Велосипедики

      В первый день лета Матвей проспал, хотя с вечера ставил будильник, как обычно, на школу. Он проснулся от резкого стука рамы окна и заморгал, потягиваясь во весь рост и жмурясь от яркого солнца.       И тут же сел на постели, испуганно глянув на часы: половина девятого!       Они собирались встретиться с Ильёй в восемь и пойти на рыбалку.       Матвей схватил злополучный будильник и потряс его, не веря своим глазам: золотистый курок показывал на пол восьмого, но рантик взвода был опущен.       – Мама! – с упрёком пробормотал Матвей и спустил ноги с кровати. Он так и видел воочию, как она заходит в его комнату на цыпочках, открывает окно и снимает взвод будильника, чтобы в первый день каникул сын поспал подольше. В школу-то не надо.       А о том, что у сына могут быть свои причины встать пораньше и свои дела, она не подумала.       – Это я виноват, – тихонько прошептал Матвей, поддёргивая трусы. – Надо было предупредить!       Он выглянул в окно и понурился. Весь дворик был, как на ладони, а Ильи нигде не было видно: ни на качелях, ни на скамейке у подъезда, ни на пеньке, оставшемся от старого тополя. Всё правильно: раз Матвей не выходил больше получаса, Илья понимал, что его не отпустили, и шёл по своим делам. Они так договорились, на всякий случай, с самого начала их… нежной дружбы.       То есть, с того момента, когда они начали гладить и трогать друг друга. Дальше этого дело не шло, но это пока. Матвей был решительно намерен исправить это упущение в ближайшее время. Он уже знал, как, заставив соседа по парте спереть у его отца пару книжек по судебной медицине и тщательно их проштудировав. Прямо в школе, на переменах, из-под парты.       Макс за это получил свою вожделенную «четвёрку» по химии за год, сдав три контрольных и аттестацию на «пять». Это стоило Матвею кучи нервов и времени, а временами он был просто готов убить тупого увальня, но обошлось без крови. Эвкалиптовна заподозрила неладное, и даже лично проэкзаменовала толстячка, но он теперь действительно знал материал и как-то выкрутился.       Матвей ухмыльнулся, вспомнив озадаченное и умильно-трогательное лицо химички: порадовали они старушку, нечего сказать! Вернули веру в людей… Взялся за ручку двери своей комнаты – и замер, услышав голоса, доносящиеся с кухни.       Два из них принадлежали точно маме с папой, он бы их ни за что не перепутал, даже спросонья! А третий был таким знакомым и одновременно непохожим на себя, что Матвей слегка приоткрыл дверь и прислушался. Илья?! Илья…       – Я не пришёл бы к вам сам, если бы мне было, что скрывать, Ирина Петровна, – негромко говорил тот. – Вы можете мне верить.       Звякнула чашка и голос матери холодно произнёс:       – Знаете, Илья, это уже ни в какие ворота не лезет! Сначала вы сообщаете, что любите нашего сына, а он отвечает вам взаимностью…       У Матвея чуть ноги не подкосились. Он вцепился в дверную ручку и упёрся лбом в дверь. Ой-ёй, что теперь будет-то?       А мать продолжала:       – И после этого просите, чтобы мы просто закрыли глаза на это вопиющее безобразие?       – Тише, дорогая, ребёнок спит, – послышался недовольный голос отца. – Я вас правильно понял, Илья, что вы хотите, чтобы мы не вмешивались?       – Можно и так сказать, – тихо ответил Илья. – Мы ничего не делаем плохого. Мы никому не мешаем. Оставьте нас в покое, и всем от этого будет только лучше, поверьте!       – Ну уж нет! – в голосе матери зазвенели стальные нотки. – Это мой ребёнок, и я буду за него бороться!       – С кем, простите? – вежливо поинтересовался Илья. – С ним самим?       – Да, если на то пошло, то и с ним! Потому что я за него, за его будущее, за его нормальную жизнь!       – Может, сначала его спросить надо, что он хочет? – не сдавался Илья.       – Вот ещё, нашёл, кого спрашивать! – с сарказмом засмеялась мать. – Что он в жизни понимает?       – Я не сказал, что он всё знает и понимает, – терпеливо возразил Илья. – Я предложил спросить его самого, чего ему самому хочется?       – Известно, чего! – проворчала мать. – Жрать вкусняшки, бить балду и ни хрена не делать!       Отец кашлянул. А Илья твёрдо возразил:       – Он не такой. Я слышал, как он играет. Я видел, как он работает на треке. Он хороший толковый парень…       – И поэтому ты решил сбить его с пути истинного? – перебила его мать. – Дудки, не выйдет!       Матвей закусил губу и молча сполз на пол. Зачем, зачем он им всё рассказал? Так только хуже выйдет!       – Мой долг, как матери, оградить своё дитя от вашего пагубного влияния! – пафосно заявила мать. – А вам ещё повезло, Илья, что вас нельзя пока привлечь за совращение, потому что вы сами пока что несовершеннолетний!       – Никто никого не совращал, – терпеливо возразил Илья. – Наоборот, я пришёл к вам и честно сказал, что у нас ничего не было…       – И не будет! – торжествующе объявила мать. – Ноги вашей в моей доме не будет! И если вы хоть раз подождите к моему сыну на пушечный выстрел, то я вас, Илюша, посажу! Вы хоть знаете, кто я?       – Начальник полиции города, – подал вдруг голос отец, будто очнувшись. – Мать моего сына. И моя жена…       – Я знаю, – тихо сказал Илья. – Я думал, что вы поставлены закон охранять, а не угрожать расправой, если вам что-то не нравится.       – Что ты сказал? – медленно спросила мать. – Рот закрой, хамло! Захочу, посажу, дело нехитрое! Подкинут тебе пакетик с порошочком, и поедешь, как миленький, по всей строгости закона, понял?       – Нет, не понял, – вздохнул Илья. – За что?       Скрипнул стул и мать отчеканила:       – Было бы, за что, ты бы не здесь уже сидел, а в камере! Там с тобой по-другому поговорили бы… – произнесла она чуть ли не добродушно. – Знаешь, что делают с любителями мальчиков уголовники и воры?       – Не-ет, – испуганно прошептал Илья.       – Их трахают в зад! – спокойно проинформировала мать. – Все, кто сидят в камере, по очереди, хоть двадцать человек. Это групповое изнасилование, разумеется. Но никто не станет вмешиваться. Ни полиция, ни суд, ни адвокаты. Никто не встанет на защиту мерзкого извращенца, все побрезгуют. Потому что поделом.       Илья точно всхлипнул, но промолчал.       – Тебе не просто дадут срок на полную катушку, – с мстительной радостью сообщила мать. – Остаток твоей никчёмной жизни превратится в ад. Никто не сядет с тобой за один стол, не подаст руки, даже если ты упадёшь. А вот задницей твоей будут пользоваться регулярно, по несколько раз в день. Каждый желающий, не спрашивая, нравится тебе или нет.       Илья судорожно вздохнул, точно попытался что-то сказать, но мать его перебила:       – Я могу добиться открытого слушания дела, чтобы все видели твой позор. Чтобы в твоих родителей тыкали пальцем: они вырастили педераста! И пока ты будешь гнить в тюрьме, им придётся жить среди людей, которые их презирают и ненавидят… Я обещаю тебе, Илья, что ты пожалеешь о том дне, когда положил глаз на моего мальчика! Очень пожалеешь!       Илья почти простонал:       – Да за что?! За то, что я его люблю? Или за то, что он меня полюбил?       Матвей облизал пересохшие губы. Его мутило, словно он выпил таз мыльной воды. Такие мерзости в таких отвратительных подробностях он не ожидал услышать ни от кого. Тем более, от своей собственной матери… Но почему молчит отец? Он, что, с ней согласен?       – За то, что ты пытался совратить моего мальчика. Это мой мальчик, я его родила! И уж точно не для того, чтобы ты его трахал! Так что либо ты навсегда исчезнешь из его жизни сам, либо я сотру тебя в порошок, ясно?       – А если он узнает, что вы сделали? – неуверенно спросил Илья. – Каково ему будет?       – Он вырастет и всё поймёт, – уверенно проговорила мать. – Когда у него появятся свои дети, он возненавидит тебя и проклянёт.       – Или вас, – брякнул Илья. – За то, что вы у него отобрали…       – Ничего, – спокойно возразила мать. – Я переживу. Зато буду уверена, что у него всё нормально. Чего бы ему там не хотелось до смерти.       – Что? – возмутился Илья. – Пусть он хоть повесится, лишь бы нормальным?       – А что, лучше пусть зад свой всем подставляет, по-твоему? – язвительно поинтересовалась мать.       – Вы его вообще любите? – потрясённо спросил Илья. – Его самого, настоящего, живого, а не какую-то картинку, которую сами себе придумали? Я вот боюсь за него, чтобы он ничего с собой не сделал, а вы?       – А я устала вести бессмысленные разговоры, – ответила мать. – Боря, звони в полицию! Скажи, пусть пришлют дежурную машину с нарядом и заберут этого мерзкого наглого извращенца из моего дома!       – На каком основании, дорогая? – поинтересовался отец. – Ордер, постановление суда или прокурорский запрос у тебя на руках, я надеюсь?       – Потом придумаем что-нибудь, – отмахнулась мать. – Неважно! Хулиганство какое-нибудь повесим нераскрытое или мелкое воровство… Задним числом закроем, комар носу не подточит. Посидит недельку в камере с уголовниками, глядишь, поумнеет.       – Нет, – сказал отец. – Так не будет. Я тебе этого не позволю.       – Ты дурак? – с досадой произнесла мать. – Нам ребёнка своего спасать надо от маньяка, а ты решил в благородство поиграть?       – Где ты тут маньяка видишь? – сухо спросил отец. – А вот я вижу полицейского, который угрожает сфабриковать дело, используя служебное положение. Который собирается задержать несовершеннолетнего и без предъявления обвинения поместить его под арест. И не куда-нибудь, а непременно в камеру содержания особо опасных преступников и рецидивистов, намеренно подвергнув опасности изнасилования. По-моему, так это тянет на похищение человека с нанесением тяжких телесных повреждений…       Мать язвительно засмеялась:       – А ты что думал, я этого мерзавца просто припугнуть решила?       – Да, поначалу я так и подумал, – спокойно сообщил отец. – Но ты не забывай, что я главный редактор газеты и пока ещё не совсем продажный журналист!       – Что это ты имеешь в виду, дорогой? – слегка растерянно поинтересовалась мать.       – А то, что если ты подведёшь невиновного ребёнка под статью, то я тебе обещаю другую статью. На первой полосе, дорогая! С твоей самой лучшей фотографией. И всеми подробностями нашей беседы…       Вдруг что-то пискнуло и голос отца в точности повторил: «и всеми подробностями нашей беседы».       – Это диктофон, – сообщил отец. – В суде запись не примут, конечно, но твоя карьера закончится раньше, дорогая. Хорошо, если обойдётся только разводом и лишением родительских прав. Хуже, если прокурор не согласится на условное, а суд присяжных не оправдает твои материнские чувства.       – Борис, ты пойдёшь против меня? – изумилась мать. – И против своего сына?       – Если ты решилась на преступление, то да, – не задумываясь, ответил отец. – Я не хочу быть соучастником. А сыном не прикрывайся, пожалуйста. Я такой же родитель, как и ты. И имею право решать не меньше твоего…       – И что же ты такое решил, праведный и благоверный? – холодно произнесла мать.       – Я ещё ничего не решил, – спокойно проговорил отец. – Я должен подумать. У меня тоже есть принципы, которыми трудно поступиться.       Повисла мëртвая пауза, будто каждый из троих лихорадочно соображал, как выйти из тупика, в который они сами себя загнали.       «Чтобы побороть свои страх, тебе надо хоть раз плюнуть или пописать с края крыши,» – будто снова услышал Матвей слова Ильи. Усмехнулся, тихонько поднялся и подошёл к окну… На дворе никого не было.       – Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь, – пробормотал он и пустил струю в окошко с высоты второго этажа. А потом одел зелëную рубашку и бриджи, в которых был тогда на крыше. И снова взялся за ручку двери.       Но страх никуда не делся. Значит, дело было не в том, чтобы плюнуть на него?       – Не надо, пожалуйста, ссориться, – услышал он голос Ильи. – Мы все любим Матвея, просто каждый по-своему. И желаем ему только добра…       – Только твоё добро мне кажется самым настоящим злом, – прошипела мать. – Катись отсюда и помни, что я сказала! Не сметь даже приближаться к моему сыну…       – Нашему сыну, – поправил её отец. – Нашему, дорогая. И прости, но у меня есть пара вопросов к этому мальчику… Ты не возражаешь?       Мать издала неопределённый горловой звук, который только с очень большой натяжкой можно было принять за согласие.       – Сколько времени, Илья, вы знакомы с Матвеем? – дежурным голосом спросил отец, словно брал интервью.       – Год, или около того, – ответил Илья, помолчав. – А какое это имеет… А, понял! Нет, мы стали встре… подружились недавно. Где-то с месяц назад.       Отец хмыкнул:       – И сразу прямо так и влюбились друг в друга?       Илья помолчал и признался:       – Да, наверное. Я не знаю…       – Прости, Илья, что спрашиваю о таком. Но это важно, – мягко произнёс отец. И объяснил:       – Видишь ли, Илья, мой сын ещё недавно был беспокойным и неугомонным подростком. Всего пару месяцев назад он хлопал дверьми и орал на нас с матерью, как потерпевший. Кое-как учился, спустя рукава, забросил музыку совсем, и тренер на него частенько жаловался…       – К чему ты ведёшь? – перебила его мать. – Матвей обычный мальчик, со всеми прелестями переходного возраста. Глупо было бы ожидать от него адекватного поведения.       – Да, но месяц назад он сел снова за инструмент, – с удивлением сообщил отец. – И стал опять играть, соседи мне тут же сказали. Он взвалил на себя кучу домашних обязанностей. Подтянул учёбу и перестал орать и хлопать дверьми… Я просто хочу понять, совпадение это или нет.       – Просто перерос и успокоился, – заявила мать. – Радоваться надо, что истерики закончились, а не совпадения искать!       – Когда мне понадобится твой ответ, я его спрошу, хорошо? – спокойно попросил отец. – А сейчас я хочу услышать Илью.       – Он сильно изменился, – нехотя проговорил Илья. – С того самого момента, как мы первый раз ходили с ним в кино. Он ещё тогда постригся, так смешно, с чёлочкой!       Голос Ильи словно сломался.       – Он словно стал стараться делать всё на «отлично», – медленно проговорил Илья. – Жить в полную силу, понимаете? Наверно, потому что перестал всего бояться. Темноты, высоты, воды…       – Откуда ты знаешь? - ахнула мать.       – Он сам мне рассказал, – охотно ответил Илья.       – И что ты сделал, Илья? – требовательно спросил отец.       – Помог ему немножко, – едва слышно проговорил Илья. – Так, совсем чуть-чуть.       Отец усмехнулся:       – Так, что теперь он по деревьям лазает, не снимешь, и на окошке сидит, ноги свесив?       – А что, не надо было? – испуганно спросил Илья. И смущённо добавил:        – Он уже и плавать почти научился, только вы не знаете.        – Плавать? – не поверила мать. – Мой сын? Ты что-то путаешь, Илья! Матвей в воду по колено не заходил никогда!        – А вчера речку переплыл, – упрямо повторил Илья слегка виноватым тоном. – Правда, мы вместе плыли. Я его страховал, на всякий случай.       Отец засмеялся:       – Ты, конечно, ужасно плохо на него влияешь!       – Как ты это сделал? – удивлённо спросила мать. – Как ты его заставил?       – Я не заставлял, – смущённо ответил Илья. – Я просто пообещал ему кое-что интересное на том берегу, вот и всё.       Отец вкрадчиво поинтересовался:       – Что именно, если не секрет?       – Что я его поцелую, – пробормотал Илья. И тут же быстро добавил:       – Это было всего один раз!       – Да ну, – произнесла мать с растерянным выражением. – Я тебе не верю! Нам целая дюжина психологов и психиатров сказали, что это навсегда, на всю жизнь. Что Матвей никогда не будет плавать!       – Он вчера переплыл реку, – уныло повторил Илья. – Спросите его сами!       Мать усмехнулась:       – А вдруг вы договорились и нас разыгрываете?       – Мы бы не стали, – сказал Илья. – Мы с ним договорились, что не будем врать друг другу, спорить по пустякам и ссориться из-за мелочей. А вам что, проще считать, что вас обманывают, чем поверить, что ваш сын может это сделать?       Мать точно поперхнулась, а отец пробормотал:       – У меня вообще голова кругом идёт от того, что мы здесь сегодня друг дружке наговорили!       – Простите, – проговорил Илья виновато. – Я хотел, как лучше. Ведь всем было бы неприятно, если бы вы нас обоих застали вдвоём… Вот тогда бы и получилось, что мы вас обманывали!       – Я уже не знаю, чему верить, – вздохнула мать. – И вам, Илья, мне верить совсем не хочется.       – Я понимаю, – быстро проговорил Илья. – Но вы попробуйте, пожалуйста! Хоть на секунду представьте себе, что он мне дорог так же, как вам. Что я всё для него сделаю, что смогу… Я же люблю его, правда. Всем сердцем, всей душой.       Матвей выдохнул, распахнул дверь и вышел на кухню.       Родители сидели на своих местах, по разные стороны стола. Мать – растерянная, с красным лицом и усталыми глазами. Отец, сгорбившись, сидел, подперев лицо руками. А Илья – спиной к нему, на его любимом месте. Поникший и сьëжившийся.       – Привет, мам, привет, пап! – вежливо поздоровался он, как обычно, целуя в щёку каждого из родителей. – Есть что поесть на завтрак?       Отец усмехнулся:       – Яичница с беконом.       Мать переводила растерянный взгляд с одного на другого мальчишку. До неё будто только дошло, что они почти ровесники. И что её сын уже не маленький мальчик, а почти взрослый юноша.       Матвей заглянул ей в глаза и сощурился. И она тут же отвела взгляд.       «Интересно, догадались они, что я подслушивал или нет?» – подумал Матвей, обнял за спину замершего на стуле Илью, чмокнул его в щёку, и невинным голосом спросил:        – А почему вы нас тогда до сих пор не кормите?       И тогда его мать махнула рукой и слегка неестественно засмеялась. 2005