Солнце умирает в полдень

      Сигнализацию отключить оказалось несложно — всего-то требовалось попросить об этом охрану, оттого Обито, с чувством выполненного долга, вышел на парковку и, едва не оторвав дверную ручку, сел в авто. Выехав с территории, чертыхнулся: «Твою ж мать, ещё ж за сраным шампунем надо…» — и резко сменил маршрут, подрезав законопослушного деда на старенькой, местами ржавой, «Мазде». Вырулил в сторону ближайшего супермаркета, мысленно добавил в список покупок пиво — хоть какую-то мотивацию для пешего квеста с корзиной меж стеллажей, а приткнувшись возле входа в молл на место инвалидов, вышел на прохладную и мрачную ружу.       «Сасори сдох» — получил он смс-ку от Яхико и застыл возле машины. «Это было предсказуемо» — отправил Обито ответ, зная, что один из его подопечных был изначально самым слабым звеном, но работу по выцеживанию информации из некоторых лиц успел выполнить, так что прощание с ним сейчас далось с лёгкой душой.       Открыв список требуемых покупок, Обито неспешно прошоркал на вход, взял корзину и первым делом направился в алкогольный отдел, где с удовольствием приватизировал пак из шести банок хмельного. А через несколько стеллажей застрял перед несметным количеством женских шампуней, стараясь угадать, в каком из них не водятся ни парабены, ни сульфаты. — Вы жене выбираете? — вдруг обратилась к нему женщина с гружёной корзиной. — Да, — повернулся к ней Обито и увидел привычный испуг на ссохшемся лице покупательницы. — Можете помочь? — поднял он бровь.       Та стыдливо отвела взгляд, поправила потрёпанный кашкет на коротких рыжих волосах и проронила: — Зависит от того, чем она пользуется…       Обито показал ей сообщение из диалога, и женщина тут же выцепила из ряда пёстрых бутылок какой-то продукт: — Этот возьмите, — втюхала она мужчине пластиковый флакон, — отзываются о нём очень хорошо, — и, опустив голову, услышав комканую благодарность от Учихи, поспешила с глаз долой.       «Таки урод… Но зато живой — не то, что смазливый Сасори…», — хмыкнул про себя Обито и пошёл дальше по лабиринту стеллажей.       Закинув в корзину всё по списку, отписавшись Яхико о готовности завтрашнего дня, запихнув пакет с покупками в багажник и по пути заехав на заправку, мужчина добрался до дома — типичного спального района Токио с двадцатиэтажными зданиями, построенными два десятка лет назад. Он помнил свой неописуемый восторг, когда Мадара, вручив ключи от трёхкомнатной квартиры, выселил его из своего загородного дома. «Пора жить самому, — говорил он тогда ещё вчерашнему школьнику, готовящемуся к поступлению в армию. — А то так и не научишься самостоятельности, даже носки не сможешь себе сам стирать, — ворчал дед, а Обито радовался перспективам отдельного, собственного угла». Разумеется за прошедшие годы квартира пережила капитальный ремонт, пару трупов, что оказались засланцами от спецслужб, нескольких девиц, соблазнившихся шикарной недвижимостью в хорошем районе, двух домашних собак и соседку снизу… Но даже имея такую длинную, местами шокирующую историю, квартира до сих пор была тем местом, куда Обито хотел возвращаться.       Поднявшись на шестнадцатый этаж, он устало дошоркал до двери и, провернув пару раз ключ в скважине, вошёл в квартиру. Запах рыбного, наваристого бульона сходу заставил желудок содрогнуться в голоде, а витающий в пространстве пар обдал лицо уютом. Скинув в белой прихожей обувь, повесив на крючок куртку, бросив пакет на пол, Обито пошёл на свет в арке — в кухню, и замер на пороге: блондинка с каре усиленно натирала столешницу, с которой капала светлая жидкость. Ошмётки нори, риса и белой рыбы были раскиданы по бежевому кафелю; посреди кухни валялась пустая кастрюля, а наглый, рыжий кот, снуя по полу, быстро пожирал остатки скоропостижно скончавшегося ужина. — О, ты дома? — вскинула брови девушка и отжала тряпку в раковине. — А я тут мисо-суп готовила… — протянула она с извиняющимся тоном и натянула улыбку. — Но что-то пошло не так… — хмыкнул Обито, прислонился к косяку и увидел, как из-за угла вырулил робот-пылесос и принялся размазывать останки супа по кухне. — Я обожглась и перевернула кастрюлю… — всё так же улыбаясь, виновато тёрла девушка столешницу. — Напомни, почему ты тут живёшь? — его взгляд упал на кота, что зашипел на пылесос и, оставляя влажные следы лап на плитке, приударил по направлению коридора. — Так это… — вдруг в растерянности застыла девушка и, поправив рукав растянутой мужской футболки, нашлась: — Я с мужем развожусь. А ты как мой друг по спортзалу предложил мне пожить у себя, пока я не найду себе съём… — заглянула она в глаза Учихи, словно ища в них одобрения. — И как поиски квартиры? — нахмурился Обито. — Нам зарплату задерживают, поэтому… — она вздохнула, отвернулась, отжала тряпку и снова улыбнулась Учихе: — Ты, наверное, голодный? — девушка явно старалась слезть с темы. — Я сейчас уберусь тут и что-нибудь другое приготовлю, — перескочив лужи, она оказалась у холодильника. — Как работа? Как твоя плитка? Много квадратов уложил? — рассматривая полки, заполняла она паузу.       «Ей опасно здесь находиться, под угрозой сейчас все, кто меня окружает. От неё нужно избавиться…», — думал Обито и попутно подбирал слова для выселения. — Кайя-чан… — начал он, но вибрация телефона отвлекла его от длинной речи. — Что? — с любопытством обернулась блондинка.       Вытащив гаджет из брюк, завидев имя Яхико на экране, Обито вздохнул: — Пакет с тем, что ты просила, в прихожей, — и, заглушив вибрацию, направился в свою комнату. — О, спасибо! Я сейчас что-нибудь придумаю… Можешь пока сходить в душ! — слышал он в спину, а сам шёл в помещение, держа в руках телефон. Захлопнув за собой дверь, поднял трубку: — В эфире игра «Угадай, кто умер?», — подошёл он к панорамным окнам, а в динамике раздался грузный вздох. — Итачи доложил, что расследованием терактов занялся Хатаке Какаши. Почему-то посчитал, что вам будет важно это услышать… — отчитался Яхико и замолчал. — Надо же, живой ещё… — вспомнил своего давнего друга Обито. — Я не знаю этого человека, но информацию о нём уже собирают. — Наройте «чернухи», — рассматривал ночной район высоток Обито. — Она скоро понадобится. — Принял, попробуем что-нибудь раскопать на него. — Тогда на связи, — отключился мужчина и хмыкнул про себя: «Как же тесен этот мир…». А кинув телефон на незастеленную двуспальную кровать, включив прикроватный торшер, стянув с себя одежду, отправился в душевую комнату.       Позже Кайя и вправду пригласила за стол, куда были поданы наспех завёрнутые онигири. Пряча от Обито голубые глаза, поедая свою порцию, она не говорила ни слова, а мужчина, зная по опыту, что женское молчание не сулит ничего хорошего, поинтересовался: — Что-то случилось?       Девушка, поджав ноги под деревянным стулом, стыдливо смотря в белую столешницу и спешно проглотив кусок риса с нори, промямлила: — Мне кое-какие вещи надо от бывшего забрать… — её слова терялись на фоне вещающего рекламу телевизора, — я бы не хотела напрягать тебя лишний раз…       Хлебнув пиво из банки, Обито нахмурился: — И что же это? — Да так… — усмехнулась девушка и согнала с колен наглого кота. — Глупости. Всего лишь моё небольшое увлечение…       «Её нужно выселить…» — крутилась навязчивая мысль в его голове, но воспитание Мадары перехватило инициативу: — Так что нужно забрать? — Пианино, — проговорила подруга и взялась за новый конверт с рисом. — Да оно весит килограмм двести… — вскинул брови мужчина, просчитывая в уме стоимость оплаты труда грузчиков. — О нет, оно электронное! — чуть не подавившись, пролепетала Кайа, и прикрыла рот ладонью. — Там от силы двадцать килограмм! — пояснила она, а сама от чего-то раскраснелась. — В машину влезет? — Если уложить горизонтально переднее пассажирское сиденье, то да. Я так бампер свой везла, когда в аварию попала… — и она тут же стушевалась, явно вспомнив тяжёлые события. — И когда нужно забрать? — Да с утра можно. Пока этот козёл на работу не ускакал. — Ладно, выедем пораньше, — кивнул мужчина, а в ответ получил взгляд, полный благодарности и лёгкого смущения.       «Надо сказать Яхико подобрать съёмную хату…» — тянул он пиво, а Кайя, оторвавшись от глаз Обито, обратила внимание на телевизор, где в свете прожекторов показывали развалины подорванного банка. — Как ты думаешь, когда эти теракты кончатся? — смотрела она прямую трансляцию с места событий. — Это же ужас, из дома страшно выходить! Наше руководство уже думает распускать в Японии офис и закрывать тут свой филиал… — подтянула она ногу на седушку, запихивая рис в рот. — Ты ж в спецназе служил, наверняка сталкивался с таким! — Логику террористов порой невозможно угадать, — всмотрелся Обито в настенную плазму. — Но скоро введут комендантский час и начнут шмонать на улице всех подряд… — прищурился он, наблюдая за тем, как экскаватор разбирает куски железобетона.       Через пару мгновений кадр сменился, и на экране показался репортёр с синим микрофоном: «Комиссар Хатаке Какаши, пять лет назад сложивший полномочия по личным причинам, но вернувшийся на прежнюю должность, пока не даёт комментариев, однако пресс-служба комиссариата готовит официальное обращение к гражданам. Прежде господин Хатаке уже имел дело с преступными группировками, именно благодаря ему на скамье подсудимых оказались…» — и показали крупным планом фото седого мужчины в тканевой маске, а также архивы записей из суда пятилетней давности. — Пытаются успокоить население… — протянул задумчиво Обито, сёрбая пиво из банки. — А что, этот Какаши плох? — Если не растерял хватку за пять лет, то неплох, — проговорил Обито, с тяжким вздохом встал со стула и мысленно добавил: «И проблем доставит ого-го… Надо припугнуть его, пока не влез в дело по локоть». Он вышел из кухни, доставая из брюк телефон и услышал вслед: — Ты спать? Спокойной ночи!       «Установите наблюдение за домом нашего нового следователя…» — отправил он смс-ку Яхико, а после вошёл в свою комнату, куда тут же прошмыгнул поджидающий у порога кот.       Обито не обратил внимания на пушистого гостя, что в темноте сразу же влез на постель и, по-хозяйски развалившись на одеяле, принялся вылизываться. И только когда почистил зубы и улёгся в постель, мужчина попытался согнать кота с кровати: «Что ж ты с хозяйкой своей не спишь?» — проворчал он, но ласковое урчание растопило суровое сердце, а шершавые руки сами потянулись чесать зверушку за ухом.       День Обито всегда кончался одинаково: он заходил в соцсеть и просматривал страницу Рин Нохары — замужней женщины, счастливой матери двоих детей, что в своих постах всегда излучала килограммы положительных эмоций и веры в окружающих людей. Её печатные слова всегда вселяли в него толику доброты, ласки и незримой поддержки, а ещё убеждение в том, что ошибки прошлого всё так же отравляют жизнь этой женщины, ведь он знал, что на самом деле, несмотря на тонны смеющихся смайликов, она страдала, и эти страдания были на его совести. Обито любил её — девчонку, которую повстречал в детдоме, но так и не сознался в своих чувствах до тех роковых событий. И наблюдал все эти годы, как она живёт, скрывает муки своей болезни, как счастлива несмотря ни на что… И любил Рин сквозь взросление, не глядя на её счастливое замужество, не замечая детей и города проживания — любил издалека, и именно эти чувства до сих пор удерживали в нём сострадание к людям и даже желание им помочь.       Надеясь на ежедневную порцию цифровой доброты, мужчина пролистал профиль к постам и, обнаружив там новую публикацию, прочитав первые строки, почувствовал, как тысяча ножей оголились в его груди, а мир вокруг полыхнул пламенем. Подорвавшись с кровати, не пытаясь унять бушующее сердце, он в который раз перечитал строки, опубликованные мужем Рин: «Сегодня не стало моей любимой супруги — она скончалась от эмфиземы — болезни, что сжирала её с тринадцати лет…» — и не верил действительности — умерла та самая женщина, что только своим фактом существования поддерживала в нём желание жить.       Стоя у окон, Обито нервно выдыхал воздух и читал, читал, читал этот злосчастный пост, который только что разодрал смысл его существования в клочья. «Все, кто знал Рин и желает проводить её в последний путь, приглашаются на похороны, которые состоятся завтра, на городском кладбище Токио…» — перечитывал Обито строки и пытался убедить себя, что это был ход ради хайпа. Но спустя четверть часа бушующей крови и стучащих висков, он заставил себя принять новую реальность — Рин Нохара мертва. И в её смерти в каких-то тридцать два года повинен он — именно та катастрофа в детдоме сыграла роль в приобретении эмфиземы. И именно он виноват в том кошмаре, что случился зимней ночью по детской глупости — и этот ужас вновь встал огнём перед его глазами.       Выдохнув сердечную муку, устаканив своё состояние, Учиха лёг обратно в постель и уставился в потолок — он пойдёт на похороны, несмотря на другие планы. Он обязан там быть и выразить свои сожаление семье Рин: мужу, с которым не знаком, и детям, которые в потайных мечтах должны были стать его — Обито хотел бы стать опорой для Рин, но из-за груза вины так и не смог, так и не посмел…       Протяжно выдохнув в подушку, он зажмурился, все ещё пытаясь убедить себя в нереальности происходящего. Но вновь раскрытые веки убедили в обратном — Рин умерла, и с этим нужно было смириться, нужно было держать эмоции под замком и контролировать боль, что терзала плоть изнутри. Однако этого не удавалось, и сотни клинков пронзали его тело каждую минуту, не давая покоя, не давая шанса уснуть этой ночью.       Он не знал, сколько времени прошло в этой боли. Начало светать, когда глаза Обито наконец-то сомкнулись в нервном сне, но через пару минут раскрылись — и вновь вспомнились события зимней ночи. Да, он виноват… Да, это он подарил Рин эмфизему… И именно он любил её почти двадцать лет — столько времени, что хватило бы на возведение нового государства.       Забывшись поверхностным сном буквально на полчаса, Обито услышал звон будильника и вновь поднял веки, глядя в потолок уже новыми глазами — полными отвращения и ненависти ко всему живому — подростковая злоба, которую так старательно многие годы усмирял Мадара, возродилась с новой силой. И теперь казалось, что эта прогнившая реальность действительно заслуживала того, что делал с ней Обито — без Рин этот мир ему был не нужен, а значит, его можно было сжечь до тла.