Призрак Консерватории

Чес высунул язык, когда посмотрел на себя в зеркало размером с ладонь. Это была старая, потрескавшаяся, покрытая оспинами вещица, которая висела под странным углом на дверце шкафа, но свою работу выполняла в должной степени. Если бы Чес опустил подбородок достаточно низко, то смог бы увидеть весь свой галстук, когда надевал его. Его пальцы, онемевшие от пронизывающего утреннего холода, никак не могли ухватиться как следует. Он пробормотал проклятие на их неуклюжесть и на мозаику синяков, которые все еще покрывали костяшки его пальцев. При одном воспоминании о засаде в ванной в пятницу вечером его лицо сморщилось от кислого привкуса. Два дня непрерывного отдыха, однако, значительно смягчили его раны, и они практически исчезли благодаря заботе его возлюбленного. Возлюбленного. Улыбка скользнула по его губам, когда он подумал о Глэме, удивляясь тому факту, что этот мальчик, которого когда-то называли «Призраком», теперь носит такой высокий титул. Их последний раз, проведенный вместе, был волшебным, хотя и коротким. Таким коротким, что он почти мог представить, что все это было ярким сном, который составлял ему компанию до конца выходных. Однако, кто-то, должно быть, предупредил резидента Декана Ровда, потому что, к счастью, прислали горничную, которая приносила ему еду, когда он был не в состоянии покидать пределы своей комнаты. Чес был тронут такими сантиментами, но такая вовлеченность раздражала. Если прислуга была проинформирована о его состоянии, то, скорее всего, и все остальные тоже. Покончив с последней петлей галстука и разгладив его, он в последний раз оглядел себя. Расправив плечи, и высоко подняв подбородок, он выглядел намного храбрее, чем чувствовал себя. После ссоры с Золотым братством он не был уверен, что готов к тому, что принесет сегодняшний день. Он еле волочил ноги, пробираясь по коридору общежития, гадая, какие новые насмешки приготовили для него одноклассники на этот раз. Толчок? Фарфор? Слив? Размышляя о все более жестких возможностях, он едва не столкнулся с парой крепких мужчин, поднимавших деревянные доски. Когда они скрылись за его спиной в противоположном направлении, он подумал о том, что Лео и его банда, вероятно, уже похвастались своей победой перед всеми студентами. Без сомнения, мельница слухов заработала бы на полную мощность. Они сделали из него пример, и теперь, потеряв своего единственного товарища, Чес окончательно превратился в школьного изгоя. Он спускался по лестнице с низко опущенной головой, надеясь, что будет избегать их так долго, как только сможет. Но у судьбы были на него другие планы, потому что в тот момент, когда он спустился по лестнице, он столкнулся с последним человеком, которого хотел видеть: Себастианом Швагенвагенсом. Школьная форма была идеально отглажена, а волосы, приглаженные словно шлем, блестели в утреннем свете: черт возьми, он был великолепен. К тому же высокий. Даже выше Глэма. Но, с другой стороны, Чес никогда не видел его при должном освещении, поэтому мог только строить догадки. Плюс, с таким ростом, как у него, все были высокими. — Молодой мастер Швагенвагенс, этот разговор еще не окончен! Чес никогда не думал, что будет так рад услышать голос Ровда. Это был отвлекающий маневр, в котором он нуждался, , поскольку Себастиан снова был втянут в спор. Опустив плечи и отведя взгляд, он поспешил пройти мимо, радуясь, что на какое-то время ему удалось избежать встречи с Себастианом. Обед, однако, был совсем другим делом. Студенты всех курсов собрались в столовой, наполняя свои тарелки и болтая с друзьями за длинными рядами столов. Уединившись на своем обычном месте в углу, Чес наслаждался временным уединением, которое приносил обеденный перерыв. По крайней мере, здесь он мог сосредоточиться на еде и притвориться, что никто не пялится на него так, будто у него на спине нарисована мишень. Из-за разногласий между ним и Себастианом оставленный ими тернистый след привлек внимание всех студентов в округе. Если кто-то раньше и не подозревал, что что-то не так, то теперь он точно это знал. По крайней мере, в консерватории можно было найти хоть что-то приятное: это еда. Для лондонцев из высшего общества кулинария шеф-повара была весьма посредственной. Но для Чеса, который все еще помнил слишком много ночей, проведенных на голодный желудок, и слишком много суровых зим, каждый прием пищи был праздником. Чес выкопал ломтики ветчины, глазированной медом, бататом, намазанным маслом, и пряничными коржами, все это входило в ассортимент сезонных деликатесов «Рог изобилия кухни» в честь начала ноября. Однако аппетит у него пропал окончательно, когда кто-то со стуком поставил тарелку прямо напротив него. Вилка застыла на полпути ко рту, и он уставился на незваного гостя. Но секундой позже его мозг пришел в норму, и он вскочил на ноги, намереваясь уйти. И все же при виде мальчика, которого он когда-то считал другом, у него внутри все перевернулось от странной смеси нервозности и...чего-то еще, что он отказывался признавать. Себастиан был увлечен спором с мистером Ровдом, стоя посреди коридора, их худощавые фигуры были одинаково напряжены и враждебны. Эти двое стояли лицом к лицу, словно пара свирепых галеонов, сошедшихся в морском сражении, а вокруг них суетилась бригада рабочих, тащивших большие предметы мебели. —...никогда не давал разрешения на подобные ремонтные работы, молодой мастер! — говорил Ровд. — Я и не спрашивал об этом! — парировал Себастиан. — Средства находятся в моем распоряжении, и если я хочу, чтобы работы на верхнем этаже были выполнены, то так тому и быть! — Он повернулся к одному из рабочих. — Прораб! Прикажите своим людям немедленно приступить к строительству. Помните, последняя дверь в конце коридора. Я хочу, чтобы все было готово к... Что бы они ни обсуждали, ни одна из сторон, казалось, не была готова сдвинуться с места, но Себастиан прекрасно справлялся со стальным взглядом Ровда, раздавая приказы транспортной бригаде. Мужчины прошли мимо Чеса и поднялись обратно по лестнице, откуда он пришел, неся свернутые ковры, банки с краской и еще несколько деревянных досок. Бросив любопытный взгляд в их сторону, он пригнул голову, пытаясь проскользнуть незамеченным, решив, что, какой бы проект тщеславия ни задумал Себастиан, его это не касается. У него почти получилось, пока Себастиан его не заметил. — Чес! — Суровое выражение лица Себастиана исчезло, как только он отыскал его взглядом в толпе. — Чес, подожди! Мне нужно с тобой поговорить! — Он начал пробираться к нему. — Сядь. — Себастиан остановил его, прежде чем он успел уйти слишком далеко. Затем, более мягко, но так же серьезно, он добавил: — Пожалуйста. Чес почти забыл, какой эффект может производить этот рокочущий баритон. В нужном настроении он успокаивал, но в то же время мог быть чертовски властным, способным командовать целой комнатой вооруженных констеблей, когда возникала необходимость. Несмотря на инстинктивное желание держаться на некотором расстоянии от обманщика, Чес подчинился. Он неохотно сел обратно. Среди окружающих учеников и без того поднялся тихий шепот, свидетельствующий о том, что простая трапеза, которую он и Себастиан разделили, станет развлечением для всей школы в обеденный перерыв. Сжав кулаки на коленях, он нервно поглядывал на Себастиана, который спокойно наслаждался едой, гадая, что тот будет делать дальше, и когда же он вообще что-нибудь скажет. Когда неловкое молчание затянулось слишком надолго, он, наконец, пробормотал: — Что ты здесь делаешь? — Разве это не очевидно? — Холодно парировал Себастиан, нарезая батат на изящные кусочки небольшого размера. — Я обедаю со своим другом. Это простое слово не должно было вызвать у Чеса бурю эмоций, но он сидел здесь, крепко зажмурившись и отказываясь поддаваться капризу своего сердца. Демонстрируя героическую сдержанность, он отправил в рот кусок ветчины, бормоча сквозь зубы: — Да? Что ж, у тебя действительно «забавный» способ угощать своих друзей. Звон столовых приборов о фарфор заставил Чеса отвлечься от размышлений. Он поднял глаза и увидел, что Себастиан смотрит на свои руки, аккуратно сложенные перед собой. — Чес, — медленно начал он. — Я хотел извиниться перед тобой. За то, что я сделал, — Не было необходимости уточнять, что он имел в виду, ужас событий прошлой пятницы был достаточно громким, чтобы остаться невысказанным. — Это было неправильно. И трусливо. И я бы не задумываясь взял свои слова обратно, если бы мог. Не проходит и минуты, чтобы я не сожалел о том, что сделал. Когда я думаю об этом, мне становится противно от самого себя. Из всех людей только ты этого не заслуживаешь. Ты ничего не сделал, кроме как принял меня таким, какой я есть. Даже когда ты видел меня в худшем виде, ты все равно верил, что я могу стать лучше. Ты верил, что я стану лучше. — Его большой палец потянулся, чтобы потереть место под манжетой правого рукава. — Я воспользовался этим доверием... и плюнул на него. — Или, скорее, помочился на него. — Чес знал, что это был удар ниже пояса, но ничего не мог с собой поделать. Его боль нуждалась в компаньоне в своем горе, и, хотя он испытал некоторое удовлетворение, увидев, как Себастиан поморщился, он тут же пожалел о своем маленьком тычке. Себастиан поднял на него глаза, в их голубизне мерцало море непролитых слез. — Я действительно говорил правду, когда сказал, что ты один из лучших. Снова и снова ты даешь мне шанс, хотя я ничего не сделал, чтобы заслужить такую привилегию. Я не жду, что ты простишь меня сейчас. Видит бог, я этого не заслуживаю, — Он издал горький смешок, качая головой. — Я могу только сказать тебе, как мне жаль. Я готов изменить свое поведение раз и навсегда и клянусь, что больше никогда, ни за что не причиню тебе боли. В этом я всей душой умоляю тебя поверить мне. В ушах Чеса зазвенел колокольчик дежавю. Он мог бы поклясться, что уже слышал эти слова раньше... Но откуда? Однако у него не было возможности долго размышлять над этим, потому что Себастиан протянул руку и положил ее поверх своей, и его бурлящие мысли успокоились. Извинение Себастиана было этюдом раскаяния. Он обнажал свои ошибки во всей их неприглядности, унижал себя и перечислял все свои недостатки. И все это время превозносил Чеса как лучшего человека. Но ни разу не попросил у Чеса прощения. Это была бы прекрасная возможность. Он мог бы обвинить Чеса, потребовав для себя завершения дела. Вместо этого он принес свои извинения открыто и честно, без каких-либо условий. Что-то перевернулось внутри Чеса, когда он осознал это. Все это время он думал, что все козыри на руках у Себастиана, что судьба Чеса в его руках. Но теперь они поменялись ролями. Всего несколькими словами он смиренно положил себя, свое доверие, свою гордость, даже свое благополучие, к ногам Чеса и попросил только верить ему. Теперь у него был выбор: повернуться к нему спиной. Или простить. Его пальцы подрагивали под рукой Себастиана, борясь с внутренним сопротивлением. Себастиан уже дважды предавал его, мстительная часть его души взвыла. Что же на этот раз отличалось? Как гласит старая пословица, однажды обжегшись на молоке, станешь дуть и на воду. Дважды обжегшись...тогда что? В конце концов, гнев — это то же самое, что уголек, зажатый в кулаке, который слишком легко принять за утешение в мире, который может казаться таким холодным. Но его преимущества были временными, и если ты слишком долго цеплялся за него, то в конечном итоге только обжегся. Чес понимал, что бессмысленно таить обиду. Вопреки голосу разума и инстинкту самосохранения, он знал, что должен отпустить ее. Единственной трудностью было найти в себе мужество. Он повернул руку так, чтобы их ладони соприкоснулись. Острая боль от холода вскоре сменилась бурлящим возбуждением. Оно поднялось по руке Чеса вихрем пузырьков, прокатилось по сердцу и с шипением проникло в мозг. Подняв глаза, чтобы посмотреть Себастиану в лицо, он открыл рот и… — Боже милостивый. Неужели мои глаза меня обманывают? — Вкрадчивый голос испортил момент, когда рядом с Себастианом плюхнулся не кто иной, как Лео Веллингтон, весь такой длинный и с ехидной ухмылкой. Чес напрягся, выдернул руку из-под руки Себастиана и спрятал ее у себя на коленях. Он молился богам, которых Лео не видел. Точно по расписанию, остальные члены стаи встали на свои места. Юджин устроился с другой стороны от Себастиана, блокируя ему путь к отступлению, в то время как Кларенс и Феликс материализовались позади Чеса. Они набросились на него, как неуправляемые гончие, взъерошили ему волосы и стащили несколько отборных кусочков прямо с его тарелки. В руках Лео держал колоду игральных карт и бесцеремонно тасовал их, переводя взгляд с Себастиана на Чеса. — А я-то думал, куда подевался наш приятель по игре. — Взглянув на Себастиана, он сладко протянул: — Сееееб, ты не забыл, что у нас была игра за обедом? Мне все еще нужно отыграть те 20 фунтов с прошлого раза. И на случай, если ты не заметил... — Он приложил ладонь ко рту и театрально зашептал Себастиану на ухо. — если ты и дальше будешь крутиться вокруг этого урода... В ответ на его едва заметный кивок Кларенс отвесил Чесу подзатыльник, отчего тот чуть не рухнул в свой батат с маслом. Все от души посмеялись над этим. Все, кроме Себастиана, который сидел с мрачным лицом и молчал. — У людей может сложиться неправильное представление, — Лео сверкнул своей улыбкой цвета тысячи солнц, и игральные карты со скрипом покатились одна за другой. — Кроме того, я думал, ты ясно дал понять, что больше не будешь водить дружбу с негодяями, — Его голос понизился до шепота. — Если только ты не думаешь, что Его величеству уже пора в очередной раз «принять душ». Возможно, мы что-то «пропустили»? Настроение перешло от простого поддразнивания на школьном дворе к чему-то более зловещему, и Чес почувствовал, как у него внутри все сжалось. Воспоминания о прошлой пятнице были еще слишком свежи в его памяти, и он съежился на месте, когда хулиганы развязали его галстук и принялись тыкать его в раскрасневшиеся щеки с хором ядовитых смешков. К этому времени студенты за соседними столиками заметили, что происходит, хотя у них хватило здравого смысла не подавать виду. Непринужденный гул разговоров перешел в тихий, нервный шепот, и Чес чувствовал на себе их настороженные взгляды, устремленные со всех сторон. Он завидовал их роскоши просто наблюдать за этим фарсом, а не страдать из-за него. Сам Чес понимал, что лучше не рисковать и не провоцировать Золотое братство еще больше. Теперь, когда он знал, на что они способны. Не нужно было торопиться к части, где они бы поставили его на колени и заставили лизать пол, или что-то похуже. Поэтому он держал голову опущенной, а рот закрытым, надеясь, что они устанут издеваться над ним, заберут своего драгоценного Себастиана и оставят свои мучения на другой день. — С меня хватит. Все взгляды обратились на Себастиана, который заговорил в первый раз. Улыбка Лео превратилась в насмешку. — Повтори? — Он покрутил пальцем в ухе и усмехнулся. — Клянусь, теперь у меня тоже ухудшился слух. — Я сказал, что устал от твоей тупости, — Голос Себастиана прорвался сквозь всеобщее веселье, как струя холодной воды в лицо. — А теперь оставь нас в покое и иди играть в свою глупую игру, пока не научишься вносить свой вклад в то, что по-настоящему ценно. — Теперь смотри сюда, — прорычал Юджин в режиме сторожевого пса. — Ты не должен так с ним разговаривать. — Он с явной угрозой опустил тяжелую лапу на плечо Себастиана. Но Себастиан был к этому готов. — Немедленно отпустите меня! — громко огрызнулся он. — Если не хотите получить еще одну запись в своем полицейском досье. В обеденном зале воцарилась мертвая тишина, когда его слова рикошетом отразились от высокого потолка, и даже Чес удивленно моргнул, услышав странную нелогичность. Но то, что сказал Себастиан, произвело на Юджина желаемый эффект. Бандит выглядел так, словно только что проглотил тухлую рыбу, когда он отшатнулся, в его голосе слышалась дрожь страха. — О-о чем ты говоришь? — Я имею в виду твое небольшое столкновение с законом летом, — сказал Себастиан, и Юджин побледнел еще больше. Все еще сидя, он казался каким-то величественным, как невозмутимый правитель перед обвиненным. — Или ты забыл, что произошло ночью 19 июня в таверне «Черная крыса»? Юджин опустил голову под осуждающими взглядами и прошипел. — Себастиан, нет необходимости поднимать эту тему сейчас... — О, я бы сказал, что есть, — Себастиан прервал его, поднявшись на ноги и опершись пальцами о стол. — На самом деле, я думаю, что это то, о чем каждый должен знать. — Ну, однажды вечером у меня была небольшая потасовка в пабе! — Голос Юджина зазвучал пронзительнее. — Арестован за хулиганство в состоянии алкогольного опьянения и сексуальное насилие. Я бы вряд ли назвал это небольшой потасовкой. Кларенс встал в центр конфликта, подняв руки в попытке утихомирить этих двоих. — Сейчас, сейчас. Юджин — порядочный джентельмен. Но Себастиан был несгибаемым локомотивом, на его стороне была сила правосудия. — Стал бы «порядочный джентльмен» лапать дочь хозяина бара, избивать ее до потери сознания, когда она сопротивлялась, а затем надругаться над ней в переулке? Группа девушек в дальнем конце комнаты испуганно вскрикнула, и несколько студентов, находившихся поблизости, попятились. Драки в пабах сами по себе были неприличны, но обвинение в изнасиловании было слишком тяжким испытанием для искушенных лондонцев. Но Себастиан еще не закончил и нанес последний удар с пугающим хладнокровием. — И, согласно полицейскому отчету, она не достигла совершеннолетия. Крики возмущения наполнили столовую, несколько студентов выбежали из нее в знак протеста, в то время как остальные принялись бурно сплетничать. Чес мог только сидеть, потрясенный и чуть более чем впечатленный, глядя на обычно пассивного скрипача и задаваясь вопросом: кто этот парень и что он сделал с Себастианом? Тем временем Юджин побледнел как приведение, его внушительная фигура увяла под осуждающими взглядами одноклассников. Даже его братья по оружию вели себя подозрительно тихо, избегая смотреть ему в глаза. Никто из них не захотел прийти ему на помощь. Если бы только они поняли, что пощады им не будет. — И раз уж мы заговорили о «джентльменах», Кларенс, ты не из тех, кто любит поговорить. — Взгляд Себастиана упал на его следующую жертву, и его резкий, как бритва, голос обещал еще большее кровопролитие. — Мы все знаем, что ты не можешь играть ни на одном инструменте, даже если это спасет твою жизнь. Твои гаммы — сплошная неразбериха, и ты едва ли можешь отличить флейту от фагота. Остается только удивляться, как тебе удалось поступить в консерваторию, — Себастиан скрестил руки на груди, со скучающим видом изучая свои ногти. — Или, возможно...этому есть совершенно рациональное объяснение. — Нет... — Кларенс отступил на шаг, и студенты расступились, словно чувствуя, что на него вот-вот обрушится адский огонь. — Пожалуйста, не надо. — Насколько я помню, ты являешся музыкантом в пятом поколении в твоей семье, не так ли? — Себастиан задал этот вопрос всем присутствующим, зная, что все внимание приковано к нему, пока он неторопливо расхаживал по комнате. — Нужно поддерживать традицию. Не могу представить, какое разочарование постигло бы тебя, если бы не поступил. Как совершенно ясно дала понять твоя мать во время вступительного собеседования. Кларенс, наблюдая за происходящим, придержал язык, и у него перехватило дыхание. — Бедная женщина, казалось, ужасно нервничала из-за всего этого. Но хорошо, что директор Ганс проявил такое понимание. Такая потрясающая женщина, как ваша мать, сразу же понравилась ему. На самом деле, это ты настоял на том, чтобы они встретились и обсудили детали твоего зачисления… — Он немного помолчал. — ...за ужином. Чес нахмурился, услышав, как вокруг него зашептались. Даже он понимал, что для благородной женщины вульгарно общаться с мужчиной вне общества своего мужа. Действительно ли Себастиан имел в виду то, что, как ему казалось, он имел в виду? — О, да, после этого они довольно хорошо узнали друг друга. Посещение ночных концертов. Бронирование гостиниц в центре города, — Он задумчиво постучал себя по подбородку. — Если мне не изменяет память, твоего отца в то время не было в стране из за работы, — Повысив голос, чтобы перекричать поток предположений, он сказал: — На что только не способна мать ради своего сына. Даже на то, чтобы нарушить свои брачные обеты, особенно когда он принуждает ее к этому. Зал издал общий вздох ужаса от таких непотребных обстоятельств зачисления Кларенса. Кларенс стоял в ярком свете этого неприятного прожектора с отвисшей челюстью и характерным мокрым пятном, расползающимся спереди по его штанам. Сидя так близко к нему, Чес имел честь учуять, как этот придурок обмочился. — Молодой человек, который развращает невинных девушек, и другой, который развращает собственную мать? — Задал риторический вопрос Себастиан, с непоколебимой убежденностью глядя в лицо своим оппонентам. — Единственные негодяи, которых я имел несчастье знать — это вы. Его колючий взгляд перебегал с одного члена Золотого Братства на другого, половина из них уже превратилась в жалкие обломки, в то время как другая половина собралась с духом. Миновав Лео, его взгляд остановился на Феликсе. Чес сглотнул, его заинтригованность уступала только предвкушению. Что же такого мог Себастиан накопать на этого труса с детским личиком из группы? Феликса уже трясло на месте, а Себастиан еще даже не произнес ни слова. — А что касается тебя, Феликс... — Себастиан долго разглядывал его, прищурившись, обдумывая линию атаки. Наконец, он прямо сказал: — Ты даже не настоящий блондин. Феликс ахнул и запустил руки в волосы. Заливаясь слезами, он выбежал из столовой, провожаемый взрывами смеха изумленных зрителей. Юджин и Кларенс последовали за ним, поджав хвосты, а их репутация была разорвана в клочья. Но остался еще один. Чес посмотрел на Лео, который был лишен своих союзников, статуса и защиты, поражаясь тому, как основательно Себастиан уничтожил некогда грозную банду, не нанеся ни единого удара. Все, что для этого потребовалось — это показать им зеркало. Самопровозглашенные правители школы, Золотое братство, оказались самозванцами, монстрами среди знати, и все иллюзии величия, которые у них могли быть, разбились вдребезги, как стекло, под ударами молота реальности. Себастиан склонился над Лео, забирая колоду карт из его безвольных рук и откладывая их в сторону. — Все кончено, Лео, — тихо пробормотал он. — Тебе здесь больше нечего делать. Уходи с тем достоинством, которое у тебя еще осталось. Лео не двигался на протяжении всей схватки, ошеломленный тем, что его приспешники были уничтожены один за другим с убийственной точностью. Оставшись один на один с Себастианом, он сердито посмотрел на него. — Это еще не конец, — кипел он, его голос дрожал от волнения, но было трудно понять, от гнева это или от разбитого сердца. — Зачем ты это делаешь? У нас все было хорошо. Мы могли бы завоевать весь мир, ты и я. Но вместо этого ты... ты выбрал... — Он замолчал, чтобы вытереть рукавом лицо, и его когда-то упругая прядь волос упала ему на глаза. — Я решил быть честным с самим собой, — закончил за него Себастиан. — И тебе пора сделать то же самое. — Придвинувшись поближе, он понизил голос еще ниже. — Лео. Я знаю о гроссбухе. Гроссбухе? Каком гроссбухе? — Откуда ты знаешь о... — Ты не забыл, чье имя написано на вывеске снаружи? Сыну владельца не составит особого труда получить доступ к файлам администратора. Я просмотрел твои записи. Бизнес твоего отца уже много лет находится в минусе. Лео мямлил, как выброшенная на берег рыба, открывая и закрывая рот, а Себастиан продолжал: — Поместье Веллингтонов живет только за счет кредитов, поддерживая видимость благополучия, в то время как их средства иссякают. Это включает и твое обучение. Только благодаря благосклонности моего отца тебе вообще разрешили здесь находиться. Но как долго, по-твоему, это продлится? Терпение моего отца имеет свои пределы. И когда оно иссякнет, я думаю, ты можешь себе представить, что произойдет. Тебя выгонят, ты останешься бездомным, без титула и без гроша в кармане. Так что избалованный ублюдок все это время жил как в карточном домике. Чес ожидал чего-то гораздо более отвратительного: обмана, хищения, возможно, даже убийства. Но нищета не входила в их число. Кулаки Лео задрожали на столе, когда он выплюнул: — Как ты смеешь совать нос в дела моей семьи! Это личное! — И это останется в тайне до тех пор, пока ты будешь делать в точности то, что я скажу. — Слова Себастиана сверкнули, как клинок в темноте. — Я не могу винить тебя в несчастье твоей семьи, вот почему я готов оставить прошлое в прошлом, — Он бросил многозначительный взгляд на Чеса. — если ты оставишь нас обоих в покое с этого момента. Ты пойдешь своей дорогой, а мы пойдем своей. И на твоем месте я бы дважды подумал, прежде чем выдвигать претензии в таком опасном положении, как твое. Лео сидел в гробовом молчании, перебирая варианты. Как будто таковые были. Битва уже была проиграна. Но, очевидно, он не собирался сдаваться без боя. Когда он снова поднял голову, ненависть исказила его лицо, выжигая остатки слез. — Ты изменился, Себ, прорычал он, переводя взгляд на Чеса. — Этот... этот цыганский король, он что-то с тобой сделал. Я не знаю, какую темную магию он использовал, но он затуманил твой разум, чтобы заставить тебя встать на его сторону. — Магия? Чес издал резкий, скептический смешок. Обвинение было абсурдным даже по его меркам. И он наслушался изрядной доли чепухи. — Это все, на что ты способен? — Может, сейчас ты и смеешься, но к тому времени, как я с тобой закончу... — Осторожнее, приятель, — предупредил Себастиан, подходя к столу с той стороны, где сидел Чес, и кладя руку ему на плечо в знак солидарности. — Лучше его не расстраивать. Ты же знаешь, что говорят о цыганах в День Всех святых. И вот так сразу стала понятна динамика их союза. Чес поднял глаза на Себастиана, и в тот краткий миг, когда их взгляды встретились, между ними возникла невысказанная вселенная взаимопонимания, ошеломляющая в своей простоте: Они были в этом вместе. — Именно так, — Чес ухмыльнулся, подхватывая инициативу. Поднимаясь на ноги, он сгреб со стола забытую стопку карт. — В этот самый святой из святых дней духи особенно сильны,— Он перетасовал их с тем же впечатляющим размахом, который раньше поражал молодежь на родине. — И мои люди связаны с духами так, что вы и представить себе не можете. Лео нервно наблюдал за ним. — Связаны? Что это должно означать? — В его тоне слышались колючие нотки, но Чес все еще слышал сомнение, которое скрывалось за ними. Он перебирал карты в руках, складывая их над головой и за спиной. — Это день, когда они слышат наши молитвы, — Быстрым движением запястья он вытащил туза пик. — Чтобы созвать на помощь Святого Гавриила, — На обратной стороне значился Джокер. — Либо призвать проклятие Сатаны. Это привлекло внимание Лео. Несмотря на все его позерство, даже он не был уязвим для сверхъестественной угрозы. Теперь перейдем к театральности. Чес понизил голос на пол-октавы, глядя Лео прямо в глаза, и начал говорить: — Причини мне зло, и я прокляну тебя болезнями и горем, голодом и болью. Твой дом сгорит в огне, а твои дети умрут на виселице, — В этот самый момент солнце скрылось за облаками, завершая эффект, когда Чес одну за другой переворачивал карты с мрачными пророчествами. — Твои враги будут процветать, а ты состаришься в печали и сожалениях и умрешь в грязи и муках. Лео свалился со своего места и покатился по полу, из его горла вырвался сдавленный вопль. Его глаза были расширены от ужаса, и Чес мог только представить, какой ужасный дуэт они с Себастианом составили: Чес с его карточной бурей, кружащейся вокруг него словно по взмаху волшебной палочки; Себастиан с его невозмутимым лицом, искаженным широкой маниакальной улыбкой. Это было все, что Лео смог вынести, и, вскрикнув, он неуклюже бросился к дверям столовой и исчез из виду. В комнате воцарилась тишина. Затем, словно по сигналу, снова выглянуло солнце, весело заливая окна и прогоняя все разговоры о боли и мучениях. Вернулась обычная обстановка, возбужденные голоса студентов слились в бессловесный гул болтовни, прерываемый звоном посуды. Испытывая головокружение от волнения и легкую одышку, Чес и Себастиан снова сели и продолжили трапезу, как будто последних десяти минут и не было. Но их попытка была недолгой, и вскоре у Чеса вырвался тихий смешок. Себастиан фыркнул, пряча улыбку. Чес подавил смешок. И в следующее мгновение они разразились хохотом, оба мальчика скорчились над столом, а по их щекам текли слезы. —Серьезно? Проклятие Cатаны? — Себастиан промокнул глаза салфеткой. — Откуда, скажи на милость, ты это взял? — Эй, этому меня научила моя мама, царствие ей Небесное. Это было лучшее, что я смог вспомнить сразу. — Напомни мне, чтобы я никогда не перечил твоей матери на Небесах. — Считай, что напомнил. — Чес отхлебнул воды из стакана, стараясь не расплескать ее, когда снова захихикал. — Но это сработало, не так ли? — Он вытер подбородок. — Возможно, даже слишком хорошо. Я удивлюсь, если Лео вообще вернется в класс после этого. Ты действительно здорово напугал его, — одобрительно сказал Себастиан, его глаза сияли весельем. — Откуда такой человек, как ты, вообще знает все это о Дне всех святых и цыганах? Себастиан наколол на вилку кусочек батата и пожал плечами. — Просто общеизвестно. Чес скептически покосился на него. Ходили слухи о ромах и их причастности к колдовству. Но их верования, связанные с Днем всех святых, были менее распространены. Конечно, прошло уже несколько поколений с тех пор, как ромы в последний раз совершали сколько-нибудь заметные чудеса в этот праздник. Хотя, учитывая, как сложился сегодняшний день, возможно, святые действительно пришли, чтобы помочь ему совершить чудо. Используя только свой ум, Себастиан тщательно разобрал Золотое братство и отправил его лидера в бега. Каким бы нелестным ни был уход Лео, он все же избежал еще большего унижения, Себастиан продемонстрировал сострадание и милосердие, которых не хватало самому Чесу. Если у Чеса и были какие-то сомнения в искренности его предыдущих извинений, то они исчезли навсегда. Себастиан доказал, что он не прогибается под волю тех, кто причинил ему зло. Он нашел в себе мужество быть честным с самим собой. И Чес знал, что благодаря этой честности он сможет защитить его спину. И Чес ответит тем же. Больше, чем союзники, даже больше, чем партнеры. Чес был горд тем, что наконец-то может называть его другом. Пока он все еще наслаждался этим новым открытием, рядом с их столиком появилась студентка. Она прочистила горло, и они оба посмотрели на нее. Чес был уверен, что где-то видел ее раньше, но не мог вспомнить, как ее зовут. — Извините за беспокойство, но я просто хотела сказать... — Она запнулась, покраснев под их ожидающими взглядами. — Ну, я просто думаю, то, что вы сделали, было... Одноклассница подошла к ней сзади и решительно толкнула ее локтем, сделав короткий реверанс. — Моя подруга пытается сказать, что вы были очень храбрыми! Хотела бы я, чтобы у меня хватило смелости поставить этих негодяев на место. — Вот-вот, — вмешался третий, на этот раз мальчик из старших классов. — Этим негодяям нужна была хорошая взбучка. Самое время, чтобы кто-нибудь сбил с них спесь! — Он с ухмылкой хлопнул Чеса по спине. Когда трое студентов собрались вокруг их стола, превратившись в горстку, а затем и в дюжину, и каждый хотел поздравить или поделиться своими горестями по поводу Золотого братства, Чес сидел в оцепенении. Он не мог в это поверить. В конце концов, он был не один. Оказалось, что почти у каждого в школе были неприятности из-за тех самых хулиганов, которые превратили его жизнь в ад. Как и они с Себастианом, они просто были слишком напуганы, чтобы противостоять им. До сих пор. — То что ты сказа, это правда? — Первая девушка заправляла прядь волос мышино-каштанового цвета за ухо, хлопая большими, как два наливных яблока, глазами. — О том, что можешь проклинать людей? — В ее голосе был не столько испуг, сколько восхищение. Чес переглянулся с Себастианом, и в ответ на его незаметный кивок плутоватая усмешка тронула его губы. Ну, не совсем, — признался он. Она выглядела разочарованной. — Но карточные фокусы были настоящими. — Он снова взял колоду и без особых усилий переложил ее из одной руки в другую, разложив широким веером, прежде чем сложить так, что она исчезла из виду. Затем он вытащил даму червей у нее из-за уха. Ее щеки порозовели, когда он протянул ей карту, а хорошенький ротик сложился в маленькую букву «о». Чес улыбнулся. — Хочешь увидеть больше? Его выступление заинтриговало слушателей. Подстегиваемый их охами и ахами, Чес объяснил им обманчиво простые жесты, с помощью которых получались такие впечатляющие трюки. Студенты аплодировали ему за сообразительность, умоляя показать больше, и Чес был только рад услужить. Но, несмотря на сердечные похвалы и теплые улыбки, Себастиан был тем самым единственным среди всей толпы.

***

Чес никогда раньше не мог сказать, что у него был хороший день в школе. Занятия обычно были пыткой, а коридоры - минным полем из издевательств. Теперь он шел по консерватории с высоко поднятой головой, зная, что он больше не посторонний, а один из всех. После событий, произошедших в обеденный перерыв, ему казалось, что он подружился с большей половиной студентов, сблизившись из-за того, что они вместе страдали от рук Лео и ему подобных. Порознь они были слабыми и склонными осуждать друг друга. Но вместе они обнаружили, что у них больше общего, чем они предполагали. Лидия также сменила круг общения. Как только разнесся слух о падении Лео, она сразу же стала избегать его. И некогда гордый аристократ остался в углу, чтобы посочувствовать своим товарищам по несчастью, забившимся в угол. Как все изменилось. Он был почти разочарован тем, что ему пришлось покинуть гостеприимную компанию своих новообретенных друзей и удалиться в свою спальню после долгого дня. Но он перепрыгивал через две ступеньки, и у него уже кружилась голова от мыслей о том, как он расскажет Глэму обо всем, что произошло. Ему было стыдно признаться, что он провел целый день, не думая о нем. Обычно загадочный мальчик занимал все его мысли наяву, обещая избавление от дневной хандры с помощью очарования их полуночного рандеву. Но впервые за все время дневное время дало ему то, что заставило его тосковать по солнечному свету. Увлеченный фантазиями о голубых глазах и чарующей улыбке, Чес незаметно проскользнул в свою комнату и обнаружил, что она уже занята. Пухленькая швея, которую он никогда раньше не видел, сидела на скамеечке для ног возле кровати и что-то чинила, держа на коленях. Она взволнованно подняла глаза и, запинаясь, пробормотала: — Прошу прощения, сэр. Я как раз заканчиваю. Еще минутку, пожалуйста. Но Чес был слишком занят, благоговейно озираясь по сторонам, чтобы ответить. На мгновение ему показалось, что он каким-то образом ошибся комнатой. Но, разумеется, он не мог перепутать. Его спальня превратилась в гобелен украшенный роскошными тканями и изысканной мебелью. Широкая дубовая кровать с парчовыми подушками и толстым пуховым одеялом стояла на месте шаткой кровати, которая была слишком мала даже для него. Масляные лампы с гравированным стеклом отражали яркий свет свечей на кружевных салфетках, а узорчатые дамасские обои и плюшевые персидские ковры покрывали стены и пол соответственно. Треснувший умывальник был заменен, а в углу стоял крепкий письменный стол с чернильницей и свежими листами бумаги наготове. — И...готово! — объявила швея, откусывая последнюю нитку и кладя готовую работу на кровать. — Лорд сказал, что гадал с вашим размером, но, я думаю, оно должно вам подойти. — Лорд? Вы имеете в виду... — В голове возник образ Лорди. Конечно, у него были средства, чтобы провернуть нечто подобное. — Молодой мастер Швагенвагенс, конечно, — хмыкнула она. — Для меня было ужасно важно сделать это до твоего приезда. Я надеюсь, что не испортила сюрприз. — С извиняющейся улыбкой она подобрала юбки, пожелала ему спокойной ночи и поспешила к двери. Чес стоял посреди своей комнаты, остолбенев. Себастиан? Он подошел, чтобы рассмотреть одежду на кровати. Это была его куртка. Недавно зашитый рукав был полностью отремонтирован, и даже оголенные участки были залатаны свежей полосой зеленого бархата. Себастиан стоял за этим? Надев куртку, он с удовлетворением отметил, что швы были подогнаны так, что она облегала его фигуру, как вторая кожа. Словно юный принц в замке, он воспользовался моментом, чтобы осмотреть свои владения. Его вещи по-прежнему лежали на своих местах в шкафу, хотя теперь к ним добавилась вешалка с новой одеждой и даже пара кожаных ботинок. В зеркале в полный рост, которое висело на двери, он увидел кого-то, кого не узнал. Себя. Он остановился и уставился на изысканную одежду и роскошную обстановку, которые придавали ему вид знатного человека. Однако, несмотря на внешний вид, различия были очевидны: его волосы по-прежнему были в беспорядке, галстук по-прежнему был плохо завязан, а через губы по-прежнему виднелась щель между зубами. Даже обеспеченный всеми удобствами, какие только можно купить за деньги, он никогда не смог бы по-настоящему отрицать, откуда он родом. Что бы он ни делал, это не скрывало того, кем он был. Но после сегодняшнего дня у него больше не было причин скрывать это. Это напомнило ему о том, что есть люди, которые принимают его не вопреки тому, кем он был, а благодаря тому, кем он был. Люди, которые, возможно, даже будут беспокоиться о нем. Люди, о которых он, в свою очередь, будет беспокоиться. Чес сел за письменный стол и взял перо. Бумаги лежали аккуратной стопкой в центре, словно чистый холст, на котором он мог записать свои самые сокровенные мысли. Но что написать в первую очередь? Песню? Возможно, запись в дневнике для Глэма? Улыбнувшись, он сразу же понял ответ. Обмакнув перо в чернильницу, он поднес его к бумаге и аккуратно вывел первые буквы благодарности, произнося каждое слово вслух: — Дорогой Себастиан…