Ушёл

Натаниэль не знал сколько времени прошло с тех пор, как его затащили в машину и вырубили зажав нос и рот тряпку, пропитанную, скорее всего, хлороформом. Сейчас же, когда тряпка спала с лица, Натаниэль стал постепенно приходить в себя. Вокруг темно, ужасно холодно и тесно, словно он сидит в багажнике автомобиля или маленькой тумбочке. Но ужасный вой двигателя возле уха заставляющий его ежиться говорил о том, что это большой чемодан, в который его засунули для удобства перевозок. Звук двигателя действовал на нервы, а через пол часа и вовсе хотелось кричать. Но он не мог. Его рот был заткнут тряпками, как и пространство между ним и стенками чемодана. Но эти тряпки не спасали от ужасной боли во всем теле, а особенно в плече. От тряски кабины самолета Натаниэль выл во весь голос, но тряпка во рту глушила все. Натаниэль снова потерял сознание. ... Следующие, что помнил Натаниэль - лязганье колёс по бетону и звон каблуков с тяжелыми ботинками. Снова ощущение дезориентации заставляло его начать дёргаться, но ткань вокруг тела не давала ему двинуть и пальцем. Ко всему этому тело онемело от долгого отсутствия движения и неудобной позы, из-за чего любое движение вызывало не только боль, но и противное ощущение отсутствия контроля над телом. Яркая вспышка света заставила Натаниэля зажмурить глаза и приложить все усилия, чтобы заглушить страх и панику. Удар о холодный металл заставляет мерзкие мурашки бежать по коже, а от покалывания по всему телу хотелось сжаться, но это делало только хуже. Будто одновременно вкололи множество игл. Запах бензина, незамерзайки, удар ногой в живот и громкое, оглушающее: «Вставай!» заставляют Натаниэля быстро осматриваться, но глаза все еще не привыкли к свету, ужасно слезились и болели, из-за чего снова приходилось жмуриться. Но тело не слушалось, воздух отказывался поступать в легкие. Хотелось спрятаться. Снова удар и жгучая боль, Натаниэль с тряпкой во рту стонал и выл. Он с трудом открыл глаза и посмотрел на стоящего перед ним Ромеро. Острые ногти впились в его шею, притягивая к металлическому стулу. Веревки, затягивающиеся на его запястьях и щиколотках обжигали кожу, впиваясь в неё до синяков. — Ну, младший, добро пожаловать на родину, — приторно нежный женский голос бил по ушам, Лола специально протянула “младший” зная, как Натаниэлю неприятен факт того, что он похож на отца. Женские пальцы впились в кожу на его голове. Другая рука достала тряпки из его рта, заставляя жадно глотать воздух. Сила, с которой были сжаты его волосы вырывает их, заставляя шипеть. — Тебе не идёт этот цвет... — наигранно обиженно потянула Лола, выжимая из себя всю грусть, которую может, но радость и удовольствие от пыток все равно видно в ее глаза. — А мне так нравятся твои натуральные глаза и волосы... Может ты просто неправильно смотришь на себя? Скрежет металла о металл заставляет противные мурашки бежать по коже, которая все еще будто покрыта иглами. Лола ненадолго задерживает голову Натаниэля напротив зеркала, заставляя его туда смотреть. Только после этого она опускает голову в таз с холодной водой, поливая те волосы, которые не были погружены в нее. Вода была везде. Она попадала в лёгкие и рот, заставляя задыхаться, лишая возможности кричать. Резкий запах краски для волос. Грубый способ её нанесения: дерганье за волосы, аляповатые мазки, из-за чего краска попала в глаза, заставляя их слезиться от жгучей боли, руки, сжимающие до синяков щеки. Если Натаниэль не смотрел на процесс “преображения”, то Лола заставляла это делать с помощью ножа, которые оставляли после себя множество глубоких и не очень следов. Эта покраска была самой долгой в его жизни. Заставляющая его продолжать попытки кричать и вырваться, что только увеличивало страдания. И вот, он сидит на стуле, в мокрой одежде, с перекрашенными в темный рыжий волосами. Глаза горят огнём от краски, а и лёгкие — от воды. Всё в как в тумане. Только очертания предметов и монстра рядом. В лёгких хлюпает вода. — Так похож на отца, — её противный голос и холодные от воды руки впивались в его голову, заставляя поднять лицо. — Будь ты постарше, я бы переспала с тобой. Хотя, меня ничего не останавливает.. Займусь этим после того, как твой папочка проведет с тобой воспитательные работы.. У него уже нет сил сопротивляться. Натаниэль с трудом может дышать.. Воздух вокруг до ужаса горячий и одновременно с этим холодный. Натаниэль может с трудом держать голову ровно и шевелить пальцами. Любые движения отдаются режущей болью в плече, словно в него вонзили нож. По щекам, вперемешку с окрашенной холодной водой и кровью, текут слезы. Натаниэль начинает жалеть, что не захлебнулся во время покраски. Хотя вряд-ли это спасло бы его. Дорога до места, которое Лола радостно называла домом, проходила в странном тумане, недающим нормально думать. Нож, прикуриватель, снова нож из-за чего руки совсем не могли двигаться, до ужаса тесный багажник и прижатый к виску пистолет. Полицейские явно получили круглую сумму, помогая Натану и его псинам в поисках Натаниэля. Сил нет даже на ненависть к ним. Тело окончательно перестало слушаться. Громкие крики соседей и вой сирен заставили голову раскалываться. Натаниэль отключился. ... Холод, сырость, темнота, ужасный запах гнили, который перебивает любой другой и вызывает рвоту, но в желудке нет ничего, чтобы он мог выблевать. Лёгким не становится легче, словно жидкости становится всё больше и больше, не позволяя нормально вдохнуть, из-за чего оставалось только пытаться и задыхаться от кашля. Всё тело горит, а перед глазами плывёт. В ушах звенит, будто кто-то, будто их заткнули наушниками, врубив в них ультразвук, одновременно с этим звеня в колокол поверх головы. — Проснулся, Натаниэль? — этот голос было невозможно не узнать. Голос, который в мгновение убрал звон, заменив его отчаянным биением сердца. Холод прошёлся по всему телу, ушёл в стопы, заставляя Натаниэля дрожать. Натан. — Отвечай. — Да, отец, — Натаниэль говорил тихо, хрипя и задыхаясь, будто его легкие кто-то сжал, одновременно с этим сжимая шею. — Отец? — насмешка, раздражение. Приближение тяжёлых шагов заставляет съёживаться, хотеть исчезнуть прямо сейчас, но тело не слушается, цепенея от жгучей боли. — Да, сэр... — Натаниэль с трудом выкрикнул эти слова, но тяжёлая рука уже опустилась на его голову, сжимая волосы. Первый удар о плитку. Натан произнёс что-то, но биение сердца и звон в ушах не позволили ничего расслышать. Натаниэль мог только смотреть на отца затуманенным взглядом. Второй удар. Сейчас Натан кричит в лицо, но всё тщетно. Тело стало ватным, глаза закатывались, звук сердца, вой в ушах стали тише... Пока совсем не исчезли.