Здравствуй, небо в облаках, или как папы иногда удачно шутят

*разговор из-за двери*

— Я тебе ещё раз повторяю! Я не пойду с тобой больше! Я хочу жить спокойно, не мучаться от кошмаров, не оборачиваться в подворотнях, ожидая ощутить холодную сталь у горла! — кричал юноша в очередном приступе истерики, которая в последнее время часто его беспокоила. — Ну значит теперь слушай меня внимательно. Кажется, ты забыл совсем о своих прямых обязанностях. Если ты сейчас же не успокоишься… — спокойным и хриплым голосом начал мужчина в чёрном костюме. — Я никуда с тобой больше не пойду! — парень почти срывается на крик, пытается сдержать поступающие слёзы. — Даю тебе последний шанс хорошенько подумать. — Я. Никуда. Не. Пойду! — Ты уверен в своём решении? — Более чем! — Тогда пакуй чемоданы, рядовой Стрельников! Я направляю тебя на медицинское обследование для военкомата. Будешь, значит, служить Советскому Союзу, долг родине отдавать. — Бать, ты в порядке? Какая армейка? У меня зрение ни к чёрту. — Советская армейка, сынок, советская, я же сказал тебе. Или к зрению ещё и слух добавился? Ничего страшного, писарем отсидишься годик другой. Решение поменять ты уже не можешь. Я всё сказал. Там сделают из тебя мужика. Стрельников старший вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Это было ещё хуже, нежели бы он её захлопнул со всей силой. Такое осторожное движение могло означать только одно — Гриша в ярости. Его сын посмел с ним пререкаться! Однако глубоко внутри он понимал, что долго Артём не выдержит ужаса, который происходил на его глазах с пятнадцати лет, уж слишком добрым его воспитали. Он постарался обеспечить сыну самое беззаботное и радостное детство, что, по его мнению, ему удалось. Артёма всегда окружали люди, которые желали ему только добра: любимые бабушки и дедушки, заботливая на тот момент мама и всегда радостный отец. Он видел папу только по вечерам, когда тот возвращался с «работы», ведь маленькому Тёме и в голову бы не пришло, что его папка может ставить на колени и доводить до слёз самых упёртых и деловых людей Катамарановска. Вся жизнь Артёма перевернулась моментально, когда в один день (теперь проклятый в его календаре) он вернулся со школы на два урока раньше в замечательном настроении, представлял, как вечером сядет на диван и будет как обычно смотреть свою любимую передачу. Но стоило только ему переступить порог квартиры, как в глаза бросились кровавые следы, тянущиеся до самой спальни родителей, а в нос ударил тошнотворный запах свежей крови. С тех пор не было ни одной ночи, когда бы Стрельникову младшему не снились кошмары. Травмированная подростковая психика каждый раз подкидывала всё новые и новые сюжеты в сновидениях. Однажды дошло до того, что после очередного ночного ужаса Артём решил закончить свои страдания путём отравления медикаментозными средствами. План провалился… Как только юноша опустошил очередной бутылёк валерьянки, которым запивал парацетамол, в коридоре послышались шаги, и судя по звуку кто-то стремительно направлялся к месту происшествия. Отец, который так удачно решил проснуться и проверить, что делало его чадо в три часа ночи на кухне, мгновенно убрал все лекарства подальше от горе-суицидника и прочистил желудок насколько это было возможно в домашних условиях. Естественно, следом за этим Григорий вызвал бригаду скорой помощи и до их приезда пытался держать в сознании сына, который знатно захмелел от парочки бутыльков валерьянки. После этой сумасшедшей ночки Григорий не старался брать сына с собой на очередную «прогулку». При необходимости быть на связи с важными людьми Тёмка всегда сидел на заднем сидении машины с затонированными стёклами, ждал отца, охраняя мобильный аппарат, которым умел пользоваться только он, за что и получил в компании прозвище «телефонист». Но выходить из безопасного укрытия юноша никогда больше не осмеливался. Да и папа запрещал, боялся он потерять единственного наследника. Но именно в этот февральский вечер ему было необходимо взять на встречу сына, чтобы не упустить важный звонок от лидера содружественной группировки, пока сам руководитель «Железных рукавов» будет пальчики секатором подравнивать плохим людям. Сын упёрся, начал истерить, и тут пришёл конец всей доброте и выдержке Григория Константиновича при общении сыном. Только Артёму он мог передать своё дело, но, если наследник так и будет продолжать бояться серьёзных разборок, на которых необходимо быть хладнокровным, равнодушным, безэмоциональным сухарём, делу всей его сознательной жизни придёт конец, влияние будет упущено, все связи будут потеряны и разорваны, а авторитет опуститься ниже плинтуса. Лидеру казалось, что есть только один способ сделать из сына мужика: Армия Советского Союза. Уж там-то их не должны на руках носить и пылинки с них сдувать, там и должны поломать всю детскую доброту и наивность молодого человека. Недолго думая, Стрельников старший в тот же вечер подъехал прямиком к местной поликлинике, договорился с главврачом о полном медицинском обследовании Артёма для военкомата, чтобы на весенний призыв молодой человек точно был во всеоружии. *** — Стрельников, зайдите в кабинет, — послышался слегка взволнованный голос лечащего врача. — Дядь Кеш, зачем же так строго? — насторожился Артём, входя в палату и плотно закрывая за собой дверь. — Прос… эээ… извини, Артём, ну я же просто на работе. Я надеюсь, ты не будешь зл… против, если наблюдать за тобой будет мой ученик? В углу кабинета на кушетке сидел молодой человек в белом халате, вероятно и есть тот самый интерн, который будет помогать Иннокентию обследовать ближайшую неделю будущего солдата. — Это Василий, — гордо представил интерна дядя Кеша, — между прочем лучший из всех этих. ээ. оболтусов. — Василий? — улыбнулся Артём, — У меня так пингвина зовут, ты очень на него похож. Комплемент был сомнительный, но Вася всё же улыбнулся, вопреки ожиданиям Артёма. Тот видимо надеялся обидеть своими словами студента, но вышло ровно наоборот. — Я посмотрел в твой сертификат о прививках, там одной точно не хватает. Сейчас быстро тебе её поставим и потом определим тебя в комн… ээ. палату. Иннокентий скрылся в соседней комнате, чтобы достать препарат и подготовить шприц для инъекции. Но в этот момент дверь рванули со всей силой, на пороге стоял запыхавшийся Лёшка, судя по которому можно было сказать, что произошло что-то очень серьёзное. — Где главврач? — еле-еле дыша спросил Алексей. — Лёшка, что опять случилось? — возмутился Иннокентий, которой только начал распаковывать шприц. — Там Зинка… — Что с ней опять?! — Катамаранов начудил, бежим скорее! — Так. Васька, тебе задание — сделать Тёмке прививку, в сертификате написана, какая нужна, и отправить его в палату! — бегая из угла в угол протараторил главврач и выбежал из кабинета. — Весело у вас здесь, — протянул Артём. — И так каждый день… Ладно, снимай кофту, сейчас будем тебя дырявить. Таких заявлений Артём в своей жизни не слышал никогда, его смутил юмор интерна, но прививку сделать всё же надо было. — Ууу, да тут тебе ещё и курс витаминчиков прописали, — сочувственно выдохнул Василий, смотревший в результаты анализов юного призывника. — Вкусных хоть? — отшутился Артём, стараясь убрать чувство уязвимости. — Болезненных. Их тоже колоть придётся, поэтому штаны тоже можешь снимать. — Ого, ничего себе. А может ты отвернёшься? — спросил Стрельников, не торопясь раздеваться. И казалось бы: что здесь такого? Он тысячу раз ходил в баню с отцом и его друзьями, стесняться было некого. Ведь Вася, в конце концов, такой же парень, как и Тёма. Наверное, даже возраста одного с ним. Но раздеваться перед человеком, который собирается тебя «дырявить», было уже боязно. — А как я, по-твоему, тебе укол буду делать? — возмутился интерн. Только по скованной позе пациента он смог догадаться, в чём была причина его возмущений, — Ты стесняешься меня? Что я там не видел? У тебя нога третья растёт или ещё что-то инородное? — спокойно спросил стажёр, встряхивая ампулу. — Никого я не стесняюсь! — храбрился Стрельников, пытаясь обмануть и Василия, и себя заодно, — А ты случаем не из этих… американских педерастов? — С чего ты взял? — опешил стажёр, чуть не роняя из рук шприц. — Я бы не волновался тогда, если бы знал, что на мою прекрасную фигуру у тебя не встанет, — какие мысли только крутятся в голове, когда и сам видишь довольно красивого человека. Стажёр выглядел весь хрупким: мягкие черты лица, ещё не потерявшие юношеских особенностей, худощавое телосложение, видно со здоровым питанием студент дружил не слишком близко. Особенно Василию шла его медицинская экипировка. В халате он казался ещё более тощим и по-женски хрустальным что ли… — Не льсти себе, досточка. Да и вообще, за кого ты меня принимаешь? Я в первую очередь врач, и на подобное мой организм не реагирует с первого курса медицинского после экскурсии в морг. Для меня ты такой же примат, как и все, и ничего возбуждающего в тебе я не вижу. А если ещё хоть слово я от тебя услышу, засажу шприц завтра в то же место, что и сегодня, — возмутился стажёр, который был глубоко обижен на слова Стрельникова. Вася был не из конфликтных людей, но такие заявления, которые ещё и не основываются ни на чём, ранили его до глубины души. Обычно Артём себя так не вёл, но весь этот отцовский цирк с армией и обследованием для военкома довёл парня до состояния, когда тот не понимал, за что срывает злость на людях, которые, по сути, ничего плохого ему не сделали. Поэтому сейчас ему было стыдно за то, что он вот так неосторожно наговорил всякой гадости совершенно незнакомому человеку. Артём пытался извиниться, разговаривал с Василием впредь помягче, но стажёр в свою очередь игнорировал все обращения Стрельникова к нему и молчал. Пускай подумает над своим поведением. Может впредь телефонист научится разговаривать с медработниками поуважительнее. После сделанных процедур хмурый Василий, который всё ещё обижался на пациента, провёл его в палату, где лежали ещё трое таких же задолжников Родине. Перезнакомился телефонист со всеми очень быстро, социофобией мальчик с детства не страдал, поэтому мог найти общий язык с любым человеком. Товарищей по несчастью звали Сашка, Ромка и Владлен, причём последний из них лежал на обследовании по абсолютно идентичной причине, что и Артём. На звук скрипящих петель обернулись все, встречая взглядом своего нового соседа по палате. Парни добродушно заулыбались и ринулись знакомиться: — О, ещё один призывник! — Здорово, молодой! Как звать тебя? — Стрельников Артём Григорьевич. — Да ну? Серьёзно Стрельников? Наши паханы рынок на катамарановском утёсе крышуют вместе! — обрадовался Владлен своему новому знакомому, с которым, как оказалось, их связывает намного больше, чем просто призыв в армию, — А ты у батька кем числишься? — Да я так, на трубке всегда. На связи, как говориться. — Ну что, телефонист, сыгранём в дурака на желание? — хитро зазывал в игру Саша, перетасовывая карты в руках. — А почему бы и нет, — махнул рукой Артём и присоединился к весёлой компании. *** Не везёт в картах повезёт в любви? Так гласит народная мудрость? Но где может встретиться любовь парню, который проходит медкомиссию перед отбытием в армию? Разве что, если удастся завести удачное знакомство с медсестричкой, которая мелькает в коридорах ежедневно, обходя стороной обследуемых призывников. И то не вариант: молодую девицу не допускают к ребятам сознательно, в целях безопасности. Да и будет ли она ждать из армии едва знакомого ей молодого человека? Ответ очевиден. Так и рассуждал Стрельников младший, сокрушавшийся своему поражению. — Блин, кто вообще придумал эти дурацкие карты! — Тёмыч, карточный долг — дело чести, давай выполняй, — наставлял Владлен, которому было невтерпёж услышать звучание любой типичной советской песни в исполнении проигравшего Артёма Григорьевича. Напоследок нужно было самоутвердиться в глазах товарищей и заставить сына одного из влиятельнейших людей города петь врачам серенады в палате. — Ну и что мне исполнять прикажите? А если сюда сейчас зайдёт главврач? — насторожился Артём. — Будем надеяться, что всё же зайдёт Зиночка. Ты, конечно, можешь и лично ей спеть, при всех в коридоре, — подначивал Роман проигравшего беднягу. — Не надо, так хотя бы никто не узнает о моём позорном проигрыше. Не буду при всех петь! — Значит становись на колено и исполняй. — А я на шухере стану. Скажу, когда кто-то идти будет, — загадочно улыбался Саша. — А исполнять-то что? — Артём ещё надеялся оттянуть момент своего позорного унижения на всю больницу, надеясь на то, что уболтает товарищей, и все дружно забудут о карточном долге. — Да ты чего, Тёмыч, песен не знаешь? Давай хотя бы… Толкунову, а? «Нет без тревог ни сна, ни дня…» — Блин, её только бабушкам исполнять, — выбор песни и правда был специфическим. Такая лиричная композиция исполнялась лишь дорогим сердцу людям и уж точно в другой атмосфере: более сокровенной, личной, тайной что ли… — Тёмыч, карточный долг! — Да ладно, ладно, Толкунова так Толкунова, — сдался Стрельников и, повесив голову, принял свою участь. — Шухер! Идёт! — затараторил Саша, сдерживая волну смеха, которая через пару мгновений накроет всех в этой палате. — Кто? — испуганно спросил Тёма, бегая из угла в угол в поиске болле комфортного места для исполнения песни. — Становись и пой! — поймал проигравшего за плечи Ромка и поставил его петь прямо посередине помещения, чтобы все могли его видеть. Ребята сделали пару шагов назад. Никто, кроме умирающего от внутреннего смеха Сашки даже не подозревал, кто сейчас зайдёт в палату. Но это не мешало также всем троим парнями хихикать и с замиранием сердца выжидать момента истинны. Артём встал на колено, закрыл глаза, откашлялся, выдохнул всё скопившееся внутреннее напряжение и запел те строчки, которые помнил лучше всего: — Я растоплю кусочки льда сердцем своим горячим. Буду любить тебя всегда, — я не могу иначе. Повисла неловкая тишина. Боясь открыть глаза, Стрельников так и стоял, ничего не видя, коленопреклоненный перед неизвестным пока что ему человеком. Где-то глубоко внутри он всё же надеялся, что Зиночка по своей девичьей памяти ошиблась дверью и сейчас, волшебным образом зашла именно в эту палату. Но пауза тянулась неприлично долго. Интересно, Зиночка потеряла дар речи от шикарного исполнения бессмертной классики советской эстрады, или же она обливается кровью, которая потекла из её ушей, что услышали этот позор? Артём осторожно открыл один глаз, потом второй и увидел: — Неожиданно… Но мог просто извиняться, не обязательно признаваться мне в любви в палате. Да ещё и при людях! Открыв глаза, Артём увидел, что Василий стоял перед ним с подносом, на котором были таблетки, и неловко улыбался. Парни за спиной уже заливались звонким смехом и точно знали, им будет о чём рассказать сослуживцам. — Вась, я… — Потом поговорим. Снимай штаны!