Герцогский герб

--- Я люблю свою семью. Люблю искренне, всей душой. Но мне так трудно показать им это, выразить словами или действиями. Они же, напротив, словно рождены, чтобы делиться теплом и заботой. Они всегда умели проявлять свою любовь ко мне — просто, естественно, без лишних слов. У меня есть старшая сестра и два младших брата. Они такие разные, но в каждом из них я вижу частичку того, что делает нашу семью особенной. А еще у меня есть мама и папа — люди, которые научили меня, что такое дом, что такое быть частью чего-то большего, чем ты сама. Я не их родная дочь. Меня подкинули к их порогу, когда я была младенцем. Кто мои настоящие родители, я не знаю. И, честно говоря, для меня это не имеет значения. Те, кто окружил меня заботой, кто любил меня, кто учил говорить, ходить, смеяться и верить в себя — вот мои настоящие родители. Моя старшая сестра всегда была для меня примером. У нее получается буквально все: она добрая, умная, сильная. Она словно воплощение всего того, к чему я стремлюсь, но что, кажется, мне никогда не достичь. Она умеет слушать, понимать, поддерживать. Когда я смотрю на нее, мне хочется стать лучше — не только ради себя, но и ради нее, ради всей нашей семьи. Мои младшие братья — это маленькие вихри, полные энергии и бесконечных вопросов. Они всегда в движении, всегда шумят, смеются, спорят. Их озорство иногда сводит меня с ума, но, глядя на них, я чувствую, как наполняюсь нежностью. Они напоминают мне, что любовь — это не только серьезные слова или поступки. Это смех за обедом, это совместные игры и даже те моменты, когда они без конца задают один и тот же вопрос. Мама и папа... их любовь ко мне всегда была такой естественной, будто они никогда не сомневались в своем выборе, будто я всегда была их ребенком. Они окружили меня теплом, которое не измерить словами. Я помню, как мама гладила меня по голове, когда мне было страшно. Помню, как папа терпеливо объяснял мне уроки, хотя у меня не всегда все получалось. Они стали моими якорями, моим тихим пристанищем в этом большом мире. Но как же мне сказать им, как много они для меня значат? Я всегда чувствовала, что чего-то не хватает в моих словах, в моих действиях. Я хотела бы быть такой же, как они, — уметь любить так просто, так искренне. Хотела бы сказать сестре, как я восхищаюсь ею, сказать братьям, что они делают мою жизнь ярче, и сказать родителям, что я благодарна им за то, что они сделали меня тем, кто я есть. Мне не нужно знать, кто мои биологические родители. Это знание ничего не изменит. Моя семья — это те, кто выбрал меня, кто решил дать мне дом и свое сердце. Именно они научили меня любить. И даже если мне трудно выразить свои чувства, я знаю: моя любовь настоящая. Я вижу это в каждом мгновении, проведенном с ними, и чувствую это всем своим существом. Сейчас мне тринадцать лет. Меня зовут Сесилия. Это имя, как мне кажется, такое же красивое, как и сам цветок, в честь которого меня назвали. Мама всегда ассоциировала меня с этим растением. Она видела в нем символ чего-то нежного и трепетного, как, по ее словам, была я. Мои зеленые глаза, по мнению мамы, напоминали стебли и листья цветка. Они у меня довольно темные, но это не мешало ей восхищаться ими. "В них прячется лесная глубина", — часто повторяла она, слегка смеясь, но всегда с любовью. А мои светлые волосы она называла лепестками — легкими, как утренний свет. У мамы было удивительное воображение. Она умела в обычных вещах видеть сказку, и, мне кажется, именно это сделало мое детство таким особенным. Я люблю музыку. Хотя слово "люблю" здесь совсем не подходит. Я живу ею. Музыка — это часть меня, моя душа, мой способ дышать. В нашей небольшой деревне лишь несколько человек владели музыкальными инструментами, и я, конечно, тянулась к ним, как к чему-то волшебному. Одним из тех, кто научил меня азам музыки, был местный мастер, старый, но невероятно талантливый. Вместе со мной у него учился мальчик. У него были бирюзовые глаза, такие яркие, что иногда мне казалось, будто они отражают небо после дождя. Его темные волосы контрастировали с этим сиянием, и, признаться, мне казалось, что у него особенная внешность, будто он герой из старинных легенд. Этот мальчик стал моим другом. Мы проводили вместе долгие часы, играя на инструментах, стараясь постичь эту магию звуков. Иногда я ловила себя на мысли, что мы понимаем друг друга даже без слов — словно музыка, которую мы делали, была нашим тайным языком. Мама всегда радовалась тому, что я нашла в музыке свое призвание. Она говорила, что каждый человек — как цветок, и музыка помогает раскрыться лепесткам души. Я думаю, она была права. Я — творческий человек, и это чувствую каждой клеточкой. Музыка, конечно, занимает главное место в моей жизни, но помимо нее я умею многое: рисовать, вязать, лепить. Каждое из этих занятий приносит мне радость, позволяя выразить себя и ощутить гармонию. Когда я беру в руки карандаш, передо мной словно открывается целый мир, полный красок и образов. На бумаге оживают мои мысли, мечты, иногда даже страхи. Рисунок — это мой способ рассказать историю без слов, передать то, что не объяснить. Вязание приносит совсем другое чувство — спокойствие. Это процесс, в котором каждая петля, каждая линия соединяются в нечто целое. Это как музыка, только для рук. Я люблю видеть, как из клубка пряжи рождается что-то осязаемое, будь то шарф или маленькая игрушка. А лепка для меня — это настоящее волшебство. Из бесформенного куска глины я могу создать что-то свое, особенное. Этот процесс всегда казался мне похожим на сотворение мира: ты формируешь что-то новое, вкладывая в это свою душу. Творчество стало для меня чем-то гораздо большим, чем просто хобби. Это мой способ показать свои эмоции и чувства, открыть то, что я не всегда могу произнести вслух. Когда я творю, я словно разговариваю со всем миром, рассказывая ему о том, что происходит у меня в душе. А музыка... Она — мой внутренний голос. Она помогает мне разобраться в своих мыслях, осмыслить, что у меня на сердце. Бывают моменты, когда я не могу найти слов, чтобы объяснить, как себя чувствую, но тогда я беру в руки инструмент или напеваю что-то, и все становится ясным. Через мелодию я могу выплеснуть боль, радость, надежду. Музыка словно собирает воедино все части меня. Творчество для меня — это свобода, это мой личный язык, мой мир. Оно помогает мне быть собой. Лето уже подходило к концу, и ночь принесла с собой прохладу и тишину. Я, уставшая от событий дня, направилась спать, надеясь, что утро принесет новые краски и вдохновение. Но среди ночи что-то вырвало меня из сна. Я услышала, как кто-то тихо зовет меня. Открыв глаза, я увидела маму. Она была в слезах, а рядом стояла сестра, сжимая что-то в руках. Ее лицо было напряженным, глаза — полные тревоги. — Вставай, быстро! — едва слышно произнесла мама, голос дрожал. Я даже не успела ничего спросить, мое тело само начало двигаться. Казалось, что в воздухе повисло что-то тяжелое, угрожающее, словно ночь больше не была безопасной. Я машинально собрала несколько вещей, не разбирая, что именно, и мы выбежали из дома. Мы бежали куда-то в сторону леса. Ночь была густой, луна освещала лишь едва различимую тропинку. Позади слышались крики. Они пробирались прямо под кожу, наполняя сердце ледяным страхом. Это были крики боли, отчаяния и какой-то необъяснимой, первобытной утраты. Я хотела спросить, что происходит, но слова застряли в горле. Может быть, я боялась услышать ответ. Может, понимала, что сейчас важнее просто следовать за мамой и сестрой. Моя интуиция подсказывала: это нападение. Но кто? Почему? Мы шли быстро, почти бегом. Лес обнимал нас своей темнотой, но это не приносило покоя. Каждый хруст ветки под ногой казался оглушительным, каждый шорох заставлял вздрагивать. Я не понимала, куда мы идем и что нас ждет впереди. Но одно было ясно: назад пути нет. Мы остановились на небольшом участке у обочины, где лесной массив встречался с дорогой. Мама тяжело дышала, сестра нервно оглядывалась, а я чувствовала, как сердце бьется где-то у самого горла. Ночь была тихой, слишком тихой, словно сама природа затаила дыхание. И тут мы услышали треск. Сначала это было похоже на хруст ветки под тяжелой ногой, но звук становился громче, ближе, обволакивая нас своей угрозой. Лес оживал пугающими звуками: шорохи, ломание сучьев, тяжелые шаги. Вся моя усталость мгновенно улетучилась, осталась только дрожь и холодный страх. А потом все стало, как в тумане. Вспышки криков — пронзительных, хриплых, полных боли. Все смешалось: чьи-то тяжелые шаги, блеск лезвия, шум ветра и металлический запах крови, который ударил в нос так резко, что стало тошно. В тот момент казалось, что этот запах заполнил весь мир, он был повсюду, липким и удушающим. Я пыталась понять, что происходит, но сознание будто отказывалось работать. Все происходило слишком быстро, слишком хаотично. Образы мелькали перед глазами: мама тянет меня за руку, лицо сестры искажено страхом. Я хотела закричать, но голос пропал. И среди этого хаоса я вдруг заметила фигуру. Высокий парень, словно возникший из темноты. Его силуэт выделялся на фоне ночного леса, но лицо было скрыто тенью. Он стоял неподвижно, и даже в своей полуобморочной слабости я почувствовала что-то странное. Не страх, не угрозу — что-то другое, необъяснимое, что пробудило во мне неясный отклик. Это последнее, что я запомнила, прежде чем провалиться в темноту.