«Голубое Озеро»

Дилан не сдерживался, так что крики были слышны ещё долго. В конце концов, в последнюю минуту репетиции все октябрята и пионеры убегали под крики вожатого о том, чтобы эти дети валили отсюда и даже не думали приходить к нему до завтрашней репетиции. Иначе кончится всё это плохо. Рома кривился на весь шум, но ничего не говорил. Просто молился всем богам, чтобы всё это кончилось как можно скорее. Метцлер же поплёлся к сцене, совсем позабыв о нём. А Фильченко решил не напоминать о себе, закрыв глаза, наслаждаясь долгожданной тишиной, лишь иногда было слышно, как по сцене что-то таскают и это шкрябает по деревянному лакированному полу. Рома даже и не обратил внимания, как начал погружаться в дрему. Поэтому и не услышал приближающихся шагов. —Вставай, пионер!—прокричали ему на ухо. Вскрикнув, он упал с кресла на колени. Рома слегка зашипел и, подняв взгляд, увидел вожатого, что пытался спрятать испуг за недовольным выражением лица, вот только глаза выдавали того. — Ну что? Допрыгался, малец? — с наигранной усмешкой в голосе спросил Дилан. Пионер, раскинув в голове несколько вариантов на выражения своего мнения, но решил на этот раз ничего не отвечать. Роме в принципе не хотелось смотреть на вожатого, не только разговаривать. Голова-то ещё болела. Отведя взгляд, он стал рассматривать пол. Он выбрал из двух зол. — Дойдёшь сам? Да что я тебя-то спрашиваю... — дополнение было сказано шёпотом, но на него Рома внимание обратил. — Как-то не очень ты выглядишь. Давай-ка я тебя быстренько отведу. — это был явно не вопрос, а утверждение. Неожиданно для Ромы, его закинули через плечо. Дилан, ничего не говоря, поплелся в сторону медсестры. Ромка решил не спорить, но голову поднял для того, чтобы смотреть,ведь он знал какая будет интересная реакция у других людей. Пионера смешил тот факт, как реагировал вожатый на каждого встречного. Тот злился, ведь те встречные замирали с раскрытыми ртами и смотрели на них. Стоило им встретиться с глазами медсестры. Ромка сразу понял, им тут не рады. А значит, что в кабинете женщины ещё кто-то есть. Стоило им зайти, как Рома увидел своих друзей. С быстрой скоростью он оказался на кафельном полу. А сзади слышалось, как дверь закрылась. Вожатый решил, что теперь Ромка не его забота. И он был прав. Фильченко перевёл взгляд на друзей, те-же в ответ тоже на него смотрели. — Да вы гоните, вы-то что тут забыли? — задал он вполне логичный вопрос. — А ну, тише, — шикнула на него медсестра. — Ты-то сам что тут делаешь? Ударился? Обжегся? Отравился? — Да не, я со сцены упал. А на меня следом вожатый. — с неловкой улыбкой сказал Рома, смотря на своих друзей. Тимур, к удивлению, спал, а Саша с Ричардом смотрели на него и перешептывались. — Ну и ну. Боже, за что же мне всё это? — смотря наверх, задала риторический вопрос женщина. — Что же ты стоишь? Снимай рубашку, посмотрим, что там с твоей спиной, ну и с головой тоже... И вот Фильченко стоит спиной к женщине, чувствуя, как на спине растирают холодный крем или мазь. — Я всё. У тебя там синяк, походишь несколько дней ко мне. Больше ниоткуда не падать, а то спина не выдержит. Иди посиди или полежи. Не знаю. Ромка быстро накинул рубашку и поплелся к друзьям и сразу же застегивая пуговицы. Женщина же подошла к Тимуру, начиная перебирать пряди волос, иногда грустно посматривала в сторону пионеров. — Это кошмар какой-то. Если вот этих двух, — указала она на Зимина и Трумана, — можно отпустить их сейчас, и приходить им больше не надо будет, — замолчала она, отведя взгляд, но потом снова заговорила. — То вот тебе, Сашенька, — посмотрела она на девушку, — надо будет ходить сюда ещё несколько дней, да и никаких активных игр, купаний. Надо будет максимально оградить твои руки от внешних раздражителей. *** Время обеда пролетело достаточно быстро, и уже скоро у дверей медпункта стоял Родион Витальевич. Рома наблюдал, как тот нахмурил брови при виде него. Вожатый стал громко что то говорить, из его криков Ромка понял лишь то что им надо в столовую. Фильченко, повернув голову, увидел, как Тимур, которого разбудили крики, сонно хлопал глазами и жалобно даже промычал что-то под нос себе. Это на время заткнуло злого вожатого, а медсестра укоризненно смотрела на того. Но вскоре тот снова заговорил. — Ну раз вам нечего делать. Роман поможет помыть посуду, а Ричи приберётся в библиотеке после октябрят. Вожатый дождалась, когда те оба встанут, и, не обращая на злостный взгляд медсестры, он двинулся в сторону пищеблока. Рома думал, что Родион Витальевич уже поел, а идёт с ними только для того, чтобы присмотреть за ними двумя. Ну, точнее, за одним пионером, который картавый и слегка застенчивый. Ромка хотел многое сказать, но решил просто молча пойти за ним вслед. Проблем у него и так куча, вожатые и так его не сильно любили. Хотя сейчас ему было уже и наплевать. *** Труман сидел, откинувшись на спинку стула, ковыряясь в странновато выглядящем супе. Иногда он поднимал взгляд, но сразу же отводил его, ведь вожатый не сводил с него глаз. На его удивление, ему нравилось это внимание. Хотя признаваться в этом не хотелось. Но кушать всё же это мешало, отвлекал сильно. Видимо, придётся ждать полдника. Ричарду стало интересно, и он посмотрел на Рому. Тому было вообще плевать на присутствие вожатого, он ел, судя по всему, ни о чём не думая. Внезапно до Ричирда дошли слова вожатого в медпункте. Он будет убираться в библиотеке после октябрят! А значит, все карандаши, краски, листки, мелки и ещё что-нибудь будут раскиданы по всей территории библиотеки. Он обречённо стоял около ведра, где в воде плавала тряпка. Вода была серая и пахла странно. Вздохнув и пересилив себя, он начал убираться. Его давний друг, ну или проще Рома, находился сейчас где-то там в пищеблоке, совсем один, и моет вместо других целую кучу одинаковых тарелок. Ричирд не знал, что хуже. Вообще, подразумевалось, что Ромка «помогает», но на него просто повесили всю работу. Так делали часто. Денег мало, чтобы нанимать отдельных лиц на уборку. Поэтому детей заставляли, говоря, что это «общественная деятельность, что приносит пользу». Ричард решил не думать о плохом, поэтому сектор мыслей перешёл на рыжего вожатого. Он ему нравился, только Труман не понимал, в каком смысле «нравился». Он же не голубой, наверное... А у вожатого красивые черты лица... Ричард повис на швабре, думая о Родионе Витальевиче. Он перевёл взгляд, где была открыта дверь, а на улице летали бабочки и стрекозы. Сейчас его мало что волновало, лишь мысли были ему интересны. Неожиданно в дверях показался объект его мыслей. Родион. Весь мокрый и недовольный, и что то у того было с губой. Он прошёл и сел за один из столов, с волос капала вода. —Что смотришь? Работай, я посмотрю. —пробурчал тот. — А вы почему м... — он не успевает договорить. — Дети воду толкнули. А Глеб не предупредил. Черт с этим недоумком. Пусть теперь страдает, — почти что выплевывал слова Родион Витальевич. — Каждый год обещаю сюда не приезжать, и каждый год я здесь, — добавил он почти шёпотом. Но Ричард услышал. Он пытался сделать вид, что усердно работает, и вроде вожатый даже охотно верил в это. Водить тряпкой по полу не так уж и сложно. — Ты тут на столе недотёр. Ребята хорошо постарались. Труман завис, затем перевёл взгляд на старшего. Его вечно недовольное лицо было расслабленным, а в голосе не было строгости и злости. Может, ударился головой, пока его толкали? *** Глеб Николаевич отдыхал недолго. Выговор от его друга, от другого вожатого, и ко всему кучка детей, что так и стремилась убежать куда-то. Лист в кармане тоже тяготил, ибо надо не забыть его отнести Тимуру, ох, как же тот будет не рад. Да вообще никто не будет рад бумаге со странными закорючками и даже с некоторыми ошибками, хоть и незначительными. Весь текст был написан человеком из другого государства. Его буквально заставили взять под опеку этот кружок для детей, а он теперь отыгрывается на бедных детях. Время обеда — страшное время в принципе. Когда дети идут в пищеблок — это страшно, ведь никто не может знать, что же на этот раз заберёт их маленькие головешки. Хотя девочки были поспокойнее, они чаще всего и ничего не делали, а вот мальчики.. Глеб бы очень хотел быть таким человеком, который не уставал. Каждый год всё проходит плюс-минус одинаково, и вот под конец смены он уже планирует, как сброситься в реку. Единственное, что не изменялось за пять лет, так это Тимур Зимин. Как только у Глеба появилась возможность в 18 лет, он стал почти на каждую смену летом ездить в лагерь (до сих пор не понимал, зачем). И каждый год тут был этот мальчик. Его любили все взрослые. Он был для них идеальным ребёнком. В то время же для других детей он казался странным, и Дорофеев понимал, почему. Из мыслей его насильно выдернул Родион, что, видно, недавно подошёл. Рыжий вожатый злобно пялился на него. А затем что-то злостно рявкнул ему про обед и речку. — А что там насчёт Зимина? — неожиданно для самого себя поинтересовался он у друга. — Зимин? Да валяется у медсестры. Семеро одного не ждут. И он не наша обязанность. Тем более, он бы даже есть не стал. — агрессия со стороны Федотова была привычным делом. — Точно... А может, с ним поговорить? Вдруг поест всё же... — вслух произнёс он свои мысли. — Глеб, ты дурак? Говорю же, он не наша обязанность. Подумай о наших октябрятах, вот твоя ответственность. Почему я один за ними слежу? — Понял... Солнце пекло, огромная стая детей. Ну не мечта ли разве? Самому купаться нельзя, надо следить за этими детьми. Можно только стоять в воде, но ни Глеб, ни Родион в воду заходить не планировали, ибо сегодня на пляже есть физруки. По началу всё было довольно неплохо, даже спокойно. Бутылка с водой не давала умереть от жажды. Дети не брызгались и не пытались утопить друг друга. Играли в мяч. Но, видимо, потом дети решили искупать ещё и вожатых. Ну или, точнее, только одного. Они находились близко к воде. Глеб несмотря на просьбу друга неотходить от него, решил пройтись вдоль берега, оставить своего товарища, что заснул под лучами солнца. Ребёнок подкрался незаметно сзади и потряс за плечи Родиона, крикнув на ухо ему: —Петров там топит Машку! Тот подскочил и побежал, но ноги его заплетались, и вот он падает в воду, разбивая при этом губу, а из носа потекла кровь. Вылезая из воды, он заметил, что товарища его нет, там где он должен быть. Родион, злой и покалеченный, догнал нерадимого товарища и начал орать на него. Ему было просто непонятно, что неясно в словах «не уходи далеко от меня». *** Федотов направился к медсестре, где встретили его не очень радостно. В него чуть не кинули книгу, но всё же помогли. Кровь из носа остановили, а губу обработали. В корпус вожатых попасть ему не получилось, ведь оказался он был под замком, а ключ Родион отдал Женьке, боясь потерять. Единственное, что пришло в голову, это пойти в библиотеку, где был недофранцуз. Вожатый был уверен, что тот всё ещё возился с уборкой. Оказался он прав, пионер пытался помыть пол, ну как пытался, просто стоял и смотрел на улицу. Сначала его и не заметили, но стоило ему подойти к двери, как взгляд чёрных глаз не отрывался от него. Родиона это не раздражало на удивление, но не нагрубить он не мог. —Что смотришь? Работай, я посмотрю. — пройдя к столу и сев на стул, сказал Федотов. Ему на самом дели было всё равно, работал тот или нет. Но следить за ним было интересно. — А вы почему м... — Родион понял, что хочет спросить младший, поэтому решил перебить и сразу ответить. — Дети воду толкнули. А Глеб не предупредил. Черт с этим недоумком. Пусть теперь страдает. — На самом деле, ему было всё равно. Даже если бы Глеб и попытался предупредить его, то толку от этого не было, он ушёл слишком далеко. Да и сам Родион задремал. Но его просто злил тот факт, что он осушился и ушёл. — Каждый год обещаю сюда не приезжать, и каждый год я здесь... — пробурчал он. Ему нравился лагерь, но ему постоянно подсовывали октябрят. Ему бы хотелось поработать с более старшими, но его хотелки не учитываются. Дальше никто разговор и не продолжал, ребёнок пытался сделать вид, что работает. Вожатый видел, что тот по сути и ничего не делает, но решил ничего не говорить. Переведя взгляд на стол, он увидел засохшую краску. — Ты тут на столе не дотёр. Ребята хорошо постарались. Он и не заметил, как чёрные глаза смотрели на него с удивлением.