Аврора

      Изменялось все, менялись названия и границы стран, названия городов, менялся сам Гилберт Байльшмидт. И лишь одно в его жизни уже больше века оставалось неизменным. Каждый раз, когда он оказывался в городе на Неве (и не важно как именно в этот раз назывался город), Гилберт шёл на набережную, где его всегда ждала она. Аврора.       — Ты б хоть в Эрмитаж сходил, для разнообразия, — советовал ему Брагинский, — ты ведь с семнадцатого года там не был.       — А ты с восемнадцатого, — отмахивался Байльшмидт, отправляясь хорошо знакомой дорогой.       Этот разговор практически слово в слово повторялся каждый раз, стоило им приехать в Петербург. Естественно, всё повторилось и сейчас, Ивану едва удалось уговорить Гилберта подняться в квартиру и оставить там хотя бы рюкзак. И теперь глядя из окна на Гилберта, который выбежал на улицу так, словно за ним гнались, Иван задумался. Он все ещё не оставил попыток понять, что же связывает Гилберта и Её. Брагинский мысленно усмехнулся, кажется он, незаметно для себя, перенял у пруссака привычку называть Её именно так. Ещё ему очень хотелось понять собственное отношение к этому неизменному ритуалу.       Однажды Гилберт согласился взять его с собой и тогда Иван, впервые за всю свою жизнь, вдруг понял, что отчаянно ревнует Гила. Ревнует к Авроре?       Это было странно, возможно глупо, возможно совершенно иррационально, но он ничего не мог с собой поделать. И ему оставалось лишь молча курить, глядя на то, как Гилберт поднимается на палубу, как его встречает дух корабля, невидимый для обычных людей, как они смотрят друг на друга и как Гилберт целует руку девы в серой броне. Такой же серой, как и броня самого крейсера.       Стоя на набережной Иван не мог слышать о чём они говорят, да и не хотел, на самом деле. Он старательно отводил взгляд от тех двоих и ощущал себя лишним рядом с ними.       Рядом с Гилом.       Наверное так Гил чувствовал себя тогда в Зимнем, когда увидел самого Брагинского в чужих объятиях? Или это что-то другое? Это так странно сомневаться в том, кто не давал повода для сомнений. Были поводы для ненависти, для бессчетных сражений и войн, но сомневаться в его чувствах Ивану не приходилось никогда. Ведь, на самом деле, повода для сомнений нет и сейчас, хотя Брагинский уже несколько раз успел пожалеть, что вообще пришёл сюда. Словно увидел нечто, не предназначенное для его глаз, вероятно, именно так всё и было, а точнее тем двоим абсолютно все равно, видит их кто-нибудь или нет.       Погруженный в свои мысли Иван даже не заметил, как Гилберт, попрощавшись с Авророй, легко сбежал на набережную и, приблизившись, положил руки ему на плечи.       — Видел бы ты своё лицо, — пруссаку с трудом удавалось сдерживать смех, — у тебя то ли морская свинка умерла, то ли любовь всей жизни сбежала.       Иван, ничего не говоря, ткнул в него локтем, скорее для порядка, чем действительно пытаясь ударить.       — Не знаю как насчёт морской свинки, — ничуть не смутился Байльшмидт, совершенно проигнорировав действия Ивана, — а от меня ты до конца времён не избавишься.       — Ты это сейчас мне угрожаешь?       — Предупреждаю, Брагинский, — неожиданно серьёзно ответил Гилберт, глядя ему в глаза, — пока предупреждаю.       К этому разговору они уже не возвращались, но с тех пор в гости к духу корабля Гилберт всегда отправлялся один, а Иван ещё долго размышлял об увиденном в тот день. Возможно, ему потребуется ещё немного времени, чтобы справиться со своими чувствами, но когда-нибудь он даже попросит Гила познакомить его с Авророй.       Легенды о духах кораблей, наблюдающих за всем, что происходит на борту, и которые, в момент крайней опасности, могут прийти на помощь своим экипажам и иногда могут даже явить себя некоторым из команды, Пруссии когда-то давно рассказывал Дания.       «Почти как мы», — подумал тогда Байльшмидт. Конечно, ему не доводилось ни встречать ни одного из них, ни слышать ничего подобного от моряков, под его командованием, или он просто не интересовался ничем подобным раньше? Но если воплощения стран существуют, то почему бы не существовать и духам кораблей. Жаль только, что Дания так и не рассказал как они выглядят а сами духи не спешили появляться перед Гилбертом. Хотя с их стороны это и было несколько странно, кому же ещё им являться, как не Великому Пруссии?       По иронии судьбы когда дух корабля действительно явился ему, Гилберт едва всё не пропустил. Это случилось когда он по просьбе Брагинского совершил почти невозможное, проведя крейсер по Неве. Той октябрьской ночью Байльшмидт иногда боковым зрением замечал чьё-то присутствие рядом с собой. Иногда ему казалось, что кто-то стоит за его спиной, но не было времени даже просто обернуться, не говоря уже о чём-то большем. Любая задержка или потеря внимания могли привести к катастрофе.       Тогда он справился и только потом, когда все закончилось, позволил себе оглянуться, но там никого не было. Слишком вымотанный, чтобы удивляться или пытаться хоть что-то выяснять, Гил покинул корабль. Перед тем, как уйти, он обернулся и только теперь увидел стоящую на палубе рыжеволосую деву в серой броне. Она провожала его взглядом, до тех пор пока он окончательно не скрылся из виду.       Осознание пришло лишь несколько дней спустя. И Гилберт, мысленно ругая себя за фантастическую тупость, вдруг сорвался на бег, бросив удивленному Ивану «Потом объясню». Брагинский проводил его удивлённым взглядом, безуспешно пытаясь понять, что же взбрело в голову Байльшмидту на этот раз.       Гила уже ждали, дева стояла на палубе, там же, где пруссак увидел её в прошлый раз. При свете дня её распущенные волосы оказались не рыжими, а скорее розово-золотыми, как восход, броня была выкрашена в тот же цвет, что и корабельная. Она едва заметно улыбнулась и махнула рукой, приглашая подняться на борт. Повторять приглашение ей не потребовалось.       — Прости, — Гилберт опустился перед ней на колено и взял её за руку, — я так и не поблагодарил тебя за помощь тогда. Без тебя я бы не справился. Ты ведь дух этого крейсера? Как тебя зовут?       — Аврора, — дева снова улыбнулась так, словно он спрашивал о чём-то настолько очевидном, что это не заслуживало даже упоминания и жестом велела ему встать.       В тот день он ушёл только через несколько часов, слишком много всего надо было узнать, столько всего спросить, и ещё больше того о чём нужно было рассказать. Она не могла покинуть корабль, даже на короткое время, но ей хотелось знать, что происходило там в мире за его пределами. Почему в ночь их встречи Гилберту было так необходимо привести её к мосту, почему это не было одним из тех сражений, в которых ей приходилось принимать участие, но она чувствовал как многое от этого зависит. Не каждое из многочисленных сражений с её участием могло с этим сравниться, она понимала это, но важность этого действия для людей все равно ускользала от неё.       — Это величайшее событие, — улыбнулся Гилберт, закончив свой рассказ о революции, — тебя запомнят, не сомневайся.       Аврора лишь пожала плечами, известность среди людей не слишком волновала корабельного духа.       — Если бы это не было так важно тебе я бы не пришла.       Брагинский выслушал его рассказ с непроницаемым выражением лица и Гил так и не смог сказать, о чем в этот момент думает Россия.       — Значит я не зря попросил об этом именно тебя, — сказал Иван после затянувшейся паузы во время которой Гилберт уже успел представить себе все, включая свой показательный расстрел прямо на Дворцовой площади.       — Ты знал? — только и смог он спросить, — знаешь Аврору?       — Нет, с ней мы не знакомы, — безмятежно улыбнулся Иван, — я знал о том, что они существуют, но уже очень давно не встречал никого из них.       — Видимо повода для беседы не было, — проворчал Байльшмидт, исключительно из вредности, а ещё чтобы непременно оставить за собой последнее слово.       Иван снова улыбнулся, но промолчал. Гил же, казалось, окончательно утратил интерес к разговору о корабельных духах. Он и в самом деле не хотел продолжения разговора, но не потому что действительно утратил интерес, а потому что было ещё кое-что, о чем Великий предпочёл не упоминать.       На прощание Гилберт пообещал ей обязательно вернуться, как только появится возможность. Авроре удалось удивить его и здесь. Она не всегда могла понять, что движет людьми или воплощениями стран, иногда её это просто не интересовало. Даже много лет спустя Пруссия всё ещё размышлял — удосужилась ли Аврора понять разницу между людьми и воплощениями, или сочла это не существенным для себя. Впрочем, это совершенно не помешало ей перенять некоторые человеческие привычки и черты и интерес к тем аспектам их жизни, с которыми лично ей приходилось встречаться крайне редко или практически никогда. И сейчас её внимание привлекла влюбленная парочка на набережной, явно встретившаяся после долгого перерыва, Аврора некоторое время внимательно наблюдала за ним, а потом повернулась к Гилберту.       Байльшмидта удивило её явное смущение, в этот момент Аврору легко можно было принять за обычную человеческую девушку. Пруссия обернулся, проследив за её взглядом, и неожиданно понял.       — Можно? — тихо спросил Гил, приблизившись к ней и, дождавшись разрешения, осторожно поцеловал. Аврора так же осторожно ответила, кажется, она одновременно пыталась понять как это вообще происходит, что ей нужно делать и что она сама при этом испытывает.       — Ты слишком много думаешь, — прошептал Гилберт, ненадолго прерывая поцелуй, — сейчас это лишнее.              Как ни странно, но целоваться с Авророй оказалось точно так же, как и с обычной девушкой, разве что дух корабля, все равно оставалась больше сосредоточенной на своих размышлениях и ощущениях, а не на самом поцелуе. При других обстоятельствах, Гилберт мог бы и возмутиться подобным пренебрежением, или игнорированием самого Великого Пруссии, но только не сейчас. К тому же, ему самому было весьма любопытно, и кто знает, не с него ли брала пример Аврора.       — Знаешь, что самое главное нам с тобой сейчас надо запомнить, — как ни в чем ни бывало продолжил Гилберт, когда Аврора мягко отстранилась от него, — никогда не рассказывай об этом Брагинскому, вообще никогда, ни при каких обстоятельствах, договорились?       — Договорились, — подтвердила она, и неожиданно подмигнув Гилу, добавила, — ты главное сам не проболтайся.