аморе аморе

Лини носил чулки на подвязках столько, сколько помнил себя выступающим. Это было кокетливо и элегантно, даже пикантно: ноги у него были стройные, кукольно-аккуратные, что только подчеркивалось плотно облегающими бёдра шортами и эластичной линией резинки. Многие не любили его за яркий, запоминающийся образ, за глаза обзывая последними словами. Лини не обижался, не обращая внимания вовсе: в конце концов, пока его обожателей оставалось в разы больше, он был готов носить то, что выгодно выделяло его из толпы. Суть магии ведь заключалась в том, чтобы поражать и удивлять, приковывать взгляд, а ради этого можно было смело носить то, что не входило в рамки обыденного. Вопрос заключался скорее в том, что Лини нравились чулки сами по себе. Они были удобными и совершенно очаровательным образом разными: в его гардеробе нашлось место как плотным, сделанным из качественной, тёплой ткани гольфам, так и тонким, игриво прозрачным капроновым чулкам. К ним он подбирал подвзяки: это всегда смотрелось более дерзко и маняще, к тому же не давало скользкой ткани скататься и съехать во время движения. Лини не рисковал надевать совсем уж откровенные модели на выступления, зато дома свободно крутился перед зеркалом, рассматривая себя со всем сторон. Он был красив, и нежное, тёмное бельё лишь подчеркивало его ранимую красоту: к чулкам он подбирал комплекты, зачастую покупая их через третьи руки – дурной славы ему и так хватало за глаза. Иногда получалось урвать лакомый кусочек через сестру, благо, что размером и комплекцией они не отличались друг от друга ни на йоту. Мужское белье казалось Лини грубым и несуразным, женское же представлялось воплощением изящества и изысканности: он любил и жёсткое кружево, и мягкий хлопок, и гладкий атлас, и нежный шёлк, и даже дорогой бархат, который был не таким удобным, но приятным на ощупь, красивого багрового оттенка, от которого он приходил в восторг. Сегодня был именно такой день: после выступления наступил долгожданный отдых, и Лини, распрощавшись с Линетт у входа в комнату, скользнул за дверь и закрыл её, привалившись спиной к деревянной поверхности. В верхнем ящике комода его ждал новый, ещё неопробованный комплект, и он принялся судорожно, нетерпеливо снимать с себя уже привычный, повседневный наряд. Бельё было женским: чёрное кружево на казавшихся совсем уж маленькими трусиках и расшитый бардовыми небольшими цветами-точками кружевной верх манили простотой и скрытым вызовом. Лини сглотнул слюну, держа в руках своё сокровище: пальцы прошлись по жестковатой ткани, цепляясь за невесомый ажур, огладили вышитые крупной ниткой цветы. Трусики с щекотным кружевом и аккуратной линией резинки по бёдрам словно были созданы под него: Лини не почувствовал себя скованным, когда они сели, похожие на вторую кожу. Он посмотрел на себя в зеркало, и краска смущения затопила бледные щёки. Рука потянулась к поясу, такому же кружевному, с крупной резинкой, которая, он был уверен, оставит небольшой красный след после себя на талии. Но, немного подумав, Лини присел на кровать, всё ещё зачарованный тем, как тёмная ткань обтягивает тело, и взял чулки. Они были капроновыми, довольно плотными, с ажурной оборкой по краям и хаотично разбросанными комочками звёздочек. Лини успел натянуть один, доходящий до внутренней поверхности бедра, чувствуя, как лёгкое возбуждение берёт верх над эстетической восторженностью, когда Итэр зашёл к нему в комнату и задал свой глупый вопрос: – На тебе что, чулки? Первым порывом было очевидное 'спасибо, что заметил', но в этот конкретный момент Лини умолял всех богов, чтобы Итэр не замечал тонкого кружева, опоясывавшего чулочный борт. Однако Архонты явно забыли о милосердии, потому что, стоило Путешественнику переступить порог, как он сразу же замер, приоткрыв рот, и тихо, беззастенчиво спросил то, что спрашивать, очевидно, не должен был. Вопрос действительно был глупым и несуразным, пожалуй, бестактным, но Лини, сидевший с наполовину надетым чулком и в кружевном белье с очевидным возбуждением, ощутил себя куда более глупым и несуразным. Он попытался спрятаться за пледом, которым обычно заправлял постель, но Итэр, в два шага преодолевший разделяющее их расстояние, мягко остановил: его глаза блестели в полумраке комнаты неприкрытым интересом. Лини знал, что Путешественник был на сегодняшнем выступлении: они много общались в последнее время, иногда втроём, иногда вчетвером, иногда, как, например, сейчас или позавчера, тет-а-тет, без Паймон и сестры, которые сопровождали обоих тенями. О, Лини в этот момент был готов отдать всё, только бы Линетт стояла за плечом: тогда бы он был одет, как подобает, а Итэр не смущал бы таким откровенно оценивающим взглядом. – Мне неловко, – повёл Лини голым плечом, – ты не мог бы не смотреть? Итэр упрямо помотал головой: – Могу только помочь, – и многозначительно покосился на сползший на икру, ненадетый чулок. Лини сглотнул, чуть отворачиваясь, лишь бы не видеть Путешественника. Признаться честно, помощь принять хотелось и хотелось давно, может, ещё с первой или второй встречи. Итэр ему нравился: красивый, открытый, безотказный, но с твёрдым, волевым характером и принципами, которые однажды чуть не разрушили кропотливо выстроенные отношения между ними. Лини на многое не рассчитывал: ему было достаточно и дружбы – или её подобия, но думать и мечтать о том, как могло бы быть, никто не запрещал. Он без зазрения совести этим пользовался: воображение было его сильной стороной, и, надевая чулки, затягивая подвязку так, чтобы она виднелась из-под шорт, Лини представлял, как Итэр ласково проходится по открытой коже пальцами, помогая закрепить, или носом, желая раздразнить, распалить. Наслаждение после такого накрывало безудержной волной, яркой и особенно бурной, и приходилось откладывать выход из комнаты минут на пятнадцать, чтобы бёдра перестало сводить сладкой судорогой и тело не дрожало, неспособное к движению. Сейчас все его фантазии словно бы ожили, в одно мгновение став явью: Итэр встал перед ним на колени и смотрел снизу-вверх испытующим, ожидающим взглядом. – Если не хочешь, я уйду, – тихо сказал он, и только сейчас Лини заметил, как тот на самом деле смущён. – Извинюсь и забудем, конечно, с твоего согласия. Лини вновь сглотнул вязкую слюну. Замялся, и когда молчание стало едва выносимым, с осторожностью скользнул стопой, облачённой в небрежно топорщащийся капрон, по чужому напряжённому плечу. – Помоги. Итэр прижался щекой к его лодыжке, придерживая рукой мелко подрагивающую от предвкушенного волнения голень. Он весь был горячий – Лини чувствовал это через ничего не скрывающую ткань, и его губы, влажные, тонкие, касающиеся его лодыжки в мягком, жарком поцелуе, тоже были горячими; только ладонь оказалась холодной от беспокойного смятения. – Поставь на бедро, – Итэр слегка надавил на колено, заставляя стопу съехать ниже, задев глубоко вздымающуюся грудь. Лини выдохнул с ним в унисон и поспешил выполнить просьбу: теперь его нога упиралась в твёрдые бедренные мышцы. Итэр чмокнул его нагое, худое колено и взялся за низ чулка. Чулки всегда было легко надевать: Лини справлялся с этим нехитрым делом за несколько секунд, не боясь порвать плотную ткань – он всегда покупал качественное бельё. Итэр же скользил по коже нарочито медленным движением, как будто ненароком задевая пальцами чувствительную кожу. Лини смотрел, как он, по-птичьи наклонив голову, тянул капрон вверх—и тут же чувствовал давление от плотного материала, заставляющего его дыхание сбиваться. Итэр не отказал себе в удовольствии поцеловать выпуклые ниточные звёзды – и Лини готов был поклясться, что несколько раз влажный язык оставил на ткани блестящий прохладный след. – Ну, – хрипло пробормотал Путешественник, глядя на результат своей работы: крупный, широкий борт пережимал бедро, образуя манящую складку, чёрный капрон полностью скрыл голень, оставляя место фантазии. Не сопротивляясь порыву, он уткнулся подбородком в колено, безмолвно мурлыкая от удовольствия. – Ты носишь подвязки, верно? – Ношу, – согласился Лини и немного погодя всё же решился: – Но к этому белью лучше надеть ещё пояс. Глаза Итэра забавно округлились, как будто бы до этого он не замечал кружева, покрывающего нижнюю половину его тела. Он поражённо замер, так и оставшись в своей неоднозначной позе, затем выдохнул через нос и переспросил: – Пояс? У тебя комплект? Лини неуверенно кивнул: – Женский. Полный набор. Ладони Итэра внезапно оказались на его бёдрах, сжимая и оглаживая так, будто он мечтал об этом всю жизнь. Лини не успел сдержаться, и короткий, негромкий стон сорвался с губ, заставляя их обоих замереть. Они испуганно пересеклись взглядами, и Лини неожиданно почувствовал жар внизу живота – Итэр, пусть и казался неуверенно смущённым, смотрел на него с немым, голодным ожиданием. Его пальцы ненавязчиво ласкали кожу, как будто он сам не понимал, что делает, и весь распалённый вид говорил о желании, которого он уже не умел скрыть. – Хочешь, – Лини прочистил горло, опираясь на кровать запястьями, – надену? – Хочу, – тут же ответил Итэр, словно ждал только этого. – Только давай я… сам? Лини глазами указал на пояс, лежащий рядом, на подушке, и Итэр приподнялся, чтобы взять кружево и внимательно его рассмотреть. Мешковатые шаровары Путешественника не скрывали его желание, поэтому Лини, находящийся в куда более компрометирующем положении, со стыдливым наслаждением немного развёл бёдра, давая себе желанное расслабление: кружевная прозрачная ткань приятно давила на возбуждение, накаляя атмосферу. Итэр, разобравшись в застёжках, подполз к нему на коленях ближе, становясь между ног, и Лини закусил губу – такого в его фантазиях не было, но, признаться, заводило куда больше. – Расслабься, я буду аккуратен, – пообещал он и прикусил поджатый живот. Лини, наоборот, подобрался, но, сориентировавшись, положил руку Итэру на голову, зарываясь пальцами в слабо собранную косу. Ему хотелось, чтобы он продолжил целовать его, спускаясь ниже и оставляя тёмные пятнышки на белой коже, но тот, напоследок куснув особенно чувствительно и сильно, до тихого шипения, оторвался от него с шалым взглядом и показал пояс: – Сначала это. Что будет потом, Лини предпочитал не думать: он уже и так получил гораздо больше, чем рассчитывал, и тешить себя надеждой не спешил. Он откинул голову назад, чтобы из-под ресниц наблюдать за тем, как сильные, уверенные руки Итэра со сдержанной осторожностью прошлись по его бокам, будто примериваясь, где лучше закрепить пикантную деталь, и остановились на тонкой, мальчишеской талии. Кружево было прохладным, и когда Итэр приложил смявшийся пояс к животу, Лини вздрогнул, вызвав у того смешок. Путешественник долго не мог застегнуть крепления, отвлекаясь сначала на позвоночник, отчётливо выпирающий на спине, – он провёл по нему ногтем, заставляя прогнуться, потом – на сами мелкие застёжки, которые всё никак не желали замкнуться под дрожащими пальцами. – Не туго? – уточнил Итэр, любуясь своей работой. Пояс правда был симпатичным: кружевной, в тон белья, с широкой резинкой и металлическими застёжками, скрепляющими треугольнички ткани с узкими лентами подвязок. Лини помотал головой и несильно толкнул стопой Итэра в плечо, распрямляя колено: – Теперь их надо закрепить. Справишься? – Конечно, – Итэр сглотнул, глядя то на его ногу, то на пах, прикрытый лишь ажурной тканью. – Ты ведь знаешь. Лини знал, но видеть то, как Итэр, мешаясь, желает его, было горячо. Он повозился на постели, удобнее устраивая лодыжку на плече, откинулся на локти, чтобы бедро приподнималось, давая доступ к борту чулка, и выжидающе посмотрел на него, насколько это было возможно в его положении. Итэр вздохнул, набираясь терпения и сил, подцепил чёрную полосу, чтобы притянуть её к чулку. Лини поморщился, когда ткань впилась в кожу, а металлические вставки полоснули холодом. – Их нужно отрегулировать, – подсказал, когда пояс съехал ниже, практически под живот – он не обладал широкими, девичьими бёдрами, скорее, наоборот: и плечи, и талия, и таз были по-мальчишечьи узкими без дополнительной одежды. – Чуть длиннее, иначе будет больно ходить. – Ты собираешься ходить в ближайшее время? – пробормотал Итэр себе под нос, склоняясь над металлической рамочкой, чтобы на пробу изменить длину. Щёки Лини налились бардовым: несмотря на всё произошедшее, это почему-то смутило большего всего за последние полчаса. – Если что, я готов носить тебя на руках. Лини засмеялся: они с Итэром были примерно одного роста и комплекции, хотя, наверное, постоянные приключения и тренировки положительно сказывались на выносливости и силе. Возможно, Итэр действительно мог бы поднять его и, прижав к стене, держать достаточно долго, чтобы… Скольжение металла отвлекло от лишних мыслей, давление на бедро ослабло, и Лини на пробу согнул ногу, практически прижав её к груди: лента больше не давила, но оставалась в нужном напряжении, чтобы чулок и пояс не сползали во время движения. Итэр шумно втянул воздух: – Нормально? – Более чем. Второй? – Сначала разберёмся с первым: сзади ещё одна застёжка. Лини ощутил, как ладонь Путешественника погладила внутреннюю сторону бедра, следом склонился и сам Итэр, ведя носом вдоль полоски чёрной ткани. – Не буду врать: я, кажется, без ума от твоих бёдер, – доверительно пробормотал он, оставляя очередной засос. – Так бы и сорвал эти чулки, только портить не хочется: они слишком хорошо подчёркивают все достоинства. Пока Итэр говорил, на ощупь пытаясь найти шнурок, Лини внимательно слушал и думал, что ему бы, пожалуй, тоже хотелось, чтобы Итэр стянул с него нижнее бельё и языком и зубами пометил, оттиснув свой след-напоминание об этом вечере. Мыском свободной ноги он, не удержавшись, надавил на пах Итэра, легко и играючи, лишь намекая, но тот зашипел и прикусил особенно чувствительно. Застёжка на подтяжке щёлкнула, закрепляясь, и Итэр отстранился, любуясь тем, как плотно обхватывает чулок голень и лента с металлическими колечками врезается в бедро. – Так бы и съел, – восхищённо пробормотал он, словно в полусне. – Теперь вторую. Со второй ногой дело пошло быстрее: Итэр, уже зная механизм, в два счёта справился с верхней лентой, уделив особое внимание нижней, и когда работа была окончена, он, не стесняясь, оттянул одну из них, чтобы она с глухим звуком вернулась на место. Лини, недовольно на него глядя, сел и сложил нога на ногу, облегчая собственное возбуждение: скрывать его не имело смысла. – И? – спросил он нерешительно после недолгих переглядок, в которых Итэр очевидно проигрывал. – Что дальше? Итэр покосился на свисавший с ящика комода бюстгалтер с маленькими, кружевными чашечками – он всё равно был явно велик для плоской, мужской груди. – Это слишком? – всё же без особой надежды поинтересовался Путешественник. – Для первого раза – да, – Лини отвернулся, пряча нос в плече. – А будет второй? – Зависит от того, насколько наши желания совпадают. Итэр помолчал, то ли решаясь, то ли действительно обдумывая перспективы: в груди Лини зародилось неприятное, отвратительное чувство страха. Изначально, когда за Итэром захлопнулась дверь, он был уверен: их обоих вело взаимное влечение, подстёгнутое его пристрастием к… интересной одежде. Пусть Лини был немного – и, как думалось, – безответно влюблён, он готов был поступиться разбитым сердцем ради этих дурманящих сознание минут и Итэра в своих ногах. Сейчас, когда накал спал, оставив после себя выжженную желанием пустоту, он испугался по-настоящему. Не того, что Итэр не любил его в ответ – это можно было пережить: болезненно, со слезами и истериками, но можно; его пугало то, что на этом закончится абсолютно всё. Не для этого он пытался, порой заискивая, смягчаясь до смешного, порой настаивая, проявляя смелость, которой никогда не имел ранее, выстроить доверительные отношения: пусть дружеские, пусть даже приятельские, всё равно какие – всё лучше, чем пустое безразличие, которое он уже успел увидеть однажды. Мысли заметались хаотичными клубками, мешаясь между собой, спутываясь до тугих узлов, паника подступила к горлу, сдавливая и не давая вымолвить ни слова: он лишь беспомощно смотрел, как Итэр перед ним задумчиво водил по искусанной губе пальцем. – Итэр, – наконец позвал он, и его голос прозвучал с открытым, словно рана, надрывом, – я не настаиваю, не бойся. Итэр поднял на него взгляд, странно нахмурился и тут же принялся гладить его по коленке успокаивающим, нежным движением. – Я не боюсь, – уверенно проговорил он, чувствуя, что в этот момент нельзя проявить и толики неуверенности. – Просто не хочу тебя спугнуть. Сам подумай: я пришёл совсем по-другому поводу, а в итоге едва ли не принудил тебя. Питая к тебе слабость, я не должен был позволить ей взять над собой верх. Просто твои чулки… Лини внимательно вгляделся в его открытое, выражающее сожаление лицо: Итэр не врал и говорил искренне, а не в порыве успокоить. Хотя глупо было отрицать и это намерение: то, как ненавязчиво двигалась его ладонь, не неся в себе ни грамма той страсти, которая разгорелась между ними совсем недавно, выражало абсолютно всё без слов. – Итэр, я Фатуи: меня не так просто испугать, – медленно, пытаясь выровнять сбившийся тон, ответил Лини. – В чулках я делал вещи и похуже. – Например? – подхватил незамысловатую игру Путешественник, улыбаясь уголками губ. – Выступал перед человеком, который выкрал мою сестру? Улыбка медленно увяла, оставив после себя лишь округлившийся в немом изумлением рот и широко открытые, потрясённые глаза. – Лини… – Я несерьёзно, – замявшись, Лини всё-таки добавил: – Наверное. Давай забудем и обсудим то, что мы собираемся делать дальше. Итэр неловко приподнялся и лёгким движением заставил его поставить лежащую на коленке ногу на пол. Затем с излишней осторожностью положил на неё подбородок, щекой потёрся о борт чулок, напомнив Лини большую собаку, желающую получить похвалу. Он неуверенно погладил его за ухом, поправляя выбившуюся прядь, и Итэр что-то неразборчиво пробормотал ему в бедро, покрывая кожу мурашками. – Что ты сказал? – Я понимаю, что сейчас не время и настроение ушло, – Итэр поднял на него взгляд, и Лини увидел в нём прежний раздувшийся из тлевших углей огонёк, – но мне бы очень хотелось поцеловать тебя. И не только в губы. Лини поперхнулся, не успев расцвести от осознания того, что Итэр действительно желал разделить с ним поцелуй. Он недоверчиво потянул его за волосы, отвлекая от съехавшей вбок подвязки, которая приковала к себе большую часть внимания, покачал головой: – Я не уверен, что это хорошая идея, – но, вопреки своим же словам, прогнулся, перенося опору на руки. Итэр незамедлительно считал это жест, облизнул губы и между короткими поцелуями его многострадальных бёдер ещё раз уточнил: – Может, это всё-таки да? Лини улыбнулся и закинул лодыжку на чужое плечо, стопой надавливая на затылок, чтобы Итэр подполз ближе, опаляя лобок, прикрытый кружевом, своим дыханием. – Всё-таки да.