. Но ему это было не важно. Он живет здесь и сейчас. Хочет просто слушать пение птиц, любоваться творениями рук человеческих, любить и быть любимым, а после смерти быть оплаканным близко знавшими его людьми.       Впрочем, купец уже отбросил сентиментальность и откровенность и готов был обсуждать с Барном детали и сроки переселения, которые тот должен будет огласить горцам.       Эркен предложил и Барну вернуться в Эйнас вместе с ними. Но предложил, как будто заранее догадываясь, что Барн откажется. Его ждал Арисаль, вернее, те, кто там жил.       — На свадьбу-то вы с Виреной собираетесь меня пригласить? — перебил приятные мысли Эркен. И хитро усмехнулся: — Я же не совсем ни при чем. Это ведь именно я намекнул тогда Вирене, что ты уезжаешь.       — Конечно, пригласим!       — А я не приеду, некогда мне, — отрезал купец. — Поэтому подарок получите заранее. Самый лучший!       И так как Барн стоял с непонимающим выражением лица, опять не успевая за ходом его мысли, пояснил:       — Деньги, друг мой. Много денег, это и есть во все времена самый лучший подарок. И в этот раз не вздумай говорить, что не возьмешь. Возьмешь, потому что есть у меня для тебя новое задание. Да ты не пугайся. Возвращайся пока к невесте, а когда наешься семейной жизнью...       — Никогда! — сердито перебил Барн.       — Я хотел сказать, когда ты захочешь немного проветриться, попутешествовать, придется тебе сесть на корабль и отправиться во владения моего старого... хм, друга, короля Гальвара, в славный Киреанс. Он такой любитель всего нового и необычного, что наверняка не откажется послушать, как ты играешь и поешь. А в свободное время ты сможешь прогуливаться в порту. Заходить в таверны. Играть и слушать, не собирается ли кто в дальний морской поход...       — Что, опять шпионить на тебя?! Но я хотел совсем не этого. Мечтал учиться мастерству...       — Ты много чего хотел, — огрызнулся Эркен, мгновенно сбрасывая маску доброго дядюшки (сколько же их у него?!) — Много чего, например, спасти твоих горцев. Я ради тебя отыскал способ пристроить их к делу. Так почему бы тебе не оказать мне ответную услугу? А учеба... Учеба не убежит от тебя.       Барн не был вполне убежден. Но понятно было, что ехать ему придется. Как ни суди, он у Эркена в долгу. А ведь он так мечтал вернуться к Вирене, осесть на одном месте, заняться нужным и полезным делом. А вместо этого впереди опять маячило путешествие в неведомые земли. Зато знакомое племя обретет новый дом. Будут ли они на берегу моря скучать по своим прекрасным и холодным подземным дворцам, которыми безраздельно владели?! Или охотно поменяют существование на грани выживания на куда более сытую и спокойную жизнь в Эйнасе? Но спокойную ли? Эркен намекал, что Эйнас вскоре могут ожидать новые испытания.       Вопросы, на которые никто не знал ответа...       Нет, жизнь не становилась проще. Но если в силах Барна было сделать так, чтобы она становилась немного справедливее, значит, так тому и быть.       Что же сказать еще? Опасения Эркена оказались не напрасны, Эйнас в самом деле был атакован пиратами, но сумел успешно отразить нападение, во многом благодаря переселившимся туда представителям одного из горских племен. Приживались они на новом месте не просто, но все же постепенно прижились.       Эркен еще долго руководил своим торговым домом и основал и построил в Эйнасе все, что он обещал Барну, и еще много больше и по праву считается самым выдающимся уроженцем этого славного города.       Сам Барн после множества приключений, которых, как это всегда бывает, оказалось больше, чем он надеялся, вернулся в Арисаль, где перепробовал целый ряд профессий. Начинал учебу, но вскоре бросал. Чего-то ему не хватало в любом ремесле. Но в результате поиски и пробы закончились в переплетной мастерской. Искусство сшивания книг, изготовления обложек захватило его, он сделался переплетчиком.       Ния выучилась на кружевницу, но замуж не вышла и осталась жить с Виреной и Барном и их детьми. Со временем Вирена убедила Эркена набрать новых приказчиков и открыть в Арисале еще несколько лавок. Дела в них под ее придирчивым присмотром шли более чем хорошо.       Для остальных упоминаемых в этой истории персонажей все тоже сложилось вполне благополучно. Сорен отправился на юг, откуда он был родом, и сделался главой плотогонщиков. Там и пригодилась его сила и выносливость. Следы Кельда затерялись, что с ним стало, неизвестно, но о речных пиратах в Арисале больше никто и слыхом не слыхивал.       Дочка генерал-губернатора заполучила в мужья Тальреда. Сам генерал-губернатор, вопреки всем тревогам и переживаниям, не потерял своего кресла и благополучно управлял Таннелоном и окрестностями еще лет пять. Впрочем, его роль и все приложенные им усилия довольно быстро позабылись после того, как он вышел в отставку.       А кого не забыли, это Ленеда. Вернувшись домой, он от нечего делать взялся за перо и написал целых три тома воспоминаний. А после, окрыленный их успехом, принялся за труды по тактике и стратегии. Он дожил до глубокой старости, причем слава его и его произведений со временем только выросла. Поток писем и посетителей, заинтересованных в истории ушедшей эпохи, военном деле и просто почитателей, желающих лично познакомиться со столь легендарной личностью, не ослабевал ни на день. Рейкелла он держал при себе в качестве секретаря, чтобы справляться с этим потоком и, заодно, чтобы тот был при деле.       Отец последнего так и остался жить в доме брата своей жены. Страдал ли он от того, что родичи считали его чудаком и неудачником, неизвестно. Никто из них не мешал ему рисовать целый день, а большего ему и не надо было. Любопытно, что со временем его работы нашли покупателей и стали приносить вполне приличный доход. Причем не после смерти, как это часто случается с художниками, а еще до.