Убить нельзя помиловать

      Разумовский не слышит слов, ни своих, ни Грома. Он лишь смотрит на него, как замороженный, не отводя взгляд, Игорь впал в небольшой транс, он чётко понимал, что что-то не так, но не знал, что именно. — Хорошо... я действительно благодарен тебе за кров и защиту, особенно после нашего прошлого, после того, как я не хило помотал твои нервишки. Жаль, что у меня нет ничего, чем бы я мог тебе отплатить... — Серёжа говорил это тихим гипнотизирующим голосом, почему-то, опустив глаза в пол, но не смотря на это, уверенность всё равно присутствовала в его интонации. — Ничего, кроме... — он не закончил предложение, которое, впринципе, и не подразумевало конца, а лишь невинно пожал плечами, и расплылся в глупой улыбке, будто понимал, какую же чушь он несёт, но ничего не планировал с этим делать. — Кажись, лечение в больничке тебе только во вред пошло? — Игорь сомнительно смотрел на Разумовского, у которого не спадала улыбка с лица. Он выглядел странно, не так, как пол часа назад, когда только очнулся, лёжа на облезлом диване посреди комнаты, не так, как пятнадцать минут назад, когда с самым недовольным видом, пытался выяснить, что же происходит, не так, как минуту назад, когда Игорь во всех красках вываливал на него свои мысли, а он задумчиво вслушивался в каждое слово, сидя буквально в метре.       Гром, переча своему привычному поведению с полицейскими повадками, не стал копаться в ситуации, потому что в глубине души, его интересовало предложение рыжего паренька.       Разумовский воспользовался секундой тишины, он сконцентрировал все свои моральные и физические силы, чтобы максимально непринуждённо встать со стула, осторожно подвинув всё ещё нависавшего над ним Игоря, и с наигранной обыденностью, двумя руками взяв его за предплечье, пойти в комнату. Со стороны он выглядел как человек, действительно знающий, что делает, этот его вид не позволил Грому сопротивляться, поэтому тот лишь пошёл за ним вслед, через несколько секунд уже очутившись на своей же кровати.       Игорь почувствовал, как матрас прогнулся рядом с ним, когда Разумовский сел рядом. Близко. Гром чуть повернул голову, и его взгляд тут же пал на губы рыжего парня. Они были влажными, из-за чего казались такими мягкими и чувственными, и, почему-то, такими желанными. С каждым шагом Игорь всё больше чувствовал как разгорается жар. Его уже давно не посещали подобные ощущения, поэтому внутри началась борьба между разумом и похотью. Он понимал, что должен быть осторожен, но в то же время не мог позволить Разумовскому оборвать начатое.       Серёжа же выглядел вполне спокойно, явно ощущая себя в своей тарелке. Он почувствовал, что наконец-то смог снять с себя маску бесчувственности и холода, отпустить все запреты и табу. Он позволил эмоциям течь через себя, разгорая внутри огонёк желания, который требовал свободы и выражения, и Разумовский не заставил его долго этого ждать. — Я знаю, что ты хотел этого так же сильно, как и я, — Серёжа, окозавшись на четвереньках, подползает ещё ближе, сокращая между ними расстояние. Он протягивает руку и касается щеки грома, желая прочувствовать под пальцами каждый изгиб его лица. Это прикосновение было невесомым, будто предупреждающим. Игорь полностью отдался во владение рыжего, он лишь лежал, улавливая запах парня и стараясь контролировать свое дыхание. Дальше — больше. Захваченный азартом Разумовский перекинул ногу через тело Грома, облокотившись на его плечи, они будто слились воедино, оказавшись лицом к лицу. Не долго думая, он прильнул своими губами к губам Игоря, будто пробуя их на вкус. Он внезапно ощутил руки Грома на своей талии, и приняв это за знак одобрения, лишь углубил поцелуй. Разумовский вкладывал в него всю свою нескончаемую страсть вперемешку с желанием, разделяя их с партнёром.       Наконец, прервав поцелуй, чтоб отдышаться, Гром нежным прикосновением к плечу, заставляет парня немного развернуться. Разумовский послушно следует движениям руки, не замечая как оказывается снизу. Он не противится этому движению, наоборот позволяет Игорю добровольно взять его.       Игорь оставляет еле-чувствимые поцелуи на ключицах, вызывающие у Разумовского щекотку вперемешку с долгожданным наслаждением.       Чем ниже поцелуи, тем меньше одежды оставалось на довольном рыжем парне. Его явно устраивало такое положение, поэтому он не скрывал переодически вырывающихся стонов. Они были такими сладкими, что побуждали Грома продолжать.       Спустя ещё множество нежных поцелуев дело преобрело большую серьёзность, и вот Серёжа уже лежал абсолютно без одежды, сжимая свои бедра от перевозбуждения, не в состоянии расслабиться, пока Игорь не притронется к нему хотя бы пальцем. Гром, наблюдая за парнем, провел ладонью по его набухшему члену, от основания до головки, заставляя напрячься ещё сильнее. Он повторил это движение, превращая просто поглаживания в нечто большее. То, что заставляло Серёжу скулить как самую последнюю суку. Из непреодолимого желания подразнить рыжего, гром приостановился на время, пододвигая свое тело выше, заглядывая Разумовскому прямо в глаза. Но кажется, это было зря. — Блять, нет... с-сука