Suc(k)Horus

      Темно и горячо.       Он провел рукой по коже — под ладонью твердым бугорком откликнулся сосок. Пальцы сжались на упругой груди жадно и грубо. Послышался тихий, жалобный всхлип.       — Сет… Хн…       Всегда нахальный, провоцирующий, теперь он сжался, как щенок. Густые чёрные брови сошлись у переносицы, рот приоткрыт. Он тяжело дышит, жаркий и взмокший, и смотрит убийственно прямо и с мольбой. С мольбой о большем.       Не выдержав этого взгляда, Сет припадает губами к бьющейся на шее жилке. Горячая, мокрая, отчаянно трепещущая под языком. Солёная. Вкусная. Он лижет и целует её раз за разом, впиваясь в горло поцелуями. Чувствует его стон — дрожащий, просящий, тихий. Слишком тихий. Он должен быть громче.       Он должен быть громче, мягче, жарче. Его должно быть ещё больше. Сердце бьётся где-то в глотке, мешая слушать сдавленный низкий голос. Он сейчас совсем беззащитный. Словно проверяя его выдержку, Сет плавно отводит бедра назад — протяжный стон звучит почти разочарованно.       — Тш…       Сет опаляет горячим шёпотом его ухо и приобнимает ладонью смуглую, румяную щеку. На подушечке большого пальца размазывается слеза. Тёплая. Сет целует его взмокший висок и резко толкается глубже.       Теперь он стонет лучше. Громче, протяжнее. Слаще. Сет начинает двигаться, выбивая новые стоны и всхлипы. Он чувствительный. Может, даже слишком. Он чувственный. Откликается на каждое прикосновение. Он податливый, обволакивающий и жаркий. Он стонет ему на ухо, впившись когтями в спину, но от лёгкой боли только приятнее.       — Ха… Ха… Мхн…       Он старается сдержать голос, но выходит плохо, особенно когда движения становятся быстрее. Сет чувствует, что его скула тоже намокла — боже, плачет совсем как девочка. Это слишком мило.       Его бёдра вокруг пояса начали подрагивать. Смуглое тело напряглось. Сет, заметив это, усмехнулся. Правильный темп, правильный ритм. Он близок. Прямо сейчас, вот-вот… Пара движений… Интересно, какой он, когда…       Сет распахнул глаза и увидел белый потолок. Сердце трепыхалось где-то рядом с кадыком, будто намереваясь сбежать от своего владельца. Он сглотнул.       Осознание ударило слишком больно. Сет вернулся в реальность — в ту простую реальность, в которой никогда подобного не случалось и он не мог знать этих ощущений. Мозг, не иначе как развращённый суккубом, подкинул самое жуткое, что он только мог представить. Он и так начал сомневаться в собственной натуральности, раз позволяет суккубу оставаться с собой так долго, а тут ещё такие перформансы.       Он потер лицо рукой, сбрасывая с себя остатки похабного кошмара. Приснится же.       Сбоку послышалось шевеление. Сет обернулся и чуть сам не застонал. Уже от досады.       На него ошалело смотрел Гор. Он сидел по-турецки в его майке и старых шортах, подложив под спину вторую подушку, и театрально хлопал глазами. Ложка выпала из его пальцев в наполовину опустошённый стаканчик шоколадного мусса. Хвост завис в воздухе, слегка подрагивая.       Немая пауза.       — Так надо было просто заплакать, чтоб тебе захотелось? — ехидно поинтересовался Гор.       — Заткнись! Твоих рук дело?! — Сет резко сел в постели и угрожающе ткнул пальцем в Гора. — Это ты мне накастовал?!       Гор хихикнул. Он повёл бровью и снова взялся за ложку, чтобы соскребсти со стенок остатки начисто. Острый кончик хвоста дрогнул и сделал воодушевлённый пируэт в воздухе.       — Конечно, конечно я. Все шишки на меня, давай.       Он хмыкнул и съел ложечку сладости. Ехидство так и сочилось с его довольной морды. Суккуб как будто хотел сказать что-то ещё, но не хотел портить этот полный неловкости и смущения момент, словно ждал, что Сет сам себя закопает ещё глубже.       Разгневанный Сет вскочил с кровати, и вышел из спальни, стараясь держаться к Гору спиной. Он ушёл в ванную в надежде, что тот ничего не заметит, и сразу после душа отправился на кухню. Кофе сам себя не сварит, день сам себя не начнёт.       Гор уже сидел на столе. Хвост обвил деревянную ножку и елозил острым кончиком вверх и вниз. Суккуб с хищным выражением морды наблюдал за Сетом, но голодным быть, по идее, не мог — день сбора дани был позавчера.       — Чё припёрся сегодня? — хмуро поинтересовался Сет и демонстративно несексуально почесал пятернёй живот под футболкой.       — А что такое? — мурлыкнул Гор.       Вместо ответа Сет хлопнул дверцей шкафа. Он достал пачку молотого кофе и пересыпал немного содержимого в металлическую турку, отмерив количество порошка на глаз. Он сам не знал, что такое. Оказываться уязвимым перед этим созданием хотелось в последнюю очередь, но как-то так получалось, что он каждый раз представал перед ним во всё более дурацких обстоятельствах. После ссоры всё вернулось на круги своя. Гор заявлялся к нему с завидной регулярностью, носил его домашнюю старую одежду и ел его еду — того и гляди пришлось бы прописку оформлять. Сет стряхнул с ложки кофейную пыль и хмыкнул.       — Гор, а где ты вообще живешь?       — В смысле? У тебя.       — Нет. Ты же не всё время у меня. Ты у кого-то ещё ошиваешься?       Даже не глядя на суккуба, Сет почувствовал, что тот улыбнулся. Понял по голосу.       — Ревнуешь?       — Нет, просто хочу понять, как это работает. Ты или всегда где-то здесь, или спускаешься туда?..       — Куда?       — Ну, к себе.       — Куда к себе?       — В геенну огненную. Ну или куда откуда ты там взялся.       — Я не оттуда взялся.       Сет включил воду, наполнил турку, закрыл кран, поставил на плиту. Конфорка медленно покраснела. На поверхности воды всплыли частички кофе.       — Ты понял, что я имею в виду.       — Ты что, интересуешься мной? — замурлыкал суккуб прямо на ухо. Он обвил Сета руками за пояс и хвостом за лодыжку, плотно прижавшись со спины, и откровенно мешал делать вообще хоть что-то.       — Не инсинуируй мне тут. Ты думаешь, мне не интересно узнать, как это вообще возможно? Это не про тебя лично, а про явление в принципе. Типа, я жил двадцать пять лет в ус не дул, а тут бац — оказывается, и суккубы есть, и энергия передается, и вообще… — Сет не нашёл слов, чтобы описать, что “вообще” он имеет в виду, но Гор понял. Он не сосредоточился на турке и следил за тем, как нагревалась вода, чтобы не пропустить нужный момент.       — Мне тебе рассказать всю историю ада и потустороннего мира от начала времен, что ли? Мой хороший, ты состаришься.       — Да нет… Ну вот, например. Когда мы поссорились, ты ушёл на неделю. Где ты был?       — Не бойся, я не изменял тебе.       Гор прикусил Сета за ухо.       — Да я не о том!       Сет толкнул Гора локтем в бок. Гор весело хмыкнул.       — Ты так очаровательно бесишься, что тебя невозможно не бесить.       — Уйди от меня вообще.       — Ладно-ладно. Я правда спускался туда, — Гор кивнул вниз, указав под ноги, и снова зашептал на ухо, снизив громкость до интимного шёпота. — Там не так было слышно твои мысли обо мне…       Сет с тяжёлым вздохом потянулся к ножу. Вода начинала булькать. Кухню наполнил терпкий, горьковатый запах.       — Если ты меня сейчас не отпустишь…       — О, Сет, я не буду против, если ты меня чем-нибудь всё-таки проткнёшь.       Сет выругался и снял турку с огня. Гор его всё-таки отпустил, видимо, осознав риски от взаимодействия с горячими поверхностями для человека, и не стал ему мешать. Крема уже поднялась и начала пузыриться, томно вздыхая в своём раскалённом плену. Он наполнил чашку, но в турке ещё остался кофе. Он на автомате приготовил две порции вместо одной.       — Будешь?       Гор принюхался и скептически сморщил нос.       — Что это?       — Ты что, никогда кофе не пробовал?       — Может, и пробовал. Но уже забыл.       — Как хочешь. Моё дело предложить.       — Если ты настаиваешь…       — Не настаиваю. Я предложил. Уговаривать не собираюсь.       Сет сам не заметил, как поджал губы. Он уже занес турку с остатками кофе над раковиной, чтобы вылить, раз они оказались не востребованы, но Гор остановил его.       — Буду. Налей мне тоже. Может быть, вкус вспомню.       Хмыкнув, Сет полез за новой чашкой. Гор отстал от него и сел за стол — Сет отметил это как прогресс в очеловечивании. Даже хвост держал аккуратно и в сторонке, а не егозил им, как обычно, по всем доступным поверхностям. Иногда он раздражал настолько, что хотелось его схватить и посмотреть, как суккубы реагируют на такое. Как коты? Начнёт возмущаться и выдергивать его или вовсе не заметит?       Он поставил чашку перед Гором и сел напротив.       — Сахар, молоко, сливки? Лимон, соль? Перца? — перебрал он все мыслимые варианты добавок. Гор с недоумением посмотрел на него, пытаясь разгадать этот ребус из несвязных на его взгляд продуктов.       — Чего?       — А, это же твой первый раз. Ну, пей чистым.       Гор отпил. Поморщился. Посмаковал. Снова отпил, снова поморщился, скривился. Сет усмехнулся.       — Горько?       — Как ты эту гадость пьёшь?       — Нормально. Мне вкусно. Ну хочешь, разбавь молоком и сахара положи. Будет сладко.       Суккуб скорчил жалобную морду.       — Сделай мне?       — Ещё чего. У нас самообслуживание. Сам себе возьми и сделай.       Осознав, что манипуляция не удалась и использовать Сета в своих корыстных и эгоистичных целях у него не получилось, потому что он неприступная скала и на провокации не поддается, Гор встал со стула и сделал шаг в сторону холодильника, но тут раздался противный, леденящий душу скрип ножек по полу. Стул поехал за ним, обвитый за ножку хвостом. Суккуб забыл отвязаться, когда вставал. Сет глухо посмеялся.       — Ну ты и кабаська.       — Кто? — переспросил Гор. Он уже достал из холодильника пакет молока и рассматривал упаковку. На этот раз он додумался посмотреть, что именно достает. В целом, он стал лучше ориентироваться в человеческих продуктах. Он отцепил беспокойный хвост от стула и для надежности обмотал им собственную ногу.       — Неуклюжий, говорю. Кабаська. — Сет мельком глянул на обвитые гладким блестящим хвостом почти скульптурные мышцы и подумал, что с такими данными Гору впору позировать в художественных мастерских. Или в медвузах служить наглядным пособием для студентов, чтобы изучали строение идеального человека. — Он тебе не мешает?       Гор сел на место и размешал свой кофе, добавив ложку сахара.       — В вашем мире — да, мешает. Но если его скрывать, то тратится слишком много энергии, а я и так на полуголодном пайке. Но если ты хочешь меня порадовать, можешь предложить мне перейти на ежедневный режим, и тогда он никому не будет доставлять неудобств…       Гор опять стал привычно-игривым паскудником. Хвост скользнул по воздуху острым кончиком к Сету, ужалил его в плечо и тут же ретировался, когда Сет попытался его схватить.       — Я лучше потерплю.       Сет усмехнулся и отпил из чашки. Горечь обожгла язык, заплясав во рту румбу, и Сет вздрогнул и выпрямился. Бодрит.       — То есть тебе нужно много энергии, чтобы оставаться на земле, так?       — Мгм.       — И тебе приходится спускаться в ад, чтобы восстановиться?       — Ну как сказать. Когда как.       — И когда как?       Гор вздохнул и заговорил как будто нехотя, как восьмиклассник, которого заставили вызубрить все скучные даты войн разной степени давности.       — Вообще «‎там»‎ силы не восстанавливаются. Но перестают тратиться. Точнее, тратятся, но не так быстро, как на поверхности. Полное скрытие моей сущности очень энергозатратно, но чтобы оставаться на поверхности, приходится так делать. Я здесь из-за необходимости, это условие выживания. Если я не буду подпитываться людьми, то просто умру. Ну ты знаешь. — Гор сообщил это ему так просто, как будто бы обсуждал погоду за окном. Он отпил кофе, глянув на Сета своими яркими глазёнками с определённой степенью артистичности, и хмыкнул, оценив вкус на этот раз: — Недурно.       — И сколько ты можешь обходиться без еды?       Внутри что-то кольнуло. Что-то, похожее на совесть или чувство вины. Гор ведь не ел всего неделю, и выглядел после этого совсем плохо. Он мог умереть. И сколько бы он еще смог продержаться на голоде? И что бы он делал, когда стало бы совсем невмоготу? Сет нахмурился. Какая к черту вина, когда это его здесь используют в качестве амбара? Он ему вообще ничего не должен.       — Понятия не имею. Я раньше никогда не ходил голодным, — легкомысленно ответил Гор и отпил из чашки. — И ты не амбар. Тебе я тоже был полезным, так что не нуди.       Сет цокнул и закатил глаза. Эта его привычка влезать в голову безумно раздражала. День только начался, а он уже второй раз ставит его в неловкое положение такой беспардонностью.       — Имей совесть, хоть в башку мне прекрати заглядывать. Ты и так не то чтобы нужен здесь, так еще и берегов не видишь.       Суккуб фыркнул.       — Так ты сам весь как открытая книга. У тебя разве что на лбу не пишется о чём ты думаешь. Если тебе так важны свои мысли, то мог бы уже озаботиться тем, чтобы я их не читал.       — Да что ты? Ох, простите, что раньше об этом не подумал. Я же всю жизнь живу с в край охреневшей потусторонней сосалкой.       Гор рассмеялся, ничуть не задетый этим титулом.       — Это проще, чем кажется. Хочешь, научу?       Сет недоверчиво посмотрел на него и вздернул бровь. Гор посчитал это за молчаливое согласие.       — Представь, что твои мысли как бы скрыты куполом. То есть ты думаешь как обычно, но дополнительно думаешь о том, что думаешь об этом. Раздели сознание на два уровня вместо одного цельного. Очень просто.       Сет посидел молча, переваривая услышанное. Кофе успел закончиться. Гор тоже долакал свою сладкую молочную жижу и уже встал помыть чашку.       — Ну и бред. Можешь просто не читать их?       — Не могу. Ты слишком громко думаешь. — Гор вёл этот разговор как самый бытовой на свете. Он намылил губку и водил ей внутри чашки, пытаясь достать до дна, но ширина ладони не давала ему использовать её целиком, и пришлось ограничиться тремя пальцами. — Особенно на эмоциях. Обычно человеческих мыслей не слышно, когда ты под землёй, но тебя я всё равно слышал. Это мило.       — Мило, бля…       Сет кинул на него испепеляющий взгляд, но суккуб остался цел и невредим. В целом, в словах Гора было здравое зерно, но он всё равно не мог довериться им. И тем более поверить в телепатию. С другой стороны, поверить в существование суккубов он тоже не мог ещё пару месяцев назад, так что в этой накренившейся и потрескавшейся картине мира ему оставалось только допустить и такую возможность. Однако он всё равно чувствовал себя уязвленным. А уязвленность требовала мелочной мести.       — Звучит как оправдание насилия. Ой, она была в короткой юбке, значит, сама хотела потрахаться. Ой, он слишком громко думал, так что я не мог не читать его мысли. Ты что, из этих? Виктимблеймеров? Газлайтеров?       — Как ты меня назвал? — Гор сначала опешил, а потом рассмеялся. — Я таких слов не знаю. Я потусторонняя сосалка. Ты забыл?       — Не забыл, — буркнул Сет. Он взял чашку и поставил перед Гором. — Помой тоже. Спасибо.       Суккуб без вопросов взялся за задание. Сет, потянувшись, поплелся с кухни. Сегодня был выходной, и вообще-то он планировал навести ревизию в кладовке. Там скопилось столько нужного и ненужного, что дверь однажды грозила не закрыться и выпустить наружу лавину из забытых вещей. И он не даст какому-то там потустороннему созданию вмешаться в ход его простых человеческих дел.

***

      — А это что такое? — раздался из-за спины сотый вопрос подряд.       Сет на мгновение закатил глаза и оглянулся на Гора.       — Это фотоальбом. Положи обратно, там ничего интересно…       Но Гор его не слышал. Он уже раскрыл тяжелые странички, беременные иногда сразу двойнями фотографий в одном отсеке, и рассматривал потускневшие от времени прямоугольники с чужими воспоминаниями. Сету пришлось встать и подойти к суккубу, расположившемуся посреди разваленного старого хлама, чтобы контролировать, что он там смотрит. На страницах мелькали бытовые пейзажи, какие-то дальние родственники с цветами и на фоне домов, серия фотографий отдыха в деревне: огромный красный таз с водой в траве, а в нём два пацана: одному, серьёзному, не улыбающемуся даже на фото, лет девять; второму годика два, и на голове у него огненно-рыжий чуб торчком.       — Это ты? — Гор ткнул пальцем на рыжего.       Сет присел на корточки и почесал нос подушечкой большого пальца.       — Ну да, я. А это мой брат, Осирис, — Сет постучал пальцем по хмурому смугловатому пацаненку рядом.       — Ты такой смешной здесь, — Гор рассматривал Сета, мало заинтересовавшись его братом. — У тебя всегда такие волосы были, что ли?       — Ну да, я родился рыжим. Лет в двенадцать потемнел, в какой-то непонятный каштановый выцвел. И лет с шестнадцати крашусь. Знаешь, сколько воплей было вот от этого? — хмыкнул Сет и кивнул в альбом. — «Это не по-мужски, чё как этот, позор семьи» и прочий бред. Мы даже дрались, я его четвертовать хотел.       — И сейчас тоже так?       — Ты про четвертовать? Иногда да. Он та ещё заноза в заднице до сих пор. Весь такой серьёзный, важный, как хер бумажный. Ну он и в прямом смысле хер бумажный — дрочит свои договора и акты. Я когда у него работал, чуть в окно не вышел.       Гор как-то странно и долго посмотрел на Сета, улыбнувшись его тираде.       — Настолько он тебя придушил?       — Мгм, — почувствовав, что голени начинают забиваться, Сет сел на колени рядом с Гором. Он взял другой фотоальбом и бегло его пролистал.       — Тогда в целом было как-то тяжеловато, если честно…       Сет отмахнулся и бросил альбом обратно в груду вещей. Окинул их взглядом. Уборка, как всегда, остановилась на моменте с обнаружением интересных и забытых вещиц. Теперь казалось гораздо более занятным перебрать каждую штучку, что он видит, чем отсортировать всё ненужное на выброс. Да и Гор с такой увлеченностью листал альбом, так внимательно рассматривал каждую фотографию, что больше хотелось присоединиться, чем прерывать.       — Ты кого-то так напоминаешь, понять не могу, кого, — вдруг задумчиво проговорил Гор, разглядывая фотографию с выпускного Сета. На ней он красовался с зачесанной на одну сторону чёлкой, стоявшей на манер зародившегося, но поникшего ирокеза, и выбритым виском. Ни дать ни взять оторва-бунтарь районного пошиба.       — Кого же, — Сет заинтересованно посмотрел в альбом через руку Гора, — проблемного подростка?       Суккуб хмыкнул и продолжил рассматривать фотографию. Потом, сбросив с себя задумчивость, пролистал еще несколько страниц, отложил альбом и потянулся к другому, но Сет его отобрал и кинул обратно в центр апофеоза уборки.       — Всё, хватит по моим вещам шариться. Ты мне либо не мешай, либо помогай. Чё пришёл вообще?       — А ты это всё за сегодня собрался разобрать? — Гор с сомнением глянул на развал, занимавший весь центр комнаты, диван и все горизонтальные поверхности на расстоянии вытянутой руки. Помимо альбомов, его заинтересовавших, там были какие-то фигурки животных, исписанные вдоль и поперёк потрёпанные тетради, машинки, с дверок которых слезла краска, старый детский пластилин, огромный рюкзак в нефорских значках, старая кожанка с потускневшими шипами на плече и огромной неровной буквой “А” на спине в круге, бутылка песка, разбитый телефон, незакрывающаяся коробка с проводами и грустно свисающими наушниками без амбушюр, моток разноцветных шнурков, сломанный будильник с треснувшим циферблатом, звенящий брезентовый мешок, полный цветастых банок из-под крафтового пива и куча других неидентифицируемых вещей. В стороне от всего хлама валялся вывернутый наизнанку напульсник — тоже с шипами, как и кожанка. Взгляд Гора упал на него.       — Это что еще за орудие пыток? — он поднял напульсник и поднёс его поближе, чтобы рассмотреть, но Сет его тут же вырвал и бросил обратно в гору вещей.       — Тебе какая разница?       — Так мне же интересно. Что это?       Сет прикусил щеку и, помедлив, потянулся за только что выброшенным напульсником. Взял его в руки, задумчиво провел по шипам, скалящимся друг на друга, как зубы мифического зверя, и надавил пальцем на туповатое острие.       — Я это носил в шестнадцать лет. Ну типа крутой, знаешь, — Сет расстегнул застежку и попытался обхватить шипами запястье, но краешки напульсника так и не сошлись. — Чёт я вырос, походу.       Гор протянул руку, и Сет передал ему реликвию.       — И ты вот так и носил?       — Ага.       — Так больно же.       — Так в том и смысл.       Суккуб поднял взгляд на него. Сет ожидал увидеть на его нахальной морде усмешку или что-то такое, но он был непривычно серьёзен.       — Какой?       — Ну… Это отрезвляло. Да и просто надо же было выебнуться. Мне ведь шестнадцать было.       Гор снова посмотрел на напульсник, взял Сета за руку и нацепил ему как следует — шипами наружу. Теперь он застегнулся.       — Ну вот так же тоже круто.       Сет посмотрел на руку. На бледной коже с едва заметными веснушками и волосками потертый чёрный браслет смотрелся броско.       — Да. Так тоже круто.       Не снимая его, Сет притянул часть раскиданных вещей, чтобы отсортировать, но сам подзавис, рассматривая останки прошлой жизни. Поверх всего валялась куртка с буквой А. Сквозь прорези на материале виднелась красная изнанка. Сет взял косуху, чтобы рассмотреть. На рукаве — три оплавленных ровных ранки от сигареты, у кармана топорщится вспоротый ножом материал. Этот след остался после драки, в которой он проиграл против четверых. Потом из ментовки его забирал Осирис. И с той ночи запомнились не синяки и ссадины, а холодный, полный разочарования взгляд брата.       Под курткой нашлись полароидные снимки. Какие-то углы домов со странными надписями, подворотни, вечерние окна, огни в реке, тонкие, изящные девичьи коленки в колготках в сетку. Сет ловко перебрал их, как шулер карты, сложил в стопку и отложил в сторону. Это вернётся в кладовку.       Почти всё, что он брал в руки, навевало воспоминания из шальной юности — побеги от полицейских машин, гиги, вписки, сигареты, много алкоголя, холодные вечера у набережных, случайные и долгие свидания, скандалы дома, неоправданные ожидания, требовательность, идиотские наказания от брата, тяжелые разговоры с ним же. Визг скорой помощи, белый свет, реанимация. Теперь, когда он стал старше, он отчасти стал понимать Осириса, которому пришлось стать единственным ответственным взрослым. Сет вспомнил, сколько крови попортил брату в то время, как у него дергался глаз, когда он возвращался с родительского собрания, и удивлялся, как у того хватило сил не выгнать его взашей из отчего дома.       В реальность его вернул очередной вопрос Гора.       — А это что? — он взял за горлышко бутылку, на треть заполненную песком и заткнутую пробкой. Он наклонил её в сторону. Песок пересыпался в пустую часть бутылки, образовав новый маленький бархан.       — Это мне брат привёз из Египта. Я попросил.       — Ты попросил привезти песок? — Гор улыбнулся.       — Ну, да… Он же такой, ну… — Сет задумался, пытаясь найти слова, и снова закусил щеку изнутри. — Не знаю, нравится мне песок просто. Он звучит приятно. Шелестящий. Да и вообще что-то в нём есть такое, знаешь, неуловимое. Я бы хотел быть как песок.       Гор погладил гладкое дутое стекло большим пальцем, опустив взгляд на маленький песочный бархан в бутылке.       — Знаешь, есть что-то в том, что песок хранится в другой своей форме, — хмыкнул Сет. — Раньше я об этом не думал.       — И правда…       Гор снова задумчиво перевернул бутылку в другую сторону, чтобы весь песок осыпался вниз, и поставил на журнальный столик у дивана.       — Оставишь его тут?       — Зачем?       — А зачем его убирать? Он же тебе нравится.       Сет скорчил морду со сложночитаемым выражением, какое он всегда делал, когда не мог определиться с незначительным выбором, свернув губы в трубочку и подняв к носу. Гор фыркнул.       — Оставляй тут. К самолетикам поставлю.       — Будет, как твой трофей. Сет покоритель Египта. Сет хранитель пустыни Египта. Маленькой, правда, но все мы с чего-то начинали, да? — муркнул Гор на ухо и потерся о него носом. Сет вздрогнул и посмотрел на него с негодованием.       — Слыш ты, чё ты начинаешь?! Помогай лучше! Темнеет уже, а у нас тут конь не валялся!       — Какой конь? Хочешь, я тебя поваляю? Или лучше ты меня? — горячая рука оказалась на талии Сета и скользнула по спине, и тот выгнулся, зашипев, как утюг, на который плюнули водой.       — Я тебя прямо сейчас вот этим вот поваляю! — страшно распахнув глаза, завопил Сет и схватил килограммовую гантелю, вывалившуюся из рюкзака. Он угрожающе размахнулся, метясь в макушку Гора, но у самой головы затормозил и легонько бумкнул того по волосам. — Понял меня? Отстань!       Гор улыбнулся. Сет, увидев это, отвернулся от него и демонстративно качнул в руке гантелю вверх и вниз. Хмыкнул и отложил позади себя. Видимо, на будущие тренировки.       — Тяжеленная, наверное. Ты такой сильный, — прокомментировал Гор.       Сет проигнорировал этот выпад и отвернулся от него, с преувеличенным интересом занявшись разборками. Гор видел только его зардевшуюся скулу. И, решив, что хватит с Сета сегодня его внимания, наконец принялся помогать.

***

      Телефон троекратно завибрировал в заднем кармане джинс. Сет, с руками, занятыми подносом, полным утиля, выматерился, решив, что ему звонят, но четвертой вибрации не последовало. Он выдохнул — его задницу не будет терроризировать чей-то непрошенный звонок, на который он не может ответить, пока тащит рабочий материал до пункта назначения.       Он дошёл до комнаты сушки, расставил утиль, вернулся в зал, отряхнул руки от пыли и только после этого соизволил ответить тому, кто потревожил его рабочий покой. На экране высветились несколько непрочитанных сообщений от АГУРЦА. Это было странно, потому что Осирис, хоть и был старше Сета всего на семь лет и в принципе не был таким уж представителем старшего поколения, предпочитал простые человеческие звонки бездушным и затянутым перепискам в мессенджерах. Сет быстро открыл чат. Если брат изменяет своим привычкам, то происходит что-то необычное.       «Завтра в 16:00 свободен? Если нет, освободись»‎.       Следующее:       «Буду ждать у себя в офисе. НЕ ОПАЗДЫВАЙ»‎.       И завершающее:       «ЭТО ВАЖНО»‎.       Что-то явно было не так. Осирис и раньше, бывало, вызывал его к себе в офис, и обычно это было связано с нуждой передать что-то из чрезвычайной заботливости брата, но это не было в такой требовательной форме. И тем более ни за чем важным Сет не приезжал.       Неприятное предчувствие змеей подняло голову. Он и предположить не мог, зачем понадобился Осирису, и перебрал все худшие сценарии в голове. Что-то с родителями? С квартирой? С самим Осирисом?       Завтра у него была работа, но кажется, могли обойтись и без него. Сет выцепил глазами Марта в другом конце зала — тот сосредоточенно раскатывал глину за своим столом. Придётся договариваться.       — Март? — Сет подошёл к нему. Мастер поднял на него сероватые глаза, будто ознакомившись, кто перед ним, и снова опустил их к глине. — Мне нужно завтра на полдня взять отгул. Очень надо. Отработаю когда скажете.       Март басовито кряхтнул куда-то в свою бороду и с силой вдавил ладони в податливую массу. Потом выпрямился, посмотрел на Сета и вытер руки о свой окаменевший фартук.       — А чего полдня-то. Целый возьми, — он залез рукой в карман рабочих штанов и вытащил оттуда маленький потрёпанный блокнот. Похлопал себя по груди, запустил руку в другой карман и, оглядев стол, нашёл свой карандаш, сточенный почти до конца размашистыми следами ножа. Сделал пометку в блокноте и снова убрал его, заложил карандаш за ухо и вернулся к работе.       Сет не понял, с какой интонацией это было сказано. Март всегда говорил ровно, и нельзя было понять, всерьёз он или иронизирует. И сейчас Сет, не до конца понимавший этого немногословного, сурового мужчину, не смог различить его тона.       — Нет, на целый не нужно, мне только…       — Мальчик. Если тебе нужно, я тебя отпускаю. Я тебе верю, — крепкие ладони снова вернулись к глине. — Но если ты так настаиваешь на отработке, через неделю будет мастер-класс, который ты отведёшь. И будем в расчёте.       Сет со смешанным чувством посмотрел в сосредоточенное лицо Марта, уже как будто забывшего, что он стоит рядом. Это было даже проще, чем ожидалось, и отработка в виде мастер-класса казалась ему почти справедливым обменом на непредсказуемый отгул. Почти.       — Спасибо, — ответил он и вернулся к своему месту. Он чувствовал себя как дворовой кот, которого внезапно погладила добрая рука. Непривычно.       Чтобы попасть в кабинет Осириса, нужно было взобраться почти на самый верх. Стеклянный лифт нёс высоко-высоко, туда, откуда люди казались маковыми зернышками, а крыши машин — спинками жуков. И там, посреди низких облаков и пролетающих птиц, восседал на троне заместителя гендиректора сам Осирис, предстать перед которым можно было лишь по предварительной записи. Ну, или быть с ним в кровных узах для этого.       Сет пришёл, как и было сказано, к четырём часам дня. С рюкзаком за спиной, в поношенных кроссовках и длинным хвостом волос, он чувствовал себя еще более неуместным в этом стеклянном мире, чем прежде. Каким-то понарошку взрослым, будто пришёл на школьную экскурсию, смотреть, чем занимаются «настоящие»‎ взрослые, чтобы решить, кем он хочет стать, когда вырастет.       В приемной его встретила секретарь Осириса, фигуристая девушка в неуловимом возрасте от восемнадцати до тридцати, цветущая юностью, но с цепким и хладнокровным взглядом фиолетоватых глаз из-под сильно накрашенных ресниц. Она совсем не была той офисной сиреной, с которыми обычно Сет имел дело в серьёзных компаниях на собеседованиях, но график «5/2»‎ всё равно наложил на нее свой след и запечатал ровные, округлые бедра в черную юбку-карандаш, оставив немного простора лишь белой блузе с почти скромным декольте. Почти, потому что назвать скромным то, что оно пыталось прикрыть, было нельзя.       — Сет! Здравствуй. Осирис скоро заканчивает, подожди его тут, он сегодня такой занятой весь, но тебя ждет и меня тоже предупредил, — затараторила секретарша, вскочив со своего кресла. Она жестом указала на диванчик в приемной напротив своего стола, поправила ворот блузы и премиленько улыбнулась. — Чай, кофе? Чем тебя порадовать?       — Привет, Хатхор, — Сет опустился на мягкий кожаный диван и поставил рюкзак вниз, у ног. — Нет, ничего не надо, спасибо. Я так подожду.       — Там конфетки стоят. Угощайся, — Хатхор элегантно махнула наманикюренными пальчиками туда, где стояла закрытая прозрачная ваза с шоколадными конфетами без обертки, и вернулась за своё место. Застучали клавиши клавиатуры.       Сет осмотрелся. В последний раз он был здесь почти год назад, когда пытался пойти по стопам брата, но шёл шатко и неуверенно и в итоге сошёл с протоптанной тропинки, утопнув в жизненной непроходимой грязи по колено в надежде найти собственную дорогу. И с Хатхор у них до сих пор остались тёплые взаимоотношения коллег, чьи сферы работы не пересекались, и потому они были свободны от невысказанной ненависти и презрения, которая всегда шевелилась под коврами офисов.       — Он у себя или вышел куда-то? — поинтересовался Сет. Сидеть в тишине было как-то неловко.       Хатхор подняла на него глаза.       — Был у себя, не выходил. У него созвон сейчас. Я тебе кстати такое расскажу…       Из-за матового стекла, отделяющего приёмную и офис Осириса, не было слышно ни звука. Сет всегда удивлялся качеству звукоизоляции в кабинетах начальства, потому что ниже, на том этаже, где он когда-то работал, было прекрасно слышно, сколько документов печатает его коллега в другом отделе, не то что за перегородкой. И каждый раз усмехался такой паранойе начальства. Но, с другой стороны, если играешь по-крупному, то и терять приходится гораздо больше.       — …И вот она приходит, такая, мол, где мой отчет? А я ей говорю, милочка, я не твоя секретарша, следи за своими вещами лучше. Така-а-я она конечно! — Хатхор трещала, а Сет кивал, имитируя активное слушание офисных сплетен, но тут его спасла внезапно распахнувшаяся дверь кабинета.       — О, ты уже здесь? Проходи. — Осирис пропустил Сета в свой офис и обернулся к секретарше:       — Хатхор, будь любезна, сделай нам кофе.       Дверь закрылась. Сет расположился в гостевом кресле напротив кресла хозяина кабинета. За панорамными окнами виднелись крохотные фигурки промышленных альпинистов на стеклянных очах такого же небоскреба напротив.       Осирис занял своё место, жестом попросил у Сета секунду времени, поставил роспись на паре бумаг и притянул к себе стопку документов. На его лбу залегла глубокая горизонтальная морщина.       — Так что случилось? — не выдержал Сет через пару минут. Непонятно, зачем Осирис его пригласил в кабинет, если всё равно приходится ждать. Он бы лучше Хатхор ещё послушал. — О чём ты хотел поговорить?       Осирис, продолжая что-то писать и даже не глядя на брата, задал совершенно неожиданный вопрос:       — Напомни, какое у тебя владение иностранными?       Сет поднял бровь.       — Древнеегипетский в совершенстве.       Осирис оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на брата.       — Остроумно. На собеседовании так не шути.       — Каком собеседовании?       Осирис отложил ручку, сложил пальцы перед собой в замок и наконец поднял взгляд на Сета. Смотрел он неотрывно.       — Я тебе говорил о нём. У моего хорошего друга в компании освободилось место, как раз для тебя. ДМС, страховка, всё, что нужно, полный фарш. Я передоговорился на удобную дату. Через полчаса в здании напротив.       Сет, не особо веря своим ушам, долго посмотрел на Осириса. Посмотрел на здание за окном, на котором висел альпинист, и снова на Осириса.       Воздух стал гуще. Сердце пропустило удар.       — У меня есть работа.       Осирис цокнул.       — Сет, я тебя прошу, не начинай. Это не работа. Это так, хобби, баловство. После работы хоть куличики лепи, я не против. Но тебе нужен нормальный, стабильный заработок. Потом мне спасибо скажешь.       Сет медленно выдохнул и чётко, ровно произнёс:       — У меня. Есть. Работа.       — А что там еще есть? ДМС, соцпакет, страхование? Тринадцатая зарплата? Тебе хотя бы официальный оффер сделали, когда приглашали?       Сет почувствовал, как мышцы на его лице каменеют, а по спине проходит гадкий холодок гнева. Захотелось схватить тяжёлую печать со стола и со всей силы запустить её в эту самодовольную рожу.       — А тебе какое до меня дело? Какого хера я должен делать то, что хочешь ты?       — Потому что это правильно. Сет, ты уже не маленький, должен понимать хоть немного, как жизнь устроена. Ты со своими бирюльками ещё сколько лет играть будешь? Лет пять ещё куличики полепишь и всё, а дальше что? Ты вообще наперёд думаешь хоть о чём-то? Какой у тебя горизонт планирования? Ты вообще думаешь о том, что будет через десять, пятнадцать лет? На что и где ты будешь жить? Тебе всё на блюдечке с голубой каёмочкой приносят, жри — не хочу, а ты нос воротишь?       Осирис отшвырнул ручку и откинулся в кресле. Лоб пробороздила еще более глубокая морщина, брови сдвинулись, движения стали резкими и грубыми, сильно контрастирующими с его привычной манерой держать себя руках.       — Кто тебя просил вообще лезть в мою жизнь? Я просил тебя искать мне работу? Я просил за меня решать, как мне жить?!       — Да ты жить не умеешь! Я тебя всю жизнь вытянуть пытаюсь в нормальные люди, чтобы за тебя не стыдно было, а ты что?! Я тебя всю жизнь вытаскиваю хоть куда-то повыше, а ты приходишь и говоришь, что тебе не надо?! Да ты живешь буквально на том, что я тебе дал, а тебе ничего не надо? Не хочешь сам попытаться добиться хоть чего-то стоящего? Кем ты станешь? Кто ты? Хочешь остаться позором семьи?       Сет сглотнул подступивший к горлу комок злобы. Он душил и горчил, связывая язык, как самая жестокая хурма. Кулаки сжались так, что побелели костяшки. В голове пульсировала ярость, превращая любые мысли в разбитую мозаику. Первая реакция — всегда бить. Но сейчас, когда бить было нельзя, он не знал, куда себя девать. Как и в любой другой их спор. Как и всегда.       Он тупо посмотрел на Осириса помутневшими, как у разъяренного быка, глазами. И промолчал.       Ему нечего было ответить. Осирис в самом деле помогал ему всю жизнь и давал почву под ногами. И Сет был ему должен. Убеждён, что должен. За всё, что он для него сделал, он не имел права сопротивляться взрастившей его руке — единственной, которой было до него, сорной и вздорной травы, дело. Даже если эта рука пыталась сделать из него икебану.       Осирис потёр лоб ладонью, крепко жмурясь, как от головной боли, и вздохнул. К нему вернулось самообладание. После небольшой паузы он продолжил ровным тоном, но каждое слово эхом блуждало в опустевшей голове Сета.       — Пойми, Сет, я беспокоюсь за тебя. Ты себя угробишь. Ты угробишь весь свой потенциал. Я знаю, на что ты способен. Ты умный парень. Ты мог бы многого добиться, если бы хотел.       — Чего добиться?       Сет сам не узнал свой голос — холодный и безжизненный. Он звучал совершенно чужим. По рукам разошлась предательская мелкая дрожь.       — Хорошей жизни. Нормальной жизни. Тебе не хочется как человек жить, вкусно есть, вкусно пить? Не хочется задницу свою в тепле держать?       — И быть как ты? Пресным, полудохлым куском дерьма?       — Ты еще из пубертата не вырос, что ли?! — снова взорвался Осирис. Он вскочил с кресла и навис над братом, хлопнув ладонями по столу. — Тебя буквально в жизнь за ручку ведут, в нормальную жизнь, человеческую, в которой ты сможешь не только себя кормить, но и детей, и жену, а ты осёл упёртый! Думай, думай хоть немного наперёд! Оглянуться не успеешь, как будешь сидеть и жалеть о том, что не использовал те шансы, что сами тебе в руки шли! Сколько можно балду пинать, Сет, я тебя спрашиваю? Ты хочешь остаться разочарованием отца?!       — А отцу было на что-то не поебать, кроме матери?! Ты за этим из штанов выпрыгиваешь, чтобы он тебя признал не куском говна?       Сет перешел на крик и уже вскочил с кресла, но вдруг в дверь аккуратно постучали. Он опустился обратно.       — Войди, — ответил внезапно спокойным голосом Осирис. Он прижал ладонью галстук и опустился в кресло.       Застучали звонкие каблучки по полу кабинета, такие до абсурдного нелепые в обстановке грядущего братоубийства. Каблучки приблизились и замолкли возле стола. Опустился поднос с кофе. Всё это время Сет пронзал взглядом Осириса, даже не ощущая, как явственно гуляют желваки на щеках, но необычно тёмная и крупная фигура секретарши отвлекла его внимание, и когда он перевёл на неё глаза, то потерял дар речи. Гнев сошёл так же быстро, как и появился, и теперь в горле появился холодный сжатый комочек не удивления — шока.       Рядом с Осирисом, чуть наклонившись над столом и расставляя чашечки, в чёрной юбке-карандаше и декольте наружу, стоял Гор. В глубокой прорези на груди можно было рассмотреть его крупные, упругие мышцы, выглядывающие из-под белоснежной ткани. Бедра, обтянутые юбкой, казались еще рельефнее.       Почувствовав взгляд, суккуб поднял на него светящиеся глаза и подмигнул. На лице застыла легкая, таинственная полуулыбка.       “Не слушай его”, — одними губами проговорил суккуб и потряс выпрямленной ладонью у шеи под ухом, будто показывая голову на отсечение.       — Спасибо, Хатхор, — сказал Осирис. Он придвинул чашечку к себе и размешал ложечкой крема на поверхности. — Можешь идти.       Гор кивнул и заправил несуществующую прядку за ухо, точь-в-точь подражая манере Хатхор. Он отошёл от стола и, проходя мимо Сета, проговорил так, чтобы было слышно только ему: — Это всё — не твоё, правда?       Цоканье каблучков стихло за дверью. Сет сидел потрясённый, будто сквозь него прошла молния. Руки покрылись холодным потом и немного дрожали — то ли от прошедшего гнева, то ли от шока из-за галлюцинации.       Неведомым образом этот вопрос и то, каким тоном он был произнесен, привели его в чувство. Вспомнилось то, что говорил ему Гор казалось бы совсем недавно, но будто целую вечность назад. В голове прояснилось, разбитая мозаика собралась воедино. Он вновь посмотрел на Осириса, но уже спокойнее и увереннее.       — Мне это не нужно, Осирис. Я пробовал и понял, что это не моё. Я много раз пытался и ты тому свидетель. Мне плохо здесь. Это твой мир. Не затаскивай меня в него. Я здесь из окна выйду скорее, чем получу повышение, и это не угроза — это факт. Мне тошно от всего, чем ты хочешь меня сделать. Не всем быть таким, как ты. У меня другая дорога. Это тебе надо взрослеть, а не мне, если ты не можешь принять тот простой факт, что люди разные.       — Ты это перерастешь… — начал было Осирис, но Сет его перебил.       — И тогда это будет моей ошибкой, а не твоей. Занимайся своей жизнью и дай мне совершать свои ошибки. Я знаю, что ты хочешь мне добра, но пока что ты причиняешь его, когда я в нём не нуждаюсь. Мы разные, Осирис.       Осирис долго и тяжело посмотрел на него. Этот взгляд был Сету знаком: отстранённый и полный холодного разочарования. Пора было к нему привыкнуть за столько лет, но он продолжал пронзать. Такое мощное оружие используется только в исключительных случаях.       — Ты пожалеешь. Точно ещё пожалеешь. И придёшь ко мне просить помощи, но я тебе уже не помогу.       — Хорошо.       Сет встал с кресла, взял рюкзак и направился к выходу.       — И отмени собеседование.       Не оборачиваясь, он покинул кабинет и прошёл сквозь приемную. Кинул беглый взгляд на стол секретарши — пустует. Мысль о том, что это был Гор, не помещалась в голове, и её пришлось отбросить на время.       Сет вошёл в раззявивший пасть лифт. Казалось, сегодня он сделал большое дело. Но слова, что бросил в него брат, вертелись в голове зажеванной пластинкой, и жалились снова и снова, как обезумевшие осы, залетевшие в костюм невнимательного пчеловода.