Там, в конце разлук

По дороге, что вела сквозь перелесок… Хотя, по дороге — это сильно сказано, лучше сказать — по широкой тропинке в высоких травах. Вот по этой самой тропинке и брела неспешно в длинных светлых одеждах прекрасная дева. Ее расплетенные волосы сияли в лучах солнца тем древним, позабытым уже светом, что смешал в себе серебро и золото давно канувшей в прошлое Эпохи. Дева несла букет из полевых цветов и трав, многие из которых имели целебные свойства. Умиротворение и покой были разлиты в воздухе, покоем дышала природа Благого Края, и здесь, вдали от городской суеты, где начинались бескрайние дремучие леса охотничьих угодий Оромэ, это чувствовалось особенно сильно. Здесь редко можно было встретить путника, и поэтому звук лошадиных копыт, что нарастал, приближаясь, грозя вскоре нарушить уединение, неприятно удивил ее и заставил раздраженно хмуриться. Скоро вдалеке показались два всадника, что стремительно приближались, будто соревнуясь друг с другом в скорости. Лицо прекрасной эльдэ сделалось совсем уж мрачным, словно туча закрыла солнце — даже не видя еще лиц всадников, а только их свободно летевшие по ветру волосы — одни светлые, как сияние Итиль, а другие чернее воронова крыла, да манеру держаться в седлах, и эту нелепую скачку наперегонки, она уже знала, кого увидит. Своих двоюродных родичей дочь Финарфина помнила, к сожалению, слишком хорошо. Их кони летели по склону холма, среди редких кустов и деревьев — огромные, сильные — вороной и серый, стук копыт звучал громом, но увидев ее, оба всадника стали сбавлять ход, и приблизившись, перешли на шаг, а затем и остановились. — Ты видишь то же, что и я, о брат мой?! Уж не морок ли… — проронил, изумленно глядя, Куруфин. — Сестрица! — воодушевленно заорал Келегорм, так, что стайка мелких птиц в панике взлетела с ближайшего кустарника, — Артанис, чтоб мне… эээ… — Ты ужасно неучтив, Турко, — тут же поправил его брат, — Добрая встреча, леди Галадриэль! — проговорил Куруфин, приложив руку к сердцу и склоняя голову, но в то же время глядя совершенно безо всякого почтения и ухмыляясь в своей излюбленной манере. — Точно! Звезда сияет в… ээ… В общем, привет, — Келегорм лучезарно улыбался, ничуть не беспокоясь о том, чтобы не ляпнуть что-то неподобающее. — Каким образом… Откуда вы здесь взялись? — едва смогла выговорить Галадриэль, несмотря на то, что это было очевидно. — Мы возродились, сестрица! — радостно сообщил ей Келегорм. Галадриэль на несколько мгновений прикрыла глаза рукой. Последний раз своих кузенов Тьелкормо и Куруфинвэ она видела в свете факелов и блеске мечей, так же конными, но в латах — во главе отряда, бешено прорывавшегося через мост к воротам Менегрота. А потом — вода, обернувшаяся кровью в волшебном зеркале, безумный бег через потайные ходы пещер, по тайным тропам, через снег и тьму с заплаканной, испуганной Эльвинг на руках, сквозь опасные зимние пустоши, в толпе выживших, все дальше и дальше — к морю. Унося с собою в тяжелом ларце ожерелье со Звездным Камнем… — Все здесь обезумели окончательно. В то время, как лучшие из эльдар остаются во мгле Чертогов, в забвении и сумраке лесном… А возрождают — вас? Что за нелепость… Это, должно быть, какая-то ошибка. Какой в этом смысл, и что за польза Благим землям в жизни тех, кого земля не держит? Чьи сердца поглотила ненависть, и этого не исправить?! — Намо и прочие считают по-другому, — самодовольно хмыкнул Куруфин. — Да, мы очень полезны обществу! Без нас вы тут с тоски загнетесь. А так есть еще малюсенький шанс дотянуть до Дагорат в здравом уме и памяти. — А я бы не дала ни одного шанса тебе, Тьелкормо! Как ты не оставил надежды на жизнь моему брату! Ты недостоин жить. Вы оба! И я бы… Я… — у Галадриэль от сильных эмоций перехватывало дыхание. — Ты бы?.. Сделала — что?.. Братоубийство — это плохо, Артанис, — иронично заметил Куруфин, — Мы-то решительно осуждаем такое, не правда ли? — Да, Намо все мозги про… ээ… просветил нам в Чертогах, осуждаем, понятное дело. Мы теперь за мир. А ты, что же — против решений Валар? Выглядит, как призывы к этому… как, Курво? — Экстремизму. — Вот, да. Мятеж и призывы к этому самому в светлом Валиноре — какой ужас. Мне страшно, брат, — с серьезным видом покачал головой Келегорм, с любопытством оглядывая, между тем, тропинку и деревья впереди, гладя нетерпеливо переступавшего коня по светло-серой шее. Галадриэль казалось, что все мудрые слова, какие бы они ни были, бессильны и бессмысленны, и вот прямо сейчас сделались неуместными, а внутри ее фэа поднималась, грозя снести все рамки и приличия, чистая, как пламя, ярость. Охапка цветов в ее руке вмиг завяла и тут же рассыпалась прахом под изумленными взглядами кузенов. Вытянув осыпанный пеплом палец, она угрожающе проговорила Келегорму: — Ты! Чьи руки в крови еще с юности! Кого мой брат впустил в свой дом, себе на горе! Думаешь, что притворное раскаяние тебе поможет? Тебе весело сейчас? Что ж, посмеемся вместе, после того, как я поговорю об этом с Ингвэ и Оромэ! — Всего-то. Собрала бы уж Совет Валар, чего мелочишься… По поводу моих кровавых ру-ук, да, Серый? Хоро-оший, хороший мальчик, сейчас, сейчас поедем, — Келегорм невозмутимо трепал коня по холке, пламенным речам кузины уделяя не более внимания, чем и Серый. — Везде, где бы ни появились вы — начинаются беспорядки и волнения. Какого рауга вам двоим надо в этом лесу?! — прекрасные глаза Галадриэль сверкнули молнией. — Ладно тебе, Артанис, чего ты взъелась, мы тут охотимся… А может, и сами к Оромэ поедем, хочешь с нами? Заодно и нажалуешься на Тьелко, — миролюбиво предложил, усмехнувшись, Куруфин, — Поехали, запрыгивай ко мне. Только с чарами — ты поосторожней, знаешь ли. — А-а, Куруфинвэ, — зловеще протянула Галадриэль, переключившись с бесчувственно-толстокожего Келегорма на его младшего брата, и явно не собираясь никуда запрыгивать, — Я слышала, что Тэльмиэль дожидалась тебя — убийцу и бесчестного предателя, от которого отрекся даже родной сын — целых три Эпохи, так безутешно, так преданно… Хоть ей и предлагали нормальный брак. Это правда? Интересно, что она нашла в твоей змеиной натуре. Как можно любить подобное… Это какое-то искажение фэа, что ли? — Хм, — Куруфин посмотрел, недобро прищурясь, а ухмылка его при этом стала шире — Ну, может дело и не только в фэа, ты не думала? Может я, несмотря на свою натуру, весьма неплох в качестве супруга — о таких вещах не говорят, но… Я мог бы дать пару советов твоему Теле… Келе… твоему синда, а то ты какая-то нервная, злая… От мужа уплыла сюда… Я-то с сыном помирился недавно. А твоя дочь — уже исцелилась от… куда же ты? Сестрица?! Провожая взглядами решительно зашагавшую прочь разгневанную Галадриэль, братья переглянулись. Келегорм, беззвучно смеясь, почесал в затылке: — Ну вот, теперь поползут о нас опять плохие слухи. Зачем ты с ней так. — А она первая начала! Не трогала бы Тэльмэ… Пускай ползут. — Как в детстве, честное слово. Ничего не поменялось. Ладно, у нас, в отличие от сестрицы, дел полно. Оглядев еще раз пепельный след, что оставался под ногами Галадриэль на месте травы и редких мелких цветочков на тропинке, Келегорм, снова переглянувшись с братом, присвистнул, затем пустил коня рысью, а Куруфин поспешил за ним. Впереди зеленым морем шумел заповедный лес.

***

Чем дальше они ехали, тем лесная чаща становилась все более непроходимой и дремучей. Ветви вековечных деревьев сплетались узором над колоннами необъятных стволов, и все меньше неба можно было увидеть в том узоре. В лесном сумраке таились шорохи, между деревьев здесь летели огоньки светлячков, а иногда и глаза зверей вспыхивали совсем близко. Спешившись, эльдар пробирались по едва заметной звериной тропе, ведя коней в поводу. — Что, правда, поедем к Вала или?.. Келегорм покачал головой отрицательно. — Тсс, — шикнул он фыркнувшему позади него Серому, а конь в ответ бесцеремонно положил морду ему на плечо. Охотник напряженно вслушивался в каждый звук, присматривался к лесной чаще. Через некоторое время среди переплетенных ветвей блеснул просвет, и он поднял руку, делая знак остановиться. На широкой лесной поляне, где кроны деревьев расступались, пропуская солнечный свет, нагромождение поросших мхом камней образовывало небольшой холм. В двух шагах над холмом, на воздухе парила застывшая фигура эльфа со скрещенными босыми ногами, и с руками, воздетыми вверх. Его золотые волосы летели, обвиваясь вокруг, медленно двигаясь, наподобие водорослей в потоке речных вод. Внизу, у подножия холма весело переливался родник, исчезая в лесном сумраке, среди зарослей диких трав и веток, а сверху поток солнечного света освещал фигуру эльфа, делая его похожим на Айну. Одет он был лишь в переброшенный через плечо истрепанный плащ, глаза его были закрыты. — Ох ни… чего себе, — прошептал Келегорм едва слышно, обернувшись— Как, думаешь, он не… того? Куруфин решительно нахмурился: — Есть лишь один способ проверить… Из чащи вековых деревьев на заветную поляну с шумом и грохотом ворвались всадники. Их могучие кони, всхрапывая, срывали копытами дерн, вороного его хозяин, красуясь, поднял на свечу. Парившая в воздухе светящаяся фигура вздрогнула. Дивный светлый эльф открыл глаза. — Хэй! Славная добыча попалась нам сегодня, брат! — рявкнул Келегорм. Золотоволосый эльф замахал руками, и неловко спрыгнул вниз, едва удержавшись на ногах. Широко раскрыв сияющие глаза, он молча смотрел на всадников. В глазах его было смятение и едва ли не ужас. — О да! — зловеще усмехнулся Куруфин, — Как же нам повезло. Это же наш братец Артафиндэ, если только он не призрак или видение! Сыновья Феанора спешившись, с любопытством разглядывали потрясенно смотревшего Финрода. — Я не видение, — проговорил он наконец, — Здравствуй, Турко. Здравствуй, Курво. Хотя я не уверен, реальны ли вы… Или же судьба решила испытать меня снова… призраками прошлого. Его кузены дружно рассмеялись. — Ооо, поверь, мы очень реальны! — покивал головой Келегорм и потянул руку к поясу под плащем, где обычно носят оружие. — Сейчас в этом убедишься, — заверил Куруфин. Финрод смотрел, безмолвно застыв. Келегорм выхватил из-под плаща большую пузатую флягу, поднял ее повыше, и многообещающе оскалился улыбкой.

***

На лесной поляне, где солнце освещало замшелые камни и родник, бродили расседланные кони — вороной и серый. Трое эльдар сидели на траве у родника. — Допел ли ты свою песню, братец? — Еще нет, братец. Мне не хватало еще двух голосов для последних строк. — Мы здесь как раз для этого, Финдэ. — Мы любим тебя, братец! И прям покой потеряли, когда узнали! Не смогли спокойно слышать, как ты тут… существуешь, — Келегорм положил руку на плечо Финрода, а с другой стороны его точно так же хлопнул по плечу Куруфин. Финрод улыбнулся: — Намо приказал, или Майтимо? — И Намо, и Майтимо. Все уши нам прожужжали. И Ирмо… Надо закрыть эти, как их, Курво? — Гештальты. — Во! Но и мы сами, тоже. — Мы ведь теперь добрые эльдар, — усмехнулся Куруфин. — Я вас любил и недобрыми… — Мы помним это, Финдэ. Вот только Клятве было плевать и на любовь, и на родство. Финрод кивнул, он с сомнением посмотрел на флягу в своих руках: — Что это?.. — Не знаю, — ответил Келегорм, пожав плечами, — У матери в кухонном шкафу такое стоит, Нельо сказал не трогать. И кулаком погрозил — значит хорошее. Не бойся, хуже чем любовь, отравы все равно нет. Я первый попробую… — Почему это ты! — вскинулся Круфин, но Келегорм оказался быстрее — вмиг отхлебнув из отобранной у Финрода фляжки, он на мгновенье задохнулся, прохрипел «Nar!» и сунул ее обратно в руки кузену, продемонстрировав поднятый вверх большой палец, а другой рукой вытирая выступившие слезы. Финрод, глядя на это, вздохнул. — Видишь ли, — сказал он, — в поиске ответов о действии Замысла в Мире уже не сильно привязываешься к материальному, и не нуждаешься во многих вещах, тем более в подобном. Иногда отблеск будущего света переполняет фэа настолько, что заставляет забыть обо всем, словно бы преодолев некий предел, так что и роа становится вне притяжения Имбар… — Мы это заметили… — усмехнулся Куруфин. — Да, это все здорово, конечно… — сказал Келегорм, — Ты и летать научился, еще и прет тебя просто так, впечатляет! Но я точно знаю, что кое-кто в Тирионе очень тоскует по тебе. И как теперь быть… Финрод грустно улыбнулся. — Турко… Поверь, есть вещи, которые… Познание Истины — сложный путь, оставить его ради дел сиюминутных и суетных… Да и ради сетования близких — это неправильно. — Ну насчет дядюшки — в этом ты может и прав, там только появись — Арафинвэ вмиг напялит на тебя венец, и спихнет всю бумажную волокиту. Сестрица конечно, тоже не подарок… Но как же твоя мэльдэ? Финрод посмотрел пристально на Келегорма и отвел взгляд. — Амариэ все равно никогда не сможет принять меня таким… какой я есть. — Брось, Финдэ. Даже меня принимают таким, какой есть, а уж тебя-то… — сказал ему Куруфин. — Увы, это не так, — Финрод улыбнулся светло и печально, — Я давно уже не тот восторженный юноша, что уходил в Сумеречные Земли три Эпохи назад… Меня прежнего больше нет. А то, что есть… Его никогда не заменит. Все просто. — Это она тебе сказала? — осторожно поинтересовался Куруфин, — Пфф… Можешь не отвечать. Поверь, братец, ты это зря воспринимаешь настолько… прямолинейно. Это могло означать вообще все, что угодно, а твое отсутствие теперь ситуацию, мягко говоря, не улучшает. Вообще, тебе повезло, что не доводилось еще выбирать совместно подарок ее маме, или шторы в гостиную. Вот где пригодится философское отношение к материальному и опыт в дипломатии… Говорил это Куруфин с самым серьезным лицом, а Келегорм так же уверенно кивал, словно при обсуждении плана предстоящей битвы, и будто сидят они втроем уже не у веселого ручья на зеленой траве, а вокруг стола с картой, испещренной стрелами линий, под суровыми каменными сводами крепости… Финрод моргнул. Машинально глотнул из пузатой фляжки нечто, похожее на жидкое пламя — привычный мир рушился слишком стремительно. — Хорошо, что вы хотя бы живы, — задумчиво проговорил Келегорм, — Ты и она. Никто не ушел никуда навеки. Так у вас есть еще надежда. А понимаете вы друг друга или нет — это уже меньшая из проблем. Я вот, думаешь, понимаю — хоть взять даже братьев? Это я не про сложное сейчас — Кано или Майтимо, нет. Вот, его? Да рауко его знает, чего младший плетет иногда. Но вроде, звучит, как квэнья — отлично. Значит, не спятил пока. Ну, а если тебя еще и ждут… Если тебя ждут, а ты не возвращаешься, то вот это называется… — Охотник сосредоточенно нахмурился, щелкнул пальцами. — Эскапизм, — подсказал Куруфин. — Свинство! — закончил мысль Келегорм, — Думаешь, я хотел возрождаться? — продолжил он, — Но Курво хотел. Метался по Чертогам, разговаривал с гобеленами, пытался шантажировать Намо… Финрод, отхлебнув еще огня, с ужасом посмотрел на Куруфина — тот, скривив гримасу, молча отвернулся. — А я-то уже и начал привыкать там, даже подружился с Айканаро наперед. А то с дедом скучновато, а рядом с отцом порой и опасно — так неправильно, сяк не говори… Кстати, привет передает тебе, — кивнул Келегорм, но увидев, как побледнел кузен, уточнил, — Брат твой, в смысле. — Спасибо… — Даже у Айканаро дела сильно лучше, чем у тебя, Турко, — заметил на это Куруфин, — Так что, возродившись, ты точно ничего не потерял. — Братская поддержка, вот ты какая… — хмыкнул Охотник. — А потому что нечего пялиться было куда не надо, а больше думать о деле! — начал раздраженно Куруфин, и запнулся, посмотрев на Финрода, — Конечно, дело уже прошлое — прости, Финдэ… Это моя вина, я был готов на… Счел, что можно обмануть Клятву — перековать на свой лад, раз все так вышло, и то, что в том горне сгорит родная кровь, мне было уже безразлично. А кроме того, ты доконал меня своим упрямством… — Я не держу на вас зла. Я уже прожил это и отпустил, — ответил Финрод, глядя, будто сквозь него. — Вот и здорово, осталось нам еще… И тогда Арда, видимо, исцелится окончательно, — Куруфин, кривя отвратительную усмешку, поднял кверху ладонь в нарочито-благочестивом жесте, — Все расцветет, и мы, взявшись за руки, увидим сонм небесных парусников в сиянии восхода — золотом и нежно-алом… — Курво, хватит тебе, — нахмурился Келегорм, — Прошлое прошло! Но, братец, я не думаю, что Замысел о мудрейшем из нолдор состоит отныне в общении с — камнями?.. — Это не совсем так, — заметил с улыбкой Финрод, — Я верю, что рано или поздно сбудется предрешенное, и надежда — Эстель, что озаряет сердца лишь слабым отблеском, явит новый Свет, который рассеет тьму, и в бесконечности Арды Возрожденной эльдар — совершенные, но не завершенные — будут петь рядом с Детьми Людей, среди зеленых долин и гор… Я всего лишь пытаюсь осмыслить это… Келегорм слушал Финрода зачарованно, удивленно, будто нечаянно получив в дар тот самый слабый отблеск безнадежной надежды. — Тебе все равно ничего не светит, Тьелко… — невесело заметил Куруфин. — Пусть! — Келегорм вскочил, — Пусть не все сегодня могут смотреть с надеждой в завтра! Но даже без надежды — я не остановлюсь! Потому что не верю, что наша история закончилась, что мой народ стал лишь призраком себя, — мигом взобравшись на высокий камень, он поднял руку ввверх, — Что славные деяния нолдор — это теперь только строки на страницах пыльных летописей, а мы — жалкие тени ушедшего мира! Я не верю и не смирюсь с этим! Верю, что мы способны еще на многое! Останешься ли в стороне от будущих великих дел — ты, Инголдо? Пойдешь ли с нами? — он протянул руку Финроду, — Или откажешься, чтобы прожить до Конца этого Мира в глуши и сумраке? Финрод смотрел на него восхищенно. Затем он поднялся, пошатнувшись. — Огонь твоих речей способен и камни поднять на подвиги, Туркафинвэ, сын Феанаро! Но я не отправлюсь снова в этот путь один. Сквозь все мои дороги и труды, во все битвы меня вела та… что оставила теперь. А может, это ее я оставил… — То есть, ты в этом не уверен? — Куруфин поднял бровь. Забрав, тем временем, у Финрода фляжку, он отпил оттуда, скривившись. Финрод в ответ посмотрел на него озадаченным взглядом большого ребенка. Куруфин развел руками: — Я лишь сделал логический вывод, не смотри так. — Я думаю, в ее сердце больше нет места мне. — Если это так, то ты, конечно прав, но сначала надо бы все выяснить наверняка, — заметил Келегорм, спрыгнув с камня, — Нужно задать вопрос и получить ответ! Знакомство с Истиной может стать и не особо радостным… И возможно, после уже не выйдет взлететь, а больше наоборот, уж поверь. По крайней мере, ты хоть будешь точно знать. Но, конечно, для этого надо иметь стальные… — Нервы? — предположил Куруфин. — Кстати, да, и нервы тоже, — Келегорм, отобрав у него фляжку, передал ее Финроду. — Звучит, как вызов. Как будто вновь рука судьбы подносит чашу мне, — сказал Финрод, усмехаясь. Он посмотрел на своих кузенов воодушевленно, сияющими глазами, — Что ж, вижу, пути назад нет. — Ооо, да! — ухмылки обоих сыновей Феанора стали одинаковыми.

***

День стал клониться к вечеру, на поляне удлинялись тени. Эльдар седлали коней. — Знаешь братец, хочу сказать тебе одну важную вещь: ты, безусловно, прекрасен внешне, а уж внутренне — так вообще выше всяких слов, но! Если желаешь произвести впечатление на деву, то тебе обязательно нужно обзавестись штанами! Поверь, так ты станешь вообще неотразим. Подберем тебе что-нибудь поприличней— поедем в наш старый дом, там аммэ, иногда Нельо живет, — сказал Келегорм Финроду, отмахиваясь от морды излишне дружелюбного Серого. — Он, кстати, скоро переедет в Форменоссэ, сейчас делами в крепости его воспитанник распоряжается. — вмешался Куруфин, попутно стараясь успокоить злонравного вороного, — Конечно, многие из нолдор хотят присоединиться, кто-то хочет освоить новые места, а кто и по старой памяти… Сам понимаешь, из-за этого в Тирионе последнее время… довольно оживленно. Дядя Арьо волнуется немного, но ты ведь сможешь убедить его, что это он совершенно напрасно, оснований для беспокойства нет? — Турко, — обернувшись к Келегорму, Финрод стал серьезен, — С этого следовало начинать. — Финдэ, — Охотник улыбнулся, — С этого никогда нельзя начинать. Ты сам все прекрасно знаешь. Да, и пожалуй, поезжай с Курво — он у нас любит вдвоем кататься. Финрод с Куруфином переглянулись, и Финрод покачал головой — что тут скажешь. Куруфин собрался было высказать брату, что думает о нем, но вскочивший в седло Охотник уже не смотрел на них. Пристально вглядывался он в непролазную чащу за стволами вековых деревьев, улыбаясь кому-то, скрытому там — может, зверю, а может, еще кому.