Постой, стой, можно я с тобой?...

Декабрь. Плюх. Снежок разлетелся, ударившись о стену хрущëвки. – Ха-ха, не попадëшь! – Дразнила Камская, прерываясь на радостный смех и прыгая из стороны в сторону. – А если попаду! – Тяжело вдыхая сладковатый, пронизанный холодом, воздух, Юра собрал очередной снежок, замахнулся, прицеливаясь, но тут кто-то закинул снег ему за шиворот, из-за чего Татищев растерялся и промахнулся. – Спасибо, Костик! – Воскликнула Аня, собирая как можно больше снега мокрыми варежками, пока ей выиграли время. – Ну, Катюша! – Возмутился Юра, но стоило ему обернуться в сторону «предателя», как в шапку прилетел снежок. Костя, смеявшись, быстро спрятался за качелями. – Двоя на одного, это нечестно, ребят! – Наигранно обидился Юра, только чтобы снова отказаться по уши в липком снегу. *** – Ну, что я говорила! –Возмущалась Тамара Сергеевна, доставая градусник из подмышки Татищева и проверяя шкалу температуры. – Тридцать девять и два... – Нахмурившись, сказала женщина, а после поставила градусник на подоконник и, судя по звукам хлопка открывающихся дверц шкафов, начала искать лекарства. Юра, кашляя, лежал на кровати, свернувшись калачиком под одеялом. Всë его тело покрывала мелкая дрожь, лоб горел, а тело будто лежало в ледяной воде, хотя самому ему было очень жарко. Пальцы онемели и при попытки ими пошевелить неприятно покалывали. Горло невыносимо болело, будто туда засыпали стекло, которое, с каждым вдохом впивалось в глотку всë сильнее, а голос сел, напоминая хрипотцу старика присмерти. Перед глазами всë кружилось, а сил хватало только на то, чтобы слышать отдалëнное ворчание Тамары Сергевны через оглушающий звон в ушах: «Говорила не играть в снегу.... », «Конечно, кто меня послушает... », «Я же глупая старая женщина, зачем меня слушать....» Его посадили на карантин, не разрешая Ане с Костей приближаться ни на шаг, так как они могут заразиться и ей не хватит денег лечить всех троих. Татищев, задыхаясь в удушающем кашле, до последнего старался не заплакать. Было до жути обидно и грустно. – «Это должен был быть мой первый новый год, как в мультиках! С кучей мандаринов и с подарками... » – Крутилось в голове Юры, только усиливая желание поколотить что-то или кого-то, чтобы выпустить пар, но сил хватало лишь на сжимание подушки. Татищев, несмотря на эти факты, всё равно надеялся, что «может быть я успею выздороветь?... », однако, вздохнув, Тамара Сергеевна сказала: – Боюсь, в этот раз, Юрочка, Новый Год ты встретишь в этой комнате... Последняя надежда погасла, как бенгальский огонёк. *** 31 декабря. Закутавшись в одеяло, как в плащ, Юра сидел на стуле и, покачивая ногой, грустно рассматривал узоры на окне, которые нарисовал Дедушка Мороз. Конечно, всю еду, что он хотел попробовать с новогоднего стола ему принесли: и зимний салат, и мандарины, и компот. Но есть совсем не хотелось. Из зала доносился звук телевизора, где играла то ли какая-то новогодняя программа, то ли рождественный мультфильм – Татищев не мог разобрать слов. Если открыть окно или прислониться к стене ухом можно было услышать басистый хохот и пьяные пожелания. Из-за этого веселья и праздничного настроения, которые соединялись с воздухом, наполняя даже богом забытые места искренней радостью, Юре было завидно. – «Почему я заперт в четырех стенах, а они там празднуют и веселятся?... – Эти мысли заставляли Татищева ненавидеть судьбу, зиму, снег, болезнь, и вообще всë, что с ними связано. Неожиданно, зеленая штора, которая являлась дверью в спальню, отворилась, а из угла показались улыбающиеся лица Кости с Аней. – А ка.. – Хотел было спросить Юра, но на него тут же шикнули, прислонив к губам указательный палец, ясно дав понять, что пока надо помолчать. Конда они ближе подошли к Татищеву он увидел, что в руках они несли все сладости, которые на момент лечения Тамара Сергеевна строго-настрого запретила ему кушать: и жевачки «Турбо», и шоколадные монетки, даже мороженое принесли! – Но как? – Шепотом поинтересовался Юра, когда рядом с ним, на кровать, выложили гору самых разных вкусностей. Костя, уже карауля вход, чтобы вовремя дезертироваться, ответил: – Мама сильно устала и заснула на диване. Мы решили еë не будить и, чтобы ты сильно не грустил, придти к тебе. – Да! – Подхватила Аня, отслеживая движение стрелки часов, чтобы не пропустить заветные минуты и успеть загадать желание. Убедившись, что опасность пока им не угрожает, Уралов, обернувшись, поинтересовался: – Как ты себя чувствуешь? Уже лучше? Татищев, довольно уплетая запрещенные лакомства, кратко ответил, стараясь лишний раз не напрягать горло: – Да, немного. – Кость, зачем ты его спрашиваешь? Итак ясно, что Юра у нас как бык: здоровее всех, вон, как сладкое уплетает. На поправку идёт, – саркастично ухмыльнувшись, сказала Камская, не отрываясь от своего важного дела. – Если я бык, то ты – корова?.. – Наивно спросил Татищев, наблюдая за краснеющим лицом Анечки, которое с каждым мгновением становилось всë разъяренное: казалось, ещë немного, и она, как супермен, прожет в нëм дырки лазерами из глаз. – А что я не так сказал? – Аня, не надо, сейчас не время и не место... – Строго отрезал Уралов: выглядел он также, как и Тамара Сергеевна в гневе. Камской ничего не оставалось, как переключиится на часы, и, кстати, очень вовремя: часы вот-вот должны были пробить двенадцать. Настроение Юры заметно улучшилось, да и то, что про него не забыли, во вред себе пришли сюда ради него приятно грело душу изнутри. Татищев еще не мог до конца осознать, как ему повезло с семьëй: с милой и веселой Анечкой, серьёзным и спокойным Катюшой, с заботливой Тамарой Сергеевной. Он просто не верил, что ему могло так повезти: столько лет холода, одиночества в один миг обернулись поддержкой и семейным теплом. На телевизоре влючили звон кремлевских часов, далеко в небе за окном запустили разноцветные фейеверки, за стенами раздавалось праздничное «Ура!» и звонкое щелканье горлошек бутылок. Татищев не знал, что ждëт его в новом году: какие подарки он подложит под ëлку, какие испытание подготовил, но сам не зная почему был уверен, что всë будет хорошо, что они справятся, вместе.