Ночью в Токио

Просматривая записи концерта, Чан улыбался под нос скромно, но не скрывая от самого себя радости от проведенной работы. Очередной концерт дался им удачно, и пускай мемберы вымотались, тела были порабощены только приятной истомой, разливающейся после горячего душа. Их рейс назначался на раннее утро, обещая вернуть домой ради подготовки к следующим выступлениям по всему миру, но даже будущие возможные сложности и тяжёлые репетиции не вызывали в лидере ни капли раздражения. Стук в дверь большого номера растекается по стенам и высокому потолку, когда Чан сразу же скатывается с высокой кровати и шагами меряет комнату на пути к двери. Провернув замок, парень весьма неожиданно обнаруживает в коридоре Джисона. — Я предлагаю тебе отвлечься и посидеть с нами, — хлопнув негромко в ладоши, предложил он, и Чан глаза прищурил. Лидер чувствовал, как еще полчаса — и его путь будет лежать исключительно в царство Морфея, но вдруг озвученные слова пробудили в нем интерес. Они были рабочей командой, но их дружба брала свое начало намного дальше: Бан часто вспоминал, как из года в год привязывался к мальчикам все больше, а, теряясь в работе и теряя их связь, он вдруг ловил себя на мысли, что вместе с тем теряет себя. И, видя в любом мгновении возможность провести с мемберами время вне студии, офиса и концертов, Бан хватался за него, как за спасательный круг. — Да, всегда да, — бездумно лепечет, выходя даже без телефона, в одних лишь брюках и футболке. Младший лыбится довольно. В его глазах нечто изменилось, однако Чан даже не обратил внимания, шагая дальше по коридору в, на удивление, комнату Чонина и Сынмина, с которыми в отеле возникла проблема. Собираясь провести здесь одну ночь, менеджер заранее забронировал каждому по одноместному номеру, но, приехав в отель, парни обнаружили, что одной комнаты им не хватило. Нервничая, администрация предложила двоим из них занять вместо двух небольших одноместных номеров большой двухместный, и тогда двое младшеньких дали друг другу кулачки и кивнули, соглашаясь. Вот и прямо сейчас Бан оказывается в просторном номере на двоих, даже немного поражаясь ширине теплой комнаты. Ему рукой машет Минхо, в ответ получая тот же жест, и лидер обнаруживает, что парни играют в уно, пока остальные разделились на лагери поддержки, болея за того или другого. Он сразу бросает взгляд на Кима, который явно выигрывал у Ли, и, пока первый хитро радовался, старший заметно напрягался. — Ну ты и! — шипит, выкладывая карты, пока Сынмин смеется от всей души, получая теми по носу. — Ты меня на концерте всего водой облил, теперь все честно! — протестует, кидая карточку в ответ, но теперь Минхо только лыбится под нос. — Феликс собрал нас, поэтому я послал Джисона за тобой еще, — наклонившись к присевшему на край кровати лидеру, кидает кратко Чонин, все это время болевший за Минхо. Ему было принципиально важно как-либо насолить Сынмину. Это было их вечной борьбой и попытками уколоть в бок, но по итогу кололо только сердце и только от любви. Впрочем, они предпочитали об этом помалкивать, на глазах Бан Чана оставаясь прежними вредными макнэ, какими он их знал. — Давай еще раз, — настаивает кот, раздавая карты на себя, Сынмина, но теперь еще Чана и Феликса, во всей компании являющимися амбассадорами настольной игры. Они выступают только «за» и слышат вокруг одобрительные смешки, дающие понять, что этот раунд будет куда интереснее. Бан, хоть и ощущал себя вымотано, заново заряжался энергией, оказываясь в своем личном спасательном кругу: в кругу мальчиков, ставших ему второй семьей. Он, задумавшись, почесывает шею, будто игнорируя игру, когда все мысли заняты только тем, что он рад быть здесь. С ними. За этой игрой, да и за любым занятием в принципе. Просто лишь бы они были рядом. — Хен, как так? — ошарашено восклицает Феликс, когда замечает слишком близкий проигрыш лидера. У того глаза округляются: — Эй, куда?.. Минхо делает последний ход и оказывается победителем, оставившим Кима пасти задних. Что же, это никак не мешает старшему показать язык и уйти к Чанбину, выпивающему газировку на краю второй кровати. Тот упавшего сбоку от него парня тут же сгребает в кучу и жмет к себе мертвой хваткой, из которой Сынмину не выбраться. Впрочем, несильно в глаза кидалось его возмущение. — Если бы я не был таким уставшим, я бы утер тебе нос, — строя умное лицо, Бан старается переубедить в этом Ли, однако тот реагирует немного неожиданно. — О, может тебе тогда массаж сделать? Даже не успев среагировать, Чан на затекших плечах ощущает маленькие, но крепкие ладони Минхо, принявшиеся усердно разминать мышцы. Если Чан и хотел было возразить, то тут же передумал, когда по телу разлилась приятная нега. Он глаза прикрыл, довольно наклонив голову к плечу, на котором умостилась чужая рука. Тонкие пальцы бегали по его шее, прощупывая и обводя позвонки, после перемещались на лопатки, растирая кожу через ткань футболки. Видеть Бана полностью одетым в домашней обстановке, будучи честным, для парней стало даже непривычным. Минхо без угрызений совести в мыслях проговаривал, что лучше вовсе снять ее, не портя картину идеального тела. С этими мыслями он очертил сильные руки и бицепсы, большими пальцами провел между лопаток с нажимом, вызвавшим приятные мурашки на спине старшего. Бан на мгновение выпал из реальности: он совсем не заметил, как вся комната погрузилась в плотную, ощутимую тишину. Она показалась ему не менее убаюкивающей, нежели безмерно расслабляющий массаж Минхо. Парень даже не знал, что танцор так умеет. И сквозь приятные поглаживания, погружающие в сон, Бан ощутил, как по его шее, по изгибу в частности, пробежался будоражащий ток от влажного касания. В уши врезался тихий чмок, дающий сонному мозгу быстро понять, что только что Ли беспрепятственно поцеловал его чувствительную шею. — Эм, что ты... — роняет он более бодро с губ, и руку поднимает, чтобы пальцами сжать обожженный чужими пухлыми губами участок кожи. Не успев обернутся, лидер вздрогнул, когда влажный поцелуй пришелся прямо на пульсирующую под кожей венку. Наверняка каждый увидел, как он подпрыгнул на мягкой кровати и покрылся мурашками с самой головы до запястий. Это вдруг заставило смутиться. — Это немного... — он накрывает рукой шею и теперь более четко произносит слова, наклоняясь вперёд, если вдруг Ли готовил очередное покушение. — Что? — слышится голос младшего за спиной, наклонившегося опасно близко к чужому уху. Мягкий шепот заставил Чана сжаться. — Немного... — пытается он сообразить. — Странно. — Неужели? Я ведь просто хотел позаботиться о тебе, — хитро тянет, полностью заполняя собой пространство. — Старался расслабить после концерта. Ты так старался, Чанни-хен, и, как мне кажется, заслужил хороший подарок. Бан уставился в потолок. Ему на миг показалось, что в комнате оказался только он и Минхо, но призрачную мысль рассеяло горячее касание на талии. Испуганно опустив голову, парень обнаружил Чонина, усевшегося сбоку от него, так удобно уложив руку на аккуратный бок. Он поглаживал, ласкал, без какого-либо стеснения заглядывая в уставившиеся в его лицо глаза. — Лино-хен прав, — шепчет младший. — Наш лидер хорошо потрудился. А сам лидер головой понимал, что должен был перехватить их ладони и отпрянуть, уходя в свой номер, однако тело под поглаживаниями закаменело. Минхо, сидящий позади и прижавшийся к его спине, не давал упасть с постели; Чонин, удобно упершись на руку, второй считал его ребра, когда вдруг матрас прогнулся под еще одним телом, на которое Бан потерянно обернулся. И вот перед ним последним стал Чанбин, который счел идею без каких-либо слов наклониться и губами впечататься в выглянувшую из-под футболки ключицу, лучшей в своей жизни. Старший ахнул, и это стало его ключом к шагу назад. Он широко раскрыл глаза, осознал свое положение и ужаснулся, чувствуя на теле трое пар рук. Это вогнало в страх, предплечья покрылись мурашками, однако он стыдливо признал, что причиной был только смазанный поцелуй около яремной впадины. — Что ты скажешь, хен? — вдруг послышался голос макнэ. Его холодная рука незаметно для лидера скользнула под футболку и очертила твердые кубики пресса, заставив закатить глаза от эстетического удовольствия. — Мы можем помочь тебе расслабиться? В голове космос из мыслей, эмоций, противоречий и, наверное, нервов в придачу, которые ударили по вискам, как в колокол. Чан стыдливо и довольно поздно осознал, что лежал на груди Минхо между Со и Чонином, которые ласкали его через одежду, медленно пробираясь к голой коже, а он молча наслаждался, закрыв глаза. Он должен был прямо сейчас встать, поправить перекошенную футболку и уйти, отсалютовав, потому что ситуация переходила все границы дозволенного и адекватного, но он просто не мог. Не мог? Почему не мог? — спрашивал парень сам себя и краснел до самых ушей, когда единственным ответом в голове служило: «Потому что не хотел». И тяжелая мысль пробежалась по телу током, заставив неконтролируемо спустить с губ короткий стон. Ужас пронзил все органы, глаза чуть было выпали, а рука автоматом нашла свое место на собственных губах, позволивших подобному действительно случиться. Это был позор, и Бан бы точно сложился в конвертик и улетел куда подальше (желательно на маленький остров, чтобы в отшельничестве прожить остаток отведенных ему дней), если бы рассудок не помутнел из-за разлившегося по ушной раковине смеха макнэ: — Я буду считать это за «да». И горячий поцелуй остается жаром на бледном виске. Чан до конца не мог понять, было его пошлое нечто согласием или отрицанием, однако ничего внутри не било тревогу и не пробуждало панику — единственную вещь, которая бы заставила его растолкать парней и убежать. Он только и мог ловить в животе бабочек и под руками нащупывать чужие бедра и одеяла, сжимая как необходимую опору. Он забывал обо всем, когда сердце стискалось и мигом после разгоняло кровь по жилам. Он чувствовал, как горит, и как его лицо краснеет все больше. На ключицах чувствуются более смелые, открытые поцелуи и внезапный легкий укус, чуть было не вырвавший из горла новый стон, однако Бан давит его, лишь вздыхая. Глаза его распахиваются, и мир вдруг взрывается: по центру второй кровати, расположенной прямо напротив него, Хенджин со всей отдачей вылизывал рот Кима, пока тот удобно расселся на его коленях, рукой умело двигая в чужих штанах. Чан ощутил, как медленно разваливается на части под всевозможными ласками, созерцая открывшуюся картину. Сынмин вдруг ловит его взгляд, голодно оттянув зубами нижнюю губу старшего. Хенджин облизывается сыто, грубо сжав мягкие ягодицы, отчего младший сводит брови и жмурится, однако даже это не скрывает его особого наслаждения. Вопреки этому, на щеку Хвана падает отрезвляющий удар. — Разве я разрешал тебе трогать? — шипит он, нависая над старшим, и тот мычит покорно, перемещая руки на хрупкую талию. — Вот и правильно. Не думал Бан, что подобная грубость со стороны сможет настолько сильно его завести. Сглотнув тяжелый ком, парень вдруг успевает перехватить руку Чанбина, слишком близко подобравшуюся к его паху. — Нет, стой, — жарко шепчет. — Мне нужно отойти в ванную... — Мы можем сделать это и без... — Но я хочу, — звучит слишком твердо, чтобы продолжать отрицать, и Со ощущает, как его член дергается в свободных серых спортивках. — Не нужна помощь? — кидает в его спину Чонин. — Нет, спасибо. Его ответ скован, но лаконичен. И все равно не скрывает особой нервозности. — Мы ждем тебя, Чанни-хен, — протягивает Хван, оторвавшись от губ Кима на мгновение. Он впечатывается в раскрасневшиеся уста снова, когда дверь ванной в маленьком коридоре напротив них с хлопком закрывается. А за ней хаос из мечущегося из стороны в сторону Чана, потому что чувства, охватившие сердце в тиски, не отпускали. Он был серьёзно возбужден, и именно это заставило бесшумно спуститься по стенке на холодный плиточный пол, колени прижав к туловищу. Внизу живота слабо тянуло, однако мысли могли запросто заставить его кончить только лишь от представления, как его мальчики ублажают его со всей отдачей и любовью. Ведь, как оказалось, их любовь весьма многогранна. На дворе одиннадцатый час ночи, в большой комнате отеля семеро парней, которые, в ожидании восьмого — лидера — ласкают друг друга и неспеша загораются желанием. Руки Бана потряхивает, как и все тело, честно говоря, однако он не может вот так просто запереться в ванне и не выходить оттуда до самого утра в надежде, что каждый забудет обо всем, как о страшном сне. А с другой стороны, он напрочь отказывается забываться здесь и прятаться. Потому что сердце подалось в диджеи, а перед глазами, стоило их закрыть, воспламенялись картинки непозволительно пошлого характера. Неслышно выдохнув, парень более смело поднимается на ноги и хлопает себя по бедрам. Он знал, зачем тут, знал, с какой целью все же выпутался из невероятно теплых объятий Минхо, и где-то на задворках сознания ему очень хотелось в них вернуться. Снимая с себя одежду, Чан в голове прокручивал собственные воспоминания, разблокированные вожделением. От них хотелось отмахнуться и фыркнуть, заверяя, что это совершенно не он периодически размышлял о том, какого это – заниматься сексом с кем-то из парней. Признаваться себе в том, что за прожитые вместе семь лет он успел вдоволь пофантазировать о каждом, было еще более стыдно. А бабочки медленно умирают в его животе в необузданном пламени, с каждой секундой горящим все сильнее. Он проворачивает винт душа в сторону, позволяет теплой воде разлиться по спине. Осознание, что его и мемберов разделяет только стена и хиленькая дверь, пустило по спине мурашки. Особенно с учетом того, что они ждут его. Подготовленного, растянутого и раздетого. Член от этой мысли дернулся. Чертов предатель. Опыт лидера с парнями и интерес к такой жизни и начался, и закончился в годы его юности, где-то на первом году дебюта. После возрастающая популярность и немереное количество работы немного помешало ему устраивать личную жизнь и тем более искать что-то новое. Вопреки, желание экспериментировать никуда не делось, и ощутить на себе семь взглядов возбужденных парней, которые покушались на его член и задницу, оказалось для Бана куда более возбуждающим, чем должно было быть. — Думаете это точно хорошая идея? — вдруг послышалось от Джисона, который, в отличие от всех остальных, действительно об этом задумался. — Но мы ведь дали ему выбор, — поведя бровью, ответил парню Чонин, пока сам перешел на другую кровать и уселся за спиной Сынмина, грубо перехватывая его талию и с колен Хенджина сажая на свои. — Джинни-хен, ты же поделишься со мной моим парнем? Хван смеется в губы Кима, но отпускает послушно. Вокалист оказывается зажатым между парнями, что было не менее горячим, нежели он себе представлял. Широкие ладони младшего очертили талию, губы горячо поцеловали загривок; Хенджин сжал бедра и подался к длинной шее. Сынмин находит на своих боках руки Чонина и управляет ими, направляя под футболку прямиком к аккуратным соскам. Ян принимается терзать те пальцами и щекотать, рваные вздохи срывая с губ. Ему позволено делать со старшим абсолютно все: изучать, будто он не знал его на память, дразнить и ублажать, заставлять просить и умолять дать ему больше. Всех поражало то, как надоедливый, в чем-то навязчивый, шумный и гордый Ким Сынмин превращался в послушного, но не менее вредного щенка, оказываясь рядом с Ян Чонином. В первые годы после дебюта все знали и были уверены, что младшенькие просто подружились, а Ким еще и привязался, боясь отныне потерять своего вокалиста. Что же, так все и было, нечего таить, только между строк их написанной истории развивалась вторая, скрытая от чужих глаз и ушей. Сначала для парней-подростков, оказавшихся в одной группе, это был просто интерес, и, будто-бы, желание научиться целоваться, ради того, чтобы впечатлять девушек. Тренировки друг на друге сначала были шуточными, несерьезными, а потом желание впечатлять девочек со школы превратилось в желание впечатлить того, кто жил с ним в одной комнате. И тогда поцелуи становились глубже, растянутее, натягивающие между ними ниточки слюны так же, как и натягивалась ткань штанов в области паха, больше не сумев прикрывать настолько явное желание. И тогда что-то в их жизнях определенно пошло не так. Как минимум кризис ориентации, страх непринятия и бесконечная вереница тяжелых мыслей. Особенно для Сынмина. Сынмина, который во время их самого первого секса открыл для себя ящик Пандоры и понял, что слишком зависим от доминации над ним. Так он, вредный, остроумный и хитрый по натуре человек, превращался в стонущую лужу, истекающую от того, как сильно ему заламывают за спину руки и вдалбливают в матрас. И это было позволено только Чонину. Проходило время, пока они росли, и все его внутренние демоны перестали пугать — он лишь находил с ним общий язык, послушно прогибаясь под макнэ и умоляя его быть с ним грубее. Только на одну беду всегда найдется другая. И тут Ким и Ян даже нашли ей имя, потому что бедой стал Хан Джисон, однажды застукавший младших за громким и весьма страстным сексом, когда они сами были уверены, что остались в общежитии одни на довольно продолжительное время. И, вернувшийся раньше положенного Джисон, по правде говоря, испортил их идиллию, однако своеобразным способом. Уж не думал Сынмин, что сумеет получить удовольствие от того, что за ним, прыгающим на чужом члене, будет кто-то наблюдать, однако стоило ему один раз открыть глаза и заметить в крохотной дверной щелочке Хана, мастурбирующего на увиденную картину, как невероятно бурный оргазм захлестнул его с головой. Как-то так его жизнь перевернулась с ног на голову. Сперва удивился даже Чонин, но вскоре как-то смирился, признав, что пока он трахает Кима, его ничего вокруг в принципе не интересует. Даже если их секс станет представлением для аудитории. Вот такое разнообразие в жизни привело Сынмина сюда, в этот отель, в глубокий поцелуй с Хенджином, пока его парень, с которым они состояли в свободных отношениях, не сумевших приубавить между ними любовь и страсть, обнимал его сзади, пробираясь под резинку пижамных штанов. Ожидание Чана, ради которого, раз на то пошло, все тут и собрались, стало не таким скучным. Пока эти трое развлекались, Чанбин нашел себе компанию в виде Джисона, который с кошачьей грацией очерчивал его член пальцами ног, приговаривая что-то о новом написанном им треке, который он в будущем покажет ему и Чану. В тоже время Минхо отвлекал репера, вылизывая его грудь, а Феликс решил выступать только наблюдателем, лежа на боку рядом, пускай Со несколько раз притягивал его ближе для поцелуя и гладил талию, не позволяя остаться обделенным. Вдруг замок за их спинами щелкает. Каждый без исключения оборачивается, и вдруг Чан чувствует себя действительно... уязвимо? Описать это показалось парню трудным, но он тяжело сглотнул, стоя в одних лишь штанах напротив мемберов. Первая хитрая усмешка растеклась по лицу Чонина, что стала для Чана в какой-то мере даже ожидаемой, но младший в душе надеялся удивить своего хена. — Я надеялся, ты выйдешь в полотенце, — аккуратно пересадив Кима на постель, Ян спешит к лидеру весьма вальяжной походкой, чтобы провести пальцами по его ладони и сжать, утягивая за собой. Стоило признаться, Бан думал об этом, но смелости не хватило. Дыхание перехватывает, когда его толкают на одну из кроватей, а после без капли смущения седлают бедра. Маленькие, но, тем не менее, привлекательные соски так и манят к себе, и Чонин поддается этой слабости, наклоняясь вперед. Он прижимается своим пахом к чужому, отчетливо ощущая твердеющий орган старшего. Он плавится и закатывает глаза. Его ведет и дурманит. — Йенни, не будь же таким жадным, — Смешливо тянет Минхо, оставляя на плече макнэ крохотный поцелуй, но Ян не скупится, грубо врезаясь в губы Ли поцелуем. — Я был здесь первым. Большая рука слишком неожиданно для Чана оказывается прямо между его ног, резко сжимая чувствительный к касаниям член. Из горла вырывается громкий стон, который разливается по комнате вместе со смехом танцора: — Ты совсем не умеешь ухаживать за мужчинами. — Я бы поспорил! — доносится от Кима недовольно. Минхо легко кидает на него опустевший взгляд: — Не дорос еще со мной спорить. — Ну и иди в задницу, — выплевывает, залезая под футболку Феликса. — О, не переживай, я пойду, — Ли усаживается между ног лидера, которые миг назад любезно освободил Чонин, и завороженно смотрит на раскрасневшегося Бана, неспешно и мягко подкрадываясь к его ягодицам, чтобы в следующий миг притянуть ближе за бедра. — Пойду в эту огромную, упругую, дико сладкую на вид задницу. Пойду и вылижу ее полностью, забирая все лакомое себе. Ты же не против, Чанни? — соблазнительно наклонившись над чужим лицом, Ли ждал ответа и совершенно точно не стал бы ничего делать, не услышь он его. Бан прикусывает язык, чтобы просто не заскулить от настолько горячего Лино над собой: на парне была надета черная майка без рукавов, открывая глазу крепкие руки, объемную грудь и острые ключицы. Кошачьи глаза заглядывали прямо в душу, выискивая там ответ, и пьянящий голос настойчиво повторил: — Мне нужен твой ответ, хен. Ты не против? — Нет, — произносит на выходе и сам не знает, как, ведь мозг бесповоротно отключился. — Хорошо, — лыбится чересчур довольно: бесит и злит, но так заводит. И, когда Ли потянулся к резинке на спортивных штанах, Чан ни миг не сомневался, приподнимая бедра, позволяя оставить себя открытым и беззащитным. Наполовину эрегированный пенис оказался в кольце пальцев Чонина, увлеченно надрачивающего ему в размеренном темпе. — Мой хен такой горячий, — со стоном произносит, даже не пытаясь скрыть своего удовольствия. Бан не совсем понимал, что именно ждет его этой ночью, но слепо доверял, душой чувствуя, что вредить ему здесь никто не станет. Его вдруг окружила любовь в лице Феликса и Чанбина, перебравшихся на их постель. — Нашему хену нравится? — горячим басом шепчет ему блондин, заставляя вздрогнуть. Пускай Феликс всегда был предельно сексуальным, сейчас все воспринималось слишком буквально. Однако в ответ ничего кроме несвязного мычания получить не удалось, и пусть — никто не расстроился. Чонин направляет руку вверх, обводя большим пальцем розовую головку и чувствуя, как орган в руке положительно дергается. Распределив каплю предэякулята по стволу, парень ускорился, позволяя пошлому хлюпающему звуку коснуться ушей. Бан краснеет запредельно сильно, что было сил сжимая челюсть. Умелые движения неспеша подводили к краю, и, как бы сильно его не хотелось достигнуть, лидеру хотелось намного большего. — Стой, стой, стой... — резко хватает он Яна за запястье, призывая притормозить. Он терзает свои губы, открывая глаза, чтобы обвести сидящих около его ног парней. Плывущим взглядом он цепляется за их одежду, чтобы смято проворчать: — Это нечестно. Вы все еще одеты... — Хочешь, чтобы мы разделись для тебя, хен? — дразнится Минхо, очерчивая кубики пресса. — Да. Пожалуйста. Гордо усмехаясь, Ли тут же стаскивает майку, бездельно откидывая куда-то на пол. — Постой, Лино-хен, а тебе не кажется, что Чанни-хен справится с этим лучше? Бан вздрагивает от касания маленькой теплой руки к внутренней стороне бедра. До слабо соображающего мозга доходит сказанное немного с трудом, но парень осознает, что от него хотят. Это заводит сильнее. — Я думаю, Феликс прав, — невзначай подмечает Чонин. — Мне кажется, это должен сделать ты, Чанни. Лидер несмело присаживается, сбито дыша. Все тело обдает жар, точно горячка, а взгляды, бегающие по его абсолютно голой коже, становятся ощутимы физически. Дрожащими пальчиками Бан тянется к низу немного помятой серой футболки, пока Ян послушно поднимает руки. Усмешка на его лице заставляет чувствовать себя уязвимо. Откидывая ненужную тряпку в сторону, лидер не смог совладать с собой. Он, живя с младшим в одном общежитии, часто мог ловить его взглядом без верха, и каждый раз он старался незаметно задержать взгляд на подольше, ведь их макнэ уж слишком отличался своей красотой. Весь юноша был насквозь пропитан нежностью, легкостью и притягательным сексуальным шармом. Это передавалось в его движениях, в его улыбке, в его поведении, и когда прежде Чан старался не зацикливаться, воспринимая все качества исключительно как часть его личности, то сейчас это сводило с ума. Потому что Айэн был непозволительно сексуальным. Парни ждут, позволяя старшему насладиться мягкой кожей под руками, очертить ореолы темных сосков и провести ладонью вниз по груди к животу, останавливаясь у резинки штанов. Ян падает назад, позволяя старшему раздеть себя до гола. Возбужденный член, ударившийся о живот, мазнул вязкой смазкой по коже, оставляя блестящий след, и старший, точно в наваждении, наклонился, языком слизывая пятнышко. Чонин вздрогнул, напрягая торс. Приятно. — Ты вкусный, — льется с чужих губ шепотом. Он стал путем в заполненный туманом желания край, куда Ян без сопротивления упал, подаваясь вперед для смазанного грязного поцелуя. Чувствуя свой вкус на кончике горячего языка, он несдержанно мычит, наслаждаясь. Бан отрывается, не упустив шанс легко укусить пухлую нижнюю губу. Ян позволяет ему обратить внимание на других, стягивая спальную рубашку и штаны с Феликса, под которыми, на его удивление, не оказалось нижнего белья. Он явно готовился к этому и совсем не собирался этого скрывать. — Нравится? — хрипло произносит, поймав на себе голодный взгляд. — Да... — сжав в руках изящную талию, Бан языком мазнул по набухшему соску, сорвав с припухших губ блондина довольный стон. Минхо, сгорев в ожидании, успел скинуть с себя широкие спортивки, освободив ноющее возбуждение. Он нетерпеливо касается крепких бедер лидера, ногтями царапая бледную кожу. Бан отдается: с губ срывается вздох, когда он прикрывает в смущении глаза и прогибается, выставляя напоказ круглые половинки. Ли теряет себя, смачивая пальцы слюной и проводя по розовой дырочке, пока старший вздрагивает от трепетного касания. Он сжимается и через плечо кидает смущенный взгляд, наблюдая за тем, насколько Лино охвачен вожделением. Вдруг в его волосы вплетаются длинные пальцы. Быстрое предположение о том, что они Чониновы, развеивается, когда прямо перед ним присаживается Сынмин. Чан плавится от приятного массажа кожи головы, пока Ким любяще зачесывает влажные после душа волосы назад. Он был раздет, и лидер просто не смог поймать свою падающую на пол челюсть. Как и на сцене, так и в жизни вокалист не спешил оголяться перед другими, предпочитая носить более закрытые вещи, поэтому видеть его как минимум без футболки было необычным, а полностью нагим — так вовсе ошеломляющим. Бан просто не мог упустить для себя тот факт, что тело младшего отличалось своими идеальными пропорциями: манящие широкие плечи, аккуратная грудь, мягкий живот, на который Чан имел особый фетиш, упругие бедра и ягодицы, делающие из его фигуры настоящие песочные часы. А теперь его взору неприкрыто открывался и чужой пенис: в меру толстый, однако несколько длиннее среднего. Бан прикусывает губу, концентрируя плывущий в полутьме взгляд на блестящей алой головке, и вдруг ухмыляется про себя, потому что член Кима с какой-то стороны действительно напоминал леденец или фруктовый лед, который лидер ел буквально полтора часа назад. Парню на миг кажется, что он лишился рассудка, раз чужие члены сравнивает с фруктовым льдом на палочке; впрочем, помимо этого аккуратность органа делала его по-настоящему изящным. Бан мысленно фыркает, мол, все, конец, совсем рехнулся. Не встречал он еще в жизни людей, чей пенис был бы готов назвать изящным, но глядя на всего Кима с ног до головы, по-другому назвать его не получалось. — Хочешь его? — лидер осознал, что несколько минут в открытую с полным ртом слюны пялился на голого Сынмина, странно было бы это не заметить. — Вижу, что хочешь. Рука продолжала массировать затылок, расслабляя и выгоняя лишние мысли из головы, и Чан уже без стыда признал, что вообще-то да, хочет, и в его положении отрицать было бы слишком неправдоподобно. И говорить все равно было немного неловко, из-за чего парень предпочел просто поднять глаза на вокалиста, влажно облизывая губы. Это заставило Кима улыбнуться, коленями залезая на кровать так, чтобы его пах находился точно на уровне стоящего на четвереньках Бана. — Давай, возьми его, мой милый хен. Старший плавится от ласки, которой был наполнен и без того любимый голос. Пальчиком он сначала обводит красную головку, проводит линию по чувствительной уретре и опускается вниз к середине ствола. Набухшие венки так и манят: дико хочется обвести их языком. Чан просто не может совладать с этой мыслью, голова идет кругом, когда вкус солоноватой смазки заполняет его рот. Головка на языке ощущается тяжело, но невероятно приятно. Глаза сами собой закатываются и слезятся, а щеки горят. Придерживая рукой основание ствола, лидер старательно посасывает головку, заставляя Сынмина коротко ахнуть. Оторвавшись, он чувствует неумолимую нужду обвести крупные венки языком, что тут же делает, проводя по всей длине кончиком языка, после чего возвращается и толкается несильно в уретру, отчего Ким шипит и несдержанно подается назад. Но Чану только льстит. — Попробуй без рук, хен, давай, — хрипит, и Чан вздрагивает от настолько низкого голоса младшего, пустившего по спине мурашки. Он слепо повинуется, упираясь двумя руками в мягкий матрас и впуская головку за щеку, когда вдруг чувствует, как его дырочки касается шершавый юркий язык. Крупная дрожь пронзает все тело импульсом удовольствия и тут же вырывает из горла стон, что глушится взятым в рот членом. Сынмин напрягает живот и закидывает голову назад от сильной вибрации, что протянулась вверх по стволу. Заоблачно. — Черт, Чанни, — хнычет, обеими руками зарываясь в густые волосы. Минхо сзади слишком увлеченно вылизывает мягкую кожу. Иногда покусывает и дует холодно, но тут же зацеловывает влажно, пропуская язык в тугое колечко. Бан хнычет, но не выпускает член изо рта, усердно втягивая щеки. Живот скручивает от слишком красочных ощущений, на лбу выступает испарина, коленки слабо дрожат, но Минхо заботливо поддерживает под бедра, глубже врезаясь в краснеющее колечко. Он без стеснения стонет и мычит от удовольствия, бескорыстно доставляя его своему единственному хену. С силой сминает упругие половинки, проводит пальцами и оставляет красные следы, не контролируя себя и не находя сил оторваться. Чан был вкусным, его хотелось дразнить и терзать бесконечно долгое время, вновь и вновь подводя к оргазму. — Хен, я сейчас... — на рваном выдохе произносит Ким, когда сильнее сжимает волосы на чужой макушке. Чан бы хотел взять его член до основания, носом утыкаясь в гладкий лобок, однако с непривычки впустить в себя такую длину было трудно. И все равно довести младшего до исступления хотелось чрезмерно, поэтому, забывая обо всем, Бан возвращает к делу руки, прокручивая ладонь на стволе несколько раз, прежде чем взять за щеку головку, надрачивая остальную длину. Он ощущает его пульсацию. Ощущает, как Ким горит и тяжело дышит, как с каждым мигом приближается к кульминации все ближе. В последний раз толкнувшись в уретру, Чан уже чувствует его на своем языке. Не выпуская головку изо рта, Бан продолжает водить по увитому венами пенису, продлевая оргазм и выжимая все до последний капли. Бедра Кима пронимает крупная дрожь экстаза, и ноги охватывает слабость, однако за спиной так вовремя оказывается Чонин, приобнявший за талию. Его поцелуй в губы после оргазма ощущается сказочно, пускай Сынмин знал, что это совсем не завершение. Мышцы постепенно расслабляются, пуская по телу сладкую негу. Чан, глядя на младшего снизу вверх, сыто облизывается, проглатывая сладковатое семя. Ему на миг показалось, будто Ким всю неделю пил ананасовый сок. Вокалист падает поперек кровати, довольно наблюдая за тем, как лицо Лино глубоко прячется в раскрасневшихся от касаний половинках, желанно врываясь языком во влажный анус. Чан не выдерживал этой пытки, вилял задом и настырно подавался назад, пытаясь вымолить большего ради настолько нужного сейчас оргазма. Он ощущал, как его член пульсирует, как наливается кровью и набухает головка, прося уделить ей внимание, и спустя несколько секунд давление становится нестерпимым, заставляя парня опустить руку вниз, с громким облегченным вздохом проводя по истекающему кончику. — Нет, так не пойдет, — вдруг обрывает его Минхо, одним резким движением перекидывая на спину. Тонкий писк вырывается из горла лидера, которое несколькими минутами раннее самозабвенно трахал Сынмин. — Мы пока что не дадим тебе кончить, Чанни. Еще рано. И как бы не хотелось ему возразить, как бы не хотелось схватить Минхо за руку и грязно поцеловать, в губы шепча смазанные просьбы довести его до края, он не мог сопротивляться. Пылающий жар внизу живота разрастался, однако Ли умело руководил пламенем, заставляя Чана плавиться, а не гореть. Он терял себя где-то в этом взгляде, где-то в любви семерых парней, желающих по очереди доставить ему удовольствие этой ночью, но при этом остаться за невидимой пеленой. Танцор вдруг вытянул из-под подушки черную атласную маску для сна. Бан прежде уже видел такую: она была в ванном наборе каждого номера, даже когда он сам ею не пользовался. — Ты не против, хен? — прокручивая ткань в руках, коварно интересуется Ли, хотя сам хорошо знает, что лидер не найдет в себе силы сказать «нет». И это подтверждается, когда парень отрицательно мотает головой, пальцами впиваясь в мясистые бедра. Минхо заботливо заправляет его волосы за ухо, гладит по голове, надевая широкую маску, которая окунает Чана в мир полный тьмы. Потеря одного из органов чувств обостряет другие, позволяя слышать тихие шорохи, скромные смешки и вздохи. Ноги дрожат, когда нежные руки окончательно толкают его в мягкую гору подушек. — Просто расслабься, Чанни, — произносит Ли. — Мы сделаем тебе очень хорошо... Окончание слов затерялось где-то на задворках сознания, когда вдруг в его нутро вошел один обильно смазанный палец. Чан схватился за простыни, распахивая уста в беззвучном стоне, когда танцор совсем нежно принялся растягивать тугие стенки. Он был ласковым: массировал чувствительное колечко, целовал колени и бедра, шептал на ухо грязные и милые вещи, заставляя скулить от резкого контраста. Однако, вскоре руки Минхо с его тела исчезли. От них жар остался фантомный, вгоняющий в дрожь, но по коже тут же прошлось холодное касание других ладоней. Последняя капля здравого ума подсказала, что руки холодные зачастую у Чонина и Хенджина, но первый все это время лениво целовался с Сынмином, не решаясь выпустить его из своих объятий. И того оставался лишь Хван. Он намеренно ничего не говорил, будто хотел, чтобы старший оставался в заблуждении и не знал, кто именно окажется вместе с ним. Пухлые губы оставили на его груди отметку. Чан вздрогнул, когда вместо одной руки вдруг на животе ощутил три. В памяти невольно всплыл момент: он, сцена, парни, что показательно лапают его пресс для красивой картинки для стей. И сейчас это было так же, но так по-другому. — Мой хен настолько сексуальный, что я готов кончить лишь смотря на него, — вдруг раздался над ухом шепот. Длинные черные локоны пощекотали шею. Влажные поцелуи оставили дорожку от скулы к яремной впадине, а длинные пальцы — заметно длиннее Минхо — скользнули внутрь него, заставив в первый миг рефлекторно сжаться. Расслабляюще поглаживая внутреннюю часть бедер, Хван продолжал растягивать его, погружаясь глубоко в разгоряченное нутро и сходя с ума от представления, насколько там хорошо. — Я думаю, Чанни-хен не против, если мы поиграемся с ним вместе, — кидает в сторону Хван. Чан не сумел различить тихий смешок, после которого кровать прогнулась под весом еще одного тела. — Вместе?.. — задумчиво переспрашивает он, опасливо сжавшись. — Не беспокойся, хен, — продолжает танцор. — Тебе понравится. Не до конца понимая, что имел в виду Хенджин, лидер не спешит делать выводов. Кружащаяся голова соображала плохо, даже очень, но он старался оставаться в себе на любой случай, если вдруг что-то пойдёт не так. Длинные пальцы внутри лишали ума, и Бан ерзал по постели, извиваясь, молча умоляя войти глубже. Хенджин аккуратно сгибает их, старательно нащупывая внутри старшего простату. Он даже нервничает, когда проводит за этим занятием несколько минут, а те оказываются абсолютно тщетными. Чан в эти мгновения совсем не обращал на это внимание, крепко зажмурив глаза под маской и старательно сдерживая себя, чтобы не кончить. Это казалось таким невозможным, ведь эмоции переливались через край, глушили и топили, а как только проворные пальцы подушечками коснулись мягкой железы, оргазм оглушающе обрушился на каждую клеточку тела. До боли в костяшках сжав простынь под собой, лидер простонал во все горло, содрогаясь в крупной дрожи, продолжительно кончая. Его бедра приподнимались, и голос ломался в экстазе. — Такой красивый, — зачарованно произносит Хван. Он с удовлетворительным стоном собирает белесую жидкость на палец, погружая в свой рот. — И такой вкусный. На губы лидера приземляется трепетный поцелуй, который он несдержанно углубляет. На языке чувствуется собственное семя, отчего он хнычет, глубже просовывая язык в горячий рот, вновь ощущая, как жар возбуждения скапливается где-то во внутренностях. Он чувствует его везде, чувствует, как хочет еще больше этой ночью, а когда чья-то рука бесстыдно хватает его член, распаляя, вещи вокруг теряют всякое значение. Есть только они, только их неукротимая страсть, пожирающая здравость. — Боже, я умру, если не почувствую тебя внутри, милый хен, — Хенджин хнычет, и рука, что явно была не его, ускоряется на чужом члене вплоть до момента, пока тот окончательно не твердеет. — Хочешь меня, хен, м? Танцор переплетает их пальцы, и Чан подстраивается под чужие движения, когда тот кладет его руку на свою грудь. Жар рельефного тела можно было ощутить, даже не касаясь его. Лидер ведет пальцами от накаченной груди до подтянутого живота, перенимая предвкушающую дрожь, которой поддавался Хван. Он плавно перекидывает ногу через его торс, усаживаясь немного ниже возбуждения, по которому проводит рукой. Бан слышит щелчок крышки и тут же на горячую головку выливается прохладная смазка. От контраста температур его подбрасывает, с уст срывая короткий стон, но теплые пальцы тут же согревают. — Ну так что? — ухмыляется. — Поиграем с ним вместе? И вновь собираясь переспросить, что младший имел в виду, Чан теряет возможность говорить, когда Хван опускается прямо на него. Узкие, невероятно горячие и мягкие стенки пленят его, сжимают, выбивая из тела весь дух. — Ох, Чанни, тебе нравится? — теряясь в ощущениях, охвативших тело, хнычет танцор. Он делает первое движение тазом и стонет тонким голосом, хватаясь за крепкую грудь. Старший первые мгновения даже не понимает, что обращаются к нему: уши заложены и в висках пульсирует громче позволенного. — Черт, да! — А будет еще лучше, поверь мне. В подтверждение его слов, Бан ощущает около своей дырочки влагу. Однако теперь совсем не юркий язык Минхо, сумевший свести его с ума, и не длинные пальцы Хенджина, довевшие до апогея, а крупная головка, обтянутая латексом презерватива, что правда, чья? Может быть, он и задался этим вопросом, но как только член погрузился внутрь него на несколько сантиметров, важность затерялась где-то среди мириад звезд под веками. — Боже мой... — громко врезается в стены и заставляет довольного Хенджина, катающегося на крупном стволе, рассмеяться. — Я же говорил, что тебе понравится. Его бедра ласкают ладони второго парня, который с силой сдерживает себя, стараясь не издать ни звука, дабы не испортить придуманную танцором игру. Мягкое колечко растягивается под давлением толстого члена, заполняя до предела. Он понятия не имел, кто именно продолжал неспешно входить в его узкое нутро. Парень вдруг подметил, что совсем не чувствует дискомфорта, а значит о нем позаботились, растягивая обезболивающей смазкой. Он не знал, что будет на утро, да и, если честно, было даже неинтересно. Душой, телом, разумом – абсолютно каждой своей частичкой он был только здесь. Оба парня подстроились друг под друга, и теперь их движения были синхронными. Бан умирал, стоны сдавливая в своей груди, что Хван терзал, и впивался короткими ногтями младшему в крепкие бедра. Они фрикции быстрые совершали, медленно доводя до апогея, что несомненно полностью разобьет его на осколки. — Попробуешь угадать, кто трахает тебя, милый? — рвано обращается к нему танцор, глубоко насаживаясь на ствол. Бан метается в мыслях: он не знает, что ждет его, если он не угадает, но Хван спросил не просто так. Это была игра, а что случится с проигравшими — молчаливая загадка. Упускать своего шанса нельзя, особенно когда второй оргазм приближается настолько стремительно. Чан пытается сосредоточиться на касаниях: его бедра мнут и массируют, по ягодицам иногда ударяя с громким шлепком; руки чужие были небольшими, но довольно горячими. Парень пытался угадать по размеру члена, который с каждым толчком попадал прямо по простате, однако, пускай он мог иногда видеть мемберов обнаженными после душа, угадать размер полностью эрегированного органа была куда сложнее. Каждую приходящую мысль выбивали бурные эмоции, но Хван торопливо подбодрил: — Не бойся, Чанни, даже если ты не угадаешь, мы дадим тебе кончить. И это спустило с крючка. Парень наскоро вспомнил всех, кто уже насытился им, попробовал на вкус и посмаковал, и быстро произнес: — Хани?.. — действительно, ведь Хан прежде не был рядом. Первые секунды тишина залегла в комнате, звеня в ушах. Даже парни перестали двигаться, и Чан смущенно сжался, сведя брови друг к другу. — Наш хен такой догадливый, — низкий, бесконечно хитрый голос Джисона льется в уши, заставляя облегченно выдохнуть. Чтобы Бан не хотел сказать, слова смазались в стоне, когда Хан вновь с резким движением попадает по простате. Он держит руки то на больших бедрах, то на аккуратной талии Хенджина, целуя его спину и плечи, шепча вдобавок слова о том, как он хорошо старается для своего хена. Он больше не мог сдерживаться: голос срывается в стонах, руки находят свое место на мягких Хенджиновых боках, натягивая танцора на себя, чтобы поскорее сдаться в лапы оргазму. Хван ощущает, как головка чужого пениса пульсирует. Он старательно втягивает живот, играется с эрогенными зонами, дразнит бусинки сосков и наклоняется, чтобы языком изучить тонкую шею. — Ты можешь кончить внутрь меня, Чанни, — шепотом произносит в самое ухо и даже не подозревает, какой эффект это даст. Точно последним штрихом в картине, танцор прикусывает мягкую мочку, а за миг чувствует, как внутри разливаются горячие струйки. Второй оргазм для лидера оказывается не менее оглушающим, нежели первый, и Хван двигается на чувствительном члене, продлевая экстаз, останавливаясь лишь, когда Бан шипит тихонечко, подхватив под бедра. Джисон, пусть и не кончил, все равно не позволял себе продолжить, когда Бан терялся в посторгазменной эйфории. — Я помогу, — вдруг раздается бас Феликса над ухом, и Джисон позволяет ему завладеть собой, усаживаясь на край высокой постели. Видеть столь ангельски нежного Ликса было уже путем к полному удовлетворению, но Хан позволяет ему вести. Он крайне податлив и чувствителен. Пальцы ног сводит судорогой, как только старший тонкими пальчиками обводит красную головку. Парень шипит под ласками и прерывисто стонет, когда его член наполовину оказывается во влажном рту, полностью охваченный жаром. Несдержанно Хан запускает руку в жесткие волосы, направляя, однако Ли отстраняется, давая понять, что главный тут он, и Джисон хнычет, бедрами подаваясь вверх. — Такой нетерпеливый Хани, — шепчет тихо, надрачивая толстый ствол. Феликс отпускает себя, заглатывая почти до основания. Ему не стыдно было признаться, что доставлять партнеру удовольствие ртом было его редким талантом, который парень пользовался неприлично часто. Он редко находил кого-то чужого ради плотской утехи, ведь своими жертвами предпочитал выбирать мемберов поздней ночью в душе или под теплым мягким одеялом. Это было его страстью. И страстью Джисона в тот миг тоже, когда он с громким стоном излился прямо в тугое горло. Ли задерживает дыхание, после с наслаждением глотая вязкое семя. Хан в его руках расслабляется, уходя в безграничный край эйфории и сладкой истомы, что пронизывает тело неощутимыми импульсами. Теперь он не откажется от наблюдения, потому что, хоть Чан и кончил второй раз, сейчас он очень увлеченно целовался с Сынмином и Чанбином одновременно, пока Со увлеченно сминал Кимовы ягодицы. Казалось, каждый в группе любил задницу Сынмина особенно сильно… И все же, официальные права на нее были только у Ян Чонина, который с гордой усмешкой шлепнул своего парня по круглой половинке, получая от него укоризненный взгляд. — Извращенец, — фыркает вокалист, когда младший ложится прямо на него, не обращая внимания на недовольный протяжный стон. — Слезь, груда мышц! — Только не говори, что не хочешь меня, — возбужденно шепчет. — Хочу, но слезь бога ради, — их препирательства заканчиваются мягким поцелуем, что из секунды в секунду становится грязнее. Чан и Со остаются наедине, и лидер просто не может скрыть, что мечтал об этом непозволительно долго. Ему иногда казалось: в одну из ночей он не выдержит, сорвется, и однажды в туре окажется на пороге комнаты Чанбина полностью обнаженный с просьбой взять его во всех возможных позах. Мышцы живота сокращаются, когда рэпер ласкает кубики пресса мозолистыми ладонями, и губы покалывает от грубого поцелуя, но Бан просто не может жаловаться. Он снова тверд, будто это не его клонило в сон еще полчаса назад. И плевать, что было прежде, сейчас он живет только этим желанием стать ближе. — Бинни… — шепчет жарко в распухшие губы, заглядывая в глаза. В ответ младший смотрит зачарованно: волосы лидера почти высохли, завиваясь в мягкие кудри, которые он на палец увлеченно наматывал. Глубоко вдыхает запах цветочного шампуня и его тела, покрытого испариной. Он хотел его, хотел не только сегодня, но и всегда. Чанбин бредил во снах и дрожал в холодной бессоннице, грезя о близости с ним, о нежных касаниях, и грубых шлепках; о романтичных поцелуях и жадных требующих укусов на груди и плечах. — Да? — дразнится, улыбаясь, но ему казалось, все слова, которые Чан хотел бы сказать, он уже почувствовал на коже. — Мы можем уйти в мой номер? Со смотрит на него запутанно. Сперва, как Бану показалось, он воспринял его слова не так, как нужно было. Ловя его тихие вздохи, парень переосмысливает сказанное, когда действительно понимает. — Оу, ты хочешь?.. — Да, — сразу воспринимает Чан. И Чанбин терпко целует его, поглаживая щеку, прежде чем встать, утягивая за собой. Бан смеется, краснея, и наскоро обтягивает низ украденным одеялом, когда сам Со все еще оставался в черных боксерах. — Вы убегаете от нас? — раздается удивленный и в некой степени разочарованный голос Хенджина. — Завидуй молча, чувак, — ухмыляется рэпер и захлопывает дверь, выходя со старшим в пустой ночной коридор. Парни уставились на дубовую дверцу, хотя некоторые из них сразу довольно улыбнулись. Они уже слишком давно заметили эту влюбленность, и гордость за душу брала от мысли, что они сумели наконец свести их вместе. Может быть, после этой ночи что-то изменится? Многие бы были рады видеть в глазах Со и их лидера особую связь. Однако в комнате все еще витал мотив жаркого секса, о котором напомнил Джисон: — Ну что, малыши? У вас еще есть настроение устроить нам маленькое шоу? Чонин смеется, пока Ким лишь хитро улыбается, притягивая его за шею. Их поцелуй звучит сладкими причмокиваниями и приглушенными стонами. Руки младшего скользят по чужому животу, заставляя дрожать, и добираются до ягодиц, нетерпеливо разводя их в стороны. Сынмин с силой прикусывает его нижнюю губу, распаляя и заставляя злиться. О да, он любил, когда Чонин злился и всю злость выплескивал на него; он добивался этого и стремился к грубой хватке на своих волосах, руках и бедрах. Ким тут же отталкивает младшего и переворачивается на живот, соблазнительно выставляя напоказ аппетитную задницу. Айен совсем не входил в тип людей, которые заставят ждать. Уже спустя бесконечную для Кима минуту, последний, стоя в коленно-локтевой, нетерпеливо выгибался, насаживаясь на пальцы макнэ, пока тот выцеловывал его спину с созвездиями родинок. Ким всегда был настойчивым, всегда просил скорее войти в него и не томить, просил быть быстрее и грубее, доводя до ярких вспышек перед глазами. И Чонин не мог противиться: старший был его божеством, за которым он слепо шел, доставляя ему бесконечное удовольствие, когда тот того пожелает. — Готов, милый? — шепотом спрашивает, быстрым движением раскатывая по члену защиту. Сынмин мычит, утвердительно кивая. Ян давит на поясницу, призывая прогнуться, что тот незамедлительно делает, лишь бы поскорее почувствовать себя заполненным до краев. Слезы скапливаются в уголках глаз, когда он протяжно стонет, стоит макнэ медленно войти в него до основания. Он бы по-честному мог заниматься этим вечно, лишь бы с Чонином и лишь бы чувствовать его. Его кусачие поцелуи оставляли на спине засосы, яркие цветочные метки, что на утро расцветут багровым, напоминая о яркой любви. Голос Ким Сынмина срывается в стонах. Парни, расслабляясь на другой кровати, слушают эту пошлую симфонию с удовольствием. Нельзя было привыкнуть к красоте его голоса, чтобы каждый раз в студии не удивляться, но сейчас все было интимным, пошлым, таким неправильным, но каким же приятным. Бедра Чонина греховно громко шлепались о ягодицы вокалиста, пока тот стонал в смятые простыни и сжимался, доставляя возлюбленному крышесносные ощущения. В пояснице жгло, но даже это приносило наслаждение, пускай мазохистское. Сынмин дрожит. Он протяжно мычит в плотно сжатые губы, когда в его нутро вбиваются с тихими вздохами. Его глаза вдруг распахиваются, и короткий вскрик отбивается эхом от стен: что же, Ян Чонин весьма удачно попал по чувствительной точке. Простынь под вокалистом смята, а член, даже будучи прижатым к кровати, почти касался подтянутого пресса, выдавая сильнейшее возбуждение. Он несвязно шепчет что-то в матрас и почти плачет, однако младший самодовольно переспрашивает: — Что ты говоришь, милый? Не слышу тебя. Его движения выбивают из Кима весь воздух, заставляя болезненно краснеть и гореть, а тот факт, что за ними с наслаждением наблюдали мемберы, заводило вокалиста как никогда прежде. — Йенни, сильнее, прошу, — из последних сил выкрикивает, закидывая голову назад. Айен послушно входит резче, увеличивая амплитуду. Он выходит полностью, оставляя в растянутом колечке только набухшую головку, чтобы за секунду удариться тазовыми косточками о раскрасневшиеся ягодицы. — Тебе нравится это, Минни? Правда ведь? — дыхание парня сбито так же сильно. Его колени дрожат, но он продолжает стоять на ровных ногах, втрахивая возлюбленного в высокий мягкий матрас. То, как ощущался для него Сынмин, не получилось бы передать словами ни у кого: их связь была необъяснимо глубокой и крепкой, позволяя любить без слов и знать это. — Да! — зажмурившись, хнычет. Младший наклоняется, практически полностью ложась на старшего, и кусает мягкую кожу на плечах и лопатках, не прекращая резких, быстрых и грубых движений. Внутренности послушно раздвигались перед ним, и Ким старательно сжимался, ощущая чужую пульсацию даже сквозь презерватив. Его брови вдруг заламываются, а рот широко открывается в беззвучном стоне, но несколько секунд спустя разрезает воздух продолжительным вскриком, когда стимуляция изнутри становится почти что непрерывной. Синхронно с ним хрипло стонет и младший, ведь давление горячих стенок вмиг кажется ему просто райским. Ким уверен, что, как только коснется себя, кончит в то же мгновение, но все мысли из головы выбивает его макнэ, отправляющий прямиком на седьмое небо. — О, милый, твоя талия просто роскошна, — приподнявшись на миг, произносит протяжно Ян, охватывая тонкую мягкую талию. Его ладоней почти хватало, чтобы заключить ее в кольцо, и это сводило его с ума в моменты их близости, потому что Сынмин был для него хрупким, бесконечно нежным и утонченным, пробуждая глубоко в груди желание опекать и теплить в своих объятьях. — Йенни… — дрожащим голосом зовет. — Что, милый? — оставив поцелуй на виске, хрипит. — Хочешь кончить? — П-пожалуйста… Ким ощущал, как густая капля предэякулята капала с его головки на постель, когда, грубо кусая длинную шею в области сонной артерии, Чонин просовывает руку под подтянутый торс и обхватывает член кольцом пальцев. И старший был прав: как только Ян надавил кончиком большого пальца на уретру, он с оглушительным стоном излился в его руку. Глаза макнэ закатываются от умопомрачительной узости. Он был готов кончить прямо сейчас, но принялся судорожно расслаблять мышцы живота, чтобы сдержаться, ведь слишком хорошо знал, что Ким обожает, когда младший кончает ему на грудь или лицо. Поэтому он держался, поглаживая возлюбленного по спине и бокам, пока тот крупно трясся в оргазме, не отпускающем несколько долгих, потрясающих секунд. В глазах блестели слезы, но он видел перед собой вспышки света и глубоко дышал, чтобы в какой-то момент просто не потерять сознание от переполняющих изнутри эмоций. Тихие стоны все еще ласкали Янов слух, заставляя мягко целовать его щеки, прежде, чем он спросил на ухо: — Хочешь, чтобы я кончил тебе на лицо, милый? И точно током пронзенный, Ким бодро поднял голову. Да, сил в нем практически не оставалось, но секс бы показался ему совсем незаконченным, если бы он не почувствовал сперму Чонина на своей коже. Только это заставило его на дрожащих ногах спуститься с кровати и упасть на колени, высовывая язык и пошло поднимая взгляд на младшего, что уже доводило до края. Грубо схватив за волосы и держа чужую голову зафиксированной, Ян, прежде выкинув защиту, принялся стимулировать пульсирующую головку. Горячее дыхание старшего он чувствовал на стволе, и хотел бы смазать эту самодовольную гордую улыбку, что видна была в глазах больше, чем на раскрытых губах с высунутым языком. Но ведь именно это и сводило с ума. Это и заставило его обильно кончить на румяное лицо, каплями попадая на щеки, губы и язык, который сыто провел по устам, слизывая семя. Грязный, использованный, но безгранично довольный собой, Ким глядит на парня снизу вверх и сверкает потемневшими от похоти глазами, продолжая ухмыляться. Но их шоу было не единственной страстью на большом этаже. На несколько комнат вперед, разделенных лифтом и длинными светлыми коридорами, Со Чанбин с неутолимым голодом впивался в чужие губы, а Чан, неостановимо плавясь в его руках, с напором отвечал. К комнате их путь шел до стыдного медленно, но на руку играла поздняя ночь, в которой они принадлежали только друг другу. Стоило двери захлопнуться за Баном, он тут же был прижат к ней спиной, ощущая холод дерева и жар возбужденного тела, притирающегося к его груди. Это заводило, и Чан не мог найти себе места, все хватаясь и хватаясь за широкие плечи. — Бинни, если ты не трахнешь меня, я кончу просто от того, насколько ты секси. Со роняет голову в изгиб чужого плеча и хихикает под теплую улыбку лидера, который решил оставить все признания на другой раз; возможно, на момент, когда они вновь останутся только одни в темноте ночного Токио, которое укроет их от чужих глаз. — Думаю, мне не стоит терять шанс ощутить тебя во всех смыслах. Чан соглашается, полностью отдаваясь под его власть, и это сводило обоих с ума и заставляло кусать губы в желании съесть их обладателя. Один резкий толчок — и Чан уже в центре широкой постели, когда Чанбин крадется к нему, как к жертве, но при этом не внушая ни капли страха. Лишь желание утолить этот тактильный голод, тлеющий в душе годами. Огромное тело над собой было, наверное, главным кинком лидера с сегодняшнего дня: другое его уже не удовлетворит. В то же время младший не мог оторваться: грудь Бана от и до была покрыта влажными поцелуями, что холодили кожу, но тут же согревали в новом месте. Его любовь была материальной, она впитывалась старшему в плоть и оставалась там фантомным теплом. Старший принимал все, что мог дать ему Со, и младший заверял, что однажды положит к его ногам целый мир. — Бинни, войди в меня уже, — хнычет, ноги скрещивая на чужой талии, лишь бы ближе прижать. Младшему не нужны слова, чтобы послушаться. С собой он прихватил квадратик контрацепции, однако вдруг заволновался, что у старшего не окажется смазки. Словив встревоженный взгляд, Бан довольно быстро понял их молчаливую дилемму и коротко поцеловал младшего в висок, прошептав: — В первом ящике. Милая, но в тоже время хитрая усмешка покрыла губы рэпера, когда он без труда отыскал в небольшой прикроватной тумбе тюбик с прохладной смазкой. Бан нетерпеливо выгибался, шепча просьбы побыстрее взять его в этой темноте, освещенной лишь маленьким торшером. Они оба в тот миг осознали их романтику, полную горячих вздохов и тихой любви. Город шумел ночной жизнью, а они делили ее на двоих, крепко переплетя пальцы в замок, когда младший неспешно толкнулся в по-прежнему тугой вход. — Черт, хен, — еле слышно проскулил рэпер, чувствуя дрожь в бедрах. Так давно мечтая о их близости, он боялся, что долго не продержится, ведь глядя на столь раскрепощенного, растрепанного, горячего, но главное — безумно желанного старшего, Со терял разум. И мгновенное осознание, что его хотели так же сильно, не только этой ночью, а и всегда, спускало с крючка обоих. Чан приподнимает бедра, насаживаясь глубже, и брови заламывает, смотря неотрывно в чужие горящие глаза, когда, войдя полностью, младший задевает комочек нервов. Он отдается в крепкие руки, поэтому Со скрепляет его запястья вместе и держит над головой. С наращиваемым темпом сдерживаться становится все более сложно, но жаркий поцелуй в шею — и Бан отпускает себя, рвано выстанывая любимое имя. Головка чужого члена попадает прямо по простате, заставляя кричать и лицо искажаться в удовольствии. Сердце норовило остановиться: оно стучало слишком громко и, парень мог поклясться, его было слышно и вне этой звукоизоляции, о которой так уверенно рассказывал ему менеджер. Он бескорыстно благодарен Джисону за то, что тот вытащил его сюда, и Минхо за идею массажа. Безусловно, все они планировали затащить лидера в постель, планировали заняться с ним этим, посвящая в свои грязные делишки. И это было новым шагом в жизнь их группы; возможно, завтра он отчитает их за такие секреты, но про себя продолжит хитро улыбаться, чутко пронимаясь обретенной любовью. Ритм сбивается. Стоны из ярких вскриков превращаются в сжатые хрипы, когда он чувствует, что совсем близко к третьему за вечер оргазму. Это окончательно разрушит его, однако в то же время, это было его единственным желанием. Младший разгоняется, шлепки перебивают их синхронное сбитое дыхание; поцелуи на шее и ключицах горят, и лидер ловит чужие губы, трепетно целуя. Выходит смазано, но бесконечно влюбленно. — Бинни, я сейчас… — предупреждает, чувствуя, насколько приятно тянет внизу живота, а уже через миг его член окольцовывает горячая рука. — Кончишь со мной, Чанни? — спрашивает в чужие губы, сразу же впиваясь в них, и подстраивает движения рукой под сбившийся темп. Чан громко стонет в искусанные уста, когда сдается. Обильно кончая на свой живот и грудь белыми струйками, он чувствует жар, когда Со изливается в презерватив с облегченным тихим стоном. Живот сводит, и пальчики ног судорожно подгибаются. Старший перенимает дрожь Чанбина, крепко обнимая его плечи и целуя взмокшие волосы. Кое-как Бин старается удержать свой вес на руках, зная, что Бану и без того тяжело отдышаться после яркого оргазма, что заполнил удовольствием каждую клеточку его тела. Глаза старшего закрыты, вспотевшая грудь вздымается, и руки держатся за его плечи, а он смотрит, не отрываясь. Красивый. — Красивый, — не может удержать в мыслях. Чан, приоткрыв глаза, смотрит на его лицо. Ресницы трепещут, и румянец не спешит сходить с мягких щек, а все, что казалось ему необходимым — найти чужую руку, чтобы в своей держать, не отпуская. Со рядом валится, чувствуя спиной прохладную простынь, и так по-глупому улыбается, что чувствует себя дурачком, потерявшим девственность с тем, кто безудержно нравится. И ведь Чан ему безудержно нравился. — Что будет утром? — вдруг задает старший вопрос. Чанбину даже думать не приходится: ответ был в его голове весь вечер, и сейчас он для парня остается прежним: — Ты вставишь нам всем пизды. Громкий придыхательный смех срывается с алых пухлых губ, хотя другим, наверное, будет совсем не смешно. — Но не мне, — так же глупо улыбается. — Меня можно похвалить. Вместо слов старший лишь крепко обнимает, конечностями переплетаясь с чужими. Им обоим было важно сходить в душ, но тот подождет: нежности всегда были важнее. Пожалуй, с какой-то стороны Чанбин был прав, и на утро, перед рейсом, Чан устроит мемберам очень серьезный разговор, который закончится лишь общими объятьями. И, хоть подобная ночь вряд ли когда-то повторится, Бан не станет скрывать, что ни о чем не жалеет.