Получилось.

      Сердце билось с бешеной скоростью, чуть ли не выпрыгивая из груди, дыхание сбилось, пальцами парень нервно перебирал собственные волосы, каждую секунду поправляя их и смахивая снежинки. Все время казалось, что кудряшки сбились и некрасиво свалялись, хоть он только сегодня голову мыл, и минут сорок убил на то, чтобы высушить непослушные волосы диффузером, да еще и так, чтобы лежали красиво. В процессе безумно хотелось бросить это все, но причина таких страданий была веская. Очень веская.       Спустя больше года, Глеб всё-таки смог дописаться до него. С левого аккаунта и по очень замысловатой схеме. Сложно. Но, возможно, как оказалось. Удалось выпросить встречу, назначить дату, время, место. Получилось.       Но сейчас в грудную клетку снова прокрался страх. Вдруг он не придёт? Вдруг согласился тогда только для того, чтобы Глеб отстал?..       …На самом деле, особо ссоры как таковой между ними не было. Сначала будто бы отдалились друг от друга, потом туда-сюда, и связь потеряли совсем. Глеб помнил только ночь, когда, будучи пьяным (как обычно, в принципе) он позвонил Сидорину и объявил, что им стоит прекратить отношения. Якобы они уже почти не видятся, да и Серафиму стало все равно. Викторов позже много раз вспоминал эту ночь, и не мог понять, с чего же он тогда взял, что Сидорину все равно. Ведь Фим сам постоянно ему писал, звонил, звал встретиться. А Глеб променял его. Да и на что — на бутылку!       Почему-то тогда Викторов о таком не задумывался. А на следующий день уже было поздно — Серафим везде его заблокировал, да еще и сменил номер телефона и электронную почту. Проще говоря, теперь с Серафимом пересечься у Викторова шансов не осталось. Никаких.       Сперва он думал, что Серафим сделал это временно — мало ли, захотел заставить кудряшку поволноваться. Однако когда на протяжении еще недели статус контакта в телеграм так и не изменился, мозоля глаза надоедливой надписью «это печально» и пропавшей аватаркой, Глеб понял, что сильно Серафима обидел.       Потом он пытался связаться с Сидориным через общих знакомых. Однако те из них, кто не последовал примеру Серафима и не занес наглого парня в черный список, лишь молча качали головой при первом упоминании Сидорина в разговоре, а при втором быстро находили причину и куда-то «срочно» отлучались. Наверное, Серафим им все рассказал и попросил Викторову не помогать.       И правильно сделал. За свой по-настоящему идиотский поступок это самое меньшее, чего Глеб заслужил.       И вот, спустя год с лишним, Глебу наконец удалось достать номер. Было сложно, но, как уже было сказано выше, ради столь веской причины можно и постараться.       На словах схема выглядит довольно просто, на деле же провернуть такое оказалось намного сложнее, чем кажется. Глеб даже не задумывался, что столь незамысловатый на словах план будет настолько трудновыполним. Если ты, дорогой читатель, сейчас уверен, что, по канонам, у нашего героя все получилось с первого раза, это ошибка, да еще какая. Нет, далеко не с первого. И не со второго. И не с пятого.       Нужно было всего-то посмотреть номер у кого-то из знакомых в телефоне, пока те отойдут. Звучит просто, да? Не-а.       У Юры Глеб долго не мог найти нужный контакт, а все из-за привычки вышеупомянутого называть всех ну уж слишком неожиданными словами. И Викторов ну никак не мог подумать, что у Перфилова Сидорин записан как «Жопа ангела».       Хоть Глеб причину столь интересного имени впоследствии и узнал, мы вдаваться в детали этой наинтерейнейшей истории не будем, и, уважаемый читатель, ты обязан меня за это поблагодарить. Поверь, этого ты знать не хочешь. Но давайте отойдем от темы Серафима-жопы, пожалуйста.       В итоге, когда Глеб наконец отыскал нужный контакт, номер он запомнить не успел — Юра уже заметил пропажу смартфона и быстро его нашел, разумеется, быстро лишив Глеба возможности что-то найти.       После еще несколько раз повторялась та же ситуация — Викторову оставалось лишь дивиться внезапно обнаруженной у всех подряд креативностью и не терять надежду, хотя последнее, будем честны, с каждым провалом давалось ему все хуже и хуже.       Самое обидное было, когда Глеб пытался выведать юзернейм Сидорина в телеграм с аккаунта Андрея. Он быстро нашел нужный чат, но, вот черт — у Фима в мессенджере скрыт номер телефона, а юзера нет. Решив воспользоваться последним, что смог придумать, Глеб просто переслал себе сообщение от Серафима. Но и тут невезение — «аккаунт скрыт пользователем».       Ситуация, однако, решилась проще, чем ожидалось — стоило всего-то пару раз поунижаться, на коленях рыдая в ногах у Гриши, и тот не выдержал — в тот же вечер (второго дня рыданий) у Викторова в кармане лежала заветная бумажка с номером. Правда, перед тем, как написать эти желанные одиннадцать цифр, Гриша несколько раз взял с кудрявого обещание никому не говорить, кто именно номер дал.       Кстати говоря, обещание это Глеб позже нарушит, но это окажется неважно, так что за Гришу можете не переживать.       Следующие две недели Глеб все время думал, что же именно написать, да еще так, чтобы Серафим тут же его не заблокировал. И, к счастью, к концу второй недели ответ нашелся сам собой.       Полностью цитировать это самое сообщение я не буду, ибо не вижу в этом особого смысла. Скажу только, что Глеб извинялся. Много раз извинялся. Очень много раз извинялся. И у него получилось.       Получилось уломать старшего на встречу, обсудить все. И рад этому тогда Глеб был безмерно.       Важно заметить — место выбрано было не из побуждений не тратить денег, а лишь потому, что поговорить хотелось без лишних глаз, и на нейтральной территории, на чем, кстати, настоял Серафим, ибо Глеб был готов уже пригласить того к себе домой.       И вот сейчас, сидя в открытой беседке городского парка, Викторов снова тонул в собственных мыслях. Всплывающие слова вроде «А вдруг он не придет?» так и пульсировали в голове, не давая спокойно вздохнуть.       Но вот наконец сердце словно забилось сильнее. Глеб увидел недалеко маленькую и до мурашек знакомую фигуру того, кого увидеть уже и не надеялся.       Серафим быстрым шагом шел к беседке, где уже через полминуты и оказался. Еще раз поправив волосы, Глеб обернулся.       — Си… Серафим. Ты пришел… — почему-то его гениальный ум не смог придумать ничего лучше этого.       — Мг. Пришел. — сдержанным ровным голосом хмуро ответил Сидорин. — Ты чего-то хотел?       — Я… — Глеб не нашелся, что сказать. Но ведь весь последний год он каждый день представлял эту встречу… Почему не происходит чуда, которое он себе всегда воображал?       — Ну?       Глеб вдруг заметил, что Серафим прячет глаза. Не поднимает их на Глеба — наоборот, его взгляд направлен вниз, и он слишком уж тщательно изучает свои кроссовки.       — Сима…       — Серафим. — прервал тот Глеба. — Пожалуйста. Серафим.       — Х-хорошо, Серафим… Я… — Глеб на секунду замялся, но вдруг, поймав себя на том, что тоже с чрезмерным интересом рассматривает собственную обувь, быстро поднял голову, смотря на Сидорина. — Я хотел извиниться. — твердо заявил он.       — Что?.. — Сидорин явно не ожидал услышать такие слова. От удивления даже поднял голову — его взгляд быстро скользнул по знакомому лицу. Но, опомнившись, Фим тут же опустил глаза.       За эту секунду, которую они смотрели друг на друга, Глеб успел заметить… Слезы? Да, слезы, застывшие на любимых голубых глазах.       — Серафим, ты… — Глеб забыл те слова, извинения, которые собирался произнести. Голову занимало одно. — Ты плачешь?..       Уж чего-чего, а такого Викторов не ожидал. Он был полностью уверен в том, что Серафиму он исключительно мешает и надоедает. А оказывается…       — Что? Нет, я не… — словно спохватившись проговорил Серафим, пытаясь незаметно смахнуть предательски наворачивающиеся слезы. — Все нормально. — быстро вернув себе безразличный тон, он бросил: — Продолжай.       — Прости. Сим, я творил очень много хуйни. И я очень об этом жалею! Правда! Я… Я бы очень хотел все исправить, ты не представляешь, как хотел бы! Если бы ты только дал мне шанс… Последний! Прошу… — затараторил Глеб, однако был прерван тихой репликой старшего:       — Исправить? — хриплым голосом переспросил тот. — Глеб, что ты хотел исправить?       — Я… Серафим, я… — слов он не нашел. Не получилось.       — Ты понимаешь, что надо было раньше об этом всем думать? — Сидорин непременно сорвался бы на крик, если бы не предательски подступающий ком в горле.       — Да, да, да… Я идиот! Я готов сделать все, что угодно, только бы все исправить…       — Глеб, ты… Правду говоришь сейчас? — Серафим вдруг поднял голову, смотря теперь прямо в карие глаза Викторова. И Глеб убедился, что слезы, блеснувшие на ресницах Сидорина, ему не показались. И вдруг он понял еще одну вещь. Он… Он ведь никогда, ни разу не задумывался о том, как чувствовал себя Серафим. Когда игнорировал его часами, днями, неделями; когда ночами пропадал неизвестно где, не отвечая на звонки; когда назначал встречи, и не приходил, потому, что где-то пил; когда говорил все те ужасные слова, произнесенные в порыве непонятной агрессии, да еще и в пьяном состоянии… А Серафим ведь человек. Чуткий человек. Ранимый. Хоть и пытается всячески всем показать, что ему на всех все равно.       А Серафим продолжал:       — Ты правда думаешь, что я смогу тебя простить после всего, что ты делал? Всего, что ты мне сказал? Всех твоих скандалов, истерик на пустом месте? Да ты ведь даже не знаешь, как я себя все это время чувствовал! — голос предательски дрогнул, по щеке пробежали две влажные дорожки. — Ты можешь вообще себе представить, чего мне стоило пережить это все?       — Я… — у Глеба не было ответов. Он действительно виноват. Очень. И, наверное, у него уже даже нет шанса исправить все, что натворил…       — Глеб… — вдруг тихо проговорил Сидорин. — Скажи мне, только честно. Ты правда хочешь… Попробовать все исправить?       Викторов с готовностью закивал:       — Конечно! Я бы все для этого сделал, клянусь!.. — и, сам не зная почему, он вдруг подошел к Серафиму и обнял его.       — Малыш, я так по тебе скучал… — одними губами проговорил Серафим, обнимая младшего в ответ, по привычке, как раньше, зарываясь носом в мягкие кудряшки. Сказал тихо, почти беззвучно. Но Глеб услышал.       — Сима… Прости меня. За все прости… — прошептал тот. На глаза наворачивались слезы, к горлу подступал ком, не давая нормально вдохнуть.       Они так и стояли, под медленно падающими с неба хлопьями снега, вдвоем, в открытой беседке, обнимаясь и плача. Вместе. Снова.