Сомнения

            Всю свою осознанную жизнь Джон жил с мыслью, что он, уважающий себя гетеросексуальный мужчина, любит противоположный пол. Но. После недавнего случая, когда он неожиданно и случайно получил внимание со стороны своего пола в одном из клубов, которое оказалось, что ещё более внезапно, не таким уж и плохим.        Да и уже как пару месяцев начал у себя замечать, что засматривается не только на девушек… Сперва, конечно, думал, что это просто «оценка только со стороны эстетической привлекательности, без подтекстов». Однако потом совсем запутался из-за больно уж смешанных чувств насчет этого всего, будто сомнения имеют место быть. Бисексуалов никто же не отменял, да?        Эти сомнения, догадки терзали его мозг уже довольно продолжительный период времени, он даже не может вспомнить, когда это началось, потому что вот уж слишком сумбурно появилась эта мысль. Подобные раздумья, на самом деле, довольно утомляли за счёт абсолютного отсутствия опыта в данной сфере ориентаций и всего прочего, он-то и про бисексуалов от Лукаса узнал, кто, в свою очередь, узнал от одноклассницы.        Ну и немного странно это было… Всю жизнь жить себе спокойно, а потом вдруг и задуматься — а нет ли у него романтического интереса к мужскому полу? Он привык совершенно к другому порядку вещей, даже не вспоминая об этой теме, но сейчас, столкнувшись с непонятками касательно своей настоящей ориентации, он был вынужден обратить на это внимание, начать думать…        Про позорную, стыдную поисковую историю Джона лучше вообще забыть. «Как понять что тебе нравится человек своего пола»? И с десяток открытых статей, которые лишь лили воду, что любить свой пол нормально и так далее. Он это прекрасно понимает, выучил уже, что это всё с древности бла-бла-бла, осуждение обществом, но реальные советы «как понять» там не присутствовали.        Если думать по логике, которая у него, несомненно присутствует, хоть и притупилась на панике от всей этой суматохи, то это ощущается ровно так же, как если бы он влюбился в девушку. То есть ощущения ничем не отличаются…да?       После очередной миссии с Линчем, когда они опять чуть ли не были на волоске от смерти, Джон понял, что вот ни в какую не хочет умирать, пока не докопается до сути, до правды. Слава самоосознанию! — как ликуют некоторые психологи. И плевать, что там ему Болтон сказал, это подождёт, сейчас его волнует другое.        И чем хорошо мужское тело? Девушки-то понятно, но мужчины… Себя он-то любит, очевидно! Но чтоб других представителей своего пола, это тяжело представлять, хотя он неосознанно пару жалких раз заглядывался и на мужчин тоже. Загадкой остается то, что его в них привлекало. — О чём задумался, приятель? — Линч наконец выползает из своей комнаты, несмотря на то, что тот позвал его на кухню минут двадцать назад, за которые Джон всё это время сидел и ковырялся в мозгах, сидя над тарелкой когда-то горячих острых крылышек. — Ты меня ждал? Всё остыло уже, кошмар… Хах, ты точно в норме? А то обычно бы накинулся на эти крылышки и не оставил бы мне ни одну, — неловко посмеивается журналист, но в голосе сквозят нотки беспокойства, заметив, что напарник никак не реагирует. — Линч, — твердо вдруг проговорил Джон, подскочив на диване из-за вдруг созревшей идеи. — …Да, Джон? — поведение друга его малость напрягало: то он молчит, оставляет свои любимые крылышки остывать, то он вскакивает и смотрит на него как-то бешено. — А..м…э-э, не поможешь? — писатель пригласил Егора сесть рядом, похлопав по сидению дивана. Идея-то есть, она несколько поспешная, может, импульсивная, но зато, по сути, должна оказаться рабочей.        Хотя…если так подумать, то это же глупость какая-то. Он же сейчас просто-напросто опозорится перед Линчем, тот его ещё стебать будет пол жизни. Как такое вообще можно озвучить…это, это будет катастрофа!        А если он не так поймёт? А если откажется и весь оставшийся вечер будет присутствовать напряжение и неловкость? На него напишут заявление, —Считается ли домогательством просьба поце- — Джон? Ты точно в порядке? — Линч мягко касается его плеча, заставляя вздрогнуть нервозно. Зелёные глаза смотрят с удивительным терпением и пониманием, как бы давая намек, что Джон может поделиться всем, что его терзает.       Нет- Нет, он не может этого сказать вслух! Это слишком, будет звучать бредово, словно он головой ударился. — Я в порядке, — полураздраженно отмахивается от заботы, хоть она и приятная, почти к месту. — Просто…думаю как бы сформулировать свою просьбу.        Егор понятливо кивает, убирает руку с плеча, будучи готовым ждать столько, сколько потребуется. «Нередко ведь Джон решает душу излить», — как думает журналист.       Проходит одна минута, две, за которые писатель успел тяжело вздохнуть три раза, нервно играясь со своими пальцами. — Слушай… — шатен с готовностью вздыхает в последний раз, настраиваясь. — В последнее время я много думал и пришел к выводу, что возможно…кроме девушек, мне нравится и мой пол, — последнее предложение он произнёс тише других, тут же стискивая челюсть и сжимая руки в кулаки. Как же его это всё бесит! Чего это он тут мямлит, как непонятно кто? — Но я не уверен. Ты можешь меня поцеловать?        Линч, и без того выглядевший в край шокированным этой новостью, на последнюю реплику так вообще ответил невнятным брякающим звуком «А?». — То есть- Нет! В смысле… Я имел в виду! Господи! — Джон вскочил, как ошпаренный, в злости и смущении зарычал, думая, что сморозил какую-то хрень. — Что? Джон, ты куда?! — Егор очухался и на негнущихся ногах тоже поднялся с дивана, заметив, что друг уже идет в сторону коридора. — Забей, Линч, просто забудь! — гневно орет в ответ писатель, буквально выбегая на заснеженную улицу, хлопнув до трясучки стен входной дверью.       Когда Линч успел прогрузить все свои мозговые процессы — Джон уже, чертыхаясь, укатил на своей машине.        Все последующие пару дней прошли в одиноком одностороннем молчании, пока журналист пытался хоть как-то вывести на связь приятеля, тот, в свою очередь, успешно игнорировал все его звонки и сообщения. Было и впрямь…неловко немного, неудобное, конечно, положение у них.       Но Егор, на самом деле, не очень-то и против этой затеи, ему не противно, ничего такого прям ужасающего в этом не видит. Если это поможет Джону «определиться», то всегда пожалуйста, он рад помочь, они же давние друзья как-никак.       Ну или по большей части он себя так успокаивал, а не считал по-настоящему. Навеянное собой же, напускное и хрупкое спокойствие на границе безразличия едва держалось, чтобы не лопнуть совсем. Потому что, во-первых, просьба была совершенно неожиданная, ведь он свято верил, что Джон категорически может иметь чувства только к девушкам, во-вторых…ну это же Джон, он выглядит и ведет себя как самый стереотипный гетеросексуальный человек в истории человечества.       Ладно, последнее предложение слегка гиперболизировало, но суть та же. Джон не выглядит как тот, кто может влюбиться в свой пол, как бы глупо это не звучало.        Да и Линч себя полностью «натурально-традиционным» считать не может, потому что не раз сердце ёкало и опускалось до уровня живота, когда у них редко случались моменты дружеской нежности друг к другу, когда каждый нуждался в молчаливой поддержке после очередной сложной миссии с риском умереть.        Сердце не только попросту ёкает, но ещё и откровенно ускоряет свой темп, например в моменты, когда Джон перестает держать всё в себе из-за своей ужасной привычки и, хоть и с трудом, но выговаривает вслух всё дерьмо, все накопившиеся переживания Егору, не боясь показаться слабым перед ним.       Журналист ценил и любил эти нечастые моменты, вспоминал с теплотой и заботой.       Именно по этой причине, беспокоясь как бы друг себя не сгрыз один от стыда или ещё чего, он собрал волю в кулак, заказал такси и отправился до знакомого адреса под снежный вечер.        Пушистые хлопья снега опустились на одежду и тёмную макушку, на которую не удосужились натянуть шапку, в тот же миг, когда он покинул не такой уж и теплый салон старенькой, пердящей дымом машины.       Шанс, что Джон ему не откроет, довольно велик, поэтому он продумал достаточно банальный план, что представиться доставщиком пиццы.        Подъезд пах сыростью и холодом наверняка из-за того, что в нём постоянно таял снег, прилипший к ступням обуви людей. Третий этаж, семьдесят пятая квартира, — эти числа, как и номер машины Джона, крепко засели в памяти, как нечто само собой разумеющееся. Забыть что-то, казалось бы, не такое уж и важное, у Егора стояло наравне с потерей паспорта прямо в аэропорту или с забыванием своего ПИН-кода.        Полууверенными шагами он добирался до нужного этажа, минуя зашарканные лестничные пролеты, бычки сигарет и бегло спускающихся вниз посреди вечера соседей или, может, их гостей.        Линч уже с тяжелым вздохом представил, как всё пройдёт, если он не сможет вести себя достаточно строго и твердо, — Джон, вспомнив свой недавний позор, разозлится и, покрыв слоем мата, выставит его за дверь, а потом журналист будет так же спешно спускаться вниз, чтобы успеть хоть на последнее метро. Такси в такое время обойдется ему дорого.       Хотя, если представлять более позитивный вариант, то спускаться по лестнице он будет счастливым, довольным, немножко зависшим в облаках, отчего последняя копейка на такси будет потрачена, но оно наверняка, по крайней мере он надеется, будет того стоить.        Ну или ещё куда более опрометчивый и какой-то фантазийный — Джон даст переночевать у себя. Несмотря на то, что ночевки у друг друга это у них дело обычно, но в нынешних обстоятельствах думать о таком равняется думать о далекой мечте.       И вот, не чужая дверь стоит закрытая прямо перед ним, не нужен даже рентген, чтобы со смешком в очередной раз осознать, что у неё явно пострадавшие замки. Сколько раз Джон хлопал этой дверью, зачастую даже забывая закрыть на ключ, когда получал очередной звонок от Линча, который решил пойти на задание в одиночку и вновь оказался в какой-то заднице…        Стук костяшками пальцев по твердой поверхности. Очень приглушенные возмущения и звук тяжелой походки. Из головы напрочь вылетел план представиться доставщиком пиццы.        Резвые щелчки замка оглушают, дверь открывается так резко, словно её выбили с ноги, едва не задевая Егора. В проходе стоит еле вменяемый, но явно недовольный в любом случае Джон. Рука приятеля опасно остается на ручке двери, поэтому Линчу надо бы быстрее пройти внутрь, пока Джон не очухался.        Тот хмуро моргает пару раз, под оправой очков протирая глаза. Внешний вид писателя твердил о том, что либо тот только проснулся, либо принял образ жизни отшельника и впервые за несколько дней видит живого человека, кроме Дейла.       Егор давит в себе смешок от ужасно растрепанных, спутанных и примятых с одной стороны волос друга, после чего молча, но смело протискиваясь сквозь заторможенное тело. — Эй, куда это ты собрал- Линч?! — видать, внезапный и очень тихий приход друга заставил его окончательно проснуться. — Ты что тут делаешь? Заявился значит, как снег на голову, а мне как реагировать-то? — бурчит возмущенно закрывая дверь. — Ещё и молчит, посмотрите на него. — И тебе привет, Джон. Ты спал что ли? Вечером? — журналист всё же не удерживается от легкого дружеского подтрунивания, склоняя голову набок. — Да. Уже человеку поспать нельзя, когда ему хочется? — Ты прошлой ночью хоть спал? — почувствовав, что, кажется, Джон отпустил ситуацию и больше не особо переживает, Линч успокоился и, как дома, спокойно начал снимать с себя шарф и куртку. — М-м, нет, вроде… — Почему? — Да не помню я, — словесно отмахивается тот, но всё же задумывается, отгоняя всё же накатывающую сонливость. Потом неожиданно дергается и ссутулил спину так, словно ему кирпич по голове прилетел.        «Вспомнил значит», — думается Линчу, когда он принимает судьбу и отбрасывает свои надежды на то, что Джон уже обо всём позабыл или забил. — Ты же не чтобы поговорить об этом приехал? — ещё более мрачно спросил тот исподлобья, тем не менее ведя гостя на кухню. — Вообще, как раз об этом, — мягко отвечает Егор, а Джон показательно цокает и закатывает глаза, будто они уже всё давно обговорили и это журналист пытается что-то там дальше языком чесать. Но он знает, что это приятель просто напряжение своё скрывает за миной горделивого, беззаботного парня. — Ну ты уж извини, что мне было ещё делать? Ты пропал на несколько дней, на мои сообщения и звонки не отвечаешь, очевидно я буду беспокоиться.        Джон одним взглядом за линзами круглых очков говорит сесть за стол, пока он сам угрюмо идет к кухонному гарнитуру, угрюмо ставит чайник кипятиться и так же угрюмо открывает пакетик с зеленым чаем. Во всех движениях писателя присутствовала какая-то ощутимая, но довольно-таки родная резкость, дерганность. Рваные, порой хаотичные и необдуманные движения, действия уже давно были крепко связаны с представлением Джона у Егора в голове. — Ладно, и ты прости. Может, я перегнул, — пробормотал он, некоторые из слогов потерялись в звуке того, как он перелил воду из чайника в простенькую белую кружку. — Но, честно, давай не поднимать эту тему? Я…тогда глупость ляпнул, забей уже. — Да ничего и не глупость, это же нормально сомневаться в том, точно ли тебе нравится что-то одно. Иногда новое хочется попробовать, я понимаю, хоть и не уверен, что это правильная формулировка… — Линч отводит взгляд, неловко улыбаясь краешками губ и касаясь своего затылка. Джон по-хозяйски оперся поясницей об край столешницы гарнитура, держит в руках свою дымящуюся кружку, смотря на его по-особенному придирчиво, но также мягко. Вся поза сквозит навеянным высокомерием, мол «Вам тут не рады». Чая ему явно не видать. — В общем, ты не стыдись особо, ладно? Тем более, я бы помог, если что. — Кха- П..гхм. Помог?! — Джон давится чаем, будучи шокированным с последней фразы. — То есть. Ты…был бы не против- э, меня..ну- — деревянно выдавливает он из себя, параллельно откашливаясь и пытаясь дышать. — Если это тебе поможет, то почему бы и нет, друзья же. Не такая уж и стыдливая просьба, на самом деле, — посмеивается Егор, более умело скрывая свою нервозность, чтобы не развивать напряжение между ними двумя. Должен же быть из них кто-то спокойный, да?        Друг отзывается красочным молчанием, избегая зрительного контакта. Из-за того, что все чужие эмоции были на лице написаны, Линч опасался как бы друг не взорвался от угрызений стыда за саму эту просьбу, которая прозвучала так не к месту в прошлый раз.        Должно быть, судя по нынешней реакции на собственную фразу, у него в голове эта ситуация показалась намного более ужасно неловкой, например: «Эм, ну, у меня есть подозрения, что я не до конца натурал, поцелуй меня, а?». Поэтому журналист понимает смешанные чувства Джона, ведь сходу признать это вслух и себе, и другому — это довольно смелое решение…       Писатель с тупым стуком поставил кружку на стол, схватив задумавшегося Егора за локоть и грубо потащив из кухни по коридору, кое-как минуя угол и заводя в знакомую комнату хозяина квартиры. Джон практически протащил напарника от двери до кровати в углу, напряженным взглядом указывая, чтобы тот присел на неё. — Ты…серьезно? — шатен пытался звучать твердо, стойко и уверенно, но всё равно голос в каком-то месте подскочил, проскрипел. — В смысле? — опешил Линч, сперва не понимая, что от него требуется. Сначала поволокли по всей квартире, теперь усадили на кровать и это уже становится похожим на допрос. Учитывая, что Джон стоит прямо напротив, нетерпеливо хмуря брови. Весь чужой язык тела источал напряжение и нерешительность. — А, ты про это. Да, вполне серьезно. — Вполне или серьезно? — Боже, да серьезно я, Джон, — устало проговорил он на выдохе, закатывая глаза.       Приятель шумно вдохнул воздух ртом, присаживаясь рядом, неуютно играя с пальцами.        Егор еле сдержал ехидный смешок, когда взглянул на чужое лицо, которое каждую секунду сменяло эмоции по кругу: смятение, нерешительность, злость на себя, мол «Чего я как баба раскис?», опять смятение, неуверенность в том, верная ли это затея. Но решил дать другу фору подумать, погрызть себя.        «Через такое каждый латентный должен проходить», — проскальзывает шаловливая мысль, отчего он на этот раз не в силах сдержаться. Прыскает смехом, сразу отворачиваясь и прикусывая себе язык, скрыв улыбку за ладонью.        Джон, ожидаемо, свирепеет, как грозовая туча. Его шкала злости достигла той точки невозврата, когда вместо криков он просто мёртвой хваткой вцепляется во врага своим убийственным взглядом. Врагом в этот раз стал Линч, который редко попадал под именно этот пик злости.       В голове проскальзывает идея, за которую журналист тут же ухватывается, начиная подгадывать момент. В теории гениально, на практике немного травмоопасно. Остается только надеяться на зимнее чудо, что из этой квартиры он выйдет со всеми костями в наличии. Желательно целыми.        Только Джон едва раскрывает рот, чтобы всё же начать гневную тираду, Егор, качнувшись, подается ближе и осторожно прижимается своими губами к чужим. Писатель ощутимо замирает и леденеет, как олень при свете фар.        Ситуация в целом забавная у них такая. Один замер, как истукан, второй, тоже молодец, медлит, нежничает, потому что спугнуть боится.        Потеряв в линии времени пару несчастных моментов, Линч решает хоть как-то действовать, а то тут не поцелуй, а нечто слишком уж детское. Касание губ губами? Нет уж, он слышал рассказы Джона, какой тот «искусный мастер по поцелуям», что все девушки без ума, ну так давайте проверим.        Случайным образом распалив в себе чувство соперничества, журналист подсаживается ближе, ощущая как оправа очков неприятно впилась в бровь и переносицу, поэтому смело и без стеснения снимает их с чужого носа, ненадолго отрываясь и ухватываясь за возможность взглянуть на друга. Да, тот действительно замер, не моргает и не дышит, кажется, зато вон явно в сознании — очень даже не бледный, а красный, как вареный рак. Растормошить бы, нашатырь принести…       Он закрывает глаза и вновь примыкает с поцелуем, уже куда более чувственным, а не механическим. Мягко касается щеки Джона, ощущая жар под пальцами. Приятель не заболел случаем?       Писатель наконец отмирает отзывчивым дерганьем всем телом, жмурит глаза, потому что они, во-первых, все подсохли от того, что он долго не моргал, во-вторых, во время поцелуя же закрывают глаза. Да. Точно.        Чего это он ведет себя, как будто это у него первый поцелуй? Не первый, и не последний. В этом нет ничего особенного, — пытается он убедить себя, отвлекаясь на эти мысли, потому что жар, прилипший к голове, и сердце, готовое выбить легкие и ребра к чертям собачьим, явно не намекают на его адекватность в данный момент. Это ненормальная реакция, потому что раньше он так не реагировал ни на один поцелуй.        Всегда чувствовал себя уверенно, чувствовал контроль над собой, имел желание доминировать над своей парой, проявлял инициативу в поцелуях и близости, но чтобы испытывать такие яркие эмоции как сейчас? Никогда так не было.       Он едва отхватывает себе момент, чтобы вдохнуть ртом немного воздуха, которого, по ощущениям, стало критически мало, словно они находятся прямиком в открытом космосе. Кто же знал, что Линч такой прилипчивый? Прямо-таки отстраниться не дает ни на секунду, напирает.        Джон ощущает чужую руку, путающуюся и зарывающаяся в его волосах, нагло давящую на затылок, ощущает другую руку, нежно поглаживающую его щеку большим пальцем, ощущает губы, жадно сминающие его. Вызывает странный контраст, заставляющий жгут удовольствия стянуться ниже живота.        Его аж всего передергивает от осознания того, что впервые чувствует это на себе, хотя раньше сам такое и не раз вытворял с другими. Голова уже даже думать не может, потому что перед глазами Линч, в мыслях прикосновения Линча, да даже на закрытых веках будто выжжен Линч.        Он цепляется за плечи напарника, силой притягивая ещё ближе, при чём делая это неосознанно. Неосознанно размыкает губы, определенно не намеренно позволяя чужому языку проникнуть внутрь ротовой полости, совсем неосознанно промычав довольно, и так же совершенно неосознанно отклонившись спиной назад, утянув за собой Егора.        Матрас постели невольно прогнулся под весом двух персон, Джон держит руки на чужом затылке и плече, Егор тем временем поддерживает сам себя в воздухе, одной рукой опираясь на кровать, другой до сих пор холодными пальцами пробираясь под свитер напарника, оглаживая бок и задирая верхнюю одежду до живота.       Линч, шумно вздохнув, наконец оторвался от губ писателя, тотчас примыкая к линии челюсти, проводя дорожку из мелких, но чувственных поцелуев вниз к шее, чтобы тот не успел подумать. Прикусывает солоноватую кожу, заострившимся слухом уловив чужой отзывчивый выдох и дальнейшее мельтешение телом. — Эй, а ты не видел мои- Етижи пассатижи… Етить твою мать… — Дейл, совершенно внезапно оказавшийся в дверях, чуть ли не уронил фляжку от увиденного в комнате, схватился за голову и рассеянно ушел, оставив двух замерших парней одних.        Растрепанный Линч, нависающий над таким же растрепанным Джоном, имея одну руку под чужим свитером, и сам Джон, находящийся на кровати полулёжа, имеющий назревающий засос не шее. Оба смотрят вслед пьяному деду, который повидал слишком много для своих лет, а потом медленно поворачивают голову, смотрят друг другу в глаза пару долгих секунд, краснея с каждым прошедшим моментом.       Что они наделали?