Пробовать новое

— От Монтока до Квинса всё затоплено. Сейчас мы, судя по всему… Речь Грега прервалась шуршанием старых карт в его руках. — Чёрт его знает, — парень устало выдохнул и потёр нос. — Но мы приближаемся к возвышенности, значит указатели скоро тоже покажутся нам на глаза. Ноа скептически хмыкнул. — Главное, чтобы с ними не показались и мародёры. Каннибалов мы уже видели. Ждём людей-амфибий? Я бы ничему уже не удивилась.       Через час, когда уровень воды заметно упал, начали виднеться выцветшие рекламные билборды и фасады обветшалых жилых домов. Догребя до небольшого непромышленного здания, вход в которое обеспечивало разбитое окно на уровне второго этажа, было принято решение оставаться здесь на ночлег, а после думать о плане дальнейших действий. Многие были максимально вымотаны после произошедшего накануне, а гребля по очереди добила последних. В быстром темпе совершив осмотр помещений, что на первый взгляд являли собой давно заброшенное общежитие, Дмитрий всех отпустил отдыхать до своей смены караула. В этот раз я могу считать, что мне несказанно повезло. Личная комната, в шкафу которой лежало чудом сумевшее сохраниться запакованное одеяло. Легко ухмыляясь своей удаче, я невольно задумываюсь о том, что стало с этой девчонкой, чью обитель я заняла на эту ночь и чьи руки так старательно заклеивали все стены постерами с русым мальчишкой. Кажется, это певец, но я даже не пытаюсь вспомнить его имя. Мечты о горячем душе не покидают мои мысли, пока я привожу себя в порядок походным набором и влажными салфетками. Убедившись, что приготовленная мною постель идеальна, насколько это вообще возможно, я просто падаю в неё лицом, зарываясь в то самое одеяло. Блаженство. Думаю, мне нужно не больше минуты и я просто отключусь. Но не успевает пройти и пары мгновений, как дверь в «мою» комнату приоткрывается. Решаю не открывать глаз. Если кто-то собрался меня убить — то пускай, я слишком устала для всего этого дерьма. Тот, кто открыл дверь, видимо, осмотрелся и тихонько прошёл внутрь, закрывая её за собой. Мысленно чертыхаюсь. Уж лучше бы это был убийца или какой-то захудалый мародёр. Но это она, конечно же. От шума дыхания Анны весь покой, на который настроилось моё тело, вмиг улетучился. Она застыла прямо у кровати, то ли рассматривая меня, то ли задумавшись о чём-то. Я планировала и дальше имитировать сон в надежде, что она не захочет меня будить. Вместо этого доктор, стараясь сделать это аккуратно, залезла в мою постель. Нагло устроившись рядом, она потянула сторону одеяла на себя, от чего я не смогла сдержать недовольного ворчания и открыла глаза. Девушка лежала ко мне спиной, на боку, и едва повернув голову в мою сторону, произнесла: — Прости. Ты же знаешь, я… не могу спать с Кирой, а ты… То есть… у тебя отдельная комната. Можешь потесниться. Тон, что сначала выглядел извиняющимся, к концу предложения обрёл налёт обвинительного. Как обычно. Знаешь, что я не смогу тебе в этом отказать и злишься. Только на меня или на себя? За то, что ты этим пользуешься. Сдержав напряженный выдох, почти рывком переворачиваюсь на спину, буравя взглядом потрескавшийся серый потолок. Ты лежишь слишком близко и мне совсем не нравится, что из-за твоего присутствия мне приходится контролировать работу своей грудной клетки. Повисшая тишина приносит прямопротивопожный успокоению эффект. Как кошка, что никак не подготовит себе место, ты перекладываешься с боку на бок, но никакое из положений тебя не устраивает. Чувствую, как начинает сводить скулы от раздражения. На саму себя. Детям можно закатить истерику, если они не получают желаемую игрушку. Жаль, что с Анной такое не сработает. Не в этом случае. В безуспешных попытках уснуть ты наконец сдаешься, оставшись лежать на животе. Не успеваю я обрадоваться этому, как слышу голос, приглушённый тем самым большим белым одеялом. — Эта спина меня с ума сведёт, клянусь тебе… Мои губы сами сжимаются в плотную линию. Совсем не тонкий намёк читается сквозь строки твоей невинно-отстранённой фразы. Сказано как пустяк, словно просьба передать соль за столом. Конечно же, Анна не станет думать ни о чём предрассудительном. Подруги же могут делать друг другу массаж в случае необходимости. Что в этом такого, да? Молчу, так и не шелохнувшись, вспоминая, как ты сбросила мою руку со своей талии, словно я прокаженная. Будто я сама скверна, а ты святая. — Может… ты могла бы немного размять мне спину? Между лопаток. После довольно долгой паузы слова звучат неуверенно, словно ей пришлось их буквально клещами из себя вытащить. Пока демоны в глубинах моей души смеются, надрывая себе животы, я прогоняю из воображения картинку голой спины девушки и отчеканиваю короткое: — Я не умею. Вижу краем глаза, как Анна разворачивает лицо ко мне. — Да брось, в этом нет совсем ничего сложного. На её убеждающий тон я лишь неопределённо пожимаю плечами, что вполне себе является ответом. — Ну же, Лэйн. Никогда не поздно научиться чему-то новому. Уговаривая меня, она оживляется, пропуская пару игривых ноток. Я лишь хмыкаю, поднимаясь в полусидячее положение, продолжая бездумно глядеть на парня с постеров. — В отряде все должны друг другу помогать, — шутливо продолжает она, легонько толкая меня коленом в бедро. — Я буду твоей должницей. О, я за это сдеру с тебя в три шкуры. Как самый настоящий коллектор. — Попроси кого-то другого. Думаю найдутся те, для кого доктор в должниках это полезный актив. Моя недошутка звучит слегка надменно, на что ты вмиг прекращаешь свои беспечные уговоры, снова окуная нас в пучину тишины затопленных Нью-Йоркских развалин. — Я не хотела просить кого-то. Твой голос такой серьёзный и в то же время безнадёжный, что у меня против воли внутри что-то сжимается. — Я хотела… Тебя. Скажи тебя. Произнеси это так, чтобы я поверила. Что только я тебе нужна. Только я могу тебе помочь. — Я хотела попросить свою подр… — Хорошо, — резко перебиваю её я, сжав уголок одеяла в кулаке изо всех сил. — Сделаю. Что угодно, лишь бы не слышать этого треклятого слова из твоих уст. Анна, вероятно, не сразу поверила что я всё-таки согласилась, но после начала устраиваться. Откинув с нас верх постели, она убрала из-под головы подушку, разместившись ровно лицом вниз. Я наблюдала за этим, пытаясь на корню подавить признаки внезапно возникшей нервозности. Это просто дружеский массаж. Расслабься, какая разница, понравится ей или нет. Пока она лёжа старалась закатить на спине свою термокофту, я пыталась придумать с какой стороны мне будет удобнее всё сделать, при этом минимизировав наш контакт. — Тебе будет лучше присесть… сюда, — почти с безразличием произносит Анна, пальцами указывая на свои бёдра. Прикусывая губу, я размещаюсь как было сказано, стараясь вообще не думать о том, кто где и как мог бы сидеть при других обстоятельствах. Наши комплекты термобелья идентичны, не считая цвета. Мой фиолетовый, а её чёрный. Учитывая, что одежда подобного назначения всегда должна быть обтягивающей, больше о какой-либо минимизации контакта речи идти не может. Сквозь тонкие лосины я всё равно чувствую тёплую кожу её упругих бёдер. Не хочу позволять себе садиться полностью, что делаёт моё положение не совсем комфортным. — Жаль, что в нашем расположении нет масла. Фраза меня смешит. С открытой усмешкой я подхватываю, растирая ледяные руки: — А я тебе кто, массажистка? На сеансы будешь теперь записываться? — Зависит от эффекта, — странным загадочным голосом заканчивает она, двигая бедром чуть в сторону, из-за чего я полностью оказываюсь сидеть на ней. Эффект определенно будет. Следуя чётким инструкциям доктора, я осторожно растираю ладонями спину, «подготавливая». Она немного дергается в начале, объясняя всё кратким «щекотно», но через пару минут успокаивается, наконец привыкнув. Несмотря на свои мысленные установки, я действительно стараюсь всё делать правильно. Не обращая внимания на боль в мышцах и усталость. Методично занимаясь поставленной мне задачей, я стараюсь понять как оказалась в этом положении. Не в том, в котором я своими бёдрами чувствую её, а в общем. Мне никогда не было ни до кого дела. Всегда была только цель. Люди лишь средство её достижения. Если кто-то на пути и был, кого я желала, то это лишь для физического наслаждения и не более того. Как далеко я ушла от «мне нужна только Книга Апокалипсиса» до «мне важно, чтобы все выжили и вернулись в Оксфорд»? Почему мне больше не всё равно? — Да, вот тут, чуть правее под углом лопатки. Разминая указанное место ощущаю, как девушка всем телом выгибается от боли, приподнимаясь в туловище. Тусклый свет химической лампы освещает для меня силуэт округлостей её груди, что я вижу со спины. Я почти не отвлекаюсь на это. Будто с каждым днём все члены этого отряда по кусочку прогрызали пути в моё холодное сердце. И они успешно выполняют задуманное. — У тебя хорошо получается, — с необычной смесью боли и удовольствия произносит Анна. — Никогда не думала поменять профессию? Её смешок растворяется в едва сдерживаемом стоне, когда я разминаю пальцами зону выше. Меня должна интересовать только Книга. А не генералы, охотники или девушки. Я знаю, что все ответы там. Я разгадаю ключ, и тогда… Выныриваю из омута своих мыслей, когда понимаю, что руки сами собой переместились на шею и разминают её у ключиц. Анна спрятала лицо в постель, но раз она ничего не сказала… Надавливаю большими пальцами, несмело сминая гладкую кожу. Немного вниз, вверх. Затем чуть сильнее, от чего слышу сдавленный звук, совсем не похожий на боль или протест. Это скользкая дорожка, даже хуже чем ходить по острию ножа, но я не могу себе отказать. Мелкими кругами разминаю шею вверх, зарываясь пальцами в волосы. Не выдержав, Анна поворачивает голову вправо, напряженно дыша. Продолжая мошенничать с дьяволом и не имея адвоката, я массажирую шею, особенно задерживаясь в тех местах, что заставляют её издавать звуки. Чем больше их слышу, тем ощутимее чувствую как узел напряжения внизу живота завязывается сильнее. Анна режет меня без ножа. Я лишь подставляю ей свои руки, предлагая — вдоль или поперёк? Кровь разгоняется, подбивая увлечься, от того я оглаживаю ладонями её спину, талию, подтянутые руки. В ушах шумит собственное живое сердце, пока я представляю, как мои ладони обхватывают её грудь, играясь. Позволяю себе насладиться, запомнить, в который раз проклиная своё подсознание за странный недавний сон, где всеми лишними были мужчины и не было лишь одной нужной женщины. Короткими ногтями пробегаюсь по краям позвоночника, от чего она прячет странный шипящий звук и двигает бёдрами, заставляя моё возбуждение стать более явным. Это пытка. Ад на Земле, но чёрт возьми, как же приятно гладить её безупречную кожу. Касаться, мнить что обладаешь, пока эти холодные глаза реальностью не пригвоздят тебя к каменному полу. Я знаю, что тебе нравится. Я вижу, как вздымается твоя грудь сейчас. Пытаясь доказать себе и ей, я прохожусь ногтями по её бокам, снова заставив извиваться её и вожделеть себя. Только скажи, чего ты желаешь. Я сделаю так, как ты себе это представляла. Я нужна тебе, Анна. И она говорит, внезапно останавливая меня и себя, с трудом подбирая слова осипшим голосом: — Это было… то, что нужно. Ты… настоящий друг, Лэйн. Мне… полегчало… Пока она прочищает горло, придавая своему голосу нормальную тональность, я вскакиваю с неё, пулей отлетая к окну. Внизу пульсирует, я сжимаю свои плечи, проклиная «холодные ночи Сибири» и своё желание, что неконтролируемо рядом с ней. Уставившись на воду снаружи, в которой отражается едва различимый свет треснувшей Луны, я жду. Уходи быстрее и оставь меня одну. Это уже не кошки-мышки и правила поведения с дикими лисицами. Это сюр, а я похожа на глупого шута. Что дальше? Игра в бутылочку для практики, чтобы не заржавело? Попросит взять её у стенки? Чисто по-дружески. Разумеется, ничего из этого. Нельзя понять того, кто себя не понимает. Сейчас она встанет, переведёт всё в неловкую шутку вроде «Повторим?» или «Я посоветую тебя Грегу, только обязательно бери с него плату!». Спустя какое-то время слышу за спиной тихое: — Мне пора, скоро заступать на дежурство. Знаю, что это ложь и до него на деле ещё почти час, но решаю не реагировать. Молча вглядываюсь вникуда, оставив самобичевание и обиду на потом. — Лэйн… Убеждаю себя, что это было в последний раз. — Лэйн, ты слышишь меня? Голос уже звучит совсем близко, в десятке сантиметров за спиной. — Доброй ночи, Анна. Говорю это, но тьма в моей душе требует, чтобы ты вовсе не сомкнула глаз. Застыв на несколько мгновений, Анна вдруг подходит ко мне сбоку и, наклоняясь, прижимается губами к виску, обнимая. — Обязательно поспи. Я оставила тебе ещё один паёк тут на тумбочке, поешь утром. В словах её чистая забота, ничем не прикрытая, а от поцелуя внутри так тепло, что кажется Солнце разорвалось прямо в груди. Чуть задержавшись рядом, она всё-таки уходит, оставляя меня в одиночестве, едва ли разбитую, но с пониманием того, что… я обязательно попробую ещё раз.