Отнюдь не цена

Номер у Тэлбота односпальный, поэтому он дремлет сидя возле кровати — пока епископ Кошон на этой кровати спит. Можно забраться в кресло или хотя бы на стул, голову на стол опустить — всё лучше, чем на полу спать; но Тэлбот не хочет отходить от Кошона. Тэлбот боится, что он окажется сном. Что всё случившееся после проглатывания окажется сном — постыдно приятным, как часто бывает со снами на полный желудок. Человек, который не испугался ни зубов, ни тесного знакомства с внутренним миром; который отказался пристрелить и не поспешил сбежать, как только нашёл в себе силы подняться; который гладил по осторожно пристроенной на коленях голове, рождая внутри ещё одно пугающее своей новизной чувство, похожее на умиротворение, накрывавшее тогда, в реке. Разве это может быть реальностью? «Скажите, епископ, как ощущается смерть? Мне кажется, я умираю». «Не думаю, что вы умираете, маршал, — скорее рождаетесь». С ковра они поднялись не сразу: сначала, пережидая слабость, строили планы по завтрашнему подписанию мира, потом на Тэлбота всё-таки нахлынули жгучие слёзы, и он целовал руки смеющегося Кошона, ища спасение от охватившего ужаса. «Вы рождаетесь, маршал, вы становитесь человеком. Им не всегда приятно быть, но… лучше, чем чудовищем. Это я, конечно, как человек говорю». Когда Кошон, потирая затёкшие ноги и спину, наконец встал, Тэлбот предложил: «Хотите в душ?» — отчасти заглаживая вину, отчасти совершенно эгоистично пытаясь не дать ему уйти. И, вручив полотенце, пошёл варить кофе: эта человеческая вещь получалась у него довольно неплохо. Они проговорили до рассвета под кофе и горячие бутерброды. Тэлбот, не извиняясь и не оправдываясь, лишь объясняя, рассказывал о своей жизни, в которой была война и ничего кроме войны; Кошон — о своей, епископской, посвящённой служению Господу и спасению заблудших душ. Он выглядел… счастливым?.. Будто светился изнутри, и Тэлботу до обнажающихся клыков хотелось отпить этого света. «Как у вас это получилось, мессир епископ? Как вы обрели занятие по нраву? Как в вашей душе поселился покой?» Ничего этого Тэлбот не спросил, только предложил спокойно, делано равнодушно — хотя хотелось упасть на колени и взмолиться: «Оставайтесь на ночь? Мне необязательно спать, так что кровать в вашем распоряжении». И Кошон остался; и дышит совершенно умиротворённо, будто и правда спит — ничего не боясь. Тэлбот, придвинувшись ближе, жадно втягивает его запах, ещё помня солоноватый вкус кожи, щекотку волос в глотке и мучительно приятную тяжесть тела в животе. Рисковый вы человек, епископ Кошон, а если я сейчас не удержусь и?.. Конечно, он удержится. Иначе собрался бы с духом и нажал спусковой крючок сам. Как в первую ночь после знакомства, Тэлбот раздирает клыками предплечье, напивается собственной крови и, оставив рану подсыхать, засыпает, устроив голову на уголке кровати рядом с головой Кошона. Уже сегодня всё изменится. В Англию он, конечно, не вернётся, во Франции едва ли сможет остаться; но мало ли в мире хороших городов и стран?