Одинокая звезда

***

Я сидел на полу, прижимаясь спиной к кровати Юнги. Постельное бельё пахло чем-то тёплым, уютным — как он сам. Это должно было успокаивать, но на меня этот запах действовал совсем иначе. Он только подчёркивал разницу между мной и Юнги: спокойным, уверенным, тем, кто может держать всё под контролем. И мной, человеком, который не знает, как дожить до следующего дня, не разрушив всё вокруг. Всё было слишком тихо. Даже звук ветра за окном раздражал своей регулярностью. Я уже не мог возвращаться в свою квартиру. Тишина там была совсем другой. В ней пряталась тоска по людям, которых я больше никогда не увижу, и воспоминания, от которых не убежишь. Я сидел, обхватив колени руками, и снова пытался принять этот факт. Я — убийца. Я слышал это так ясно, как будто кто-то шептал мне прямо в ухо. Убийца. Я стиснул зубы, пальцы впились в колени, словно это могло остановить дрожь, которая пронизывала всё тело. Я зажмурился, но в темноте под веками всплыли образы. Она. Золотой свет, разрывающий тьму. Её улыбка, такая спокойная, будто она знала, что всё уже решено. И моё лицо — лицо ребёнка, которому она принадлежала. — Нет… — выдавил я, вскинув руки к голове, будто это могло заглушить её. — Нет, это не я… Образы сменялись, как в кошмаре: мои родители, бабушка, Соран. Их лица вспыхивали передо мной, и каждый раз их окутывал огонь. Я слышал крики, видел, как дом рушится, и везде был этот золотой свет. Свет, который я не мог остановить. Я задыхался. Моя спина ударилась о стену, когда я попытался отползти подальше, как будто это могло спасти меня от воспоминаний. Я убил их. Это не была её вина, нет. Это была моя вина. Моё тело, моя душа. Я позволил этому случиться. Руки дрожали, когда я посмотрел на них. Казалось, что на пальцах до сих пор видна кровь. — Убей меня… — прошептал я, забыв, что нахожусь один. Но ответа не было. Конечно, не было. "Ты сдерживаешь её," — всплыли слова Кея. Как будто это хоть что-то значит. — Сдерживаю? — я горько рассмеялся, хотя смех тут же сменился рыданием. Голова запрокинулась назад, и я ударился затылком о стену, но не почувствовал боли. Казалось, что тело принадлежит не мне, что я существую лишь как тень в этой оболочке. "Ты не убивал их," — снова прозвучал голос Кея в памяти. — "Это была она." Но какая разница? Если это было моё тело, моя душа, значит, это всё равно был я. Я убил их. Я убил их. Я убил их. Эта мысль звучала в голове, как барабанный бой, с каждым разом становясь громче. Я сжал колени, прижав их к груди, и обнял себя руками. Ничего не имело значения. Никто не мог мне помочь. Кей не знал, что делать. Никто не знал. Мне казалось, что мир за пределами этой комнаты исчез. Время растянулось в бесконечную серую массу, где не было ни дня, ни ночи. Я даже не помню, когда в последний раз ел. Или спал. Страшнее всего было закрывать глаза. Каждый раз, когда я это делал, она оказывалась там. Её улыбка. Её голос. Её свет. И я. Маленький я, с чужой улыбкой на лице, смотрящий на них всех, как на жертв. — Я убил их, — прошептал я снова, хотя никто меня не слышал. Я был один. Обречён. И я не знал, что делать. Я — опасность. Даже если бы я захотел умереть, это бы ничего не изменило. Кей объяснил, что я не просто переродился бы, но и стал бы ещё слабее перед этим светлым чудовищем внутри. Он говорил, что смерть — это не выход, а скорее ещё одна ошибка. Но я не мог продолжать жить так. Теперь я понимал, почему Кей так долго молчал. Почему он так не хотел, чтобы я узнал правду. Он знал, что это сломает меня. Что я не выдержу, узнав, что убийца — я сам. Он был прав. Правда оказалась слишком дорогой, она забрала слишком много. Я хотел забыть. Просто забыть. Но это было невозможно. Каждый раз, закрывая глаза, я видел кровь. Слышал крики. Чувствовал, как внутри поднимается что-то огромное и неконтролируемое. Я уронил голову на колени и зажмурился, пытаясь заглушить этот вихрь мыслей. Юнги не сдавался. Каждый день он пытался хоть как-то достучаться до меня, подбираясь осторожно, как к испуганному зверьку, который вот-вот сорвётся с цепи. Но это не имело значения. Я уже сорвался — просто пока не напал. — Чонгук, я оставил рис и суп на столе. Поешь, пока не остыло, — раздался его спокойный голос с порога. Я сидел на кровати, втянувшись в угол комнаты, словно хотел слиться со стеной. Молча, не отводя взгляда от пола, я ждал, пока он уйдёт. Он задержался на секунду дольше, чем обычно, но потом я услышал его тяжёлый вздох и звук шагов, удаляющихся в сторону гостиной. Я поднял взгляд и увидел, как он тихо прикрыл дверь. Только после этого я позволил себе немного расслабиться. Я не могу быть рядом с ним. Я не могу быть рядом ни с кем. С тех пор как я оказался в его квартире, Юнги делал всё возможное, чтобы поддерживать меня, но я видел, как сильно это давалось ему. Бессонные ночи, серый оттенок на лице, усталость в глазах. Он спал на диване в гостиной, даже не пытался спорить со мной о комнате. Но всё это было бесполезно. На полу у кровати стояли тарелки с нетронутой едой. Чай в кружке уже давно остыл, и теперь от него пахло чем-то странным и горьковатым. Мой желудок сжался, но я не мог заставить себя съесть хотя бы ложку. Каждый раз, когда я подносил что-то к губам, мне казалось, что это не я. Что в следующий момент я потеряю контроль, и вместо того чтобы есть, я сломаю чашку или ударю кого-то. Кого-то вроде Юнги. Я до сих пор не понимал, почему он продолжает это терпеть. Почему позволяет мне оставаться здесь, зная, что я мог бы сделать с ним то же самое, что сделал со своей семьёй. Иногда я слышал, как он что-то говорит по телефону в гостиной. Говорил, что всё в порядке, что не нужно приезжать, что он справится. Он справится. А я? Я боялся даже уснуть. Потому что каждый раз, когда мои веки опускались, я видел её. Она сидела в углу моей комнаты, смотрела на меня, улыбалась. "Ты слабый. Ты сломаешься. Они все сломаются." Её голос был тихим, ласковым, но каждый раз от него мурашки пробегали по коже. Я сжимал себя за плечи, пытаясь подавить дрожь. Иногда я слышал, как Юнги стучит в дверь. Лёгкий, настойчивый стук. — Чонгук, я знаю, ты не спишь. Дай мне войти. Но я не отвечал. — Всё будет хорошо, — продолжал он. — Ты не один, слышишь? Не один. Я едва удерживал горький смех. Даже если он сидит за дверью, даже если он рядом — я всё равно один. Потому что никто, даже Кей, не может спасти меня. Тьма внутри меня шептала, а свет внутри меня кричал. А я застрял между ними, не зная, куда идти. Утро началось с тихих шагов за дверью. Я, как обычно, не спал. Привычное напряжение в теле мешало даже закрыть глаза. Солнце уже поднялось, пробиваясь тусклым светом сквозь плотные шторы, когда раздался лёгкий стук. — Чонгук, я вхожу, — предупредил Юнги. Я ничего не ответил, но он, конечно, всё равно вошёл. Юнги аккуратно, без резких движений, как будто боялся меня спугнуть, поставил на стол небольшой поднос. На нём стояла миска с горячим супом, тарелка с кимчи и варёным рисом, а рядом — стакан воды. Запах еды пробрался в комнату, вызывая у меня смутное чувство голода, но я тут же подавил его. Юнги бросил взгляд на оставленные тарелки с прошлой попытки. Он не сказал ничего, просто молча забрал их, обвив тонкими пальцами края, чтобы не греметь. — Ты совсем себя истощишь, если будешь продолжать так, — тихо заметил он, но не посмотрел на меня. — Мне всё равно, — пробормотал я, не сводя взгляда с пола. Юнги задержался на мгновение. — Нет, не всё равно, — сказал он, его голос был мягким, но уверенным. — И мне тоже не всё равно. Он стоял неподвижно, ожидая хоть какого-то ответа, но я молчал. Как всегда. Наконец, он выдохнул и направился к двери. Но перед выходом обернулся. — Я приготовлю твой любимый кальбитан сегодня вечером. Может, это разбудит твой аппетит. Его слова укололи меня. Не потому, что он был неправ. А потому, что он пытался изо всех сил, а я даже не мог дать ему ни малейшей надежды. Когда Юнги ушёл, я снова уставился на тарелки. Суп всё ещё парил, а капля конденсата медленно стекала по стакану с водой. Но я не тронул еду. Чуть позже Юнги вернулся снова, чтобы поменять бельё на кровати. — Оно всё в пыли. Удивительно, как ты вообще не заболел, — сказал он с усмешкой, будто пытался сделать атмосферу хоть немного легче. Я сидел в углу, наблюдая, как он возится с простынями, ловя момент, чтобы мельком взглянуть на меня. — Ты можешь… хотя бы помыться? — не выдержал он, когда закончил. Я резко поднял голову, а он тут же отступил, подняв ладони в примирительном жесте. — Прости, я не хотел тебя задеть, — быстро добавил он. — Просто… для твоего же комфорта. Комфорт. Какой смысл в комфорте, если я всё равно обречён? Юнги тяжело вздохнул и сел на стул, который обычно стоял у стола. — Чонгук, — начал он мягко, — ты должен хотя бы попробовать. Не ради меня. Ради себя. Я молчал, но чувствовал, как его взгляд прожигает меня. — Никто не винит тебя. Никто, кроме тебя самого. Эти слова задели больнее всего. Я хотел крикнуть, что он не понимает. Что он ничего не знает. Но вместо этого просто сжал кулаки. — Тебе нужно выбраться из этой комнаты, хотя бы ненадолго, — продолжил Юнги. — Пройдись до гостиной. Открой окно. Сделай хоть что-то, что заставит тебя чувствовать, что ты ещё живой. Я посмотрел на него, ища в его лице что угодно: злость, раздражение, жалость. Но там было только терпение. И это убивало меня ещё больше. — Пожалуйста, — добавил он, его голос едва дрогнул. — Не сдавайся.

***

Снежинки медленно кружились за окном, падая на заледеневшие подоконники и блестя в свете тусклого утра. Я сидел на своём обычном месте у окна, колени притянуты к груди, взгляд устремлён наружу. Там, за стеклом, был целый мир — холодный, бесконечный и чужой. Когда я попытался вспомнить, какой сегодня день, в голове остались только обрывки. Новый год? Он уже прошёл. Рождество тоже. Наверное, я пропустил всё, что было после. Сколько дней прошло? Месяц? Больше? Наверное, меня уже уволили. И что? Я усмехнулся. Даже лучше. Меньше людей рядом — меньше шансов сделать что-нибудь… ужасное. Но эта мысль не принесла облегчения. Она просто повисла тяжестью на моих плечах, добавляя к грузу, который я уже не мог нести. Моё отражение в стекле выглядело призрачно. Глаза — пустые, осунувшиеся, с тёмными кругами под ними. Щёки впали, а губы обветрились от сухости. Но я почти не замечал этого. Все мои мысли были не здесь. Перед глазами всплыло воспоминание из прошлого. Тот дом, чёрный и уютный, который мы с Кеем готовили к празднику. Как мы украшали его. Как поставили ёлку, пушистую и красивую. Кей принёс гирлянды, и мы смеялись, когда он пытался их распутать, бормоча что-то о том, как это «самый ненавистный обряд человечества». Я тогда смеялся. Как давно это было? Кей… Интересно, где он сейчас? Я знаю, что он приходил. Я видел его мельком через тусклые очертания зашторенных окон, слышал, как он стоит у двери, но не заходит. Он ждёт. Ждёт моего зова или разрешения, которого я не даю. И не могу дать. Я помнил, как, будучи Араном, я всадил нож в спину Кея. Он не сопротивлялся. Вместо этого обнял меня, удерживая, пока я не пришёл в себя. Как он выдержал это? Как выдержал мои истерики, мой гнев, мои слёзы? Я помнил, когда брал нож и вонзал его в грудь бессмертного монстра, которым он был. Его крики всё ещё звучали в моей голове, словно эхо в пустой комнате. Ему было больно. Он терпел. Ради меня. И если я снова причиню ему боль… Я не выдержу. Эти мысли стали невыносимыми. Голова опустилась на колени, руки сжались в кулаки. Я ловил себя на том, что думаю о том, чтобы всё закончить. Как Аран, повторить тот шаг. Разорвать этот бесконечный круг страданий. Но я понимал. Если я сделаю это, ничего не закончится. Всё повторится снова. Я забуду. Рожусь заново, проклятие останется, и я продолжу убивать. Но как же я скучал по Кею. По его теплу. Пиво. Мы ведь вместе готовили пиво. Это было лучшее свидание в моей жизни, я теперь понял. Я улыбнулся, но улыбка быстро исчезла. Интересно, его уже доставили? Или его так и не увидят? Я сжался сильнее, позволяя холодным слезам стекать по щекам.

***

Юнги был упрямым, как никто другой. Я слышал его шаги за дверью, как он прислушивался к моим передвижениям в комнате, едва ли сам понимая, что делает. Сегодня он не стал стучаться — просто вошёл, как будто у меня не было выбора. Я замер, не поворачивая головы, и даже не поднял глаз, когда он осторожно закрыл за собой дверь. Всё моё тело напряглось, а сердце забилось быстрее. — Гук, — его голос был тихим, мягким, но я едва сдержал желание зажать уши, чтобы не слышать. Я видел, как он приближался краем глаза, и почувствовал, как задыхаюсь от паники. Он хотел подойти ближе, но я инстинктивно отодвинулся к углу, сжавшись в ещё меньший комок. — Гук, хватит, пожалуйста, — он присел на корточки напротив меня, чтобы быть на одном уровне, но не стал подходить ближе. — Я понимаю, как тебе плохо. Нет, ты не понимаешь. — Но ты не можешь так дальше, понимаешь? Он поставил рядом тарелку с супом. Я даже не посмотрел на неё, лишь плотнее прижался к стене, стараясь как можно сильнее слиться с углом комнаты. — Ты ничего не ешь, ничего не пьёшь. Ты себя истощаешь. Разве так ты сможешь справиться? — его голос был проникновенным, но не осуждающим. Справиться? Я хотел смеяться, но не мог. Хотел ответить, но слова не шли. — Гук, — он тяжело вздохнул, а затем начал говорить о чём-то несущественном. Рассказывал, как вчера снова поссорился с кассиром в магазине, как нашёл новый рецепт пирога и даже пытался шутить, но ни одно его слово не находило во мне отклика. Он замолчал на секунду, а затем, будто что-то решив, взял ложку и зачерпнул суп. — Если ты не хочешь сам, я накормлю тебя, как в детстве, — его голос звучал весело, но я видел напряжение в его глазах. Он протянул ложку ко мне, но я отвёл голову, отказываясь открывать рот. — Гук, — Юнги вздохнул, его плечи едва заметно опустились, но в его глазах не было и намёка на желание сдаться. Я уже знал, что он продолжит. — Слушай меня, — сказал он твёрже. Его голос изменился: он стал серьёзным, почти властным. — Ты мне как сын. Я вздрогнул. — Я действительно так думаю. Ты же знаешь, я всегда называл тебя своим котёнком. У меня порой ощущение, что я вырастил тебя. Я почувствовал, как внутри что-то болезненно сжалось. Он продолжал: — Ты всегда был сильным, Гук. Разве ты забыл? Ты ведь всегда шёл вперёд, не ради себя, а ради других. Ради мамы, папы, сестры. Ради бабушки. Моё дыхание стало прерывистым. — Ты искал ответы ради них. Что изменилось сейчас? Почему ты готов сдаться теперь? Они для тебя больше не имеют значения? Я резко поднял взгляд. Юнги смотрел прямо на меня, без тени осуждения, но его слова были как пощёчина. — А как насчёт меня? — продолжил он. — Ты хочешь бросить меня? Оставить позади, как ненужного бездомного кота? Моё горло сжалось. — А Кей? Его попытки, его терпение? Всё, что он сделал ради тебя, — ты это знаешь, Гук. Почему ты хочешь, чтобы это было напрасным? Я чувствовал, как глаза наполняются слезами. — Ты искал убийцу. Ты его нашёл. Так почему ты сдаёшься? Я хотел закрыть уши, но руки не слушались. Его голос проникал в каждую клетку. — Я люблю тебя, Гука. — его голос стал мягче. — Ты самое важное что есть в моей жизни. Я останусь рядом до самого конца, понял? Юнги слегка улыбнулся, но я видел слёзы в его глазах. — Если ты не хочешь продолжать ради себя, у тебя всё ещё есть близкие. Ради них ты не имеешь права сдаваться. Мои плечи задрожали, я уткнулся лицом в колени. Слёзы хлынули потоком. Юнги протянул ложку с супом ближе, но ничего не говорил. Я всхлипнул, поднял голову и, наконец, открыл рот, позволяя ему накормить меня.

***

Первые дни были невыносимы. Каждый шаг из комнаты казался подвигом, но голод и Юнги делали своё дело. Я начинал есть хоть что-то, хотя аппетита по-прежнему не было. Юнги не скупился на похвалы, каждый раз замечая прогресс, как будто я был ребёнком, сделавшим первые шаги. Когда я начал выходить из комнаты, он только вздыхал с облегчением, будто его личная борьба за меня дала хоть какие-то плоды. Иногда мы молчали, сидя в тишине, но даже это было легче, чем одиночество. И вот наступил день, когда он пришёл. Кей, как и всегда, появился у двери. Его тень маячила у порога, и я знал, что он там, хотя он никогда не стучался и не входил без разрешения. Раньше я избегал даже смотреть в его сторону, но сегодня всё было иначе. Я открыл дверь. — Кей, — мой голос звучал неожиданно уверенно даже для меня самого. Он был тише, чем я хотел, но достаточно громким, чтобы его услышали. Он поднял взгляд, его чёрные глаза замерли на мне, словно он не поверил своим ушам. — Не хочешь зайти? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. Кей будто замер, его лицо оставалось непроницаемым, но я мог поклясться, что в его глазах мелькнуло что-то вроде облегчения. — Ты уверен? — его голос был низким, едва уловимым. Я кивнул, и этого было достаточно. Кей переступил порог, его движения были медленными, как будто он боялся разрушить что-то хрупкое. — Ты остаёшься? — хрипло спросил я. — Если позволишь, — ответил он, глядя прямо на меня. Я кивнул ещё раз, и Кей без лишних слов устроился на полу, как будто это было его место от самого начала. Юнги что-то пробурчал, но оставил всё как есть. Он понимал, что мне было важно присутствие Кея. Тем не менее, я всё ещё держался на расстоянии. Кей был здесь, рядом, но я не мог позволить себе подойти ближе. Самой большой проблемой оставался сон. Я пытался спать, старался найти хоть немного покоя, но это было бесполезно. Каждый раз, закрывая глаза, я видел кошмары: яркие вспышки боли, крики, кровь. Иногда я просыпался через час, иногда через два. А иногда не спал вовсе, истощая себя до предела, пока тело не заставляло меня отключиться хоть на несколько часов. Кей замечал это. — Ты всё ещё не спишь, — сказал он однажды вечером. Я не ответил, просто сидел у окна, обнимая себя руками и глядя на тёмные улицы. — Чонгук, — продолжил он, его голос был мягким, но уверенным. — Ты не можешь так продолжать. — А что я должен делать? — я впервые осмелился взглянуть на него. Он посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом, прежде чем ответить: — Найти способ довериться себе. Я хотел рассмеяться. Довериться себе? Мне? Убийце? Чудовищу? Но Кей не смеялся. Он смотрел на меня так, как будто видел во мне что-то, что я давно утратил.

***

Тишина снова давила на меня, будто становилась всё гуще, обволакивая каждый угол комнаты. Я сидел, скрючившись на полу, чувствуя, как моё собственное тело становится невыносимо тяжёлым. Комок в горле не исчезал, только рос, превращая каждый вздох в пытку. Перед глазами вспыхивал тот момент, который не даёт мне жить — мои руки сжимают нож, кровь капает на пол, и этот жуткий, незнакомый смех звучит где-то из глубин моей души. Я застонал, обхватив себя руками, словно это могло хоть немного унять боль. Но боль не уходила. Она была здесь, в каждом вздохе, в каждом ударе сердца. "Я это сделал..." Снова и снова эти слова, как приговор. Они разрывали меня изнутри, не оставляя даже надежды. Я тихо всхлипывал, не в силах остановить поток слёз. Всё, что я хотел — это чтобы этот кошмар закончился. Вся эта ужасная жизнь, этот нескончаемый ад... Я даже не заметил, сколько времени прошло. И вдруг я услышал лёгкие шаги. Звук был едва уловимым, почти призрачным, но всё-таки реальным. Я поднял взгляд на дверь, и сердце замерло. Там, в проёме, стоял снежный барс. Он был невероятно грациозным и в то же время устрашающе красивым. Белоснежный, будто сотканный из снега, с густой шерстью, переливающейся в тусклом свете лампы. Его глаза, янтарные и глубокие, смотрели прямо на меня. Это был Юнги. Он стоял неподвижно, изучая меня, но в его взгляде не было ни осуждения, ни отвращения. Только мягкость, тёплая и удивительно человечная. Через мгновение он сделал шаг вперёд, тихо и плавно. Он приблизился ко мне, наклонив голову, и холодный влажный нос коснулся моих скрещённых на груди рук. Я застыл, словно боясь, что любое движение разрушит этот момент. Но когда он снова ткнулся носом, настойчивее, я разжал руки. Одной рукой я осторожно протянулся к нему, будто боялся, что он исчезнет. Барс ткнулся в мою ладонь, тепло и доверчиво, а затем потерся об неё щекой. Его мех оказался на удивление мягким, приятным на ощупь, и это прикосновение неожиданно согрело меня. — Хен... — прошептал я, чувствуя, как новая волна слёз наворачивается на глаза. Юнги мягко шагнул ближе, подставляя шею, как будто просил, чтобы я погладил его. Я провёл рукой по густому, пушистому меху, едва касаясь. На этот раз я услышал лёгкое, но уверенное мурлыканье. Оно было таким успокаивающим, таким настоящим, что я почувствовал, как стены внутри меня начинают рушиться. Не выдержав, я обнял его. Прижался к его шее, уткнулся лицом в густую шерсть и разрыдался. Юнги не отступил. Он шагнул ещё ближе, прижавшись ко мне всем своим большим, тёплым телом. Я крепко держался за него, словно за единственную ниточку, связывающую меня с этим миром. Барс тихо мурчал, ласково вылизывая мои волосы, щеки и уши. Его прикосновения были почти родительскими, как будто он пытался унять мою боль, стереть её с моего лица. Мои слёзы постепенно иссякли. Тепло его тела и размеренный ритм мурлыканья убаюкивали меня, обволакивая странным, но таким желанным чувством безопасности. Я даже не заметил, как начал погружаться в сон. Последнее, что я помню, — это мягкий мех Юнги, его тихое мурчание и чувство, что хотя бы на миг, в эту ночь, я не один.

***

Я открыл глаза с трудом, словно кто-то налил мне в веки свинца. Голова гудела, тело было тяжелым, но что-то отличалось. Не было этой привычной пустоты, которая обычно встречала меня по утрам. Вместо неё я ощущал что-то теплое и мягкое, прямо под щекой. Не сразу осознавая, что делаю, я сжал руки, прижимая к себе пушистую подушку. Она оказалась неожиданно теплой, а потом... пискнула? Мгновенно мой мозг пробудился. Я приподнялся, уставившись на подушку, и только тогда понял, что это вовсе не подушка. Передо мной лежал снежный барс, его большие янтарные глаза сонно смотрели на меня. Память начала возвращаться кусочками. Вчерашняя ночь. Слёзы. Его мягкая шерсть, мурчание, которое убаюкало меня. Это был Юнги-хён. Он так и остался в своём истинном облике, и теперь лежал рядом со мной, свернувшись в клубок, как большой пушистый кот. Барс даже не пытался убежать. Он просто зевнул, лениво потянув лапу вперёд, и вновь прикрыл глаза, будто намекая: "Спи дальше, пока я позволяю." Осознание того, что это Юнги, принесло странное тепло. Я улёгся обратно, потянувшись к нему и обняв, как будто он действительно был моей подушкой. Носом я зарылся в его шерсть, чувствуя этот мягкий, еле уловимый запах снега. Барс тихо мяукнул, протестуя, но я проигнорировал его. — Нет уж, хён. Ты сам виноват, что такой мягкий, — пробормотал я, усмехнувшись. Он снова тихонько мяукнул, как будто пытался сказать: "Хватит, я сдаюсь." Но я не собирался останавливаться. Обняв его крепче, я ещё и ногами обвил его туловище, словно длинного дакимакура. — Ты лучший обнимательный зверь в мире, — сонно пробормотал я, чувствуя, как на лице впервые за долгое время появляется слабая, но настоящая улыбка. Барс замер, кажется, принимая своё поражение, и больше не протестовал. Я слышал его тихое мурчание, чувствуя, как оно вибрирует через его тело прямо в моё. Тепло, спокойствие и эта странная близость... Всё это делало утро чуть менее тяжёлым. Хотя ненадолго, но я мог чувствовать себя в безопасности. Проснулся я окончательно, когда голод стал невыносимым. Спустя долгую паузу, всё же поднявшись с постели, я убедился, что теплая, пушистая «подушка» — всё ещё рядом. — Хён, ты слишком удобный, — сказал я с улыбкой, гладя снежного барса по голове. Его янтарные глаза лениво посмотрели на меня, но особого возмущения я не заметил. И тут я понял, что отпустить его просто не могу. — Нет уж, ты остаёшься со мной. Я официально объявляю тебя моим переносным обнимательным устройством, — пробормотал я, крепче обнимая его. Барс издал низкое, предупреждающее мяуканье, но я решил сделать вид, что ничего не слышал. Я аккуратно подхватил его под передние лапы, подняв с кровати, и, несмотря на его протестующий хвост, потащил с собой. Он был тяжелее, чем выглядел, но это не остановило меня. Его задние лапы безвольно тащились по полу, хвост раздражённо махал из стороны в сторону, а он сам продолжал издавать недовольные звуки. — Тише, хён. Кто бы мог подумать, что ты такой шумный в кошачьей форме, — сказал я с ухмылкой, таща его в сторону кухни. Добравшись до холодильника, я открыл его одной рукой, всё ещё удерживая барса другой. Выудив булочку, я тут же откусил кусок, жуя с удовольствием. Барс смотрел на меня с таким упрёком, что я чуть не подавился от смеха. Но внезапное шипение заставило меня замереть. — Эй, ты чего? — спросил я, оборачиваясь. Барс смотрел куда-то в сторону. Я проследил его взгляд и увидел Кея, который стоял у дверного проёма и смотрел на нас с явной усмешкой. — О, так ты решил сделать из Юнги домашнего питомца? — протянул Кей, поднимая одну бровь. Я почувствовал, как барс напрягся в моих руках. Его хвост стал махать ещё быстрее, выражая крайнюю степень недовольства. — Ну и что? Ты просто завидуешь, — заявил я, игнорируя шипение. Подхватив барса удобнее, я направился в гостиную, чувствуя на себе взгляд Кея. — Ты в порядке? — весело окликнул он, но я не остановился. Устроившись на диване, я уложил барса к себе на колени, перевернув его на спину. Он оказался слишком большим для этого, его лапы свисали, а хвост всё так же сердито дергался, но я не собирался отступать. — Вот так. Теперь ты моя личная лялька, — сказал я, улыбнувшись и глядя в его золотистые глаза. Барс издал жалобный звук, который можно было принять за умоляющее «отпусти». — Нет, хён. Ты слишком мягкий. Как я могу отпустить такой снежный комок? Я провёл рукой по его пушистой груди, и его мех оказался настолько мягким, что отпускать его было действительно невозможно. Юнги смотрел на меня, явно проклиная каждую секунду, но даже не пытался рычать или вырываться. Только хвост выдавал всю степень его неудовольствия. — Вот видишь, ты лучший котик в мире, — сказал я, поглаживая его голову. Он снова жалобно мяукнул, словно окончательно смирившись с судьбой. А я сидел, обнимая своего хёна, и впервые за долгое время чувствовал, что мне действительно хорошо. Я старался удерживать хоть какую-то толику тепла внутри себя. Снежный барс в моих руках — пушистый, мягкий, теплый — был тем самым островком спокойствия, который я отчаянно пытался сохранить. Каждое мурлыканье Юнги напоминало мне, что я не совсем один. Даже если я почти всё разрушил, этот момент был маленьким спасением. Кей устроился в кресле напротив, вытянув длинные ноги и облокотившись на подлокотник, с ухмылкой наблюдая за нашим дуэтом. — Ну и картина, — пробормотал он, оглядывая нас. Юнги бросил на него взгляд, полный угрозы. Его хвост замирал на долю секунды перед каждым махом, как будто он собирался пойти в атаку. — Хён, только не на Кея, ладно? Он же всё-таки старается… — прошептал я, поглаживая его уши, чтобы хоть немного его успокоить. Барс тихо фыркнул, но когти, к счастью, остались втянутыми. Его тёплое пушистое тело уютно грело мне колени, и я, сам того не замечая, начал ласково мять его щёки, будто он был огромной мягкой игрушкой. — Хен, ты правда удивительно мягкий, — пробормотал я, пальцами осторожно раздвигая его густой мех. Юнги лениво приоткрыл один глаз, но ничего не сказал, только мягко мурлыкнул, подтверждая мои слова. Не выдержав, я склонился ниже и ткнулся носом в его мех, наслаждаясь его теплом и мягкостью. Это было настолько комфортно, что я на мгновение забыл обо всех своих страхах. — Ты и правда котёнок, — засмеялся я, ощущая, как Юнги шевельнулся. Но вместо того чтобы возразить или обидеться, он поднял голову, ткнулся своим носом мне в макушку, а затем обхватил мою голову лапами, аккуратно спрятав когти. — Хен! — удивился я, но он уже начал вылизывать мои волосы и лоб своим шершавым языком. — Эй! Ты что делаешь? — я попытался отодвинуться, но он крепче прижал меня лапами и продолжил. Я не мог удержаться от смеха. — Всё, хватит! Я и правда стал котёнком, да? Юнги ответил мне только ещё более громким урчанием, продолжая вылизывать мои волосы. Мне даже стало интересно, зачем он это делает: то ли действительно из кошачьих инстинктов, то ли просто ради того, чтобы поднять мне настроение. На другом конце комнаты Кей сидел в кресле, наблюдая за нашей сценой. Он молчал, но на его лице была странно мягкая улыбка, которой я почти никогда не видел. — Кей, — позвал я, откидываясь на спинку дивана, когда Юнги наконец-то решил оставить мою макушку в покое. — Ты там над чем смеёшься? — Просто думаю, что вы оба похожи на семью, — тихо сказал он, чуть склонив голову набок. Его голос был низким, как всегда, но в нём было что-то… тёплое. — Ну, это мой хен, — ответил я, снова глядя на Юнги. — Конечно, мы семья. Юнги мурлыкнул, как будто подтверждая мои слова. — Я нашёл способ, — голос Кея звучал ровно, но я почувствовал, как его взгляд почти прожигает меня насквозь. Я замер, а Юнги, всё ещё устроившийся на мне в своей кошачьей форме, заметно дёрнул хвостом. — Что? — Я моргнул, пытаясь осознать его слова. — Способ спасти твою душу, Чонгук, — повторил Кей, теперь уже спокойнее, будто сам успокаивался, глядя на меня. Моё сердце замерло, а потом разогналось так быстро, что я не знал, как справиться с этим новым чувством. Радость? Надежда? Или страх? — Как? — мой голос был тихим, почти шёпотом. — Мне придётся уйти, — сказал он, склонив голову набок. — В другой мир. На несколько дней. Я подготовлю всё необходимое, чтобы извлечь душу Света из твоей. Я откинулся на спинку дивана, тяжело выдохнув. Надежда была пугающей. — Ты уверен, что получится? — спросил я, сжимая Юнги ближе к себе, словно большой пушистый кот мог стать моей защитой от любых бед. Барс заурчал, словно поддерживая меня, и его хвост начал энергично вилять, явно выдавая радость от того, что Кей наконец-то предложил решение. Кей улыбнулся уголками губ — редкое и неожиданное выражение для него. — Я сделаю всё, что смогу. И больше, если потребуется. — ответил он, глядя прямо в мои глаза. Я кивнул, даже не зная, что сказать. — Чонгук, — вдруг снова заговорил Кей, его голос стал мягче. — Раз уж у нас есть немного времени до того, как я отправлюсь сходим на свидание? — Что? — я чуть не выронил Юнги, который недовольно мурлыкнул и ткнулся носом в мою руку.

***