Непревзойдённый спектакль

Ци Жун искренне надеется, что Владыка рано или поздно уйдет на заслуженный отдых. Желательно вместе с Линвэнь, веков на девять. И, ладно уж, если вторая просто кидает колкие фразы о всех подряд, да заставляет работать над собственными молитвами, то первый... Что же, дух справедливо опасается, что его хотят посадить на цепь у золотого дворца. Иначе он не найдет слов и выражений, как объяснить вечное знание выше стоящего про то, когда он собирается уходить вниз, с небес. Лазурный небожитель уверен, что не сообщает абсолютно никому свои желания по такому поводу. Голод всё больше подталкивал на съедение лишних свитков Линвэнь. Желудок бесновался, не силясь наесться обычной пищей, коей было более чем достаточно из-за подношений. - ...к слову, Цао Сюань. Я все хотел спросить, как ныне "живёт" небесная кара? -... Стойте, а её не убрали? - довольно удивлённо спросил дух, хлопая слипающимися глазами. О небеса, да сколько он уже не отдыхал? Чёрт со сном, посидеть ничего не делая тоже привилегия. - Нет? Стой, ты её пропустил? Как же так вышло..? - Владыка напустил на себя натужно удрученный вид. Небесная кара... Небесная кара..? Небесная кара! Точно ведь. При вознесении у него упорно пытались вырвать табличку из рук. А ещё было довольно тепло. Примерно как в костре из собственных огоньков. - Да, вам бы проверить её. Видимо, на старости лет та совсем из лада вышла. Сколько ей? Тысяча, а может и вовсе полтора? - глаза-фениксы хитро прищурились. - Возможно, небесная кара слишком тесно связана с тем, кто поддерживает её существование. Мысли вроде бы и были, а с другой стороны, в голове пустота всё быстрее расползается по всем углам, поглощая только здравые мысли. Холод волнения отдаёт в пальцы, но внимание, будто привязь, держит на месте. На месте, в сотне ли от глупого смертного племянника, что едва ли не добровольно накинул удавку на шею. Глаза смотрящие исключительно на него; молитвы со словами надежды ему, юродивому Сяоцзину; ебучая "благосклонность" Линвэнь, из-за которой хочется убиться головой об столб. Желание вспороть себе голову ногтями всё более привлекательней. Нет, Ци Жун уже искренне думает о том, чтобы прилюдно послать нахуй Владыку. Авось, хоть так ему дадут хотя бы "время на подумать в мире смертных". С каждым полугодием, духу всё сложнее свалить с небес, не будучи схваченым за руку мужчиной с милейшей улыбкой и мутными, от своих тараканов в голове, глазами. Как же там физически слабый Аньлэ? О небеса, что там он говорил про своего первого мужа? Плевать, сейчас бы он все отдал, чтобы вернуть более миролюбивые шутки про сношения, да грёбаные халаты с драконами и лилиями носить. По крайней мере, тот не шутил про оргии трупов, не пытался остаться с ним один на один в огромном пустом зале, и, чёрт возьми, не глазел на него так! Как остальные небожители этого не заметили? Владыка натурально "положил глаз", причём нихрена не в поэтичном плане. Ци Жун уверен! И вообще, небесный император хотя бы иногда моргает..? Не смотрит из под ресниц, не глумливо щуриться, а... Блять, ладно, Цао Сюань возвращает пятый, шестой и седьмой слой ханьфу. Возможно, если он станет похож на ебанутого, в народе называемым "возвышенным" и "благонравным", сменит прическу с вуалью, то Владыка схватит маразм, и не узнает его? ... Ладно, Ци Жун хочет отойти на заслуженный отдых. Он итак уже перестал отвечать на слишком незначительные молитвы, но его верующим будто плевать, и они молятся всё активней. Нет, ну вот какого хрена? Он этими свитками уже может тараканов возле дворца бить, один чёрт никому ответы не упёрлись. Но вместо этого, он всё чаще обнаруживал себя с пальцами во рту, даже не замечая этого. Свитки теперь служили как место для прикрытия укусов на собственных руках. Голод разьедал мысли всё активнее, заставляя иногда заглядываться на других небожителей. Он старался игнорировать это, да вот только клыки резали язык и щёки, подталкивая на действия вкусом крови. Цао Сюань ел много съедобных подношений, но это просто немного притупляло голод, а рычание почти вырвалось у него из горла, и приходилось замолкать посреди предложений. Отвратительно. Его пугают всепрощающие глаза Владыки, и его отлучения, когда он оставляет Сяоцзина один на один с другим богом. Его пугает разговоры Владыки о силе того, или иного небожителя. Его пугает Владыка. Он хочет укусить Владыку. *** Демон научился есть. Есть то, чему предназначено быть едой для демонов. Как оказалось, каждому духу, для поддержки собственного тела, нужна хотя бы минимальная поддержка. Либо ешь людей, либо души, либо ложись в ложе с каждым встречным. Тут скорее зависит от типа смерти, от которой почил человек. Как минимум, лазурного демона уже не тошнит. Если снять кожу с мяса, то даже не возникает желания вывернуть свои внутренности на пол. А Аньлэ только и рад любым движениям своего дальнего предка. В целом, тот нашёл в нём некий стимул. Маленький принц, как любит называть его лазурный демон, крайне специфичный в своём настоящем обличии. Таких любят называть двуликими, пускай Ци Жун кривится, когда наталкивается на такие мысли по поводу своего подопечного. Аньлэ искренне и пылко любит, и также пылко ненавидит. Просто второе, в силу положения, делает более скрытно. А ещё заражает настроем близких к себе людей. Ци Жуна например. Способ его смерти и первичный гнев разгорается всё ярче, заставляя едва не рычать при одном упоминании нечистой, предательской крови. Небольшие ушибы, ссадины, синяки и раны на невозможном уровне притягивало внимания нерадивого небожителя. Цепкие зелёные глаза всегда находили чужие редко обнажаемые руки, где он далеко не часто успевал зафиксировать все повреждения. Клыки впивались в губы в бессильном гневе, а запах костра всё больше сопутствовал Сяоцзину. Во тьме ночной, сквозь мглу и пыль, зелень ткани будто бы загоралась под объятиями ветров, полыхая всё быстрее, подхватывая резкие движения от угловатого силуэта. Демону было ясно как день, что просто забрать со дворца своего принца не выйдет. Гарант мира, чтоб его. Скоро этот гарант задушат подушкой в собственной опачевальне, а все только руками разведут. Черти проклятые, да грязнокровные ублюдки - вот кто они. Запах гари всё сильнее бил в нос, из-за чего вгонял едва ли не в тремор. Мысли путались, образуя несвязный комок, но Сяоцзин слишком зол, чтобы пустить всё на самотёк. Но он честно держался. Вжимал когти в ладони, едва не послал Владыку, царапал стены пещер от обиды на свою бесполезность... Но финальный прочерк был написан. Маленький принц, его наивный глупый Аньлэ, пришёл на празднование фонариков... С чёртовыми отпечатками верёвки на запястьях. Что же... Минувшая слава безумной псины, или же гениального командира - безусловно сыграла. Его мозг просто не способен придумать что-то, что не сработает. Особенно, если план по абсурдности превышает степень его сумасшествия. Его не зря при жизни сравнивали со змеёй, что укусит кормящую руку. О нет, он сделает так, что бы эта гнилая семья была схожа с отвратительными помоями, которые в низших районах городов называли пищей. Кровавая каша, и ничего более. Но он был благонравным богом справедливости, и, ухмыляясь, поместил остатки своих воспоминаний в свиток. Куда уж справедливей, раз сам предок линии Лан дал разрешение на полное истребление? Ха, да к Цао Сюаню, даже при всём желании, вряд-ли кто придраться сможет. Всё будет казаться пустыми обвинениями, поскольку он ещё и задержался с выполнением. Разве не милосердно было дать прожить этой обречённой гнилой линии ещё несколько поколений? Сяоцзин даже немного притушил свою обиду, во благо дорогих себе существ. Жаль, что это не ценили. В своё оправдание он может привести ещё и месть, что должна была давно свершится. Принц имеет право мстить за свою павшую страну, и тут никакие принципы морали не играют. Иначе половина небожителей уже была бы сослана с небес, с их то послужным списком перед собственными подачками своим государствам. Главное правило бывшего командира - простота и сумасшествие прекрасно сочетаются, а потому нужно этим пользоваться. Какая к черту разница, что план звучит как от больного на голову? Если работает, то это гениально. Единственное, на что он поставил ограничения - присутствие Аньлэ. Мальчик должен быть в безопасности, пока его дядя делает свою работу. Ци Жун постарается минимизировать его присутствие в своём каскаде, именуемым планом. Почему бы просто не открыть ворота?.. Обычно, после такого проломистого плана, на него смотрели как на идиота. Но ведь всё гениальное просто, разве нет? Группа людей, которым откроет ворота Аньлэ (и на этом его присутствие в этой бурде больше не требуется), устроят разгром в части дворца, из-за чего большая часть стражи направиться на защиту и уничтожение захватчиков. В это же время, с другого входа проберется Сяоцзин, и обязан быстро убрать ошибку этого века с несчастной земли. Вся семья должна быть в главном зале, поскольку эти тараканы дружные, и каждый завтрак проводят вместе. Преимущества, данные чужой глупостью - самые лучшие. План будет произведен ровно в начале завтрака, в час Дракона. *** Демон в лазурном, никогда не испытывал удовольствия от чужих криков. Сейчас, в чёрных одеждах и типичной для выхода в город маской, он едва ли не чувствует содрогания от приятных ощущений, поднимающихся из самого своего нутра. Наблюдать, как эти поверхностные твари наконец гибнут... О небеса, даже в покалывании пальцев чувствуется чистое удовольствие. Гуань Дао, её любимая старая Гуань Дао, с уже подстывшей кровью на лезвии. Он сжимает её всё сильнее, ощущая прилив тепла изнутри, будто бы он снова маленький командир, сбегающий поговорить с монахом. Просто перерезать чье-то горло, и будто обрубить верёвку со своего. Дышать, в переносном и прямом смысле, становится до безумия просто, а сердце будто вновь бьётся набатами. Запах костра теперь кажется приятным, а кровавое озеро под ногами - не чуждым, а таким правильным, будто это то, что должно было произойти уже очень давно. Сам того не замечая, единственное относительно живое существо в зале улыбнулось. Клыкастой, но самой обворожительной за свою смерть улыбкой, посвященной своей оппоздавшей мести, горю, ярости и людям, которых ему уже не суждено будет увидеть. Щёки даже приобрели небольшой румянец, пока в глазах плясали и взрывались искры. В алом окружении, он казался светлым пятном, что лучилось самым чистым счастьем, на которое был способен. Сейчас он более напоминал щенка, которого забрали из пустоши в тёплый двор с едой и заботой, при этом постоянно почесывая за ухом. Лёгкость в каждом движении будто заполняет грудь воздухом, а из рта вырываются маленькие смешки, которые дух старается быстрее подавить. Его маленький принц ждёт вердикта, и нужно сделать более постное лицо, если это поможет без лишних подозрений дойти до внутреннего двора. Бросив Гуань Дао в сторону, он поспешил к ждущему его А-Лэ. Нет, он заметил одного щенка той же породы, пока шёл во двор, но от него прямо-таки пасло небесной ци. Как правило, небожители не правят. Как правило, они не признают своих детей. Как правило, они подобны блудному Пэю. Пусть наслаждается обрубленной линии наследия. Небожителям не дано править. Всё было хорошо. Всё было отлично, чёрт возьми! Всё было... Блять. Аньлэ упал прямо в его руки, харкая кровью. В раз оказалось, что духи способны явственно чувствовать холод. Мороз будто охватил своими когтистыми лапами лицо, создавая холодные капли пота. Ощущение проглоченного треугольного камня. - А-Лэ! Что... Блять, что произошло?! - посреди фразы вырвался судорожный вздох. Голос скатывался в истерику, а слова упорно не хотели составляться в предложения. Бледное тело в когтистых руках было слишком "не таким" для здорового человека. Недостаточно вздохов. Кровь, скатывающаяся бусинами с тонких белых губ. Сильная дрожь. Хватка на плече Сяоцзина была едва ли не стальная. Короткие, но частые судороги, сопровождаемые резкими движениями с болезненными хрипами. Ци Жун хотел раздавить свой мозг туфлей из-за воспоминаний. Солдаты, с точно такими же симптомами. Со стрелами в животе, насквозь пронизанные копьём, или с отрубленной конечностью. Ох, или, что было закономерно, от болезни из-за нехватки лечебных снадобий. Проблема была в том, что Ци Жун не видел повреждений. Проблема в том, что он не успеет донести принца до их деревни, где можно было бы надеется на лекарей. Минимум день странствий. Солдаты погибали и за недогоревшую палочку благовоний. - Живот болит... - возможно, маленький принц хотел сказать что-то ещё, но он содрогнулся вновь, болезненно ухватившись за ханьфу Сяоцзина. Скулеж был слишком громким для духа. - Дядюшка, я справился. Я ведь справился? Мысли будто пчелиным роем жужжали в черепной коробке. Демон не хотел слушать продолжение фразы. Он не хотел снова ощущать это. Нет, он не хотел вновь остаться один на один с холодным телом. - Да. - едва ли не шепотом промолвил лазурный демон. - Этот предок... Я горжусь тобой. Ты... Ты идеально справился, баобэй. - нервный смешок вырвался сам по себе. - Я рад. - пародия на широкую улыбку отобразилась на белом как лист лице. - Дядюшка, ваш брат юнановец? Что? Его брат...? Точно. У него был брат. Но какое это сейчас имеет значение? Плевать ему на него ещё со времён жизни. Разве он уже не умер? Возможно, тот и вовсе демоном стал. Но почему Аньлэ вдруг...! - Он. Это он сделал? - внутри осело чувство тревоги, с осадком горечи и тошноты. - он был похож на меня? Цвет глаз отличался? - О... Нет, у вас острая линия подбородка.. у него слегка плавнее. - парень невесомо провёл пальцем по соединению шеи и головы Сяоцзина. - Глаза... Они напоминали мои, только ярче. Слащавые будто пригоревший сахар . - голос становился всё тише, пока не превратился в хрип. - Простите. - Тебе не за что извиняться. - предательская слеза всё же сползла по щеке духа. Небеса, тошнота всё сильнее глушит все чувства. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова.Снова. Снова. Снова. Почему это снова?! - Нет, не за прошлое. - было прекрасно видно, что маленький принц проживает последние мгновения. Внезапное поднятие на локти заставило его побледнеть ещё больше, выпуская несколько лишних капель крови. - За то, что я сделаю сейчас. Вкус крови осел на губах Ци Жуна, липкий и холодный. Поцелуй, сопровождаемый переризанием собственного горла своим же мечом. Аньлэ умер, оставив кровавый отпечаток своих губ на чужих, слегка подрагивающих от молчаливого плача. Внутри Сяоцзина всё сжалось до состояния пыли, не давая дозволения и на малейшее движение. Время замерло, схватив за шею и надавив на артерию. Последний вздох Аньлэ предпочел потратить на... Это? О небожители, какого хрена?! Его Аньлэ... Его Аньлэ не заслужил подобного дерьма! Не заслужил смерти, не заслужил боли и не заслужил того, чтобы отдать свой первый и последний поцелуй демону, которого уже можно именовать проклятьем. О небеса, да почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему это всегда должно произойти?! Хоть даже совсем слегка близкий ему человек должен обязательно сдохнуть в муках! Блять. Нет. Нет! Аньлэ был аккуратно положен на землю. Его глаза закрыла когтистая рука. Ци Жун не сможет в должном виде организовать погребение, ничего не испортив. Аньлэ похоронят здесь, в императорском святилище. Он не был подозреваем в каких-либо замыслах. *** Около реки стоял молодой мужчина с несколькими кувшинами вина. Рядом с ним тлели ветки в зелёном огне, но... Если приглядеться, можно заметить чернеющую от мглы и пепла маску, с оборванными кусками ткани когда-то красивых одежд. Горло жгло от кислой выпивки, что ранее заставляло кривится, а сейчас безразлично созерцать пустые кувшины. И почему говорят, что это помогает забыться? Единственное, что изменилось - это настроение Сяоцзина. Теперь он слишком задумчив и печален, чтобы быть в скорби. Перед глазами то и дело проносится лицо маленького принца, что улыбался ему кровавыми губами. Ощущение не сгонялось даже после тринадцатого умывания, из-за чего собственные губы стали слегка красноватыми. Краска для губ. Почти красная, но слишком нежная, что бы не быть розовой. Он надавил кисточкой, размазывая краску. Ох, видимо слишком сильно. Теперь он чувствует небольшую ранку вдоль нижней губы. Зато, теперь он не так явственно ощущает фантомный поцелуй. Как вариант, ещё можно было бы сцарапать к чертям место поцелуя, чтобы подобного никогда больше не произошло, но... Есть ли смысл? Его регенерация слишком хорошо справляется, а боль не становится менее ощутимой. Поцелуй. Первый был подло украден, из-за чего ему стало отвратно брать что-то из чужих не проверенных рук. Второй был предсмертным желанием. И ни одного он не совершал сам, со своего желания. Он хоть когда-то имел полный контроль над своим же телом? Яды, стрелы, армия, огонь, ложе, поцелуи. Каждый отпечаток, хоть физический, хоть фантомный, на периферии сознания - не было его выбором. А хотел ли он когда-либо такого? Перед глазами всплыла слегка кривая, тонкая косичка, что он же и заплел. Возможно..? - Не ожидал, что я поймаю тебя при таких обстоятельствах. - слегка обиженный голос раздался из-за спины духа. Голос был слишком... Слишком. - Я скучал. - едва слышно вымолвил Ци Жун, немного повернув голову в сторону мужчины в белом. Так, чтобы волосы не давали обзор на лицо. - Было незаметно. - хмыкнул монах, подойдя поближе к беглецу. - Сколько ты ещё хотел скрываться от меня? Неужели глупый принц снова нашёл немощного, чтобы потом плакать над неожиданной смертью, как же так, смертного? - он резко схватил лазурного демона за подбородок, и полностью развернул его лицо к себе. Тусклые зелёные глаза смотрели в черноту маски взглядом пнутого щенка. От Сяоцзина пахло вином, губы сжаты в тонкую линию, а в смоли волос с трудом узнаётся прическа. - ... Я жалок, не так ли? - нервная улыбка скользнула на его лице. - Прошу прощения. - слеза вновь пробежала по щеке. О небеса, сегодня он чертова тряпка. Его рука схватила за запястье монаха, стараясь медленно убрать ту от своего лика, только вот... Не выходило. Маска нисколько не мешала чувствовать чужой взгляд на своем лице, будто запоминая ранее не знакомое в столь явственной жалкой печали. - Почему ты продолжаешь? - на удивление, палец мужчины почти нежно вытер слезу Ци Жуна. - Зачем ты продолжаешь жалеть смертников, которые норовят вонзить тебе нож в сердце? Тебе нравится быть втоптаным в грязь со своей верой? - ласковый тон отлично сочитался с уничижительными словами. - Глупый, глупый, глупый принц. Продолжать бегать от бессмертного, дабы наблюдать за смертью близких... Зачем? -... - принц чуть наклонил голову, подставляясь под небольшое своеобразное поглаживание. - Ты видел меня слишком близко. И слишком часто. Задам встречный вопрос. Почему ты до сих пор не испытываешь ко мне отвращение? Аньлэ видел меня, когда я с голода пожирал кого-то живьём. Он видел это с пелёнок, и чувствовал себя в безопасности рядом со мной. А ты? Почему... Почему ты до сих пор не уничтожил мой прах? - губы снова запекло. - А должен? Принц, если тебя так волнует голод, в следующую встречу я приготовлю кровавый лес. Или тебе нравятся "серые и убогие"? Тогда я... - белый шум. Ему не важно. Чёрт возьми, монаху не важно! Горечь слегка притупилась цветущим теплом. Этот ехидный голос не имеет и ноты отвращения. Теперь кажется, что монах и впрямь свят. Возвращаясь к вопросу - хотел ли он когда-либо поцеловать кого-либо сам? Полностью распоряжаясь своими решениями и телом? Возможно, не будь ему сейчас так омерзительно плохо, и будь он сейчас без самообмана в виде алкоголя... Что ж. Сейчас он решителен в своих действиях, насколько бы долго он о них не жалел потом. Губы стоило бы очистить от помады, поскольку дух и впрямь хотел перебить старый вкус крови от предыдущего поцелуя... Но его сейчас это не волнует. Губы плотно прижались к прорези на маске, неожиданно, помимо самой маски, наткнулись на чужие, что были скрыты чернотой. Для монаха время застыло вместе с ним. Его монолог был перебит слишком неожиданно, а его глупый принц был просто всегда слишком. Сегодня даже слишком слишком. Неужели для этого просто нужно убивать детей? А Ци Жун... Ци Жун провёл языком после поцелуя по скрытым губам монаха, оставляя след от помады на белой маске. Трепет разнёсся по всему его существу, перекрикиваясь со вкусом метала и соли. Он будет считать это своим первым поцелуем. Незаслуженно, что он был украден уже у другого духа, но, видимо, у Сяоцзина никогда не будет так, как хочет он. - До возможной встречи. Небеса этого не узрели, но один из самых трудолюбивых ныне небожителей смеялся и плакал в центре Небесной Столицы, практически перерезая своё горло когтями. Владыка... Он надеется, после такого его прах окажется растоптаным. Он не заслужил милосердия в существовании.