Королева

Эйма младше Хелейны всего на год, но королевой станет не она. Вернее, пока не королевой, а только женой принца, но Эйма достаточно умна, чтобы понимать, к чему ведет свои интриги дед Отто. Она думала, мать поженит Эйгона и Хелейну, как только та расцветет, но мать дала ей время. Этого оказалось достаточно, чтобы сама Эйма стала женщиной. Эйма рассматривает себя в зеркале. Конечно, Хелейна намного красивее ее со своей округлой грудью, покатыми бедрами и густыми волосами. У Эймы поджарое худое тело, узкое лицо, по-мальчишески плоская грудь, да к тому же один глаз. Мать с упоением готовит свадьбу и уже заводит разговоры о предназначении Эймы. Мать хочет выдать ее за Дейрона, когда тот достаточно возмужает. Дед Отто же говорит об укреплении связей с другими домами. Например, лорд Старк недавно стал вдовцом. Эйма любит и Хелейну, и Дейрона, но больше она любит себя. Хелейна милая и нежная, но недалекая. Эйма же с раннего детства изучает историю и философию, великолепно говорит на валирийском, владеет мечом, хоть мать этого и не одобряет. К тому же она наездница самого большого и старого дракона в Вестеросе. У нее есть все, чтобы называться новой Висеньей, кроме удачи родиться старшей дочерью. У покоев Эйгона дежурят Каргиллы. Эйма мило им улыбается и проходит внутрь. Наверное, будь на их месте Кристон, он бы ее не пустил. Не когда она явилась посреди ночи в откровенном наряде. Но, кажется, боги ей благоволят. Эйгон попивает вино в одиночестве. — Какими судьбами? — улыбается он, когда Эйма проходит мимо. Она игриво отбирает у него кубок и устраивается на подлокотнике кресла. Нога обнажается почти до паха. Эйма делает глоток. — Пришла узнать, как ты, перед свадьбой с нашей сестрой. Не пошел сегодня в бордель? Эйгон фыркает. Их отношения всегда больше напоминали отношения братьев, чем брата и сестры. Возможно, потому что Эйма фехтовала вместе с ним, пока еще Эйгону это было интересно. Порой она даже оказывалась в компании его друзей, и он не стеснялся в выражениях. Правда, до того момента, пока не замечал младшую сестру. — Я не хожу в бордели каждый день, — отвечает он. — Через день? — улыбается Эйма. — Сколько женщин побывало в твоей постели? — Почему ты думаешь, что я трахаюсь только в постели? Эйма проводит пальцем по его лицу, и улыбка уступает место удивлению. Эйма медленно перемещается ему на колени, садится на него верхом. — У меня никогда не было мужчины, — говорит она, стараясь, чтобы голос звучал томно. — И ты хочешь, чтобы я стал твоим первым? Кажется, эта мысль не шокирует Эйгона. Он вновь улыбается, немного пьяно, немного самодовольно. Скользит рукой в вырез ее платья и бесцеремонно гладит грудь. Эйма ведет плечами, заставляя одеяние упасть, остается обнаженной по пояс. Впрочем, Эйгон уже развязывает ее пояс и откидывает одежду прочь. Он разглядывает ее, словно впервые видит. Наверное, такой она и правда предстает перед ним впервые. Эйма тянется к завязкам на его бриджах, пока Эйгон оглаживает ее бедра, плечи, проводит пальцами по груди и легонько сдавливает сосок. Она стонет почти искренне. Прикосновения Эйгона и впрямь разжигают в ней страсть. Она подозревает, что будь на его месте кто-то другой, например, Кристон, она стонала бы не меньше, но здесь Эйгон и она готовится отдаться ему. Внезапно Эйгон рывком поднимется, пересаживая ее на стол, разводит ноги и ныряет между них рукой. Эйма вскрикивает от неожиданности. Пальцы Эйгона массируют ее, заставляя стать влажной. — О, да… — шепчет она и раздвигает ноги шире. — Да… Она не знает, что именно так действует на Эйгона: ее стоны, вино или же он давно ее хотел. Но Эйгон перехватывает ее за талию и подается навстречу. Он входит медленно, и ей почти не больно. Он останавливается, давая привыкнуть к новым ощущениям и лишь потом начинает двигаться. Эйма вцепляется в его плечи, пока Эйгон все быстрее и быстрее вбивается в нее. Она стонет, вскрикивает, просит еще, хоть ей и не совсем приятно. Это не так больно, как рассказывают другие. Возможно, Эйма просто знает, что такое настоящая боль. Сколько раз она получала на тренировках от Кристона? Сколько раз падала с лошади? В конце концов, она лишилась глаза. По сравнению с той болью эта даже приятна. Эйгон хрипит куда-то ей в шею и замирает. Эйма подается навстречу, крепко обхватывает его ногами и ждет, пока он полностью не выльется в нее. Эйгон обессиленно падает обратно в кресло, грустно смотрит на опрокинутый кубок и разлитое вино. Эйма могла бы уйти, она получила то, за чем пришла. Однако она перебирается к Эйгону и устраивается у него на коленях. Он обнимает ее и зарывается пальцами в волосы. — Тебе было больно? — спрашивает он. — Немного, — признается она. — Тебе было приятно? — Я не поняла. Они сидят вот так, обнявшись. Эйгон гладит ее по голым плечам, по спине, по бедрам. Медленно его движения превращаются из успокаивающих, братских, в нежные ласки. Эйма берется за застежки его дублета. Так же медленно избавляет его от одежды слой за слоем, пока они оба не остаются обнаженными. Она вновь устраивается на нем верхом, и в этот раз он не пытается завладеть ею. Он скользит руками по ее коже, задерживаясь там, где ей особенно приятно. Он изучает ее, и она вместе с ним изучает себя. Эйма чувствует, что вновь влажная, и в этот раз опускается на член Эйгона сама, легко пропуская его в себя. Она двигается, пытаясь понять, что больше доставляет ей удовольствие. Она медленно вращает бедрами, приподнимается и опускается, подается вперед, пока ее не накрывает волна удовольствия, от которой все тело напрягается и сводит судорогой. Эйма даже не может застонать от внезапно нахлынувшей волны, беззвучно падает в объятия Эйгона. Утором она идет к матери и все рассказывает. Сказать, что мать расстроена, значит, ничего не сказать. Она в ярости. Она кричит. Впервые в жизни она отвешивает Эйме пощечину. — Чем ты думала?! Головой. В отличие от Эйгона, она думала головой. — И что прикажешь с тобой делать?! — распаляется мать. — Готовить лунный чай? Искать мужа, который согласится взять тебя такой? Или хочешь уйти в септы? — А может, ничего не делать? — Эйма ловит недоуменный взгляд матери. — Может, оставить все как есть и просто продолжить готовить свадьбу Эйгона и его сестры? Мать открывает рот, но тут же его закрывает, понимая. Она устало пускается в кресло. У нее не остается выбора. Изменить невесту, учитывая особенности Хелейны, не будет выглядеть странно. А если и будет, что ж, слухи ходят всегда и обо всех. О самой Алисенте говорят, что она стала любовницей короля задолго до замужества. — Какая же ты… — шепчет мать. — Какая? — Совсем как он. Эйма догадывается, что мать говорит не о ее отце, а о своем. Правда, мать не понимает, что для Эймы это комплимент. Свадьбу играют через месяц. Эйгон накидывает ей на плечи плащ и улыбается. Эйма вдруг осознает, что Хелейне он так улыбаться не стал бы. *** Эйгон спит на ее груди, его рука покоится на животе. Эйма размышляет, хочет ли вновь родить. У них уже есть двое детей, но мать считает, чем больше, тем лучше. Вечер выдался отвратительным. А чего еще ожидать от визита дорогой сестрицы? Мать на удивление ласково отнеслась к бывшей подруге, но вот Эйма не собиралась сдерживаться, и произнесла тост, который взбесил бастардов Стронга. Эйгон приложил мелкого ублюдка лицом об стол, разбив нос. Вечером в постели он получил награду. Эйма довела его до экстаза дважды. О смерти отца ей сообщают утром, когда Эйгон еще спит. Эйма запирает двери и окна и приставляет к покоям с десяток стражников. На совет ее пропускают без возражений. Дед Отто целует ей руку. — Ваше величество, — улыбается он. — Как поживает наш король? — Под надежной охраной, — улыбается в ответ Эйма. Кое-кто из членов совета начинает возмущаться, однако Эйма пропускает это мимо ушей. Она проходи к столу и садится по правую руку от десницы, там, где обычно сидит королева. Мать сегодня каким-то чудом выбрала другое место. — Начнем совет, — объявляет Отто. Эйма готовится к долгим разговорам, ссорам, крикам, может быть, даже кровопролитию. Однако она уже отдала распоряжение готовить коронацию Эйгона.