Traum

Сон разума рождает чудовищ

Франсиско де Гойя

      — Ты такая умная, Катя!       — Льстец, — гордо задираю нос, — но твоя королева довольна тобой.       Вздрагиваю, когда мне в лицо попадает снежок. Отплёвываюсь и зло кошусь на Антона. Ах ты маленький!       — Ну всё, Петров, я тебе устрою!       С голубого неба, кружась, падают мягкие пушистые снежинки. Лицо Антона красное, дышит жаром, только что вынырнул из сугроба. Голова лёгкая и свободная, скоро каникулы. Хочется петь и танцевать под скрип снега. Катя-катерина, маков цвет, без тебя мне, Катя, жизни нет… зараза, прилипла.       В наш посёлок наконец-то вернулся мир: страшный маньяк пойман, похищенные дети вернулись к родителям, хулиганы перестали докучать Антону. Прекрасный идеальный мир, в котором всё хорошо, а завтра будет ещё лучше — потому что я так хочу!       Щёки пылают, пока я смотрю на Антона. Он такой тихий, такой скромный, такой милый. Хорош, до чего хорош. Светлые русые волосы, карие глаза, маленький носик. И очки на нём так хорошо смотрятся… Катя, ну что ты как маленькая разнервничалась из-за мальчика? Лицо посерьёзнее да понаглее. Во!       — А-антон, слушай, — слова даются тяжело. — Т-ты не против, если мы… вдвоём…       — Э-эй! Подождите меня!       Меня перекашивает, едва я слышу этот голос. Оборачиваюсь: ну да, это она, новенькая. Нелепая брюнетка в очках, которая перевелась под самый конец года. И что она только забыла в нашей глуши? Во, едва не вспахала лицом сугроб, пока нагоняла. А, нет, всё-таки вспахала.       Складываю руки на груди и недовольно постукиваю мыском, пока Антон помогает новенькой подняться. Не знаю, почему, но она меня бесит. Не как Полина, но близко.       — Краснова, ну что ты за пугало.       — Ах, простите, я такая неуклюжая!..       — Что ты хотела? Не видишь, — стреляю глазами в сторону Антона, — мы тут заняты.       — А, а… вы не могли бы мне показать посёлок? А то я вообще ничего не знаю…       — Да, конечно. Ты же не против, Кать?       Хочется рычать. Кр-р-р-раснова! И ты, Петров, туда же!       — Ладно, — бурчу, — только не путайся под ногами.       Мы идём по заснеженной тропе меж древних изб. Антон посерёдке, я и эта новенькая по бокам. И пока я злюсь и показательно игнорирую Антона, он мило болтает с Красновой о всякой чепухе. А, ну конечно, с ней интересней, чем со мной. Предатель.       — Я несу правосудие во имя Луны! — встаёт она в смешную позу, подражая персонажу какого-то мультика. Снова падает на попу, ойкнув. Правосудие восторжествовало. И что в этих японских мультиках только находят?       Когда Антон снова наклоняется и подаёт руку, обида в груди колит особенно сильно. Ну и не надо. Ну и пошёл к чёрту, Петров! Глаза противно щиплет, ноги сами собой прибавляют ход. Дурак, идиот, балбес, придурок, козёл!       — Кать, ты куда? Ты чего?       — Куда глаза глядят, Антоша! — ору, не оборачиваясь. — Антошка! Антошка! Пойдем копать картошку!       Сапоги шаркают, раскидывая снег. Сжимаю кулаки, сдержавая гнев. Да ну его в пень! Вот увидишь, Антон, ты ещё пожалеешь. Ты еще прибежишь ко мне, на коленях умоляя простить тебя за то, что променял меня на эту вертихвостку! Что он вообще в ней нашёл? Пугало в очках же! Ничего, он всё поймёт, он ещё наплачется с ней. Да, зло всегда торжествует в конце, ха!       Резко останавливаюсь, ощущая, как колотится сердце. Что-то не так. Это не похоже на наш посёлок. Откуда столько деревьев, почему так темно? И почему столько снега — не белого и пушистого, а злого и колючего. Я же пошла в сторону дома, я точно помню!       Не оборачиваясь, делаю шаг назад. Другой. Холодный пот стекает по лицу. Вздрагиваю — меня словно касается чья-то невидимая рука. Пар изо рта закрывает обзор, глаза будто запотевают, ресницы мёрзнут. Мороз по коже. И не потому, что мне холодно.       Задираю голову к небу. Даже сквозь кривые ряды веток, торчащих точно сухие человеческие пальцы, я вижу, что ночь — видно слабый свет луны. Какого чёрта? Какого чёрта, какого чёрта, какого…       Почти задыхаюсь. Верчу головой в поисках ориентиров. Лес? Почему я в лесу? Как я тут оказалась?       — А-антон? Краснова? Ребята?!       Тишина, только эхо гуляет. Не в силах выбрать направление, я просто иду. Хруст. Резко оборачиваюсь, ничего. Может быть, просто снег скрипит? Прибавляю ходу, будто пытаюсь сбежать от кого-то. Мне просто кажется, мне просто кажется, мне просто…       Глухой звук повторился, снова хруст. Я не вижу, но точно слышу. А теперь и стук? Откуда-то справа, из толщи покосившихся сухих деревьев — разве у нас в лесу они все такие? Там никого. И ничего. Только ветер, из-за которого они качаются словно живые, как медленно обступающая толпа.       Шаги становятся быстрее — они где-то рядом, где-то очень рядом, где-то насмехательски рядом, но каждый раз быстрее, чем я успеваю обернуться. Я почти бегу — я точно знаю, что оно рядом. И эти деревья, они всё ниже и ближе, они сжимаются, мама!       Резко замираю, ощутив спиной дыхание. Я не знаю, но чувствую. Может быть потому, что оно такое ритмичное? Что-то внутри меня говорит мне не оборачиваться. Но я всё равно оборачиваюсь.       Два огромных светящихся красных глаза смотрят на меня — почему-то я не вижу ничего, кроме них. И неясных очертаний звериной морды, напоминающей волчью.       …       …       …       Снега вокруг всё больше, всё глубже. Ноги проваливаются по бёдра, я едва не спотыкаюсь. Я выдохлась. Меня качает из стороны в сторону. И несмотря на это я не бегу — я лечу. Лёгкие горят, мир кружится вокруг меня точно карусель — это всё ещё тот же лес?       А чудище продолжает гнаться, не отставая. Слева, сзади, спереди. Хруст веток и скрип снега, то далеко, то близко. То далеко, то очень и очень близко! Кажется, ещё чуть-чуть, меня нагонят и разорвут. Или я просто рухну без сил. Но нет. Оно играется со мной словно кошка с добычей. Словно я живая игрушка для Леса и его Хозяина.       Мама, мамочка, спаси меня! — молю одними губами. Помоги! Я больше не буду! Я обещаю быть послушным ребенком! Я…       — Катя! — слышу голос.       Замираю как вкопанная. Там на холме, метрах в двадцати, стоит громоздкое здание, тускло освещённое фонарным столбом. А рядом с ним…       — Краснова? — хриплое.       Бледная, как неживая, в блеклом свете она кажется существом из другого мира. Но обдумать как следует не успеваю.       — Кать, сюда! Скорее! А то оно нагонит! Оно уже совсем близко!       Божечки-кошечки!       — Только не оборачивайся! Не оборачивайся!       …нет, с меня хватит, я не хочу видеть, я и так собак боюсь — а что-то мне подсказывает, там далеко не пудель!       — Скорее! Ты справишься!       У меня открывается второе дыхание. Вверх, вверх, вверх. Вперёд, вперёд, вперёд. Спотыкаясь, кашляя, задыхаясь, метр за метром я достигла цели. Убежище всего в паре метров от меня, давай, Катя! Только не оступись!       И только потом я осознаю. Это же… замираю у самого порога.       — Чёрный Гараж… Нет, нет, я туда не пойду, не заставите…       Это оно. То самое богом забытое место, где исчезали дети. Почему? Почему он всё ещё здесь? Ржавые металлические двери всё так же скрипят и режут по ушам. Изнутри доносится протяжный гул. Я… я…       А потом я слышу пронзительный волчий вой прямо за своей спиной. Я никогда не слышала его вживую, но откуда-то знаю. Моё сердце болезненно замирает… и чьи-то сильные руки — Красновой — затаскивают меня внутрь, закрывая дверь.       — Кать, ты чего?       Я взрываюсь истерикой и зарываюсь головой в куртку Красновой. Кажется, она что-то говорит — что-то доброе и успокаивающее, не могу разобрать. Кладёт мне руку на голову и начинает гладить. Тепло и мягко — сняла варежку.       — Тихо, Катенька, тихо…       Слёзы уходят. Напоминает маму — она всегда так делала в детстве, когда мне было плохо. Чёрт, я ведь не должна показывать слабость, да ещё и в присутствии новенькой. Хотя пошло оно, я чуть не сдохла…       — А как ты тут… что тут…       Что-то тут не так. Сначала лес, погоня, внезапная Лена Краснова — что тут происходит?       — Мы пошли тебя с Антоном искать… и вот. Разделились. Я потерялась и блуждала, пока не вышла к этому месту, а потом увидела, как за тобой гналось… это.       Я поднимаю голову и заглядываю ей в глаза. Ха, а вблизи она симпатичней, чем кажется. Не думаю, что врёт. Но что тогда тут творится?..       — А Антон, ну, Петров, где…       Она качает головой. Чёрт, Петров, только попробуй мне сгинуть в пасти этой псины, слышишь?! Из-под земли достану!       …если сама выберусь. Мда. На всякий дёргаю металлическую дверь: встала намертво. Прикладываю ухо. Шуршит, будто кто-то настойчиво скребётся. Сглатываю и быстро-быстро иду от неё прочь. Где мы вообще оказались?       Длинный коридор, напоминающий второй этаж школы. Переглядываюсь с Красновой, у нас схожие мысли. Погоди-ка, а разве она была так легко одета?       — А ты…       — А? — моргаю.       Она показывает на себя, потом на меня. Опускаю взгляд: а где моя куртка?       — Дела…       Мы обе в школьном, куртки помахали рукой. Адский холод — тут хоть вообще отапливают? Зубы предательски стучат, изо рта пар. Краснова тоже мёрзнет, пытается отогреть руки дыханием. Ворчу:       — Да, Тотошка, мы не в Канзасе.       Краснова нервно смеётся.       — В волшебной стране хотя бы вечное лето.       Поднимаю бровь. Она читала? Вот уж не думала.       — Только дороги из жёлтого кирпича что-то не видать. Как и мудрого Гудвина.       — Главное — держаться вместе, я думаю.       — Мы что, герои Скуби Ду, чтобы разбегаться в разные стороны? Половицы противно скрипят от каждого шага. Полутьма и мёртвая тишина. Лампы на потолке противно мерцают. На стенах плотная ледяная корка, в которой видно моё бледное скорбное лицо. Чёрт, как же холодно. Порыв ветра — сквозняк — проносится сквозь коридор, поднимая в воздух кипу грязных листков, напоминающих объявления, они ложатся под ноги. Краснова присаживается и поднимает один из них.       — Пропал ребёнок, Антон… Петров?       — А ну дай сюда!       Да, это он, это его фотография, телефон для связи, дата пропажи… вчера? Почему он пропал вчера? Вчера он точно не пропадал, вчера… а что было вчера?       Едва я пытаюсь вспомнить, голову раскалывает напополам. Я точно знаю, что «вчера» Антон не мог пропасть, как раз Краснова перевелась, тут же опозорилась перед классом. Но как будто бы есть ещё одно вчера, про которое я забыла.       — Этого не может быть… — в ужасе шепчет Краснова, перебираясь от листка к листку.       Я вижу детей. Знакомых, одноклассников, много кого из тех, кого я только недавно видела в школе, живыми и здравствующими.       — Чертовщина. Этого не может быть. Маньяка поймали, всё закончилось!       — Какого маньяка?       Краснова поднимает голову. Мне от её взгляда неуютно.       — Ты хоть газеты читала перед тем, как переехать? Весь посёлок на ушах стоит, не думаю, что есть хоть один человек…       Замираю. Тень, напоминающая человеческий силуэт, исчезает за дверью классной комнаты. Это… комната нашего класса?       — Антон? А ну стой!       Краснова пытается что-то там возражать, в итоге прибивается за мной — трусиха. Когда подхожу к классу, за спиной слышен треск — свет резко гаснет, точно выбило пробки. Я пулей влетаю в класс и замираю.       Это он, тот кабинет, к которому я так привыкла. Вот только он пуст, нет мебели, только молчаливые ряды парт, на каждой из которых стоит по свече. В воздухе отчётливо пахнет церковью. Медленно прохожу мимо рядов. Я не знаю, почему я дрожу — мне настолько холодно или страшно? Провожу по одной из парт — пыльная. Подхожу к окну и устало заглядываю в него. Ничего кроме густого белого тумана и моего отражения. Выглядишь отвратительно, другая я.       Сзади доносится шум — Краснова, тот ещё слон, покосила парту. Закатываю глаза, прежде чем бросить взгляд на её отражение и замираю: там нет человека. Только очки, повисшие в воздухе. Чувствую холод в лопатках и оборачиваюсь. Она всё ещё здесь, со мной. Её губы изогнуты в ухмылке. Сжимаю кулаки:       — Кто ты?       Мы обходим друг друга, сближаясь.       — Стоило задуматься, что это странно. Кто в здравом уме меняет школу под новый год?       — Например, ты?       Сжимаю кулаки. Откуда она это знает.       — Ты не ответила на мой вопрос. Кто ты?       Буквально одна парта разделяет нас. Я тянусь, чтобы схватить её, она уклоняется. Парта валится, вместе с ней и свеча, катится в сторону.       — Друг. Враг. Чудовище под кроватью. Тот, кто знает тебя как никто другой.       Ясно, пудрит мне мозги и тянет время. Зачем только? Чего она этим добивается?       — О, и что ты обо мне такого знаешь?       Её губы кривятся ещё сильнее. Её голос меняется, она явно кому-то подражает:       — Вот странно, девочки: вот вроде Смирнова Смирновой, а есть в ней что-то не наше. И откуда она на нас такая свалилась?       —…прекрати.       — Да она только и может, что прятаться за мамку, да задирать нос, будто королева. Не то что Поля.       — Хватит, — рычу.       — Смирнова, что ты вообще тут забыла, зайчиха-трусиха? Не видишь, тебе тут не рады?       Голова кружится от запаха гари, но мне всё равно. Я хочу разорвать эту тварь, но она опять уклоняется, фыркая.       — Так что это мой вопрос тебе. Кто ты, Катя?       И когда хочу наорать на неё, замираю от осознания. Погоня, лес, чёрный гараж, пустой класс? Да я же просто сплю!        Закидываю голову и заливаюсь хохотом.       — А ловко ты меня обманула! Ну конечно: это ведь всё не на самом деле, да? — киваю на огонь.       Она мрачнеет, поджимая губы.       — Одному мудрецу приснилось, что он — бабочка…       Я не промахиваюсь. Почти — она снова уходит, но на этот раз в моих руках остаются очки. Подношу их к лицу и уже готовлюсь разбить об пол, как вижу. Я вижу себя сквозь линзы. Она… она… я?..       Она вздыхает.       — А ведь я на самом деле хотела с тобой подружиться. Кажется, мира не будет?       Слова, если и были, застревают в горле. Я просто открываю рот. Мотаю головой:       — Это просто сон, просто сон…       Почему-то вместо части стены теперь сияет дыра, которая ведёт в темноту. Краснова закладывает руки за спину и подходит к зияющему проёму. Не знаю, почему, но мне неуютно.       — Если бы ты могла выбрать, где бы ты проснулась?       — Дома, где ещё. Что за вопросы?       — Действительно, на что я надеялась? — оборачивается. — Я бы тоже хотела проснуться в мире, в котором просыпаешься ты.       В её руках возникает лист бумаги. Она швыряет его — он летит мне точно в руки. Ещё одна потеряшка — да, я поняла, и что ты этим хочешь…       — К-катя Смирнова? Звонить по телефону…       И я вспомнила. Губы дрожат, колени подгибаются, руки опускаются, как и взгляд. Больно. Хочется кричать, но рот словно заклеен — заткнут вонючей тряпкой. Совсем как тогда, как и…       Я даже не реагирую, когда она подходит и хлопает меня по плечу.       — Зло ведь всегда торжествует в конце, верно? Ещё увидимся, Катя.       Вместе с дымом в огне исчезают и очертания.

***

      Из газеты:       …маньяка, орудующего в округе, так и не удалось поймать. По заверениям губернатора, на поимку будут брошены силы…       …среди остатков жертв, найдена выжившая (имя пропущено). Потерпевшая доставлена в областную больницу в тяжелом состоянии со следами ожогов…       …на данный момент она находится в коме, и нет никаких признаков улучшения её состояния…

***

      — Твоё сочинение про Снежную королеву — что-то с чем-то, Кать!       — Ну разумеется! — задираю нос. — Кто вообще додумался до того, что этого Кая надо спасать? Растопить его сердце? Какое-то дурацкое зеркало, которое сделало его злым? — топаю ногой. — Чушь и ерунда! На самом деле мальчик просто повзрослел и решил стать самостоятельным, а тут пришла эта Герда, и…       С пепельно-серого неба, кружась, падают мягкие пушистые снежинки. Какой чудесный день, хочется петь и танцевать. Ничто не сможет испортить этот идеальный день!       Яркий алый цветок качается на ветру, выглядывая из-под снега.