Вчера умрет твоя любовь. Драбблы

      На Суон не было живого места. Мокрая, грязная, в ссадинах, порезах, кровоподтеках… Она спокойно сняла пальто, осмотрела его, точно ее расстроил его вид – с таким лицом Гленн частенько рассматривал кляксы в своих эссе.       Ее словно не волновали ни бой, ни едва не оборвавшаяся жизнь, ни погоня.       – Удивительное самообладание, – сказал Том, и Суон вскинулась, посмотрела вопросительно, растерянно. Она действительно не понимала, насколько ее поведение нетипично? – На тебя напали Гончие Гриндевальда, тебе едва удалось от них уйти, но это словно не имеет для тебя никакого значения. Или подобные ситуации тебе привычны?       Он был уверен, что прав. Ничем иным ее хладнокровие, ее боевые навыки, ее рефлексы не объяснялись. Только опытом.       – Ты предпочел бы, чтобы я билась в истерике? – Суон насмешливо приподняла брови. – Не переживай, когда все закончится, я обязательно пореву от пережитого страха в подушку.       Какая вопиющая ложь. Том вновь припомнил ярость в неестественно зеленых глазах – в ответ на круцио. Припомнил непримиримость в них – в ответ на порку. Для истерик у Суон был слишком сильный дух. Восхитительно сильный.       – Лгунья, – заявил Том. Суон хмыкнула и скинула обувь. Провела пальцами по стертой в кровь коже – мозоли.       – К слову о самообладании, – Суон привела в порядок свою обувь взмахом палочки. – Что-то не заметила, чтобы произошедшее имело значение для тебя. Значит ли это, что подобные ситуации привычны и тебе?       Она что, только что предположила, что он мог поддаться страху? Потерять контроль в бою? Что он мог быть слабее нее?       – Мужчине истерики тем более не к лицу, – жестко ответил он и откинулся на спинку кровати, на которой сидел. – Гончие Гриндевальда пришли за тобой, и этому есть причина. Не поделишься?       Он поймал взгляд Суон и вновь напоролся на черноту окклюментивных щитов. Как же они его выводили из себя! И как же сильно злила сила собственного желания забраться в ее голову! Обычно женские мысли были похожи на липкую патоку: Том старался не заглядывать в них, чтобы не касаться безумных идиотских мечтаний, не смотреть интимные сцены со своим участием. Но в голове Суон он бы точно не нашел глупых беспочвенных фантазий – он не сомневался в этом.       А Суон отвернулась, словно боялась, что щиты не выстоят. Или что Том все прочтет по лицу – эмоции у нее были явными, считывались хорошо.       – Вероятно, из-за моего родства с Альбусом Дамблдором, – с небольшой заминкой ответила она. Что ж, версия была хорошая, Дамблдор считался значимой фигурой. На месте Гриндевальда и сам Том прежде всего старался бы убрать его.       – Возможно, – неспешно согласился Том, наблюдая, как спокойно, планомерно Суон приводит себя в порядок. Сушит волосы за обсуждением, почему опаснейшие маги Европы жаждали ее крови. – Я бы поверил, будь ты обычной студенткой с домашнего обучения. Но ошибка здесь начинается уже со слова «обычная».       И удовлетворенно отметил, как вздрогнула и застыла от его слов Суон. Неужели она не отдавала отчета, что являлась бóльшим, чем придатком к Дамблдору?       – Интерес Гриндевальда как-то связан с переменчивостью твоей магии? – подавшись вперед, додавил Том. Похоже, разрозненные куски картины наконец начинали собираться воедино.       – Что тебя связывает со Стаффордом? – вдруг спросила Суон, и Том отпрянул. Как она могла понять? И он, и Стаффорд были крайне осторожны.       Он уставился в ее треклятые глаза, не видя мыслей за ними – интересных, важных мыслей – и сам себя поправил. Нет, она не знала, не могла знать. Но могла предположить: заподозрить Стаффорда, припомнить предложение Тома помочь с ним…       – Догадалась-таки?       Это был вопрос-провокация. Суон не отвечала на прямые, но довольно легко попадала в словесные ловушки.       – Хотя я после двадцати пяти ударов розгами была не совсем вменяема, то, как он выводил на моей спине узоры, я помню прекрасно, – выпалила она, ожидаемо попадая в западню. Отлично, она догадалась, что Стаффорд связан с Гриндевальдом, но Тома пока в связи не подозревала. Это все упрощало, но…       Как Стаффорд мог так проколоться? Вся кровь из головы перетекла в другую часть тела?       – Поразительно, из-за каких мелочей рушатся грандиозные и продуманные до деталей планы, – задумчиво протянул Том. Прокол Стаффорда был ему на руку: он мог прямо сейчас верно настроить Суон и вынудить ее помочь ему. – И это возвращает нас к твоей проблеме. Руны все еще на твоем теле, а значит, Гончие отыщут тебя в любой точке мира. Я могу их снять, и ты сможешь спокойно вернуться в Хогвартс.       – Зачем тебе мне помогать? – тут же насторожилась Суон.       – Неужели это настолько неочевидно, Ариста? Я не поддерживаю Гриндевальда. Зачем же мне помогать ему? Оставлять на тебе следящие метки, чтобы его люди могли тебя найти?       Полуправда слетела с языка легко и естественно, и говорить ее было даже каким-то удовольствием. Но самым приятным открытием стала реакция Суон. Она словно тоже чувствовала, когда люди ей лгали – Том лгал.       А если попробовать говорить Суон именно полуправду? Искажать истину, но не лгать? Том прищурился. Похоже, он нашел второй путь к доверию Суон.       – И что тебе нужно для того, чтобы ты их убрал? – все еще настороженно спросила она.       – Твоя спина и кровь – ровно все то же самое, что потребовалось, чтобы их нарисовать.       И Суон кивнула. Капитуляция была моментальной – всего-то требовалось не соврать. Тома затопило предвкушение. Желание защищать других, желание слышать правду – со Суон было чуть сложнее, чем с остальными, но и к ней выстраивалась дорожка.       Суон встала, схватилась за спинку кровати в шатающемся автобусе – Том долго бы пытал того идиота, что его создал, – и спросила:       – Мне нужно оголить спину?       Перспектива сделать это перед Томом лишила Суон разума? Значит, не настолько уж и безразлична была она к его внешности и силе, как пыталась показать?       Он должен был разочароваться в том, что она оказалась как остальные его сокурсницы, но разочарования не было. Зато было что-то другое – что-то, что словно давало дополнительные силы, какое-то воодушевление. Впрочем, все верно: если Суон поддавалась его мужским чарам, значит, она давала еще один рычаг давления на себя.       Суон подняла руки к пуговицам у ворота платья и замерла. Том наслаждался ее эмоциями, находя в них подтверждение своим догадкам. Наслаждался, глядя, как дрожат ее пальцы, пытающиеся вытащить пуговицы из петелек… и подавил неожиданное желание взмахом палочки просто удалить их все.       Он не любил, когда кто-то мямлит и мнется, а Суон просто проверяла его нервы на прочность. И только поэтому он сейчас испытывал нетерпение.       Ворот оголил тонкие шрамы, острые ключицы – взгляд моментально прикипел к ним. Нетерпение усилилось.       Суон сглотнула, резко развернулась к Тому спиной и сделала то, что хотел сделать сам Том – рванула все застежки на платье, и пуговицы дождем посыпались на пол.       Наконец-то, хотел выдохнуть он, но дыхание куда-то исчезло. Том вцепился в металлические прутья кровати, на которой сидел, не в силах оторваться от того, как скользит ткань платья по рукам и спине Суон, как неуверенно Суон касается бретелей нижнего белья…       Чужое внимание было подобно вогнанной в затылок спице. Том обернулся, тяжело посмотрел на наглого кондуктора и резко распрямил ширму. Не хватало еще, чтобы кто-то видел, как он будет рисовать руны кровью…       Суон обернулась на звук, а потом повела плечами, полностью оголяя спину. Прикрыла грудь рукой – словно Тома могло заинтересовать ее тело, перекинула вперед влажные, спутанные волосы.       Автобус тряхнуло, Суон вынужденно схватилась за спинку ближайшей к ней кровати. Волосы не спасли – Том увидел мягкие очертания груди.       – Сядь на кровать, – резко велел он. «И не смей поворачиваться», – добавил мысленно. Ему нужна была только ее спина – тощая, костлявая, – и ничего более.       Суон покорно села и вцепилась в прутья кровати – совсем как сам Том. Это отрезвило его, заставило собраться.       – Seko! – без предупреждения произнес он и удовлетворенно выдохнул, когда Суон вздрогнула и напряглась. По бледной коже потекли две тонких алых струйки – завораживающее зрелище.       – И все? – недоуменно спросила Суон и обернулась через плечо.       – А ты хотела, чтобы я изрезал всю твою спину? – уточнил Том, издевательски изогнув брови. Ей нравилась боль?       – Нет! – выпалила она и отвернулась.       Том пересел на ее кровать и коснулся кровавой струйки. Суон дернулась вперед, уходя от прикосновения.       – Ариста, к моему сожалению, руны необходимо рисовать на коже, а не в воздухе, – заметил Том, испытывая странное раздражение. Ему должно было не нравиться, что Суон тянет время и не позволяет спокойно сделать дело, но не нравилось иное.       Она все время отшатывалась от него, словно каждое его касание несло ей проклятия!       Суон медленно вдохнула, выдохнула. Выпрямилась.       – Ну, десять минут я потерплю.       – Потерпишь? Не предполагал, что рисование рун по спине для тебя равнозначно Круциатусу, – усмехнулся Том, припоминая то, как вела себя Суон в Выручай-комнате. Тогда она так не напрягалась.       Любопытно. Значит, все же прикосновений она боялась не из-за боли, что они могли принести…       – Или ты опасаешься за девичью честь? – насмешливо уточнил Том. – Не переживай, ей ничего не грозит.       – Я бы не переживала, даже если бы грозило.       Вот как.       – Это приглашение? – Том хотел смутить ее, подчеркнуть всю абсурдность ее заявления, но поймал ее шокированный взгляд – и вспомнил собственный недавний сон. Обнаженная Суон в Тайной комнате.       На него словно проклятие кипящей крови наложили.       – Я имела в виду, что в состоянии постоять за себя, – процедила Суон и вновь отвернулась.       Том вытолкнул нежданное воспоминание и сосредоточился на рунах. Коснулся кожи, повел по ней пальцами… У спины Суон были острые лопатки, выпирающие позвонки… плавные изгибы.       Пожар в крови усилился.       Автобус резко тряхнуло, Суон упала вперед на подушку, Тома толкнуло тоже. Он едва успел схватиться за саму Суон – за ее узкую талию, – чтобы не потерять равновесие. Чтобы не упасть на Суон.       – Отвратительное изобретение грязных магглов, – прошипел Том, отдернув ладони от нее – ее кожа обжигала, мешая сосредоточиться на рунах. Изгибы спины отвлекали. И влажные пряди лезли под пальцы. – Твои волосы мешают.       Том недовольно выдохнул, смахнул пряди волос, упавшие на спину Суон, и замер. Плечи и лопатки Суон слегка подрагивали, кровь сочилась из раны, демонстрируя лишь одно – уязвимость. Том скользнул взглядом ниже, задержался на талии, вокруг которой складками собралось платье, потом еще ниже – ноги Суон были согнуты, подол сбился, почти оголяя бедра. Те самые обычные ноги и бедра, что совсем недавно Том показывал Стаффорду.       Вспомнилось подземелье, исполосованная спина, вздернутые вверх руки, внешняя открытость и беспомощность, огонь в глазах… Том едва не приказал Суон повернуться, чтобы заглянуть в них снова – и увидеть внутреннюю непокорность в противовес видимой уязвимости. Плавно выдохнул, стараясь очистить сознание.       Окклюментивные щиты все были на месте, но вернуть мышлению привычную четкость никак не получалось. А Суон еще сильнее задрожала и попыталась вновь уйти от прикосновений – как будто остальных препятствий Тому было мало.       – Не двигайся! – велел он, положил ладонь между лопаток и с силой вдавил в матрас, возвращая в полулежащее состояние. Суон со свистом втянула в себя воздух.       Том отдернул руку, сжимая пальцы в кулак. Его накрывали с головой все те желания, которые он презирал, и их сила пугала. За несколько секунд он продумал пять планов, как получить желаемое: палочка лежала под рукой. Пламя, бушующее в крови, перетекло под пряжку ремня. Давление становилось невыносимым.       Но нет, это все наваждение, инстинкты, не более. Он избавится от них.       Том вернулся к рунам, сосредоточившись на них и игнорируя мысли, что лезли упорно в голову. Игнорируя нерациональную потребность обнажить бедра Суон еще сильнее, вжаться в них своими… Безупречная память подкинула все, что он видел ранее: от Стаббса и Бенсон до Селвина и Милн. Если Стаффорда накрывало так же при виде голой спины Суон, никакое зелье похоти подливать не придется.       Кровь почти перестала течь – свернулась на ране. Том безжалостно надавил на нее пальцами, испытывая садистское удовольствие от того, что Суон стало больно. Он бы причинил сейчас еще больше боли – за то, что она посмела так отозваться в его собственном теле. За весь дискомфорт, которым оборачивался самоконтроль.       – Дернешься – начнем сначала, – недовольно предупредил Том. И сгреб в кулак одеяло под опорной рукой, чтобы хоть как-то отвлечься от напряжения внизу живота.       – Предупреждай тогда, у меня нет глаз на затылке, – огрызнулась Суон, но половина слов потонула в подушке, в которую она уткнулась на очередном резком повороте.       Последняя руна, и на молочной коже спины проступили багряные контуры рунной вязи, что рисовал Стаффорд. Долго же Суон позволяла касаться себя ему!       – Сколько Стаффорд рисовал на тебе руны? – резко спросил он, не выдержав.       – Не знаю, – растерянно отозвалась Суон, повернувшая голову и сейчас смотрящая на него. – Минуту?.. А что такое? Ты их снял?       Том раздраженно посмотрел на нее в ответ. Снял?       – И как же, по-твоему, нужно снимать руны, которые не видны? Возможно, ты поделишься со мной секретом, Ариста? – вкрадчиво начал он, и Суон нахмурилась. – Я вот знаю только один способ: сделать невидимое видимым.       И он нажал пальцем на середину позвоночника, откуда начиналась рунная цепь.       Суон обессиленно уронила голову на подушку. Словно это ее мучили совершенно неуместные мысли и желания.       – Я не знакома с рунами. Там что-то грандиозное?       – Ничего, с чем я бы не справился.       И вновь без предупреждения нажал на рану – в отместку на свою усиливающуюся боль. Если эта боль была последствием неудовлетворенного желания… Что ж, поступки Селвина вызывали на пару вопросов меньше.       Движения Тома стали резче, грубее. Почему именно она? Из-за нее? На нее?       Суон под давлением его пальцев начала выгибать спину, прижимаясь животом к кровати и поднимая плечи, и от этого Тома охватила новая волна жара. Рунная цепь на коже невольно отбрасывала мыслями в момент, когда Стаффорд их рисовал. Том не видел этого, но теперь мог отлично представить.       И – минуту? За минуту такое не нарисовать. Стаффорд стирал Суон память? Зачем – чтобы она забыла о рунах? Или он сделал с ней что-то еще?       Том остановился, посмотрел на молчащую Суон – она не изменяла себе, демонстрируя силу воли. Нет, путем Стаффорда он не пойдет, не с ней. Ключом к ней было доверие, а не магия.       – Мне сейчас придется начертать руну Турс, – заставил себя сказать Том. – Это руна разрушения. Она разорвет текущую рунную цепь, но тебе будет больно.       Суон кивнула, и Том, только и ждавший кивка, уверенно оставил на ее спине три резких черты. Суон тут же вцепилась зубами в подушку, напряглась, застонала, и от этого глухого стона внутри все свело. Том стиснул челюсти и вывел новую руну – чтобы быстрее закончить.       Суон напрягла руки, подтянулась к прутьям кроватной спинки, уходя от боли, и уткнулась в них лбом.       – Ариста, – напомнил Том и схватил ее за плечо, останавливая движение. Переместился ближе и, не удержавшись, сел вплотную так, что почти касался бедрами ее полуобнаженных бедер. Провел вдоль позвоночника одну-единственную вертикальную черту. От зрелища, как выгнулась под его пальцами спина Суон, в глазах потемнело.       Но Том не остановился, не позволил себе потерять нить дела. Руны ложились одна за другой, помогая отвлечься от того, что творили с телом базовые инстинкты.       – Vulnera Sanentur, – напоследок произнес он, залечивая рану. Все ради доверия. – Надеюсь, теперь мы покинем этот убогий транспорт.       Он хотел отойти, но замер, не в силах оторваться от того, как Суон выпрямляется, прижав к груди подушку. Подушку хотелось вырвать из ее рук.       – Спасибо.       Том кивнул и отвернулся, запахнул мантию. Больше он к Суон не прикоснется – пока не найдет способа угомонить инстинкты внутри себя.       Память услужливо подбросила названия книг, где можно было посмотреть зелья в помощь. Вот только впервые мысли Тома сосредоточились не только на том, как избежать унизительной жажды секса. Ему вдруг захотелось узнать, что бы он почувствовал, если бы пошел на поводу у своих желаний до конца?