Добро пожаловать на Игры, Энни Креста

ФИННИК

      Всё недовольство Мэгз было выражено в скрещенных на груди руках — жесте, используемым лишь чиновниками и ничтожными людишками, пытающимися показать свою значимость от занимаемого пространства. Встретишь медведя в лесу — встань на цыпочки, подбоченься и положи на голову какой-нибудь высокий предмет, оказавшийся под рукой. Так даже лесной гигант преувеличит твою значимость и испугается. Так частенько говорила сама Мэгги, отчего я трактовал её мнение без слов — моя старушка не одобряла подглядываний и была крайне недовольна. Однако она не спешила утащить меня от двери вагона-ресторана, что означало лишь одно — в этом гадком деле мы соучастники.       Насыщенная жизнь ментора с пятилетним стажем обязывала держать руку на пульсе и подсказала — разглядеть что-либо в замочную скважину в дверях трибутских поездов невозможно, поэтому я воспользовался отменным слухом и подстеленной ранее соломой — слегка приоткрытой дверью столовой. Поезда для трибутов состояли всего из четырёх вагонов: первый — управление, казармы миротворцев и комната для связи с внешним миром, второй — спальни для персонала, третий — комнаты команды, четвертый — пищевая зона и комната отдыха. Там не было тамбуров и многочисленных входов, как на поездах для гражданских перевозок, так что мы с Мэгз с комфортом пристроились у кладовых, готовые в любой момент спрятаться в ближайшей из них, где, как я рассчитывал, нам хватит места среди накрахмаленных скатертей и салфеток.       В столовой было тихо, как в центре Капитолия в семь утра, — пока в соседних кварталах рабочие и средний класс спешили на работу, обнародуя своё присутствие стуком каблуков по мостовой, шипением кофейных автоматов и гулом голосов, горничные в богато обставленных квартирах размеренно собирали детей в школу, стараясь не шуметь и не будить господ, отошедших ко сну четверть часа назад.       Тишина нервировала и мобилизовала одновременно — я был готов к любому развитию событий, включавших истерику, драку и попытку суицида слишком острыми для поездов трибутов столовыми ножами. Когда Аспен поинтересовался у Энни качеством сна, Мэгги нервно прикрыла рот рукой и подтолкнула меня ближе к двери, что заставило и меня напрячься и обратиться в слух.       Энни молчала, казалось, несколько минут, а потом тихим севшим голосом ответила:       — Нормально. Мне же вкололи лекарство.       Аспен хмыкнул:       — И всё? Без интересной истории? Чёрт, теперь я тоже хочу попробовать дрянь, которую тебе вкололи!       — О чём ты?       — Мне показалось, ты разрушала комнату, настолько чудовищные звуки исходили со стороны твоего купе. Наверное, это было во сне. Не бери в голову, сестра говорила, лет до 12 у тебя был лунатизм. Наверное, проблема вернулась, и ты превратилась в зверя. Хотелось бы и мне озвереть на ближайшую пару месяцев. Хотя с такой мощью и трёх недель мне бы хватило.       По его тону я понял, что Аспен улыбается. Наверное, проблему он собирался решать резко и болезненно. Причём для всех, кроме себя.       — Нет, это была я. Немного ошиблась и разбила несколько флаконов. Видишь ли, там лежали розовые шарики, и я подумала, что–       Аспен не стал дослушивать:       — Да-да, эта жутко пахнущая пена для ванны, понимаю-понимаю. Отвратный запах, ощущается, будто стоишь в жаркий день на цветочном лугу. Но знаешь, что самое странное? Я слышал голоса. Что смешно, ведь эти чудики в балахонах безголосые.       — Какие чудики? Почему безголосые? — Энни говорила тихо и будто заторможено.       — Ну да, языков же у них нет. Говорить не могут, понимаешь? Никаких тебе «бла-бла-бла». Язык нам нужен, вот почему. Без него мы можем только мычать. Или кричать. Помнится мне, у меня за стеной не было коров или этих жутких капитолийских певичек из телевизора, которые могут только орать, изображая талант.       — Финник помог мне. Было много пены, я растерялась, попыталась убрать, начала сбивать флаконы с полок, и–       — Да-да-да, чудесно! А поподробнее?       — Что?       — Ну поподробнее. Что он делал? Что ты делала? Что объединило вас в эту жаркую ночь?       — Да ничего, он помог мне подняться и накормил, пока в моей ванной прибирались. Почему ты вообще это спрашиваешь? Какая разница, если ты даже не хочешь узнать, что произошло! И никакая ночь не жаркая, в поезде прохладно! — голос Энни наконец прорезался, и я почувствовал гордость за то, что она пытается дать отпор.       Хотя я и не понимал, чего конкретно добивается мой второй подопечный, но интуиция подсказывала, что история пахнет новыми слезами, потому что время, которое мы выделили парочке для выяснения отношений, Аспен потратит не с большой пользой для Энни, мирно разграничив их интересы, а оторвёт пластырь вместе с кожей и корочкой.       После небольшой паузы Аспен сдавленно продолжил:       — Я не думал, что ты такая. Так просто предать свои чувства ради чего? Какого-то смазливого морального урода с кучерявой шевелюрой, который может повыгоднее продать тебя капитолийским толстосумам.       — О чём ты говоришь? Я не понимаю! Ты вызвался добровольцем после меня, прекрасно понимая, что нам придётся делать, но даже не хочешь это обсудить? Что ты хочешь знать и зачем мучаешь меня? — голос Энни дрожал.       — Мои мотивы? Имеют ли они значение, учитывая то, что вы делали в твоём купе, пока мы ехали на бойню? Ты стянула рубашку при первой возможности, верно? Моя любимая, розовая. Она так тебе шла… — Аспен сделал паузу и, по всей видимости, в конце театральной паузы хлопнул ладонью по столу. — Я чувствовал между нами связь, все эти годы. Знаешь, ту самую, вечную и неугасающую, как из твоих любимых сказок. Я любил тебя, Энни. Уважал, любил и защищал. Без предрассудков, трепетно и нежно, но твоё поведение и то, что ты позволила себе с этим бесполезным красавчиком, непростительно. Ты пошла на это, чтобы получить больше помощи? Чего он тебе пообещал? Спонсоров? Лучшие наряды на интервью? Подкупить жюри на показательной тренировке?       Моё лицо горело, а костяшки пальцев, которыми я вцепился в ручку двери кладовой, побелели. Я был в ярости и недоумении одновременно — моя репутация в родном дистрикте была безупречна, и Аспен не мог знать, какие вещи я был вынужден творить в Капитолии под покровом ночи. Воспользоваться человеком, которому нечего тебе противопоставить — низость, в которой я сам играл роль побеждённого, но мальчишка не мог знать и этого. Он лишь искусно давил на больное место, точку, которую хорошо знал и, по всей вероятности, сам и создал.       Энни, не ожидавшая подобной бесчестности от друга, не оставляла попыток объясниться:       — Аспен, о чём ты говоришь? Какие баллы и спонсоры? Там было так много пены, я перепугалась, и ожидала проблем, но–       — Как мило и романтично! Надеюсь, ты до самой смерти не забудешь этот сладкий момент в розовом облаке пены.       По половицам заскрипел сначала один стул, а потом и второй. Мэгз насторожилась и потянула меня за рукав пиджака в сторону кладовой, но я застыл на пороге, бешено соображая и пытаясь унять дрожь в пальцах. Во время первого ужина Аспен показался мне приятным человеком, который вызвался добровольцем, чтобы попытаться обеспечить будущее своей сестре, которая не особо блистала в учёбе и не могла рассчитывать на хорошее место в жизни. Благородно и добросердечно, учитывая его готовность умереть за одну возможность хоть что-то изменить. Он делал комплименты Мэгз и рассказывал о своей гордости за мою победу и страхе никогда так и не принести дистрикту эту честь повторно. Я действительно поверил ему и посчитал восторженным ребёнком, но дети не плетут интриг и не уничтожают всё живое ради своей выгоды. Гадкий паук плёл сети, и кто знает, как глубоко он успел запустить свои мерзкие ядовитые лапки? Его нужно было раздавить, пока не стало слишком поздно.       Я покрепче взялся за дверную ручку, собираясь открыть дверь и сделать хоть что-нибудь с отвратительным театром одного актёра, развернувшемся в столовой, но в глубине комнаты услышал возню и тихий голос Энни, состоящий из «пожалуйста» и «подожди». Надеясь, что это недоразумение решится объятием, поцелуем или просто разговором двух адекватных людей, я расслабился, пытаясь унять дрожь, и припал ухом к двери, но Аспен не планировал останавливаться:       — Ты знаешь, что самое мерзкое, мини Эм? Этот павлин настолько бесполезный, что не может даже мозг в кучу собрать без утренней порции алкоголя. В стакане у него был явно не чай, понимаешь? Хотя тебе, наверное, теперь известны все его секреты, как и то, что коньяк творит с молодым мужским телом и разумом. Моя ладонь соскользнула с дверной ручки, и пальцы ощутили шершавую древесину.       — Аспен, пожалуйста, не говори этого! Постой, дай мне всё объяснить!       — Не трогай меня и не ходи за мной. Не хочу тебя видеть! Ты — грязная шлюха! — жесткие слова оборвали лепет Энни.       Я слышал гулкую пульсацию крови в голове и подступивший к корням волос жар. В щёлочку двери кладовой, куда меня затащила Мэгги, в дорожках солнечного света виднелась мужская фигура, размеренным шагом удалявшаяся в соседний вагон.       В моей голове тихонько скреблась детская назидательная песенка родом из Четвёртого:

«Бедный Джерри, хоть бездельник, Но был сказочно богат! Сделал так и сделал эдак — получился водопад! Камни, золото да деньги Что за магия, бездельник? Расскажи, как стал богат? Ах он Джерри, бедный Джерри! Хитрый лис он, наш бездельник! Долго думал и сказал: Я, конечно, не дурак, но такие вот изделья Сложно просто получить вот так! Ты попробуй понемножку Выпросить то соль, то ложку Расскажи, что не богат, Что страдаешь скарлатиной, Что облил зерно бензином, и осталось голодать! Надави на жалость дольше И получишь порося. Ах он Джерри, наш бездельник, Он, конечно, не дурак! Смог найти такое дело, не придраться ведь никак. Но прикрой скорее двери! А то Джерри наш, бездельник Дверь открыв, без промедленья, Ляжет он в твою кровать!».