Очерки Подземья

      В мешке раньше, видно, хранилась снедь: от дерюги несло сгнившими овощами и тухлой рыбой. Затхлый, густой воздух неприятно давил на грудь, что нестерпимо хотелось прокашляться. Однако, собрав всю силу воли, Хальсин терпел. Все то время, пока лодки состыковались и длился обмен любезностями, он не проронил ни звука. Сделан мешок был на совесть — чрез него в такой темноте невозможно было различить ничего. Однако недостаток зрения с лихвой восполнялся слухом.       — А эт че такое? — высокий, дребезжащий голос — даже не верится, что принадлежит двергару.       — Добыча, — низкий, намеренно искаженный — Ретт как всегда прекрасен в набросанной им маске. — Единственный, кто в мамзелиных казематах остался. Она пока драпала, всю поживу растеряла. Я решил подхватить.       — Нехило, — присвистнул двергар и подошел ближе. — Дай-к гляну.       — Валяй, — разрешил Ретт. — Ток не трогай! Лютый хрен.       Широкая рука схватила за край мешка и рванула в сторону так, что хрустнула шея. Холодный подземный воздух хлынул на него вместе с ярко-белым светом фонарей, и Хальсин закашлялся поневоле.       — Едрена мать, — выпалил двергар — дряблое создание с кустистой порослью седых волос вокруг иссиня-черной лысины. — Ну и харя! Эт че, эльф?       — Ага, — кивнул Ретт, почесывая подбородок. — Я сам, как увидел, охренел.       — Че, остроухий, хорошо твоя мамка с огром повеселилась? — хмыкнул лысый, ткнув Хальсина в бок. Свист хлыста, холод стальных оков… — Во какое дитятко на свет вылупила… У-у, как смотрит. Гордый, а?       Мешок снова упал, скрыв его лицо, сплошь алое и горящее, что огонь.       — Ниче-ниче. Посмотрим че с тобой будет через пару месяцов, — голос пришельца приобрел елейный тон. — Добрый улов! За такого торгаши хорошо отвалят. Будешь недельки две-три, как клинок в яду купаться.       — А то. Сам не нарадуюсь такому… приобретению.       Ретт потрепал его по голове, как собаку, и в этом прикосновении не было и капли той грубости, какой веяло от трижды проклятого раба Абсолют. Все это было игрой, и, надо заметить, игрой весьма толковой. Заявиться в Гримфордж просто так означало навязать тамошним защитникам сомнительный союз с неизвестными, чьи мотивы и цели туманны, животы извечно голодны, а клинки неизменно остры. Словом, это был риск, который мог насторожить их главу. Дроу никогда не славились великодушием. «В гости нельзя являться без подарка, — присовокупил Ретт, изложив свой план. А когда ганза начала выражать сомнения и даже некоторое возмущение по поводу роли, отпущенной Хальсину в этой комедии, произнес негромко: «Вы правда думаете, что я позволю случиться чему-то плохому?» Говоря это, парень обнимал его за плечи, точно желая убедить их — а, быть может, и самого себя — что все было, есть и останется под полным контролем.       В отличие от товарищей, Хальсин совершенно спокойно отнесся к этой идее. За те несколько дней, что он пробыл в колонии, его силы заметно подросли, а боль утихла. Зелья и припарки доктора Блорга творили чудеса! Без сомнений он вверял себя в руки своего атамана, веря, что живой ум и удача, как всегда, не изменят ему. А Ретт был настроен весьма серьезно. В его планы, помимо разведки и поиска пути на поверхность, теперь входила помощь беженцам и членам колонии; при главах кланов и владыке Спавне он свято поклялся избавиться от новоявленных культистов вместе с «кровопийцей-дроу». Это, как понял Хальсин, было продиктовано не только сочувствием, но и чувством долга — Ретт не желал бросать на произвол судьбы тех, кто дал ему кров и пищу, а также предложил удобное место для долговременной стоянки, куда можно было сгрузить большую часть ценностей — включая Шкряба и Медвесычика.       Господин Блорг обещал позаботиться о них.       «Заклинаю тебя быть предельно осторожным, мой друг, — на прощанье произнес Блорг, решившись проводить их до самой границы грибного края. — Об этой крепости ходят самые мрачные слухи».       «Когда-то она принадлежала шаритам», — кивнул Ретт со значением, и Шэдохуарт навострила хорошенькие ушки.       «Это одно, — помедлив, проговорил Блорг и понизил голос. — Однако помимо этого, поговаривают, что с полвека назад там случилось некое… происшествие. Ужасная трагедия, из-за которой форпост был оставлен, а входы и выходы в него запечатаны. Каменщик, успевший побывать в тех развалинах до того, как туда пришли культисты, говорил, что «сами камни рассказывают здесь о великой трагедии и ужасе». Цветистые речи, сказали бы многие. Зловещие доказательства, сказал бы я».       «Любопытно, — хмыкнул Ретт, задумавшись. — Есть идеи, что это может быть?»       «К моему несчастью, я крайне несведущ в истории местного края, — сокрушенно произнес Блорг, покачав головой. — Прости, мой мальчик, что снаряжаю тебя в дорогу лишь горстью зыбких предупреждений. Однако я посчитал важным дать хоть что-то».       «Что-то, кроме целой аптеки?» — расхохотался Ретт.       Воистину, старый доктор сильно им подсобил. Разумеется, у него тоже нашлась своя выгода: через Гримфордж шел удобный путь на другое подземное плато, по которому безопасной тропой можно было добраться до самых Врат, не выбираясь на поверхность. Это был большой крюк, однако путник так мог полностью избежать посещения зараженных земель близ Лунных башен, что искупало собой любые минусы.       Словом, сей поход в случае успеха обещал принести много пользы, а потому никто не посмел дерзнуть его осмеять… кроме белокурого эльфа.       «Мы суем нос в осиное гнездо без рукавиц и масок! — возопил он, встав в стойку перед атаманом. — К чему весь этот дутый пафос? Проскользнем между камней и тупоголовых дварфов — и вот мы уже почти во Вратах!»       «Угу. Плюс-минус несколько месяцев, — хмыкнул Ретт, глядя на эльфа равно насмешливо и до странности нежно. — Я не знаю этих путей, а под землей сейчас очень неспокойно. Не скажу, что на поверхности лучше, однако там нет дроу, что могут взять нас в плен, и чудовищ, что захотят нас сожрать. По крайней мере, не в таких количествах… И, эй, Кудряшка, кто там хотел поскорее оказаться на солнце?..»       Белокурый эльф не нашелся с ответом; только обозвал Ретта «героическим дурнем» и ткнул в бок так, что отбил хилый кулак, чем вызвал улыбку атамана и раздраженье Хальсина. Впрочем, уже после этой несколько странной сцены, ему вдруг подумалось, что весь скандал был больше для вида; Астарион капризничал, точно избалованный ребенок, жаждущий, чтобы на него обратили внимание. И было то далеко не в первый раз. «Отчего Ретт потакает ему? — неизменно изумлялся Хальсин. — Разве неочевидно, что это его испортит?» Что ж, то уже не его забота, и не ему осуждать атамана — уж точно не после того, что произошло в Роще! Видно, Ретту ведомо нечто такое, что скрыто для него, и да будет так. Он доверяет своему мальчику беспрекословно и готов исполнить все, что он попросит.       Даже если под этим подразумевается пробыть какое-то время со связанными за спиной руками и с мешком на голове.       — А звать как? — внезапно обратился к нему лысый дварф. — Эй, выродок! Как тебя звать-то?       Хальсин не ответил, стиснув зубы. Выродок, мутант, отродье — какими только «нежностями» его ни угощали за всю его долгую жизнь. Это неважно, слова не могут ранить его.       Проклятый бугай… Орчонок!..       — А? Че молчишь? — лысый явно начал яриться.       — Не рви глотку, — бросил Ретт спокойно. — У него языка нет.              — Да ну! Немой! — воскликнул лысый в абсолютном восхищении. — Ну каков подарок, а? Каков! Я аж завидую… Можт, это, того. В долю?       — Можт, — ему в тон ответствовал Ретт. — Но только с первым взносом. Прям щас.       — Щас?! — выкрикнул лысый. — Да откуда бы у меня?.. А-а. По рукам. Хорошее вложеньице. У этого выродка, небось, еще и хрен до колен. С них станется, с выродков.       Хальсин слышал, как пыхтит Карлах. Добрая душа, она более всего злилась, когда Ретт предложил сей план. Вопила, что это жестоко и гнусно, что никто не заслуживает, чтобы его «тащили, как висельника к плахе», и только его твердое слово и пылкие клятвы Ретта смогли ее успокоить. Однако ей все также не нравилась эта идея, и она не особо того скрывала. Что было с одной стороны, нехорошо. А вот с другой…       — М-да, видная у тебя команда, — заметил лысый дварф. — Что за балаган?       — А, ничего особого, — безразлично ответствовал Ретт. — Продавец крови, мастер некромант, гитка-отступница, госпожа дознаватель из шаритов, «адвокат дьявола» со своей гончей…       — Че? — выпалил другой дварф — один из одиннадцати молодцов, что сопровождали главаря в разведке по подземной реке. — Какого дьявола?       — Хотел бы я знать, — Ретт, судя по голосу, ухмыльнулся. — А, Уилл?       — Никаких имен, — отчеканил Клинок Фронтира, отыгрывая злобного колдуна, поработителя демонов и раба великой архидьяволицы Зариель.       — А гончая, это вот эта? — спросил третий дварф, видимо, указывая на Карлах. — Че эт она делает?       — У тебя в команде слепые? — поинтересовался Ретт с легкой насмешкой. — Или идиоты?       — Магики, — проворчал лысый дварф. — Молодежь. Тупее пробки. Но зато послушные, как старый роттэ.       — Да она ж вся горит! — возопил третий дварф, желая оправдаться. — Вон, промеж сисек!       Кто-то из команды дварфов присвистнул, кто-то расхохотался. Хальсин же, преисполненный тихой ярости, слышал, как громче и быстрее разгорелся двигатель в груди воительницы. И хоть то было абсолютно справедливо, ему на миг стало страшно, как бы адская машина не вышла из строя — и, видно, не ему одному.       Безобразный гогот прервал нежданно низкий и хриплый голос Уилла:       — Попридержи язык, не то мне придется спустить ее с поводка.       — Эт че, ты мне угрожаешь? — воскликнул третий дварф. — Нам, он мне угрожает!       — Правильно делает, — проворчал лысый Нам и рявкнул на остальную свору: — Закрыли пасти! Не то отправлю вас на корм рыбам. Хоть какой-то будет толк. Гребите к берегу, а я назад.       — С чего это? — удивился один из его спутников.       — С того, что надо гостю путь показать, идиот! — возопил лысый Нам и обратился к Ретту: — Тут недалече, но есть пара опасных поворотов. Ниче, держись меня и пройдешь без проблем. Усек?       — Усек, — хмыкнул Ретт.       Хальсин слышал, как двергар приказывает нескольким спутникам подниматься на борт, а Ретт вспрыгивает на кормовую часть. За мельтешением пришельцев, звук его шагов потерялся, утонул в шуме их голосов и топота. И только, когда новоприбывшие взошли на борт, а лодки с тихим плеском разошлись в разные стороны, он услышал, как атаман подходит к румпелю вместе с Намом. Кажется, от левого борта, где расположились Гейл и Шэдоухарт. Правый заняла Карлах, Уилл стоял у румпеля. Лаэзель и Астарион были внизу: гитка — на носу, вампир — везде и нигде; чертенку не сиделось на месте.       Слово снова взял атаман:       — Как дела в крепости?       — Негусто, — проворчал лысый Нам и, высморкавшись, вытер руку о его мешок. — От крепости одно название. Камень потрескался, везде грязь да срач. Доспехи дерьмо, оружие ржавое дерьмо, а еще эти растреклятые наемники… Я те так скажу, поостерегись с ними болтать. У них одно золото на уме, они к нам прилипли, как говно к подошве, и ходят такие важные, будто мы им терь по гроб жизни должны. Совет даю — шли их в материно гузно, откуда эти подвыпердыши выползли.       — Кого хоть слать? — спросил Ретт и, судя по звуку, отошел к носу.       — Бритвара. Или Кур, — ответил лысый Нам, последовав за ним. Вдруг он выкрикнул: — Правее! Правее бери, идиотина ты!       — Попридержи язык, — ледяным тоном отрезала Шэдоухарт — и сладко пропела: — Если не хочешь его лишиться.       — Ух, какая… — последние слова Хальсин не расслышал, но догадывался об их значении по тону — такому же, каким двергары обмазывали шаритку в волшебной башне. — Где только сорвал такой цветочек?       — Как доедем, расскажу, — пообещал Ретт, судя по голосу, широко улыбаясь. — Так что там с твоими бритами и курвами? Кого из них первым запихивать?       — Брита, можно Кур, а лучше обоих разом, — мрачно процедил лысый Нам и смачно сплюнул. — От них проблем, как от глистов. Всюду пролезут, все выедят. Я те так скажу, был б у нас кто еще, окромя трех калек и пяти слюнтяев, они б нам нахер не сдались. Но че делать — нынче Абсолют еще не раскрыла крылья.       — Что там господин-дроу? — спросил Ретт. — Каков из себя?       — Хуже керосину, — проворчал лысый Нам. — Противный, что гниль, визгливый, хуже порося. Но силой не обделен, эт факт. С ним-то Абсолют не брезгует говорить напрямую, как со своим сынишкой.              — А звать его как?       — Нере.       На время их разговор угас, слышно было только как Нам бросал короткие указания, в какую сторону править и какой утес обгонять. Изначально они собирались плыть наобум, благо река, судя по картам, не имела крупных ответвлений от основного русла, однако с опытным навигатором дело пошло куда быстрее. Ретт был как всегда спокоен, новоявленные пришельцы, числом в пять лиц, на чужой территории стали заметно тише. Странная команда, странный командир и не менее странная добыча разом сбили с них всю былую спесь. Воздух тем временем теплел, а течение стало ощутимо сильнее.       — Почти добралися, — заявил лысый Нам. — Вон, уже черные камни видно. Один поворот остался — и дудки.       — А Нере этот, — произнес отрывисто Ретт, — ничего не знает про твоих «глистов»?       — Знает, конечно, знает, — фыркнул лысый Нам, громко почесавшись. — Но что он сделает-то? В одиночку даже ему с этой ватагой не сдюжить. Да и золотишка у него столько, что все их хотелки можно удовлетворить влет. Так что бунтовать нету смысла.       — Деньги — основа здорового сотрудничества, — произнес Ретт… и голос его показался Хальсину отчего-то странным.       — Во-во, — хохотнул лысый Ним. — Золотые слова.       И он расхохотался от собственного каламбура. Смех подхватили его спутники, и Хальсин примерно понял, где каждый из них находился: двое на корме по обоим бортам, трое внизу — один на правом борту, два других на левом. Сам он сидел недалеко от румпеля, коим правили попеременно Уилл и Шэдоухарт. Пыталась и Карлах, однако от ее прикосновений просмоленное дерево искрило.       Ретт не засмеялся. Разве что, быть может, улыбнулся.       — Как и уважение, — продолжил Ретт все тем же тоном. — Уважение равно клятве. Без него союз безнадежен. Миг — и его уже нет. Вот ты, Нам, меня уважаешь?       — Конешна, мой друг, — воскликнул лысый Нам.       — А я тебя — нет, — был ему ответ.       Шелест, скрип, крик — всплеск. Лодка накренилась, а Шэдоухарт, что стояла рядом с ним, втянула воздух сквозь зубы. Вода рядом с лодкой взбурлила так, словно там билась в сетях крупная рыба.       — Ты че творишь?! — заорал лысый Нам. — А ну, дай-ка мне!..       — На-ка! — бросил Ретт. — Хватай!       Снова крик — теперь уже полный боли. И хаос грянул. Спутники Нама заметались по лодке, точно звери во время лесного пожара. Кто-то ругался, кто-то читал заклинания. Суденышко тряхнуло так, что оно едва не перевернулось. Хальсин, в два маха избавившись от пут, сбросил мешок с головы и вскочил. Чересчур поспешно — свет, воздух и шум на миг оглушили его, и оттого он снова присел, крепко зажмурившись. Рядом с ним на одно колено припала Шэдоухарт, сдавленно застонав — ей в грудь попала ударная волна, и она едва могла сделать вдох. Исцеляющее само собой сорвалось с губ; шаритка тут же прерывисто вдохнула.       Вместе они встали в полный рост, вместе же осмотрелись.       — Вниз их! — орал Ретт, размахивая секирой. — Топи, топи!       Карлах и Лаэзель боролись с двергаром, ставшим от заклинаний и зелий в два раза здоровее и крепче. Уилл на пару с Гейлом силились выкинуть с лодки тройку магов-двергаров; у ног колдуна путался квазит, с кровожадным визгом бросавшийся на всех и вся, волшебник весь истекал потом, а от особо сильного заклинания у него кровь хлынула носом. Хальсин послал в их сторону лозу. Слегка промахнулся, удар прошел по касательной, однако двергары, потеряв равновесие, попадали в воду, где их тотчас догнали испепеляющие лучи шаритки. Ретт, тем временем, разобрался с пятым двергаром, отрубив ему руку до локтя, и обернулся к сражающимся девушкам. Тут лодка снова вильнула, и атаман опасно покачнулся. Благо, рядом оказался Астарион — вампир буквально оттолкнул его от борта. Оба были взмылены, оба в царапинах и синяках.       Обоих достигло его исцеляющее в кратчайшие сроки.       — Друхова тварь! — взревел гигантский двергар. — Дьяволов выродок!       — Он самый, — прохрипел Ретт. — Передавай привет папе.       И выпростал вперед руку. Ударная волна сбросила бугая с лодки прямо в темную воду; когда он вынырнул, ему в шею вонзилась гитская стрела. Воцарилась глухая тишина, какая бывает после бури. Пыхтящая, клубящаяся, еще не до конца покойная. Все силились отдышаться, все стирали пот с лиц; Гейл наколдовал воды, чтобы стереть кровь и немного пригубить. Хальсин нетвердой походкой направился к Ретту. Атаман встретил его огнем в глазах и солью в поцелуе.       — Ох, как хорошо, — выпалил он, сплюнув в воду. — Хорошо-то как, а?       Ганза ответила ему согласным гулом. «То ли еще будет», — ухмыльнулся Ретт, и прозрачно-голубые глаза потемнели до черноты. Что ж. Все ясно. Поход не подразумевает никакой дипломатии. Ретт хочет крови — значит, Ретт получит ее. «Не видать приспешникам Мрака ни милосердия, ни пощады», — пронеслось в голове, и медведь внутри громогласно прорычал. Видно, слишком громогласно, так как его мальчик бросил на него косой взгляд и, ухмыльнувшись, попросил:       — Попридержи косолапого. Час охоты нескоро.       Увы! Сначала нужно пробраться во вражий стан, не вызвав никаких подозрений. Для этого они замели все следы борьбы, обмыв лодку от носа до кормы; Ретт взялся выдумывать легенду о том, куда пропали шестеро сопровождающих. «Сомневаюсь, что она нужна, — заметил он при этом. — Как и то, что те шестеро доберутся обратно живыми». Разрушенную деревню на том берегу облюбовали самые злобные и сильные микониды.       Течение становилось быстрее, и они споро двигались к цели. Примерно через час показались первые признаки подземной крепости — тесаные плиты черного камня, буквально врезанные в скалы. Воздух стал еще теплее, река попритихла; где-то вдали шумел подземный водопад. Постепенно плиты стали смыкаться меж собой, образуя покатые арки и переходы, подпирающие собой каменный свод. Однако главным доказательством того, что они на правильном пути стала исполинская статуя богини Шар, исполненная с поразительным искусством и отделанная с роскошью, нежданной для столь потаенного места. «Леди Тьмы», — промолвила Шэдоухарт и встала на колени, чтобы исполнить молитву.       Его мешок потерялся где-то в пылу битвы, так что из всех ограничений у него остались лишь путы на запястьях.       — Не переживай, мы отыщем новый, — хохотнул Астарион, с заметным удовольствием завязывая узел. — Тебе он так идет! Может, всегда будешь ходить с мешком?       — Угу, — пробубнил Хальсин, порядком подустав. — А ты — с кляпом.       Улыбка мигом слетела с миловидного лица. Ретт, прыснув в кулак, отослал белокурого эльфа к волшебнику по пустячному поводу, а сам присел рядом с Хальсином. Его тепло и запах — меха, стали, крови, вина — дарили мир и покой не хуже самых крепких объятий.       — Не ревнуй, старик, — ухмыльнулся атаман, целуя его в ухо.       — Ни в коем разе, мое сердце, — честно улыбнулся Хальсин, однако тут же стал куда серьезней. — Я просто… в смятении. Сколь сильно я желаю к нему приблизиться, столь же сильно он меня отталкивает. Порой кажется, что злоба его не наиграна, а всамделишна.       — Мы с Кудряшкой очень похожи, — ответствовал на это Ретт. — По обоим рыдает сцена.       И более ничего не успел добавить — они уже причаливали. Пред ними предстало все грузное великолепие былого пристанища адептов Шар, сложенное из отшлифованного базальта и черной полированной стали. «Лава», — отметила Лаэзель, пока их лодчонка подходила к пыльному обшарпанному причалу. Воистину, в расселинах скал негромко булькала магма, а с потолка кое-где стекал слепяще-белый, раскаленный поток. Удивительная смесь затхлости и свежести, пыльной крошки и чистого камня, ржавого железа и начищенной стали. А еще крови, вполне свежей крови. «Трагедия догнала нас».       На берегу их уже ждали.       — А эт еще кто? — воскликнула одна из женщин-двергар. — Эй, на лодке! Вы кто?       Вместо ответа Ретт пронзил ее взглядом — так, как мог только он и члены ганзы. Виски неприятно сдавило, и Хальсин сжал челюсть. Зверь взбрыкнул, а темная дварфка зашипела, что злая кошка.       — Еще один, — проворчала она, мотая лысой головой — у них тут, видно, такая мода. — Ну. Выворачивай карманы.       Ретт молчал. Поза расслабленная, руки сложены на груди. Прозрачно-голубые глаза отстраненные и холодные. Уилл и Гейл помогли Хальсину спуститься на берег. Астарион галантно подал руку Шэдоухарт, а Карлах и Лаэзель без затей спрыгнули сами. Атаман даже не оглянулся.       Видно, его невозмутимость слегка покоробила дварфов: они переглянулись, и один, судя по доспехам, стражник, что-то шепнул дварфке на родном наречии. Дварфка поморщилась.       — Ты глухой? — спросила она, повысив голос. — Я кому говорю?       Ретт молчал. Слегка сощурился, и виски закололо совсем уж нещадно.       — Лан, лан! — вскрикнула дварфка, схватившись за голову. — Все, все! Прощения просим! Мы ж эт так, шуткуем!       — Ха, ха, ха, — мерно обронил Ретт без улыбки. — Имя.       — Че?       — И кто после этого глухой? — хихикнул Астарион.       — Имя, — повторил Ретт, понизив голос. — Твое.       — Кхм. Моргхал, вашество, — представилась дварфка, заметно присмирев. — Простите за эт, просто…       — Где Нере? — небрежно перебил Ретт.       — Да вот о нем как раз речь, сэр, — выпалила Моргхал, уперев руки в бока. Окинув его взглядом, она нежданно улыбнулась: — Наконец-то Абсолют послала кого серьезного! Мы уж думали окочуримся с этим писклей.       — К делу, — продолжил Ретт столь же невозмутимо. — Я должен поговорить с верным. Срочно.       — Да дело это, вашество… — почесав затылок, пробормотала Моргхал. — Паршивое, словом, дело.       Ретт приподнял бровь, а Хальсин почувствовал, как ему вдруг стало не по себе. Трагедия. Трагедия добралась сюда вслед за ними, от самого селунитского аванпоста шла она до башни, через деревни, колонию и по реке прибыла сюда.       Трагедия противоестественного культа.       — Начистоту, Моргхал, — произнес Ретт.       — В западне он, сэр, — приятно удивленная тем, что он запомнил ее имя, сообщила дварфка. — Под завалом. Еще несколько часиков, и совсем там издохнет.