Огненный снег. Проект «Фатум»

Этна. 735 год от начала Колонизации. Исследовательский корабль «Пламя» приземлился на орбитальной верфи Этны спустя полтора месяца после того, как взял старт с начавшего разваливаться астероида. Долгих шесть недель перехода — Марк считал едва ли не каждый час, который приближал его к мужу. И вместе с тем жалел, что время не может бежать чуть медленнее. Заявление Алекса выбило его из равновесия. И совсем даже не потому, что теперь Адлер знал: именно Джейсон отправил на Коронату своего брата, чтобы тот мог схватить их с Каем. Тут как раз все было предельно ясно — в то время Паук, тогда еще не носивший это прозвище, действовал исключительно в интересах своего народа. Странно было, что Джейсон не выслал на заброшенную станцию силы посерьезнее, чем головорезы Александра, чтобы уж наверняка пленить младшего брата Его Величества Ксандра. Марк был расстроен тем, что муж скрыл от него свое — пусть и косвенное — участие в событиях на Коронате. Впрочем, Джей мог промолчать не потому, что не желал признаваться, а просто потому, что не придал этому эпизоду большого значения. Сколько Марк и парни из Дикой эскадрильи этнийцев пожгли? И не сосчитать! Извинился ли Айсберг хотя бы за одну отнятую им жизнь? Да в мыслях не держал! Все они были для него в ту пору врагами. И извиняться тут не за что. Черт! Марк и сам запутался. Ему просто было обидно. До закипающих в уголках глаз слез было обидно, когда он вспоминал тот ужас, что пережил десять лет назад на том змеином острове. Часы пыток, выматывающая боль от осознания того, что его Кай мертв, осуждающий взгляд Зейна Адлера, когда ебучий Ламберт мучил кузена, а Марк ничем, ни словечком не мог облегчить его участь. И все это потому, что Джей… Его любимый Джей… Самый нежный… Самый… Все это потому, что Паук Ламберт играл какую-то свою игру. Вряд ли паучий план был настолько прост, что подразумевал только поимку Марка. Он был куда более хитровыебанным — его Джей, чтобы довольствоваться простым пленением императорского родственничка. Не сказать, что Маркус так уж хорошо изучил мужа за полгода брака, учитывая тот факт, что фактически супругами они стали за пару недель до экспедиции. Но слава Джейсона бежала далеко впереди него, и едва ли не каждому жителю до недавнего времени воюющих друг с другом планет было известно — хитрее и коварнее Паука во всем Зодиаке человека не найдется. Так что… Скорее всего, цель Джейсона состояла не просто в том, чтобы захватить в плен Марка. Тогда в чем же? Мучимый всеми этими вопросами, Марк с каждым днем становился все мрачнее и мрачнее. Стараясь сдерживать раздражение — только бы не выплеснуть его на Тайлера или своих пилотов — Айсберг часто скрывался в своей каюте или, если стены небольшого пространства начинали давить слишком уж сильно, спускался в грузовой отсек, чтобы побродить по «Серенити». Полковник Адлер был одним из немногих, кто имел доступ на космический корабль неизвестного происхождения. И каждый раз, встречая по пути в грузовой отсек Алекса Ламберта, Маркус отчетливо слышал — несмотря на то, что на слух он в последнее время жаловался — как у родственничка скрипят от досады зубы: его-то Паук к «Серенити» не допускал. Отчасти зубовный скрежет Ламберта скрашивал мрачное настроение Марка. И после таких вот встреч, прогуливаясь по кораблю, когда-то бывшему домом для человека, которого Маркус любил, настроение поднималось если не до небес, то существенно. Нет, Адлер вовсе не хотел расчесывать старые, не до конца зажившие шрамы тем, что пытался понять — кем все-таки был Кай? Как, чем он жил? Должно быть, это выглядело наивно, но Марк хотел отыскать ответ на вопрос: почему же синтет ушел? И ушел ли? Ему казалось, что если он с этим разберется, то окончательно сможет… не забыть, нет… Просто… Где-то Маркус слышал о том, что нужно закрывать какие-то там гештальты или что-то в этом роде. Те самые шрамы, которые, как выяснилось, могут кровоточить, если их задеть ненароком. Марк хотел, чтобы шрам, оставленный на сердце Каем, окончательно исчез, как будто его удалили косметическим лазером. А после он попросит, чтобы Джейсон удалил свой шрам — подарок от Алекса. Тот самый шрам, который они носили с Терренсом Гордоном один на двоих и страшно этой общей отметиной гордились. Маркус хотел бы, чтобы его муж свел с тела все метки, напоминающие о бывшем любовнике. А он сам сотрет такие же из своей души. В общем, Адлер проводил в каморке, где, по всей вероятности, жил Кай, довольно много времени. Похоже было на то, что космический корабль и был домом для синтета. В самом прямом смысле этого слова. Тут была его одежда. Здесь Марк вдвоем с Тайлером нашли дневник. А жилое помещение… Похожая на логово подростка, эта комната многое могла рассказать о своем владельце. Чего только не находил здесь Марк! Безделушки, картинки, непонятные ему вещицы, наверняка для Кая памятные, красивые фигурки, шкатулки, украшения… Разглядывая все эти яркие безделицы, Марк улыбался, думая о том, каким, в сущности, ребенком в душе был Кай. Даром что прожил сто с маленькой шишечкой лет. Опасный убийца для тех, кто окажется достаточно безрассуден, чтобы встать у него на пути… Одинокий подросток, который хранит в отсеке космического корабля свои нехитрые сокровища… Адлер не мог бы сказать, что его удивило больше — бесчисленные рисунки, краски и прочие принадлежности для творчества, или разнообразное оружие, которое метаморф хранил на специальной стойке. Тут был даже меч. Идеально заточенный, опасный, смертоносный. Хотел бы Марк иметь такой… Что бы он стал с ним делать — вот вопрос. Кто, скажите, в наше время дерется на мечах? Айсберг хмыкнул, представив себя в боевой стойке с тяжелым мечом наперевес. Вышло странно. И смешно. Его учили жать на гашетку, отправляя ракеты точно в цель. Учили стрелять — и делал это Маркус более-менее сносно. Но холодное оружие… Не его тема. Точно нет. Хотя владеть таким хотелось бы — желание мальчишеское совершенно. Из самого детства. Интересно, что бы сказал Джей, увидев такое чудо оружейных дел мастера? Но самая интересная находка ждала Марка на захламленном верстаке. Очки дополненной реальности… Так это, кажется, называется? Марк повертел в руках предмет, аналог которого — он знал — разрабатывали ученые как Полара, так и Этны. Похоже, соплеменники Кая продвинулись в этой технологии гораздо дальше жителей Зодиака. Марк надел очки — зрачки через пару секунд подстроились, и Адлер с помощью этого своеобразного инопланетного гаджета смог прочесть то, что хранила исписанная вручную тетрадка, которую нашел Тай. Незнакомый язык благодаря таким вот очкам теперь воспринимался как родной, и Маркус был рад находке несказанно. То, что видели глаза Марка, напоминало привычную голограмму. Весьма условно, но все же. Пользуясь прокруткой, Айсберг мог отматывать целые куски текста. Он не торопился прочесть сразу все, понимая, что не оставит эту вещицу здесь, не отдаст очки ученым, которые будут обследовать «Серенити». Сейчас же его заинтересовал небольшой кусок текста. По всей видимости, это были мысли, записанные Зейном Громовым. Так звали того, кого любил когда-то Кай. Но вовсе не чувства Зейна были предметом интереса Адлера. Одно слово: «химера» зацепило взгляд, заставив Марка прочесть этот раздел до конца. Если сделать краткую выжимку, то выходило, что Кай и впрямь был чем-то похож на химер, над созданием которых трудились сограждане Марка. Синтет был создан из биологического материала нескольких человек — если говорить совсем уж грубо. И та сыворотка, что находилась в организме Кая, плодотворно действовала на Зейна, в отличие от Марка, которого мутация, вызванная сывороткой, но, к счастью, не завершенная, едва не погубила. Так вот благодаря этой самой сыворотке Зейн медленно старел, дотянув почти до ста двадцати лет. Он поседел, но при этом чувствовал себя нормально и внешне выглядел лет разве что на пятьдесят. Постоянное получение сыворотки обеспечивало органы защитой от износа и компенсировало развитие возрастных аномалий. Но такой эффект был вызван тем, что тело Зейна еще до попадания в его организм сыворотки уже было модифицировано, потому-то и эффект в его случае был положительным. Маркус не был ученым. Все эти метаморфозы, сыворотки… Вся эта долбанная генетика… Он понимал во всем этом чуть больше, чем ни хрена. Однако, почитав дневник Зейна — так поларец назвал эту запись про себя — Марк как будто бы нащупал некую связь… Что-то такое терзало, заставляя возвращаться к находке, надевать очки и перечитывать дневник снова и снова. Химера. Сыворотка. Молодость и здоровье. Эти три понятия тесно переплелись, и Маркус Абрахам, до дыр — выражаясь метафорически — зачитав воспоминания Зейна Громова, ловил себя на мысли о собственном племяннике. Химера. Олли. Сыворотка. Молодость и здоровье. Марк решил, что обязательно поделится своими измышлениями с мужем. Вот только после того, как они с Джеем решат это… Это недоразумение. Ведь это недоразумение, правда? То, что Джейсон скрыл от Марка свое участие — пусть и косвенное — в приключениях на Коронате. Пока же Адлер мучился сомнениями. Как тогда, десять лет назад, когда Маркус не мог решить, стоит ли ему доверять Каю, так и теперь он сомневался в том, может ли он доверять родному мужу. И это выматывало. Он хотел отринуть все сомнения. Он любил Джейсона безусловно. Эта любовь совсем не была похожа на ту почти что болезненную одержимость Каем. То, что чувствовал Адлер к мужу… Это было чем-то глубоким, чем-то настолько теплым и родным… Чем-то хрупким и в то же время нерушимым. Тем, чем он безмерно гордился: любить Паука — надо же! Это было то, что Марк хотел защитить. Тем, что он хотел сберечь на всю жизнь. Потому-то — ради защиты — и убедил он Джейсона вернуть телохранителя, ведь никто, кроме Терренса Гордона не смог бы сберечь Джея лучше. Его, Марка Абрахама Адлера любовь к мужу… Возникшая не сразу… Из вражды перерожденная… Та, что не исчезнет, исчезни из его жизни сам Джей. Та, что останется надолго и вечно будет болеть, как незаживающая рана. Вот только Марк сделает все, чтобы им с Джеем не было больно. Он жизнь ради этого положит. Ради того, чтобы его муж был счастлив. А значит, надо все прояснить. Надо все сомнения отринуть. Сколько можно сомневаться в тех, кого любишь? Сколько можно не доверять? Единственный, в ком Адлер был уверен, оказался Пак Джу Сон. Знаменитый певец. Самая сладкая задница во всем Зодиаке. Пафосная сучка. Вот в ком Марк не сомневался никогда — он всегда знал, что Джу Сон однажды покинет Адлера, едва на горизонте покажется куда более щедрая рука. Что и вышло. Вот только Марк не собирался жалеть ни о чем. Напротив, теперь он благодарил случай, что свел музыканта с его теперешним продюсером. И пожелал бы им обоим всего наилучшего, если бы ему не было так откровенно плевать.

***

Были дни, когда Марк мечтал о том, чтобы произошло хоть что-нибудь. Что-то, что выбивалось бы из рутинной колеи. Что-то, что заставило бы его встряхнуться, отвлечься от постоянных вопросов и сомнений, которые выгрызали душу тем сильнее, чем ближе «Пламя» приближалось к Этне. Но ничего не происходило. Никакой внештатной ситуации. Не то что нападения пиратов — банальная стычка с Ламбертом, даже на неё не удавалось отвлечься Марку. И он гонял своих парней, заставляя истребителей нарезать круги вокруг махины исследовательского судна, отрабатывать пилотажные фигуры, имитировать нападение и защиту… Что угодно, только бы не думать о том, что они с мужем скажут друг другу при встрече. Как он посмотрит Джею в глаза, зная о том, что это он — пусть косвенно — но все же причастен к тому кошмару, что пережил Адлер десять лет назад. Как он будет обнимать Паука, как он сможет поцеловать эти губы, что когда-то нашептали Алексу: «Сгоняй на Коронату, там поларский принц так и ждет, чтобы его схватили»… Разумеется, Джейсон едва ли использовал эти слова, когда науськивал брата лететь на заброшенную станцию… Но все же… Все же… Но все сомнения, вся неуверенность, все то, что подтачивало душу день ото дня… Все исчезло, стоило только Марку взглянуть на Джейсона, ожидающего его прямо на взлетном поле. Не было помпезной встречи. Не было толпы зевак. Оркестр не играл этнийский гимн, и никто не поднимал флаг. Посадка «Пламени» происходила штатно, встречать членов команды допущены были только близкие родственники. Джейсон стоял чуть поодаль небольшой группки людей, которые, прячась от палящего солнца под головными уборами и темными очками, ожидали, когда смогут обнять родных, с которыми расстались чуть более трех месяцев назад. За спиной Паука маячил бодигард, и Марк поблагодарил небо за то, что им не был Терренс Гордон. Джей — надо отдать ему должное — наверняка подумал о том, как им троим избежать неловкой ситуации. Не то чтобы Адлер постеснялся бы поцеловать мужа в присутствии бывшего любовника… Впрочем, ему не хотелось обижать Терри. Гордону досталась та же участь, что и ему, Маркусу Абрахаму Адлеру — любить Паука. И так же, как Терренс, Марк готов был, если судьба повернется к ним тылами, свою жизнь разменять на то, чтобы жил Джейсон. Не то что под лазерный кнут встать — пулю поймать вместо мужа Айсберг был готов. Так же, как и Гордон. Так что Марк с этим парнем, можно сказать, в одной упряжке — им обоим досталось это счастье… или же на них обоих кто проклятье наложил, заставив полюбить Джейсона Ламберта. Так вот Джей ждал Марка прямо на взлетке. Невдалеке был виден его личный флаер, который и должен был доставить супругов отсюда, с орбитальной верфи, в Тейде, их резиденцию в Ашере. Ламберт от жаркого этнийского солнца не прятался. Вряд ли тот, кто не побоялся принять на себя удар лазерного кнута, мог испугаться обгореть на солнышке. Он стоял прямо под палящими лучами, с непокрытой головой, не пряча глаза за темными линзами очков. Единственную вольность, которую позволил себе Паук — это снять и закинуть небрежно на плечо пиджак, оставшись только в светлых льняных брюках и такой же светлой рубахе, рукава которой он даже не удосужился подкатать. Он словно бросал вызов раскаленному светилу — его муж, — и Марк, засмотревшись на высокую, статную, солнцем поцелованную фигуру Джея, улыбнулся вдруг солнечно, широко, ярко. Чувствуя, как обруч, свитый из сомнений, тот самый, что стягивал грудь всю обратную дорогу, сейчас, будто разрезанный острым клинком, падает на землю, едва ботинок Марка этой самой земли коснулся, Адлер бегом — и плевать, что все смотрят — кинулся к мужу, сграбастал того в охапку, сжал крепко-крепко, приподнял от земли и… Поставил на место. Он мог бы сделать что-то такое… сопливо-розовое, умилительное донельзя. Он мог бы покружить своего Джея на руках. Мог бы расцеловать при всех. И Марк видел — Джейсон позволил бы. Всю эту романтическую дичь провернуть позволил бы. Вот только… Он смотрел на Марка так, как будто не чаял увидеть. Так смотрят на тех, кого ждал, отсчитывая минуты. Так смотрят на тех, без кого скучал отчаянно. О ком думал, не переставая. — Наконец-то… Всего одно слово. Именно его произнесли тонкие губы, и Маркус, коснувшись этих губ легким поцелуем, потянул мужа в ту сторону, где ждал их флаер. Подальше от тех, кто следил за встречей супругов с таким интересом, как если бы перед их глазами разворачивалось действие мыльной оперы. Еще бы! Это же так интересно — как встретятся Паук и его муженек, навязанный этнийцам принц враждебного еще не так давно Полара. Шоу — да и только. — Наконец-то, — шепнул Джейсон, когда они с мужем погрузились во флаер, и хищная птица, украшенная гербом Ламберта — огненная змея, пожирающая собственный хвост, и вписанные в этот круг буквы J и L — взяла курс на Тейде. — Наконец-то… Паук нажал кнопку, отделяя пассажирское сиденье от водительского. Марк знал — здесь, в уютном салоне сделанного по спецзаказу Паука летательного аппарата оба они окажутся не только не видны пилоту, но и не слышны. — Родной… — в следующую секунду Джей уже сидел на коленях Марка и, обхватив его лицо ладонями, сжирал губы, будто изголодавшийся нищий. И если Адлер хотел притормозить, если он думал о том, что прежде они с мужем поговорят, то ни хрена он не угадал. Джейсон не дал ему и слова сказать. Налетел вихрем, набросился с поцелуями. Ерзая на коленках, избавлял Марка от одежды — к черту ее! Мешает! Айсберг и сам не заметил, как оказался обнажен по пояс — его форменный китель валялся на полу, а рубашку Джейсон закинул куда-то за сиденье. Сам Паук, оторвавшись от мужа только лишь для того, чтобы стянуть свою собственную рубашку, тут же стек к ногам Марка, принимаясь проворно расстегивать его брюки. — Нам надо… — Адлер все же попытался… Глупо это было, но он попытался… Он же хотел поговорить. Выяснить… Что? Что-то там он хотел… Что же? — Нам надо… Аххххрр… — Марк подавился хрипом, когда его головка исчезла во рту мужа и тот, втянув щеки, так, чтобы Адлер каждым миллиметром кожи чувствовал легкое давление, принялся вбирать внутрь член, медленно, дюйм за дюймом, пока головка не уперлась в горло. Одно движение — и член скользнул еще глубже, а Джей коснулся кончиком носа гладко выбритого лобка и, чуть отстранившись, принялся сниматься с члена, и как только тот вновь оказался на свободе, коснулся губами нежной кожи, покрывая поцелуями всю длину, прослеживая языком вздувшиеся венки, и снова заглатывая, на этот раз еще глубже, так, что Марк вскрикнул, чувствуя, как это восхитительно, когда муж отсасывает вот так, не просто с энтузиазмом — с каким-то упоением, сам получая удовольствие от процесса не меньше, чем Маркус. Паук не торопился подвести мужа к разрядке. Игрался с членом так, как ему нравилось — то позволяя грубо толкаться себе в рот, то перехватывая инициативу, пережимая у основания, чтобы Марк не мог кончить быстро. То и дело выпускал член изо рта, касаясь мокрой головки то правой, то левой щекой, ласкаясь. Облизывал, толкаясь языком в уретру. Помогал себе рукой, скользя вдоль ствола с легким нажатием. И наконец, наигравшись, поднялся с колен, быстро избавляя себя от брюк. Чтобы через секунду опуститься на член — плавно, одним тягучим, слитным движением, принять в себя сразу и до конца, заставляя Марка задыхаться от восторга: готовился, его паучья светлость, растягивал сам себя, мечтал о том, как Маркус станет брать его. — Что ты творишь? — прохрипел Марк прямо в тонкие паучьи губы, тут же прикусывая нижнюю. Сильно. До выступившей капельки крови, которую поларец тут же слизал, словно извиняясь за эту легкую боль. — Что ты со мной творишь? — и, поддерживая мужа под попку, поддал вверх бедрами, толкаясь так сильно, что Джей вскрикнул, но не попытался привстать, напротив, насадился сильнее, принимая еще глубже, накрывая ладонями руки Марка, заставляя того раздвинуть ягодицы чуть шире, так, чтобы сильнее почувствовать эту идеальную, такую необходимую сейчас им обоим сцепку. — Люблю тебя, — ответил Паук. — Вот что я делаю. И ударил пятками, словно пришпоривая, заставляя Маркуса двигаться быстрее. Вот только того не нужно было понукать. Он и сам, ускоряясь с каждым толчком, заработал бедрами, раз за разом проникая все глубже и глубже в тесное, бархатисто-нежное отверстие. Проезжаясь по простате, он высекал крик из горла мужа, и тот, стараясь задержать острое удовольствие, стискивал в себе Марка, зажимаясь так сильно, что Адлер боялся, что может причинить своему Джею боль. И уже на пике, когда оба не способны были сдерживать подступающее наслаждение, Марк, раздвинув гладкие ягодицы мужа так сильно, как будто хотел разорвать того на части, загнал особенно глубоко, ударяя по простате так, что Джей всхлипнул, прикусил губу ровно в том месте, где ранее его муж оставил свой след, и оба они рухнули в оргазм, приникая друг к другу губами, сплетая языки, потираясь друг о друга телами, вжимаясь один в другого так, будто и впрямь пытались вплавиться, слиться в одно целое. И чтобы никакая сила не могла их разъединить. Не сейчас. Не в эту самую минуту. Не тогда, когда их тела — горячие, влажные от пота — слегка потряхивает от только что пережитого удовольствия. Только не теперь, когда они, соединившись губами, пытаются друг другом надышаться. Не теперь… Никогда больше… — Никогда больше… — кажется, Джей сказал это вслух. Как только муж перестал терзать его губы, позволяя говорить. — Мммм… — промычал Марк. Мыслей не было. Ни связных, никаких вообще. Он весь будто обратился в чувства. Одно большое тактильное нечто — вот кем был сейчас Маркус Абрахам Адлер. Он мог только трогать своего Джея, гладить его, мять, тискать. Мог прижимать к себе и вжиматься носом туда, за теплое розовое ухо. Туда, где его запах — извергающий магму вулкан — был особенно горяч. Марк мог только ощущать, чувствовать, впитывать. А больше ему и не нужно было. — Никогда больше не отпущу, — пообещал Джей. Видимо, он пришел в себя чуть раньше мужа и уже мог обращать мысли в слова. «Да куда ж я денусь?» — ответил бы Марк. Если бы только мог сейчас говорить. Пауку не о чем было волноваться — паутина держала крепко. Не вырваться. Не сбежать из плена. Да Марк и не собирался на волю.