Звёзды Безвременья

«Иоганн! Это ты, Иоганн? Как дела, Иоганн? Утречка, Иоганн!» — такими словами Амарил Андарис встречала своего ненаглядного рыцаря, едва его завидев. В руках — свежий букетик разнотравья. А на лице — обжигающий румянец. Иоганн Онтолия считался одним из лучших стажеров, а впоследствии и мастеров Гильдии бойцов города Чейдинхола, откуда же и был родом. Он-то первый и заметил, как настырная девчонка прячется за бочками с водой на их тренировочном плацу в надежде подсмотреть, как они оттачивают свои боевые навыки. Посторонним, а тем более детям, нечего делать в таких местах. Он же и поймал ее тогда, отчитал и выставил вон. И именно он раньше своих товарищей сдался перед ее упертостью и настырностью. Сколько бы ни прогонял — она все равно пробиралась к ним на площадку, пялилась исподтишка, да еще и позволяла себе комментировать их движения вслух! Поначалу это раздражало молодых бойцов, но мало-помалу они привыкли и стали даже посмеиваться над ее замечаниями. В конце концов, Иоганн махнул рукой и позволил ей иногда заниматься вместе с ними. И как-то так вышло, что глава гильдии об этом не узнал. Мало кто мог противостоять ему в поединках. Чувствовалось в его движениях что-то неуловимо-точное, но в то же время отчужденное, как будто оппонент для него — не более чем случайно залетевший в окно осенний листок. Любимым его оружием было копье, по какой-то причине не пользовавшееся популярностью среди воинов Чейдинхола, благодаря чему в городе его в шутку прозвали «непревзойденным копейщиком». Однако он и вправду управлялся с ним так, что любо-дорого было смотреть. В разговорах с товарищами держался спокойно, а порой даже холодно, но никогда не грубил. Отвечал исключительно по делу, свое мнение оставлял при себе. Было в нем что-то жутко загадочное, и Амарил, наблюдая за ним, спрашивала себя, действительно ли этот юноша принадлежит их миру, не оказался ли случайно сброшен на землю Сиродила с корабля вроде «Солнечных птиц Алинора», упоминания о котором сохранились только в одной-единственной книге. Она уже давно на него заглядывалась, еще с самых первых вылазок. Да и как тут было не заглядываться? Мало того, что в бою хорош, так еще и красавец писаный — во всяком случае, в ее глазах. Неудивительно, что Амарил влюбилась в него. Это чувство, совсем новое и непонятное, вспыхнуло впервые, когда ей минуло девять лет. Уже и попреки тети Нэл не казались чем-то ужасным. Покричит-покричит да и прогонит девчонку с глаз долой. Достаточно было представить себе его красивое суровое лицо, и в Амарил потихоньку угасали гнев и обида. Главное — не рассказывать о нем кому-нибудь из взрослых. Даже Герте. Она его ровесница, еще посмеется, чего доброго, и скажет, что со временем эти глупости выветрятся сами собой. Такое мнение часто можно было услышать от взрослых, и не только в Чейдинхоле. И Амарил берегла свою тайну, как драгоценное семечко священного лотоса. Иоганн родился в семье разорившихся аристократов, и вся жизнь у него была расписана чуть ли не по минутам. Родня прочила его в рыцари, и потому он с малых лет посвящал себя тренировкам, изучению грамоты, наук и искусства с утра до вечера. И это не говоря о поручениях Гильдии бойцов. Тогда и вовсе мог пропадать на несколько дней. Амарил раздувалась от зависти, стоило ей узнать об этом, ведь душа ее рвалась навстречу приключениям ничуть не меньше. Но ее расстраивало, что у Иоганна почти нет свободного времени и потому общаться они могут только на тренировочном плацу. И, видя, как юноша устал или грустит, Амарил из кожи вон лезла, чтобы его подбодрить, а он в такие минуты взглядывал на нее как человек, очнувшийся ото сна, — и ей казалось, будто она занимает не самое последнее место в его жизни. И когда она, наконец, решилась сделать ему признание, ответ оказался совсем не таким, как она ожидала. Амарил еще ни разу не видела, чтобы Иоганн улыбался. А теперь эта снисходительная улыбка, какой родители одаривают детей, неправильно истолковавших их слова, разбила ей сердце. Ей тогда было десять, а ему — около семнадцати. По сравнению с ней он уже взрослый, почти мужчина, ему впору собирать вокруг себя поклонниц. Иоганн не только не принял ее чувства, но даже не согласился подождать, пока она станет старше. Это разочарование преследовало данмерку все последующие годы, но она не говорила о нем никому. И хотя Амарил никогда не считала себя необыкновенной красавицей, даже за ней таскались хвостиком ребята-ухажеры. Однако она жестко пресекала любые попытки затащить ее за угол, в кусты и куда угодно еще, не оставляя мальчишкам и шанса удостоиться первого с ней поцелуя и других приятных вещей. Обо всем этом должен был каким-то неведомым образом узнать и испытать муки совести тот, кому она с малых лет отдала свое сердце. Никто, увы, даже близко не стоял рядом с ним, а если бы и стоял, она ни за что не позволила бы кому-то другому играть роль замены. Это неизбежно ранило бы чужие чувства, а Амарил не из тех, кто практикует подобное. Незадолго до того, как тетя выгнала Амарил из дома, в Чейдинхоле начали поговаривать, будто Иоганн Онтолия, к тому времени уже достигший больших успехов в Гильдии бойцов, уехал в столицу, чтобы вступить в ряды элитной имперской стражи. И данмерка, перебравшись в Имперский город на подработку, не теряла надежды увидеть его там. Так и не увидела. И с тех пор старательно убеждала себя, что никакого Иоганна нет и не было в ее жизни. Был рыцарь, который обучал ее навыкам боя, вот и все. А после встречи с императором и Клинками она окончательно убедилась в ничтожности своих переживаний. Есть в жизни вещи и поважнее. — Крепко же я ударилась, раз мне мерещится такое, — пробормотала она, зачарованно глядя на него во все глаза. Надо подняться на ноги и убираться отсюда к даэдрической матери. — Ты!.. Какого лысого Дагона ты тут забыл? Тебя... тебя вообще здесь быть не должно... Ее подбородок почти упирался ему в ключицы. Холодный твердый предмет, врезавшийся в живот, оказался металлической бляхой на его ремне. Крепкая грудь бледным пятном светилась под распахнутой черной рубахой, которую он так и не успел зашнуровать. Наверное, проснулся совсем недавно, и Амарил свалилась вниз именно тогда, когда мужчина ее мечты вздумал переодеться. Он изменился. Повзрослел. Даже, кажется, стал еще краше. Сейчас, в полутьме бардака, его прозрачно-серые глаза мерцали, как две луны. Их красивый миндалевидный разрез остался прежним, и его нисколько не портили появившиеся маленькие морщинки. Что же с ним приключилось, отчего их так много? Соболиные брови, словно самый лучший бархат, оттеняли чересчур бледную для представителя имперской расы кожу, которая, это было видно, уже давно не знала солнечного света. Ни намека на румянец. Как долго он здесь? И все же его руки теплые, по венам течет кровь, он жив и здоров. Черные волосы, которые когда-то были значительно короче, и даже родинки — одна под левым глазом, другая справа под точеными губами, — казались ей чудесными посланниками из прошлого. Утренний свет лег рядом с ними на неровном полу кривым пятном, повторяющим очертания пробитой в крыше дыры, а они, как нарочно, оказались в тени. Амарил чудилось, что все происходит за кулисами мистического театра. — Эй, — прошептала она. Сначала тихо, затем чуть громче. — Эй, Иоганн Онтолия! Ты меня узнаешь? Если ты настоящий, то не молчи. Хоть знак подай, что слышишь меня! Непрошеные слезы зазвенели в ее голосе. Она с ужасом понимала, что ледяная стена, которую она так старательно возводила между ним и своим сознанием, в одно мгновение обрушится и раздавит ее. Или же расплавится от тепла, наполнявшего комнату. Стало душно, и девушка, вспомнив, что ее лицо до сих пор было наполовину скрыто маской, поспешно опустила ее. — Амарил... Андарис? Он, наконец, посмотрел ей в глаза. Со стороны он казался совершенно безучастным, и в такой ситуации это наверняка разозлило бы кого угодно. Но Амарил знала, что годы наблюдений за этим человеком не прошли зря. Совсем рядом чувствовалось ускорившееся биение чужого сердца. Она догадывалась, что сейчас он удивлен... нет, поражен происходящим. Вряд ли ожидал, что когда-нибудь снова увидит надоедливое существо, которое еще десять лет назад оттолкнул от себя. И все же он крепко держал ее за плечи. Да и, что изумительно, назвал ее по имени. Он помнит! — Это я! — в волнении воскликнула она и приподнялась. В голове царил беспорядок, и слова готовы были сорваться с ее уст бессвязным потоком. Страшно хотелось расплакаться — от тоски и одновременно от радости. Но вот незадача: в нос попала пыль, и Амарил, вместо того, чтобы разразиться впечатлениями, громко и протяжно чихнула своему рыцарю прямо в лицо. Иоганн от неожиданности поморщился, но тут же произнес, словно по старой привычке: — Будь здорова. — Спасибо, — так же по привычке ответила Амарил, меж тем сама себе поражаясь. — Прости меня. Прости, пожалуйста... Почувствовав, как ослабла хватка на плечах, она смолкла. Взгляд ее невольно задержался на обнаженном белом торсе, по которому узенькими черными змейками извивались завязки из бечевы. Чувствуя, что не выдержит долго смотреть на это притягательное зрелище, Амарил потянулась к ним, чтобы зашнуровать рубашку, но имперец мягко перехватил ее запястья и отодвинул их в стороны. — Не нужно, — тихо сказал он, — я сам. От этих слов комната как будто съежилась до размеров коробки. Данмерка, сглотнув подступивший к горлу ком, с трудом заставила себя отстраниться. Очнувшись от грез, она всем телом ощутила сильную боль от многочисленных ушибов, но вместо того чтобы заняться ими, занялась Иоганном. Смахнув с его волос мусор и пыль, положила ладонь ему на макушку, чтобы унять пульсирующую от удара боль с помощью магии. В голове ярким бликом замерцали воспоминания вчерашнего утра. Только теперь нарушителем спокойствия оказалась она. — Как ты себя чувствуешь? — спросила данмерка, убирая от него руки. Он повертелся туда-сюда и размял плечи. Вместо ответа коротко кивнул — это означало, что с ним все в порядке. — Ну а ты сама как? Если необходимо, я одолжу свою аптечку. Предложение оказалось настолько внезапным, что Амарил выпалила прежде, чем успела сообразить: — Не стоит, спасибо! Со мной все хорошо! Иоганн недоверчиво прищурился, но сказал только: — Понял. Заставлять не буду. Амарил мысленно шлепнула себя по губам. Вдвоем они принялись за уборку — на том настояла эльфийка, назвав себя виноватой в погроме. Домишко, как выяснилось, и впрямь принадлежал Иоганну. По его словам, раньше в нем жил некий Вьен Бренус, ныне покойный. Когда рыцарь прибыл в Нью-Шеот, дом уже пустовал, и ему требовался хозяин. А здесь на жилье, оставшееся без владельца, редко кто претендует. Хочешь — заходи и располагайся, не хочешь — проваливай. И у этого есть вполне понятная причина — суеверие. Даже в таком мире многие безумцы боятся смерти и всего, что с ней связано. Раз здесь есть целое кладбище, то местные жители — не фантомные отголоски самих себя, а реальные, живые существа, которые могут умереть, стать призраками и так далее. Когда Амарил какое-то время назад пришла к такому выводу, она окончательно уверилась в том, что Дрожащие острова никак не могут быть плодом ее воображения. Комната была довольно тесной — настоящая каморка. Одно-единственное окно плотно закрыто (Иоганн не любил приторных запахов), и в ней пахло пылью. Амарил хотела развести в стороны маленькие занавеси, но он неохотно отнесся к этому предложению, так что в помещении по-прежнему царил полумрак. Освещалась комната небольшими лампами, от которых исходил тяжелый смоляной аромат. Под окном стоял длинный, во всю стену до узкой кровати, стол, который использовался для ремонта вещей. Амарил в удивлении распахнула глаза, обнаружив на нем странные, доселе невиданные приборы, сейчас разобранные на части. Блестящие пружины, металлические стрелки, серебристые цепочки... Иоганн объяснил, что здесь у него появилось новое занятие — придумывать и клепать простые механизмы. Под столом сгрудились ящики с ремонтным хламом, повседневную же одежду аккуратно сложили сверху на маленький комод, набитый книгами. Амарил заметила в свободном углу комнаты стальные рыцарские доспехи и оружие — любимое эбонитовое копье Иоганна, с которым он упражнялся еще будучи семнадцатилетним юношей. Когда-то оно досталось ему от одного из предков по отцовской линии: тот привез его с собой в качестве подарка из морровиндского форта Пелагиад, принадлежавшего имперцам. — Я не смог променять его на что-либо другое, — ответил он прежде, чем Амарил успела задать вопрос. Он был на удивление разговорчив сегодня. — Иоганн, — пробормотала данмерка, закончив подметать пол и протирая локтем влажный запыленный лоб, — позволь кое-что спросить... Мужчина в это время вытащил из-под стола ящики и принялся копаться в их содержимом. Он искал подходящие инструменты для ремонта крыши. Требовалось заменить гнилые доски на новые, они как раз были в запасе, но подпилить их, увы, было нечем: единственная в доме пила затупилась и затерлась до дыр. Занятый важным мыслительным процессом, он не ответил. Данмерка сделала глубокий вдох и закашлялась, случайно глотнув пыли, пока смахивала ее в ведро. Она хотела спросить его: что с ним произошло, рад ли он встрече, интересно ли ему, как и зачем она здесь оказалась. И, конечно же, ее волновало, не заметил ли он в ней каких-нибудь изменений. Но едва Амарил собралась с духом и открыла рот, как он сам подал голос. — Без пяти минут одиннадцать. У Иоганна была удивительная особенность: будучи от природы очень организованным, он всегда знал время. В Гильдии бойцов его даже называли «ходячими часами». Неудивительно, если и здесь, в Блиссе, за ним закрепилось похожее прозвище. — Не может быть! — всплеснула руками Амарил и рассмеялась. — Надо же, как быстро пролетело время. А я и не заметила... Но чем дольше он не сводил с нее испытующего взгляда, тем тише становился ее смех. Наконец, она умолкла и с непониманием уставилась на него. — Почти одиннадцать, — повторил Иоганн. — Тебе пора. — Что пора? — медленно спросила данмерка, не понимая, чего он хочет. В голову словно напустили туману. — Куда? Откуда? — Отсюда, — изрек он и указал рукой на дверь. Наконец до Амарил дошло, и разом вспыхнувшее разочарование заставило туман рассеяться. — Неужели я так мешаю? Иоганн переступил с ноги на ногу. Она исподлобья взглянула на него и, к своему изумлению, заметила, что на помрачневшем лице его отразилось что-то, напоминающее неловкость. Очень непривычно было видеть его таким. — Конечно, — пробормотала Амарил, — я понимаю. Вряд ли ты хотел меня видеть... — Дело не в этом, — перебил ее имперец, зачем-то понизив голос. — Примерно через час или полтора ко мне придет гость. Я хочу привести себя в надлежащий вид до его прихода. Несмотря на свое рыцарское призвание, Иоганн с детства был избалован взрослыми. Амарил слышала, что его предки даже содержали слуг, которые помогали детям умываться и одеваться — во всяком случае, до тех пор, пока род Онтолия не разорился. Конечно, служба в Гильдии бойцов сделала его куда самостоятельнее, но в том, что касалось светских мероприятий, он по-прежнему полагался на окружающих. Правда, сейчас ему двадцать шесть, а не шестнадцать, и живет он явно один, а, значит, должен был научиться делать такие простые вещи сам. Но все-таки... Когда еще появится возможность побыть с желанным мужчиной наедине? Только глупый ее упустит. Приободрившись этой мыслью, данмерка предложила: — Так давай я помогу! Если нужно что-то завязать, почистить, зашить — ты только скажи. Но взгляд Иоганна ударил по ней, точно хлыст, и она отступила. — Ничего этого не нужно. Пожалуйста, уходи. Амарил вмиг почувствовала себя опустошенной. Что тогда, что сейчас — ей не рады. Кого же он ожидает? Какого-нибудь важного господина? Или, может быть, красивую леди? Правда, насколько ей известно, он не проявлял особого интереса ни к красавицам, ни к уродинам, ни к кому бы то ни было вообще. Но за десять лет могло случиться всякое. — Я вовсе не пытаюсь тебя обидеть, — добавил он чуть мягче, — и совсем не зол из-за случившегося. Но сейчас иди. Поговорим в другой раз. — Еще как поговорим, — буркнула данмерка, выныривая из непрошеной грезы, в которой ее рыцарь со всей доблестью ублажал неизвестную красавицу на берегу ручья, а хор грязевых крабов воспевал их под аккомпанемент лютни. На которой, кстати, играл почему-то Джейрид Ледяные-Нервы. Тряхнув головой, чтобы изгнать это безобразие прочь, она скорчила подобие улыбки. — А теперь на выход, — скомандовал настоящий Иоганн. Его рука, до сих пор протянутая в сторону двери, даже не дрогнула. Вот это выдержка! Обидно до слез. К горлу опять подступил ком, и, сделав большое усилие, чтобы его проглотить, Амарил бросила на мужчину оскорбленный взгляд и поплелась к выходу. Когда она переступила порог, звук захлопнувшейся двери донесся до нее будто за сотни миль отсюда. Думала ли она, что встретит его при таких обстоятельствах? Как это возможно, чтобы Иоганн Онтолия, один из главных блюстителей порядка и тишины на ее памяти, вдруг взял и пополнил ряды безумных жителей Нью-Шеота? И ведь он нисколько на них не похож! Но и на человека, который загремел на Дрожащие острова случайно, он тоже не похож. Начнем с того, что сюда вообще нельзя попасть просто так. Все эти «случайные» гости уже давно спят в безымянных могилах. Неужто Иоганн и впрямь сошел с ума и просто не подает виду? Амарил попыталась представить его громко хохочущим, бегающим по городу с вытаращенными глазами, размахивающим своими большими руками и отгоняющим прилипчивых фантомов. Рассерженная совесть тут же неприятно кольнула ее. Тело все еще ныло — она собиралась излечиться от ушибов, но мана, странным образом зависевшая от ее душевного состояния, никак не хотела подступать к кончикам пальцев. Необходимо было успокоить, приободрить ее. Амарил по собственной, давно забытой, но внезапно вспыхнувшей детской глупости решила, что Иоганн ей поможет. Только вот сама виновата: выпалила сдуру, что ничего не болит, и он поверил. Амарил в порыве чувств ударила ногой по деревянным перилам. Но не успела она выругаться, как совесть, осерчав сильнее прежнего, отвесила ей подзатыльник. Данмерка даже вскрикнула — ей показалось, что в голову и впрямь угодило что-то тяжелое и чуть не отправило ее в полет. — Ты цела? — прозвучал позади знакомый мужской голос. Чудом удержавшись на ногах, она обернулась и подняла глаза на его обладателя. Он стоял прямо перед ней, держа что-то в руке. Входная дверь его дома была распахнута — очевидно, ею и двинули по затылку Амарил Андарис. — Ты цела? — повторил Иоганн. — Я не знал, что ты еще здесь. Девушка предпочла ничего не отвечать. И настроение, и состояние — все было хуже некуда. Иоганн тоже молчал, видимо, что-то обдумывая. Затем, потоптавшись на месте, вдруг сказал такое, отчего у данмерки челюсть отвисла чуть ли не до земли: — Заходи обратно. Немедленно. И, прежде чем изумленная Амарил смогла что-то ответить, он подтолкнул ее за плечи в сторону входа. Тихонько звякнула дверная щеколда, и через несколько секунд они оба вновь оказались в мягком полумраке комнаты, гармонию которого все так же нарушало маленькое уродливо-кривое пятнышко дневного света.

***

— ...и грехи ваши будут смыты до конца текущей недели. Да прибудет с вами благословение Безумного Лорда. Свободны. Тейдил отвесила священнику низкий поклон и оглянулась назад, в сторону скамей, где сидели другие посетители. Изначально она собиралась приобщить священника Мании к искусству жонглирования, но вместо этого была вынуждена рассказывать ему о своих прегрешениях, которые вообще-то планировала унести с собой в могилу. Хотан встретила ее с широкой улыбкой на скуластом лице. Маленькая полукровка вся извелась в ожидании своей очереди. Да и что за несправедливость: не успела Тейдил присесть на скамью, как отец Дервенин сам предложил ей пройти к его кафедре! Это она, Хотан, должна быть на ее месте! А на нее не обратили никакого внимания. «Что тебя так мучает, Тейдил?—спросила Хотан, пока они шли к часовне.—Ты выглядишь расстроенной!» Лесная эльфийка достала из карманов свои мячики и принялась жонглировать ими. «Сколько, по-твоему, мячиков я могу подбросить в воздух одновременно?» «Э-э... Один?» «Сколько из них я могу поймать одновременно?» «Один?» «Сколько мячиков сразу я могу перекинуть из одной руки в другую?» «Один...» «Ну и что же меня мучает?» — Ничего не понимаю, — бурчала про себя Хотан, с завистью наблюдая за Тейдил и отцом Дервенином. — Один, один, один... Плохо жонглируешь, значит, раз можешь поймать только один. И вообще, кто тут действительно один, так это я. И от родаков не сбежишь. Туда нельзя, сюда нельзя, к священникам нельзя... А что мне еще делать в этом Нью-Шеоте? Торчать в гостинице? Не хочу! Не буду! Неужели меня совсем, совсем никому не жаль? — Что это ты там бормочешь? — тихонько спросила ее сидящая рядом красавица-редгардка. Девочка иногда встречала ее на улице и в магазинах. Горожане звали ее Идвин. — Д-да так, — уклончиво ответила она, опуская голову. — Хочу скорее исповедаться. — Правда? — Идвин улыбнулась, обнажая белоснежные зубы. — Что же ты натворила, коли так жаждешь отпустить свои грехи? — Это секрет! А если расскажу, то зачем тогда идти к алтарю? Серые глаза игриво сощурились, и в них мелькнул отблеск свечного огня. — О, так, по-твоему, исповедь можно провести без алтаря? И без священника? Хотя какой вообще в этом смысл, раз священное пламя до сих пор не вернулось в нашу часовню? — Я не это имела в виду, — буркнула Хотан, и ее чешуйчатый гребешок на макушке возмущенно встопорщился. — Исповедь нельзя проводить без священника! Отцу Дервенину не понравятся ваши слова. И вообще, я не понимаю, о чем вы говорите. Редгардка пожала плечами и отвернулась. В этот момент подошла Тейдил, и Хотан вмиг забыла о своей собеседнице. Вскочила с места и устремилась к кафедре Мании со скоростью брошенного копья. Хотан с раннего детства интересовалась божествами и связанными с ними храмами и обрядами, много читала о них в книгах. Родители, оба ярые еретики, избавились от всех таких книг до единой и запретили ей приближаться к часовне. Один или два раза в месяц они брали ее с собой в Нью-Шеот, отправляясь навестить своих знакомых, и тогда она могла бегать и играть везде, где душе угодно. Кроме часовни Арден-Сула. Разумеется, полагаться на совесть строптивого ребенка было бы глупостью с их стороны, поэтому они взяли с нее клятву. Поначалу набожная Хотан действительно боялась ее нарушить и исправно обходила часовню стороной. Но однажды судьба сыграла с ней шутку — правда, нельзя сказать однозначно, злую или добрую. Взгляды маленькой полукровки существенно поменялись, когда она узнала, что, оказывается, некоторые клятвы можно нарушить. Что часть из них таят в себе противоречия и лазейки, а некоторые и вовсе опасны. К сожалению, Хотан не может вспомнить ни имени, ни лица девушки, которая впервые отвела ее в часовню и предложила помолиться вместе. Память ее коротка и неспособна надолго удерживать тех, кто исчезает раз и навсегда. Зато друг этой девушки и сейчас появляется то там, то тут. Он постоянно чем-нибудь занят, и все-таки даже ему под силу найти время, чтобы помочь ей увидеться с Дервенином. Жаль, его имя она тоже частенько забывает... Отец с матушкой долго не решались приблизиться к часовне Арден-Сула, но почему-то именно в этот раз, да еще на праздник, они вдруг переступили через свои принципы, ворвались в помещение и учинили большой скандал. Прямо перед алтарем! Досталось не только Хотан, но и всем присутствующим. А отец Дервенин!.. Даже на него накричали, невзирая на сан священнослужителя. Нужно непременно извиниться перед ним за случившееся. Хорошо, что родители спят — полночи потратили на ее поиски. Не зря Хотан обучалась мастерству взлома замков — спасибо местным ребятам! — и никакие засовы ей нипочем. — Отец Дервенин! — воскликнула она с замиранием сердца, спеша к тому месту, где он стоял. Священник, чьи темные глаза красиво поблескивали из-под ярко-красного капюшона, приветливо улыбнулся ей. — А вот и ты, мое дорогое дитя. Не бойся, подходи ближе. Хотан зарделась от его слов. Ее ноги словно набило ватой, но она нашла в себе силы приблизиться к священнику. Дервенин склонился к ней и тихо спросил: — Как твои дела? В добром ли ты здравии? — В добром, в добром, — нетерпеливо ответила девочка. — Но еще совсем недавно мне было очень плохо из-за того, что мои родители на вас накричали. Они ничего не понимают! Я здесь, чтобы извиниться за них и кое-что вам отдать... — Она так тараторила, что даже задыхалась от нехватки воздуха. Слова вылетали из ее рта прежде, чем она успевала их подбирать. — Пожалуйста, простите моих... маму и... папу. Они были не правы! Так обидели вас! Я даже подержу руки в смоле за них, лишь бы вы были спокойны. И Хотан бросилась к алтарю, на котором стояла маленькая горелка, а сверху — красивая чаша с кипящей смолой. Существовало поверье: если хочешь попросить прощения за кого-то другого, нужно некоторое время подержать пальцы в разогретой смоле, собранной с гриба под названием «кричалка», и повторять про себя нужное имя. Таким образом просящий демонстрировал свою искренность и силу воли. Правда, нельзя сказать, чтобы эта традиция распространялась на всех верующих жителей Дрожащих островов. — Не стоит, мое дорогое дитя, — мягко остановил взволнованную девочку Дервенин и отстранил ее от чаши. — Родители твои уже прощены. Мы, подопечные Мании, в том и превосходим жителей Деменции, что обида в наших сердцах не задерживается надолго. Есть еще что-то, о чем ты хотела бы сказать у алтаря? — Да! — От избытка чувств Хотан подпрыгнула и чуть не сбила миниатюрного священнослужителя с ног. — Отец Дервенин, погодите минутку. Я сейчас достану подарок... Лицо ее так и светилось от счастья, аргонианский хвостик двигался из стороны в сторону, а кончик его возбужденно подрагивал. Это привлекло внимание прихожан. — Ну что за детский сад? — презрительно скривилась одна старуха, сидевшая на скамье позади Тейдил в ожидании своей очереди. Вся заплесневевшая, позеленевшая, так что неприятный запах от нее бил в ноздри всем, кто находился поблизости. — А? — отозвалась лесная эльфийка, чьи мысли были заняты далеко не службой. — Не нравится мне их болтовня, говорю, — прошамкала старуха. — Не очень-то похоже, чтобы эта девчонка излагала свои прегрешения. А я, между прочим, с самого раннего утра здесь сижу. И жду. — Почему же не пошла к алтарю сразу? — равнодушно спросила Тейдил. — Надо было сказать своим, что собираешься исповедаться, и тебя бы, скорее всего, пропустили. Тоже мне, проблема. Старая женщина только фыркнула на эти слова. — Чего фыркаешь? — А ничего. Не люблю, когда меня жалеют и дурацкие советы раздают. Сама себе на уме. И что это за «свои» такие, а? Никакие они не «свои»! Нет у меня друзей среди них, — она ткнула пальцем в посетителей, сидящих напротив священника Деменции, — и не будет! А еще — у-у-у! — жутко злит, когда разговорчики ведутся не по делу. С каких это пор священники стали потакать детям? Какие еще подарки? Какой, к скампу дохлому, мармелад?! Не такие беседы должны вестись возле алтарей. Чушь! Позорище! И все только о подарках и говорят. Каково мне, которой не досталось ничего, это выслушивать? Да пропади все пропадом. — Ах, так вот в чем дело! Но ведь никто не виноват. Безделушек хватило бы на всех, просто кое-кто мнит себя выше того, чтобы подбирать их с земли. — А можно потише? — раздраженно перебил их другой прихожанин, дряхлый данмер, сидевший по соседству с Тейдил. Голова его была так обильно покрыта перхотью, что окружающие нарочно отодвинулись от него подальше, чтобы он случайно ею их не осыпал — до того часто дергал головой. — У меня от вас башка гудит. Даже затычки не спасают, а ведь совсем новые. — Нельзя, — грубо отрезала старуха. — Все вы тут со своими затычками-отмычками, знай дарами небес похваляетесь, ни стыда, ни совести... — Помолчи уже, — шикнула на нее Тейдил. — Раз так хочешь поскорее исповедаться — ступай! Вон, гляди, твой священник ждет. Ты же из Деменции, так? Отец... как его там... сейчас как раз освободился. — Ну и что с того? — сложила руки на груди старуха. — Пока та малявка не исчезнет с моих глаз и Дервенин не замолчит, я не подойду к алтарю. — Тогда сиди спокойно и не мешай другим. Какой смысл в твоем брюзжании? Оно не талант, чтобы им похваляться, в отличие от славного искусства жонглирования. Не понимаю я тебя. — Ты кроме своих шаров жонглерских вообще ничего не понимаешь. — Не надо оскорблять мои шары. — Хочу и буду оскорблять! Имею право! Наслышана о твоих, кхе-кхе, выступлениях. Сущая ты бездарность... Ну так что, сколько ждать мне еще? Торчу здесь с раннего утра... — Ты это уже говорила. — Тейдил из последних сил сохраняла невозмутимое выражение лица. К оскорблениям в адрес своего таланта она была весьма чувствительна. — А тебе-то что? Торчу здесь вот уже целое утро, подарком обделили, занять себя совершенно нечем... — Повторяешься. — Заткнитесь обе! — рявкнул старый данмер и раздраженно тряхнул головой, так что часть перхоти попала на Тейдил. — Фу, какая гадость! — поморщилась она и начала поспешно стряхивать с себя белые хлопья. — Хоть бы голову помыл, прежде чем тащиться в часовню! В зале поднялся шум, но никому, включая священников, не было до этого никакого дела. Отец Арктус, ответственный за прихожан Деменции, молча стоял у кафедры и со скучающим видом листал сборник молитв. Отец Дервенин же как ни в чем не бывало беседовал с Хотан, вызывая этим сильное негодование замшелой старухи — да и других посетителей тоже, ибо разговор затянулся. Тейдил, поначалу терпеливо дожидавшаяся девочку, теперь заскучала и даже застонала с досады. Ее снедало желание пожонглировать хоть перед кем-нибудь и показать вредной старухе, что ее умения — отнюдь не бездарность. Она уже было встала со скамьи и полезла в сумку за реквизитом, как дверь часовни со стороны Мании резко распахнулась. — Эй! — выкрикнул снизу высокий мальчишеский голос. Чтобы оказаться в зале, необходимо было подняться по одной из маленьких лестниц сбоку от узкой площадки на противоположной от алтаря стороне часовни. — Братца не видали? Так как все были заняты ожиданием своей очереди на исповедь, на вопрос никто не ответил. Только Тейдил, которая уже успела протиснуться сквозь толпу назад, поближе к выходу, громко бросила, не глядя: — Не видали. — Как же так? — расстроился голосок. — Я ведь слышал, как он говорил, что собирается сегодня утром посетить часовню... Так хотел устроить ему сюрприз... — Чего не знаю, того не знаю, — отрезала эльфийка скучающим тоном. — Вдруг он передумал? Может, нагулялся допоздна и теперь дрыхнет. А, может, он подцепил кого-нибудь и сейчас развле... Слова Тейдил заглушило громкое возмущенное аханье, а затем послышался протяжный скрип и тяжелый, раскатистый грохот закрывающейся двери. — Да-да, — сказала сама себе Тейдил, — многие ведь еще не пришли в себя после вчерашнего праздника. Даже я... Впрочем, мои таланты помогут это исправить! С этими словами босмерка вытащила свои мячики и начала подкидывать их вверх один за другим. Иногда она роняла их и лазила под скамейки, чем раздражала сидящих. Порой мячи улетали в неверном направлении и лишь каким-то чудом не задевали бедных посетителей, которые теперь, вместо того чтобы сосредоточиться на службе, с опаской наблюдали за отчаянными и нелепыми попытками Тейдил привлечь чужое внимание. Раздался повторный скрип двери — на этот раз со стороны Деменции — и в часовню снова кто-то заглянул. Не ожидавшая этого Тейдил случайно запустила мячом вниз по лестнице, и тот угодил бедняге прямо в лицо. Послышалась отборная ругань, затем дверь захлопнулась с громким стуком. — Как же ты надоела! — заскрипели зубами рассерженные посетители. — Катись со своими шарами туда, откуда вылезла! Лесная эльфийка, чье лицо стало пунцовым от стыда, не успела ничего ответить. К ней, радостно светясь, подлетела Хотан и торжественно заявила, что ее исповедь окончена.

***

«Если в следующую секунду не произойдет что-то невероятное, я наверняка умру! — крутилось у Амарил в голове без остановки. — Был герой Дрожащих островов — и не будет его. Не будет по такой дурацкой причине!» Словно сквозь густую пелену до нее доносился чужой голос. В ее сознании царила полная неразбериха: где это видано, чтобы тебя сначала выгнали, а затем чуть ли не силком вернули обратно? Ощущение было такое, словно из тела вытащили все органы и набили его ватой. Ноги подкашивались, а пол принялся ходить под ними туда-сюда. Иоганн склонился к ней, и тело ее покрылось мурашками. От него очень приятно пахло. То был запах полевых трав, он отчетливо выделялся на фоне запаха пыли и отсыревшей древесины, которую они сложили в угол во время уборки. Одежду он так и не сменил. И все же Амарил, у которой был талант подмечать детали (правда, по большей части бесполезные), заметила, что неуклюжую попытку зашнуровать рубаху он все-таки предпринял — несколько петель были криво сведены вместе, и теперь сквозь прикрывшую грудь легкую ткань едва заметно топорщились два маленьких пупырышка. Однако в доме было совсем не холодно, даже наоборот... Странные ощущения, которые она испытала, прячась ночью в тени ивового дерева возле дома двойняшек Вюмьен, снова вернулись, и у нее возникло острое желание освежиться в родниковой воде. — Сюда. — Имперец легонько подтолкнул ее в сторону кровати. — Присаживайся. Амарил не сразу сообразила, что он приглашал ее вовсе не туда, где по ночам отдыхают и согревают друг друга смертные, а всего лишь на деревянную табуретку, стоящую рядом. Она опустилась на ее край и, покачиваясь, принялась следить за Иоганном. Он тем временем залез под стол и выдвинул оттуда несколько ящиков. Покопавшись в них, вытащил на свет запыленный флакон с темно-красной жидкостью. В тусклом освещении комнаты она казалась почти бордовой. Прямо как кровь... Голова гудела от боли, да и отбитые конечности по-прежнему заявляли о себе. Вспомнив, наконец, что умеет колдовать, Амарил попыталась сконцентрироваться на потоках маны и доставить ее к кончикам пальцев. Магическая энергия, пусть и слабая, уже готова была разлиться по телу, как вдруг Иоганн, который уже успел задвинуть ящики обратно под стол, подошел к кровати, и мысли девушки, конечно, тут же спутались. Мана так и замерла на полпути, а вместе с ней замерло и сердце Амарил. Тот факт, что они с ним в комнате совершенно одни, не давал ей покоя. — Что с тобой? — прозвучал совсем рядом мягкий низкий голос, и она вздрогнула. — Ты сама не своя. Надеюсь, я не устроил тебе сотрясение мозга. Данмерка вместо ответа пожала плечами, и вдруг лицо ее исказила широкая улыбка, похожая ту, которую демонстрирует уличным зевакам главный наркоман Крусибла, Калдана Монриус, когда хлебнет скумы. Если бы Амарил была в сознании, то непременно увидела бы, как изменилось от этой улыбки выражение на лице Иоганна. Она бы обязательно спросила, отчего он выглядит так, будто узрел нечто ужасное — танцующую сосиску или минотавра в женском белье, например. — Подвинься немного влево, — попросил между тем имперец, явно не без усилия вернувший себе прежнюю невозмутимость. Когда она потеснилась, он отвернул уголок покрывала, свешивающийся до самого пола, и извлек из-под кровати еще один ящичек — небольшой, светлый, из странного материала, судя по блеску, более легкого, чем металл, и более мягкого. От него веяло прохладой. В ящике хранилась целая пачка льда и несколько повязок, тоже набитых льдом. Вытащив одну из них, Иоганн принялся обвязывать ее вокруг головы Амарил, приподняв легкую косу, и минутой позже затылок девушки будто окунули в воду Нибенейской бухты. Маленькие льдинки перекатывались внутри тканевого мешочка и едва слышно постукивали друг о друга. Холод почти обжег кожу, мигом отрезвив сознание. Амарил дернулась, в легком ошеломлении покрутила головой направо и налево и, удостоверившись в том, что все происходит взаправду, уставилась на Иоганна совершенно другим взглядом. Странная, пугающая улыбка мигом сошла с ее лица. — Хорошо, — пробормотал он и, усевшись на корточки, протянул ей красный флакон. — Теперь выпей это. Побудешь здесь, пока тебе не станет легче, а затем можешь быть свободна. Амарил послушно взяла зелье из рук Иоганна и попыталась ватными пальцами откупорить флакон. Ничего не вышло, и он сделал это за нее. Из флакона потянулся тяжелый мясисто-смоляной запах, смешанный с запахом забродившего вина. Настолько странного сочетания Амарил еще не встречала, и при вдохе у нее даже закружилась голова. Она понятия не имела, что за ингредиент может источать такой запах. Иоганн же, в свою очередь, в алхимии был полным нулем и всегда полагался на мнение знатоков. — Выпей, пожалуйста. — Он поднес зелье к ее губам. Амарил плотно сжала их, боясь отравиться неизвестной субстанцией. — Не бойся. Это обезболивающая настойка. Так мне сказали. «А ведь совсем недавно меня вот так же заставляли выпить незнакомое лекарство», — мелькнуло где-то в мыслях. — Иоганн, — Амарил сглотнула неприятный ком в горле и еле разлепила пересохшие от волнения губы, — у кого ты купил эту отраву? — Это не отрава. Я приобрел ее... то есть, его, лекарство, у одного алхимика. Он примерно твоего возраста, но я не знаю в столице никого, кто разбирался бы в зельях лучше, чем он. У него превосходные руки. Я бы даже сказал, золотые. Правда, я все время забываю, как его зовут. Мы нечасто пересекаемся. Мужчина сделал задумчивое лицо, видимо, пытаясь что-то припомнить. Амарил же, напротив, просияла. — Думаю, я догадываюсь, про кого ты говоришь, — сказала она, почувствовав внезапный прилив гордости. Получить от Иоганна похвалу — большая редкость. А уж если он хвалит ее напарника, значит, тот действительно это заслужил. — В таком случае я без малейших колебаний выпью эту отраву. — Это не отрава, — машинально поправил ее имперец во второй раз. И добавил с легким удивлением в голосе: — Так вы знакомы? Постой... Не вы ли двое вчера встретились мне у ворот Крусибла? — Именно мы, — кивнула Амарил. — Это Эри спросил у тебя время. — А, так вот как его зовут... Очень странно. А ведь у меня превосходная память. Амарил надеялась, что он спросит что-нибудь по поводу вчерашнего вечера. Ведет себя так, будто не произошло ничего необычного. Хотя, возможно, у такого поведения есть своя причина. Она взяла флакон у него из рук. Приложила емкость к губам и, следуя указаниям Иоганна, сделала четыре глотка. По телу тотчас разлилось жгучее тепло, и она скорчилась от боли, как будто усилившейся в десять раз. Но это ощущение ушло мгновенно, и на смену теплу пришел такой же обжигающий холод. Мышцы и кровь словно заморозило, так что Амарил не могла пошевелить ни одной клеткой. Однако спустя еще пару мгновений мучения стали утихать, а холод сменился приятной и легкой прохладой. Она закрыла глаза, и ей вдруг отчетливо представилось, что это руки Эри гладят ее по голове. Когда он лечил ее, они были такими же прохладными, а их прикосновение действовало на нее успокаивающе. Герта Мириган, как, впрочем, и любой другой лекарь, наверняка была бы рада принять его к себе в помощники. — Как самочувствие? — спросил Иоганн. Сквозь легкую полудрему, в которую погрузилась девушка, его голос казался ей мягче обычного. — Намного лучше, — ответила она, не открывая глаз. — Послушай... Где ты был все это время? Чем занимался? Как сюда попал? Я столько всего хочу спросить у тебя... Говоря это, Амарил внезапно почувствовала, как его ладони обхватили ее голову, касаясь повязки, и замерла, умолкнув на полуслове. Отчего-то она подумала, что, возможно, Иоганн Онтолия на самом деле страшно скучал по ней, многое переосмыслил за прошедшие годы и теперь готов все исправить. Иначе зачем ему вытворять такие странные вещи?.. Дрожащими от волнения руками она потянулась к нему. Пальцы коснулись складок его рубахи и крепко вцепились в них; секунду спустя она резко потянула его на себя. Мужчина, не ожидавший такого подвоха, упал вслед за ней на кровать — вернее, мимо кровати, да так и застыл над Амарил в оцепенении, упираясь кулаками в пол и удерживаясь в паре каких-то миллиметров от ее лица. Тряхнув головой и проморгавшись, она, наконец, взглянула на него. Иоганн был бледен, как смерть. Раскрытые в немом вопросе губы резко прорезала сеть сухих морщин. И самое жуткое — в широко распахнутых потемневших глазах читался дикий, почти первобытный испуг. Кровь заледенела у девушки в жилах. Вернувшееся чувство реальности, ударив, как гром, обратилось в болотную трясину и начало закручиваться у самого сердца, таща его куда-то вниз. — И... Иоганн, — хрипло прошептала она, — почему?.. Очень долго, наверное, несколько минут, он вообще ничего не отвечал и, видимо, был не в состоянии даже пошевелиться. Амарил, в тысячный раз пожалевшая о своем визите в Блисс, зажмурилась, не в силах смотреть на его лицо, выражение которого говорило, что Иоганн Онтолия готов убивать прямо здесь и сейчас. Впервые в жизни она видела его таким. А подсознание бесстрастно повторяло, что она совершила непростительную ошибку. — Не надо, прошу, — наконец, произнес он медленно, будто выдавливая из горла слова. Голос срывался, как если бы его хозяин, всегда спокойный и собранный, с трудом удерживал себя от неожиданного приступа ярости. — Твоя повязка... необходимо было поправить ее. Я ударил тебя, сам того не желая, и не могу отпустить в таком состоянии. Я виноват и должен это исправить. Только поэтому ты здесь. Не надумывай лишнего. То, чего ты от меня хочешь, я дать тебе не могу. Пожалуйста, убери руки. Амарил медленно отпустила ворот его рубашки. Слезы заполонили глаза. Она решила: нет ничего плохого в том, чтобы дать им волю тут же, на полу, будучи зажатой между кроватью и любимым человеком. Какая теперь разница? Боль в теле ушла, но в душу проникло кое-что пострашнее. Но не успела данмерка и носом шмыгнуть, как за входной дверью послышался приглушенный мальчишеский голос. — Ну и сколько я еще буду топтаться тут, как покинутый родственник?! До Амарил и Иоганна не сразу дошло, что за дверью вот уже некоторое время кто-то стоит. Погруженные в свои мысли, они пропустили мимо ушей топот ног, стук в дверь и настойчивый крик, требующий разрешения войти. — Ты чего разорался, идиот? — возмутился какой-то старикашка с улицы. — Как будто не знаешь, что люди еще спят. За дверью началась возня. — Да кто вообще спит в такой час? Никуда я не уйду! — упорствовал тот. — Я пришел к братцу... Ай, дед, ну чего ты пристал?! У меня есть ремонтный набор в наличии! Он хочет, чтобы его приобрели... Да отвали ты от меня, трухи кусок! Я свою работу выполняю! Братец, братишка, братан! Погодите, что такое «братан»... Тьфу ты! Я такой путь проделал ради тебя, ты и представить не можешь! Пусти меня! Пусти немедленно, или я войду сам! «Куда это он там собрался входить?!» — недоуменно вскинула брови данмерка, все мысли которой сейчас крутились вокруг того, что, как теперь считала она, было для нее недоступно навеки. В следующую секунду, не успели Амарил с Иоганном опомниться, послышался такой громкий удар, что дверь распахнулась, будто на ней вовсе не было никакого замка, приложилась о стену и лишь каким-то чудом не слетела с петель. В помещение тотчас ворвался дурманящий уличный запах. В комнате и до этого витал аромат чего-то сладкого, он просачивался через дыру в крыше. А теперь он и вовсе почувствовал себя главным гостем, которому разрешили все, что следовало бы запретить. Вслед за резким запахом в прихожую вошел — вернее, впрыгнул — нарушитель спокойствия. — Ага! Наконец-то я нашел тебя! Взгляд Амарил, потерянно блуждавший в пространстве, замер где-то возле плеча Иоганна и наткнулся на незнакомого гостя, который в один прыжок оказался возле оцепеневшей парочки. Им оказалось пестрое взъерошенное существо, в котором эльфийка с трудом угадала обыкновенного мальчугана лет двенадцати. Он был с ног до головы завешан мешками, лентами и тряпками разных цветов, а в обеих руках подмышкой и за спиной у него красовались деревянные ящики, в которых что-то стучало, звенело и перекатывалось. Светлоголовый и загорелый, похожий на норда, с быстрыми карими глазками (они так и летали туда-сюда по фигуре Иоганна), в убогой одежонке, которую едва разглядишь за товарным тряпьем. Выражение лица у мальчика было такое, будто он попал не в тесную каморку, а в наивожделеннейшее место на всем белом свете. На Амарил он не обратил никакого внимания — вероятно, даже ее не заметил. В каком-то смысле за это можно было поблагодарить и тяжелую табуретку, что так и не упала вслед за парочкой, а осталась стоять на своем месте, частично закрывая ее собой. — Я в плохом положении... — едва расслышала Амарил шепот имперца. — Ослепительного утра, братишка! — провозгласил как ни в чем не бывало подросток. Эльфийка в недоумении скривила бровь. Что еще за «братишка»? — Я тут как тут, с хорошим товаром и веселым настроением! Нарочно встал пораньше, чтобы порадовать тебя своим присутствием до полудня... А что это ты там делаешь? — Он прищурился и подошел ближе. — Эй! Ты, надеюсь, не в обмороке? — В обмороке, — отозвался Иоганн, даже не обернувшись и не поздоровавшись. Амарил не поверила своим ушам: никогда прежде он не позволял себе разговаривать с другими так грубо и уж тем более врать. — Мне очень плохо, а стоило уличному запаху проникнуть в дом — так стало еще хуже. И жарко, душно, словно в печи, дышать совершенно нечем... С этими словами Иоганн, к великому изумлению Амарил, начал поспешно развязывать свою рубашку и, разметав ее полы по сторонам, прижался к кровати, вытянув на ней руки. Девушка изо всех сил сжала зубы, не позволяя себе проронить ни звука. Запах любимого человека сбивал в густое облако все мысли, среди которых, однако, молнией прорезалась единственно верная, гласившая, что ей, как и прежде, ничего не светит. Амарил вывернула, как могла, шею, чтобы не касаться обнаженного тела, но твердая грудь почти упиралась ей в лицо, так что сделать это было очень сложно. Да и внизу живота что-то давило, приводя в замешательство и заставляя пульс ускоряться. Радости, правда, не доставляло. Очевидно, именно про этого гостя говорил ей Иоганн, намекая, что не хочет, чтобы тот обнаружил ее у него дома. Вот и пытается теперь спрятать ее таким нелепым образом. Амарил буквально ощущала повисшее в воздухе отвращение; оставалось надеяться, что оно направлено, по крайней мере, не к ней, а к сложившейся ситуации. — Ах, — протяжно выдохнул Иоганн Онтолия с таким непривычным для данмерки выражением облегчения на лице, что она вздрогнула, — теперь намного лучше... — Братишка, ты пугаешь меня, — промолвил Хельги напряженно. Теперь имперец, не меняя положения, соизволил оглянуться в его сторону. Что отразилось на его лице, Амарил уже не могла видеть. — Ну извините, — бросил он ему тоном, в котором не было даже намека на извинение. — Я не знал, что ты заявишься раньше условленного времени... — Вероятно, почувствовав, что слишком быстро сменил манеру речи с расслабленно-вялой на жесткую, он поспешно исправился, смягчившись: — Возможно, виной тому стало мое состояние... И, — добавил он почти умирающим голосом, — я уже много раз говорил тебе, чтобы ты не называл меня «братишкой»... В этом слове заключено проклятие для меня, не иначе... Или даже в самом твоем присутствии? Всякий раз голова болит, как тебя вижу... не говоря уже о том, чтобы слышать... — Бедный братишка! — Хельги пропустил мимо ушей все упреки и подошел еще ближе. Амарил почувствовала, как Иоганн инстинктивно прижался к ней почти вплотную, и еле удержалась, чтобы не шелохнуться. — Ты и вправду настолько болен, что даже не можешь подняться? Тогда я тем более должен быть рядом! Уверен, ты все еще не привык к праздникам вроде вчерашнего, оттого и такая реакция... Да-да, именно! Где твой чудодейственный лед? Почему сразу не приложил? Как же мы теперь будем чинить твою прохудившуюся кры... Мальчишка замолк, отвернувшись от Иоганна и задрав голову кверху. — Да тут целая дыра! — всплеснул он руками, оценивая причиненный дому ущерб. — А я-то думал, откуда в твоей темной комнате такое смешное пятно света? Выходит, слухи не врут? Я как раз направлялся к тебе и услышал, как двое ребят обсуждали, будто что-то странное творится с домом братишки... Будто полоумная Тейдил стояла где-то поблизости и на всю улицу кричала на кого-то... И будто этот «кто-то» залез именно на твою крышу и сломал ее... Постой-ка! Он вдруг весь напрягся. Побросав свои вещи на пол, он закатал рукава, сжал руки в кулаки и принялся грозно озираться по сторонам. — Если этот «кто-то» пробил в крыше дыру, — вкрадчиво, медленно, с расстановкой проговорил Хельги, и в глазах его заплясали опасные искры, — то, значит, этот негодяй был или находится... ЗДЕСЬ! Кто же он, братец? Позволь найти его и набить ему морду. Где он? — Где был, там уже нет, — последовал хладнокровный ответ, однако Амарил каждой своей клеткой чувствовала напряжение, завладевшее мужчиной. В комнате было тепло, да к тому же атмосфера стояла такая, что впору покрыться потом. Переведя взгляд на его ключицы, она заметила, что они стали влажными. — Можешь не волноваться, Хельги. Злодеи в моем доме надолго не задерживаются. Отчего-то у Амарил закололо в носу, и она громко чихнула. Мальчик, а вместе с ним и рыцарь, подпрыгнули от неожиданности. — Ах вот как, да? Хельги, прищурив глаза, снова двинулся к кровати. По выражению лица Иоганна было понятно, что скрываться дальше бесполезно, и он поджал губы с видом, полным обреченной готовности к грядущему скандалу. Хельги заглянул ему за плечо. Долго всматривался, точно полуслепой котенок. Наконец, разглядев Амарил, он принял такой вид, словно обнаружил немыслимое чудовище в императорских покоях. Девушка уставилась на него, раздумывая, чем бы ответить на возможное оскорбление. Они пялились друг на друга довольно долго, а Иоганн в это время вновь попытался зашнуровать вырез на своей злосчастной черной рубахе. Наконец, сделав это кое-как, встал на ноги, отошел от кровати на приличное расстояние и, закатив глаза, скрестил руки на груди. — Так. — Мальчишка грубо ткнул в Амарил указательным пальцем. Голос его дрожал и срывался. — Откуда здесь эта балбесина? Братец Иоганн, как я должен это понимать? Чем вы занимались? Объяснись! Живо! От вспыхнувшего гнева Хельги раскраснелся и громко затопал ногами. Голова его тряслась, а в глазах даже заблестели слезы. Слишком бурная и капризная реакция, совершенно неуместная. Да и не припомнила Амарил, чтобы хоть кто-то когда-то повышал на Иоганна голос. Во-первых, он всегда блестяще справлялся со своими задачами. Во-вторых, даже если и не справлялся, одного его вида было достаточно, чтобы необходимость отругать его испарилась сама собой. А тут какой-то дурацкий мальчишка кричит на него как ни в чем не бывало. Он ему нянька, что ли? Амарил понятия не имела, почему Иоганн все еще не выставил его за дверь. — Так вот кто повредил твое имущество! — возопил маленький норд, не прекращая тыкать в данмерку пальцем, на кончике которого уже подрагивали пурпурные искорки. Похоже, умеет колдовать. — А я так и думал! Разве не видно, что эта девчонка очень подозрительная? Я видел вас вместе, она мне еще вчера не понравилась. Не зря выглядела так, будто сбежала из Трупного Прохода! Какого дохлого баливога она делает в твоем доме? Злодеи не задерживаются, говоришь? А что же она тогда здесь делает? Братец, братишка, братишечка!.. Как ты мог?! Ты же обещал, что ни одну дев... никого, кроме меня, сюда не пустишь! Никого! А она еще и испортила твою крышу! Да гнать ее надо! С твоего разрешения, — он закатал рукава еще выше, — я мигом избавлю тебя... Но Хельги не успел договорить. Иоганн шагнул к мальчишке и дернул его за шиворот. Тот жалобно вскрикнул, и искры магии в его руках потухли. — Только попробуй, и я тебя выгоню, ничего не покупая, — пригрозил ему рыцарь. — Сколько раз тебе повторять: прекрати совать нос в мои дела. Проснись я утром хоть с дюжиной девушек — тебя это не касается. Если ты исчерпаешь мое терпение сильнее, чем мы успели исчерпать эту тему за все время нашего знакомства, я больше никогда с тобой не заговорю. Понял? — Я ни за что этого не приму! — чуть не плача выкрикнул мальчик. Последняя искра нечаянно сорвалась с одного из его пальцев и, коснувшись деревянного пола, прожгла в нем крохотную дыру. — Значит, ты обманул меня и на самом деле ничуть не болен... И все только затем, чтобы спрятать ее от меня? Ей очень повезло, что ты такой добрый. Если бы ты промолчал, я бы тотчас испепелил эту балбесину на месте... — Всхлипнув, уже притихшим голосом он пробормотал: — Так, значит, вы с ней и правда... — Неправда, — осек его Иоганн. — Я не для этого предложил тебе прийти сегодня. Говоришь, у тебя есть ремонтный набор? В таком случае ты не зря явился. Показывай. — Прости... Я тебя так давно не видел, не знал, куда себя деть. А теперь еще это... — Мы виделись восемь с половиной часов назад. — А тебе жалко, что ли? — обиделся Хельги. — Ладно, вот твои инструменты. С горестным вздохом он принялся открывать один за другим свои ящики. Чего-чего только в них не было! Напильники, ножи, топоры, клещи, кронциркули, молоты и молотки, целая груда гвоздей, шлифовальные камни... И всего этого было так много! С трудом верилось, что вся эта братия поместилась даже в такие большие ящики. Хельги вошел в азарт, выгребая инструменты наружу, точно золото из мешка. Неожиданно на ковер упал листочек с цветными каракулями. Иоганн вопросительно посмотрел на мальчишку. Тот жутко сконфузился, поскорее поднял листочек с пола и, смяв его, сунул в карман штанов. — Могу я разложить товар на полу? — пробормотал Хельги все так же сконфуженно. — Зачем спрашиваешь, если уже разложил? — отозвался Иоганн, уходя в дальний угол, где были сложены доски. Выбрал пару, вернулся с ними на середину комнаты и начал придирчиво оценивать все, что лежало на полу. Брал инструмент в руки, осматривал со всех сторон, прилаживал к одной из досок, проверял, работает ли, а затем возвращал мальчику с просьбой положить обратно в ящик и больше никому не показывать. — Как же так? — расстроился Хельги. — Хлам, — беспристрастно бормотал Иоганн Онтолия. — И это хлам. Этого у меня с избытком. Здесь все поросло плесенью. Здесь, гляди, зубцы отваливаются. А это что? Рукоять пришла в негодность и лезвие такое ржавое, что скоро треснет... Послушай. — Он отложил в сторону бракованный топор и сказал, строго глядя на Хельги: — Мне все равно, где ты берешь товар, однако должен предупредить: если ты решился что-то продавать, так не поленись хотя бы изучить состояние и свойства предмета. Товара много, толку мало. — Мне очень жаль... — И, тем не менее, — сказал имперец уже более снисходительным тоном, — кое-что я у тебя куплю. — Правда?! — сразу обрадовался мальчишка. Лицо его вмиг посветлело. — Вот эта пила подойдет. Сколько ты хочешь за нее? Ответа не последовало. Амарил, про которую все уже забыли, наблюдала за происходящим, усевшись на табуретку. Она подметила, что мальчик бросал на Иоганна полный надежды взгляд при любом удобном случае. Прямо как она, когда была гораздо младше. Но тут Хельги сделал такое, что все мысли разом улетучились из ее головы. Схватил выбранную Иоганном пилу и приник к ее необычайно узкому лезвию лбом. Затем торжественно передал ее рыцарю и сказал, сколько надо заплатить. — Ты уверен? — Конечно! — Подумай как следует. Я заплачу, сколько запросишь. — Нет! — стоял на своем мальчик. — Братишке на все полагается стопроцентная скидка. И он знает, почему. Он замолчал и с выжиданием посмотрел на него. Точно надеялся, что его слова тронули рыцаря. Но ничего не дождался. — Ладно, — сказал Хельги тонким, разочарованным голосом. — Я хотел сообщить что-то важное, да, видно, придется еще подождать. Но знай: я с тебя ни септима не возьму. — Возьмешь. — По тону Иоганна было понятно, что он не потерпит возражений. Затем он взял со стола мешочек с деньгами и вытащил оттуда несколько монет. — Руку. Хельги долго упирался, но в конце концов сделал так, как велел ему имперец. Лицо его полыхало, точно костер, и даже Амарил ощутила волну жара, который распространялся от него. Надо же, как смущается. И страшно ревнивый. Ведет себя так, будто Иоганн Онтолия — его кумир или что-то в этом роде. — Ты глухая, что ли? — внезапно ворвался в ее уши голос мальчишки. Тот уже закончил торговаться и теперь хотел чего-то от темной эльфийки — вон, уже за рукав дергает. Опять она задумалась о своем в неподходящее время. — Чего тебе? — Мы уходим. — Кто это — «мы»? — Ты и я. — Хельги сильнее потянул за рукав ее блузы. — Ну, то есть, я-то еще вернусь, сперва только товар распродам. А вот ты уходишь и больше носа сюда не кажешь. Помоги мне собрать инструменты, и идем. — А кто сказал, что я тоже ухожу? — Я... то есть, братишка так сказал. Велел проводить тебя до ворот. Амарил показалось, будто в груди что-то стремительно обрывается вниз. — Да неужели? Она оглянулась на своего рыцаря, ища поддержки, но тот был занят новоприобретенной пилой. Поймав взгляд данмерки, он лишь хладнокровно пожал плечами, ведя подбородком в сторону входной двери. Слабая надежда, что он попросит ее остаться хотя бы ненадолго, треснула, как просроченное печенье. БУХ! Амарил яростно пнула первый попавшийся ящик и запрыгала от боли на одной ноге. Ее трясло от разочарования и бессильного гнева. Дурацкий мальчишка, который знаком с ее любимым мужчиной меньше, чем она сама, но почему-то имеет право находиться возле него и вести себя так, будто они неразлучны с рождения, неимоверно раздражал ее. Раздражало все происходящее. Она устремилась к оставшимся на полу инструментам и принялась с громким лязгом швырять их как попало в ящики. Такое небрежное обращение с товарами нисколько не возмутило Иоганна, но страшно задело Хельги. — Ты что творишь?! — накинулся он на нее. — Тупая балбесина! Отойди прочь, я сам все соберу! Выхватив из рук Амарил коробку с гвоздями и прижав ее к груди, словно сокровище, он оттолкнул девушку в сторону. Свободная его рука сжалась в кулак, вокруг которого заплясали возникшие из ниоткуда знакомые пурпурные искры. В глазах мальчишки что-то блеснуло, и Амарил на чистом инстинкте отвесила ему подзатыльник. — Да чтоб тебя жареный баливог изнасиловал! — подскочил Хельги. Он хотел ударить ее раскалившимся кулаком, но именно в этот момент Иоганн встрял между ними и грубо распихал их в разные стороны. — Братик! Что ты делаешь?! Раздался громкий шлепок, и в комнате воцарилась звенящая тишина. Амарил приложила ладонь к пульсирующей от боли щеке, по которой нечаянно попал Иоганн. Никогда еще она не чувствовала себя такой униженной. — Никаких перебранок в моем доме! — рявкнул Иоганн так, что все вздрогнули. Хельги залился краской и пробормотал, что не хотел ничего дурного. — Тебя, Амарил, это тоже касается. Как была занозой в заднице, так и осталась. Выметайтесь оба, не хочу вас сейчас видеть! Иоганн Онтолия распахнул дверь, приглашая незваных гостей к выходу, и, когда те понуро переступили порог, чуть ли не вытолкал их вон. Амарил едва успела послать ему уничтожающий взгляд, прежде чем дверь за ними захлопнулась с оглушительным стуком.